Когда цветет аконит

Кабуто любил Орочимару. Был влюблен в его прекрасную бледную кожу, пронзительные змеиные глаза, шелковые черные волосы, глубокий с шипящей хрипотцой голос. Он был готов следовать за своим господином куда угодно, даже в глубины ада. Кабуто нравилось лечить саннина, помогать ему с его иногда казавшимися безумными экспериментами, опытами и идеями. Он был готов даже пожертвовать собой ради господина, отдав свое тело, как новый сосуд для Фуши Тенсей, что Кабуто однажды и высказал не в силах смотреть на страдающего от ужасных болей в проклятых руках, которые не могли даже приглушить никакие лекарства, Орочимару. Однако саннин лишь огрызнулся, говоря, что Якуши был недостоин стать его следующим телом и что ему нужен именно Саске Учиха. Кабуто промолчал, смиренно опустив голову. Слово Орочимару-сама — закон. Семена были посажены... *** Когда в убежище прибыл Саске, жизнь Кабуто резко изменилась. Слишком наглый, слишком упрямый, слишком самовлюбленный. Учиха вёл себя, словно был в этом убежище хозяином, однако медика волновало вовсе не это. Орочимару вился вокруг Саске, чуть ли не облизывая свой будущий сосуд и спуская ему с рук то, за что Кабуто, его правая рука, поплатился бы собственной головой. Про Якуши он словно забыл, обращаясь к нему лишь по каким-то незначительным вопросам и посвящая всё своё время обучению и тренировкам наглого, ни во что его не ставящего щенка. Кабуто злился, ревновал, пытался убедить Орочимару, что Учиха может предать его, но саннин лишь усмехался, отмахиваясь от слов Якуши, словно от назойливого насекомого. И Кабуто вновь смиренно молчал, сжимая зубы и стараясь не обращать внимания на Саске. Цветы неразделенной любви дали первые ростки... *** На железную поверхность раковины, над которой Якуши склонился в очередном приступе кашля, упали испачканные кровью лепестки. Три года... Три чертовых года внутри него разрастались эти цветы. В начале был лишь кашель и странные ощущения в горле, которые Кабуто принял за симптомы обычной простуды, не придав этому особого внимания. Ханахаки*... Парень перерыл все медицинские справочники и энциклопедии, перепробовал все ирьенинские техники, которые знал: ничего не помогало. Эти цветы, словно проклятье, высасывали из Якуши всё: кровь, чакру, силы, эмоции. Он мог ощущать, как под кожей шевелятся тугие бутоны, стремясь прорасти наружу. Когда Саске уходит дальше по коридору, оставляя медика в залитой кровью комнате рядом с истерзанным телом огромной гротескной змеи, Кабуто чувствует, как кожа на его плече лопается, и из раны появляется испачканный в крови цветок... Полей их своими слезами... *** "Это конец..." Сил стоять уже не осталось, и Кабуто падает на колени перед недавно закопанной могилой. Здесь похоронен его господин. Тот, кого медик считал бессмертным, теперь лежит в сырой земле. Какая ирония... Очередной приступ кашля, еще сильнее чем предыдущие, заставляет парня согнуться от боли, проросшие сквозь тело, руки, ноги темно-фиолетовые цветы колыхнулись, осыпаясь лепестками. Из его щеки прорастает новый, молодой побег с ещё не раскрывшимися бутонами. Кабуто смотрит на него, слабо ухмыляясь: "Аконит*? Хах... У судьбы странное чувство юмора..." Из последних сил он смотрит на могилу Орочимару, а потом его глаза закрываются навсегда. Плоть твоя станет землей... *** Вскоре это убежище найдёт Коноха. Ценное оборудование, свитки с тайными знаниями, многочисленные книги — всё это будет вынесено или уничтожено. Слухи о смерти великого Змеиного саннина разлетятся по всем странам, а о его скромном помощнике Кабуто никто даже и не вспомнит. И никто не заметит небольшую поляну рядом с убежищем, усыпанную аконитами, в которых слабо блеснёт потрескавшаяся линза очков.