… Услышь меня и вытащи из омута. Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом.
Oxxxymiron — Где нас нет.
За прошедшие годы для Кэтрин это стало чем-то вроде ритуала: достать дозу, добытую, кажется, с продажи кровати; развести содержимое в воде, нагреть, набрать полученную жидкость в шприц; затянуть руку выше локтя, чтобы выступили уже исколотые предыдущими инъекциями вены; ввести дозу. Через некоторое время все проблемы уходили на второй план. Проблем у Кэтрин, к слову, было немало: её муж, Уиллис, уже давно куда-то исчез, денег не хватало, чтобы накормить своего сына Джейсона — ей самой не хотелось есть уже довольно давно. Джейсон, впрочем, был смышленым мальчиком — благодаря ему они все еще не умерли от голода и холода готэмских ночей. Она не знала, как он добывал пропитание, да и знать не хотела. Единственное, о чем она думала — как бы достать еще дозу. Привычное тепло быстро накрыло ее. Появилась радость, ей захотелось обнять весь мир. Правда, рядом никого не было — только холодный пол и голые стены. Где-то открылась дверь. — Мама? — знакомый голос шел, кажется, откуда-то издалека. — Ты здесь? Я принес немного еды, а еще я нашел… оу. Шаги сначала стали громче, а потом затихли. Ей не стоило гадать, кто пришел, ведь единственный, кто посещал этот заброшенный угол — её сын. Или ей хотелось так думать. Джейсон вздохнул. Где-то глубоко возникла мысль, что не должен так тяжело вздыхать ребенок десяти лет, но она побыстрее отогнала эту мысль. Кэтрин знала, что она не лучшая мать. Что она должна была бороться. Что по-хорошему надо было бы наступить на горло собственной гордости, вернуться к родителям и просить на коленях принять их с Джейсоном ради Джейсона. Он должен иметь шанс на нормальную жизнь без этих пустых стен в темных закоулках Аллеи Преступлений. Но у нее уже не было сил. У нее уже давно не было сил, чтобы сделать хоть что-то. Наркотики стали ее способом побега от реальности. Сквозь туман она почувствовала, как ее накрыло одеяло. Почему-то именно сейчас захотелось обнять Джейсона, сказать, что все обязательно будет хорошо. Возможно, даже спеть. Когда-то Кэтрин очень хорошо умела петь, да вот только, как оказалось, постоянные скандалы, помноженные на холод и в целом отвратительные условия жизни влияют на голосовые связки не в лучшую сторону. Притянув к себе мальчика, она начала напевать колыбельную — единственную, которую она вспомнила. Однако в процессе она заметила, что тело рядом с ней горячее. Слишком горячее. Открыть глаза оказалось сложной для нее задачей, но она справилась. Джейсон не выглядел больным, но отчего-то горел. — Джейсон, ты не болен? — спросила она. — Нет, — удивленно ответил он, — С чего ты так решила? — Ты горячий. Джейсон недоверчиво потрогал свой лоб. А потом ее лоб. И еще раз. — Мама, это ты почему-то очень холодная. Она неверяще посмотрела в голубые глаза своего сына. — Ты уверен? — Да. Тебе не холодно? Подожди, я принесу другое одеяло. — Нет, — на Кэтрин напал какой-то порыв, и она схватила мальчишку за руку. — Лучше… погрей меня. — Хорошо, — пробурчал тот. — Все будет хорошо, — начала говорить она, не зная, зачем — то ли для того, чтобы успокоить мальчишку, вцепившегося в неё в попытке согреть, то ли для себя. — Вот увидишь, завтра я проснусь, и все будет хорошо. Я пойду работать, ты будешь ходить в школу, станешь лучшим в классе. Я… мне просто нужно отдохнуть, понимаешь? В ответ ее сын только прижался к ней крепче. Почему-то захотелось спать. — Вот видишь, Джейсон. Сейчас я хорошенько высплюсь, а завтра все наладится. Верь мне. «Все будет хорошо», продолжила она, уплывая в желанное небытие. Где-то в трущобах Аллеи Преступлений маленький Джейсон Тодд безуспешно пытался разбудить свою маму.