Листья ивы

Песок был холодный и мокрый. Вчера вечером шёл дождь, а слабое солнце, с садящейся батарейкой, совсем не грело берег. Берег был относительно небольшой. Огромное-огромное море, почти бескрайнее, но непозволительно маленькое для своих масштабов. Со стороны дороги росло дерево: большая и старая плакучая ива. Говорят, эта ива стояла здесь ещё во времена молодости мамы и папы. И, кажется, они даже гуляли здесь вечерами. Под самыми корнями, у ствола, стояла обшарпанная скамейка. Тут они сидели. Джинсы потихоньку промокают из-за влажного песка, который можно отжимать руками. Но Ичиносе лишь втягивает ладони в рукава куртки. Его глаза тщательно, с некой педантичностью, разглядывают море. Здесь красиво. Полной грудью вздыхает холодный воздух. Становится больно. - Эй, Казуя! - Аки подбегает сзади, оббегает друга кругом и грозно расставив ноги, скрестив руки на груди, почти кричит. - Ты почему не на тренировке?! - Ичиносе переводит взгляд с моря на Аки, упирается им в её коленки, поднимает в верх, ведёт по чужой фигуре, останавливается на лице. Хочется запомнить всё. - Привет Аки. - Ичиносе улыбается, снимает куртку и стелет на песок рядом. - Я просто не очень хорошо себя чувствую. - Тренер знает? - Кино садится рядом. Выглядит взволновано. Ичиносе кивает. А улыбка ещё не сходит с лица, застыла, стоит в глазах. - Сильно плохо? - Нет. - Казуя качает головой, а волосы шатаются, словно пьяные, в такт. Они молчат. Берег погружается в лёгкую романтическую атмосферу, хрупкую, как сухая веточка ивы. Вот только романтики, на самом деле, нет. - Как там ребята? Я что-то давненько к вам не заглядывал... - Ребята. - Аки смакует это слово. Оно словно сахар на ее языке. - Все прекрасно. Недавно у них снова был сложный матч, но ты ведь знаешь! Эндо вдохновил их не сдаваться! - Да, ты права. - Аки радостно кивает. Сегодня она такая энергичная. В груди жмёт. Словно тугой жгут опоясывает все внутренности, вдобавок стягивается все сильнее. Ичиносе подтягивает коленки ближе к себе. Обхватывает их руками. В голове настоящие баталии да взрывы. Все тело трещит по швам. - Ой! Ива плачет! - Аки слегка смеётся, легко, воздушно, ненавязчиво, но так заразительно, как будто с ней должен смеяться, по меньшей мере, весь свет. Казуя не выдерживает, тоже начинает смеяться. Это больно. Военные действия продвигаются все дальше, все глубже в голову, все сильнее в омут, все сложнее вынырнуть. - Знаешь... - Аки говорит что-то, рассказывает о Эндо Мамору. Это к лучшему. Ичиносе не знает, как сказать. Недавно, на очередном обследовании, врачи сказали, что Казуе хуже, что нужна срочная операция. Помочь могут только врачи из Германии. А несколько дней назад пришло письмо из Америки. Папа прислал деньги. Казуя сильнее сжимает свои колени, кладет на них подбородок. - Правда здорово? - Аки аж хлопает в ладоши. - Конечно. - Ичиносе вглядывается в оттенки синего моря, в шевеление волн, в игру ветра. Сегодня он не очень сильный. Но по прогнозу погоды должен подняться. Ичиносе, наверное, один из немногих идиотов, которые верят всему. Он верит прогнозу погоды, верит что поднимется ветер; верит врачам, верит что поправиться; верит Аки, верит, что все будет хорошо, и что они и дальше будут играть в футбол с Эндо. Ичиносе хмурится. Волны правда становятся больше. Плавно, незаметно, словно прячась, таясь, увеличиваются в размерах. Ичиносе кусает губы. Хочет зарыться лицом в колени, но рядом Аки. Нельзя. Может сказать ей? Она поддержит. Она добрая. Она протянет свой собственный спасательный круг, будет тонуть одна. Нет, нет, нет. Так нельзя. Так неправильно. Лучше тонуть самому. Ичиносе, забываясь, трясёт головой, хочет прогнать мысли, ужасные, ненужные мысли. Билет на самолёт уже куплен. Он лежит в кармане куртки, на которой сейчас сидит Аки. Сейчас до него нет никакого дела. Тренер уже знает об отъезде. А ещё знает Домон. Он единственный. Вероятность того, что операция пройдёт успешно, неутешителена. Но врачи настаивают. И как сказать ей, что возможно не вернёшься? Как сказать ей, что умрёшь второй раз? Как сказать ей, что любишь? Как сказать ей, что не понимаешь, болит травма, или сердце? - Казуя, ты точно в порядке? - В её голосе сомнение, она даже не пытается скрыть его, как и свою любовь к Эндо. Аки смелая. Аки очень смелая. А Ичиносе хочется кусать ногти или сразу вешаться. - Да, конечно, все хорошо. - Улыбка выходит кривой, но, то ли Аки не замечает, то ли его улыбка слишком давно кривая, чтобы замечать. - Слу... - Извини, мне пора возвращаться к ребятам, - Аки смотрела на Казую своими большими древесными глазами. Ичиносе тонул. Тонул так сильно что за доли секунды уже не видел и поверхности воды, что за доли секунды опускался на самое-самое дно, что уже мог дотянуться но водорослей и ракушек кончиками пальцев - Мне все же нужно выполнять свои обязанности менеджера. Ой! Я ведь тебя перебила! Что ты хотел? - Ичиносе хотел, чтобы Аки осталась. Ичиносе хотел ей рассказать. Ичиносе хотел разреветься, как ребёнок, у неё на плече. Ичиносе хотел, чтобы она утешила. Ичиносе хотел многого. Слишком многого. И глаза, кажется, уже опасно блестели. - Я хотел пожелать тебе удачи! - Аки кажется, что Казуя даже светится. Это выглядит красиво. Она рада, что Ичиносе ее друг. Она уже стоит на ногах и отряхивает штаны спортивного костюма. Ветер поднимается сильный. Бьёт безжалостно, бьёт по иве, по Аки, по Казуе. Развевает их волосы. Стряхивает с ивы все старые засохшие листья. Листья падают как желто-зеленый снег. Опускаются на мокрый песок, на голову Аки. Путается в коротких волосах. - Тогда пока? - Аки пытается достать листья из волос. -До завтра - Ичиносе не знает, зачем сказал такую глупость. Завтра они уже точно не встретятся. Завтра он будет собирать вещи, оформлять документы, ходить по врачам, чтобы уже через два дня, возможно,... скорей всего,... навсегда уехать. Ичиносе не знает, зачем соврал, зачем разорвал себе сердце ещё больше, зачем обидел Аки. Аки кивает и бежит назад на площадку. Отсюда далеко, но кого это останавливает? Ичиносе накидывает на плечи грязную куртку. Она холодная от песка. Не греет. Только Казуя отдаёт ей своё тепло. Тело скручивает в приступе кашля. В груди начинает сильно щемить. Казуя пытается не дышать. Постепенно выравнивает дыхание. Глубоко дышать гораздо больнее. Просто иногда по-другому уже нельзя. Воздуха не хватает. Да и, собственно, какое это имеет значение, когда сидишь на мокром песке в футболке и легкой олимпийке? Видимо, Казуя решил ещё сильнее понизить вероятность выздоровления, видимо решил просто покинуть этот мир. Ичиносе тонет, тонет где-то между болью и глубиной её глаз. Больно.