России очень просто рубануть с плеча

      Когда Россия смотрит, Олег содрогается. Россия — особая страна для него. Как и остальные, она наполнена множеством людей, как и остальные — многоголоса, как и остальные — полна желаний, но, в отличие от остальных — слаба.       Олег знает о сестре всё, или ему так кажется. Она воспевает в каждой песне или анекдоте все свои народы, делает реверанс перед Германией, задумчиво и немного брезгливо прикусывает ноготь на Елисейских полях, вздёргивает подбородок и отряхивает от невидимой английской грязи пальто, чтобы скоро запылить его где-то в персидских песках, и с гордостью пронести этот “дар” через возродившийся Китай домой. Россия такая. И вроде она важная, большая, деловая, но вся в себе, с нелепой гордостью.       Являясь воплощением Другой России, Олег думал, когда он перестанет существовать, перестанет жить его любовь к Америке, останется только страшный расширяющийся Русский мир.       — Как ты можешь так жить? — крикнул одним серым вечером в сердцах Олег. — Ты не понимаешь, что твоё мышление неправильное?       Россия поёжилась. Её не по-женски широкие плечи поникли, спина сгорбилась, и взгляд упал в пол:       — Что опять не так? — устало простонала она.       — Опять?       — Да, опять, — с вызовом посмотрела сестра. — Я уже не знаю, как угодить тебе.       — Просвети, как ты мне угождаешь?       — Прозрачнее система выборов быть не может, образование убито в угоду западному формату, религия возвращена народу, национальная идея изгнана. Что тебе нужно ещё?       — Я хочу быть равным им, — выдавил Олег.       Россия понимающе кивнула:       — “Им” мы равны. “Ему” не будем никогда. Мы старше.       Сестра всегда уходила, когда считала, что разговор закончен. Её не волновало, остались ли аргументы у спорщика. Если она не понимала собеседника, вести диалог с ним не желала.       Сменялись месяцы, дни, годы, но оставаясь на ночь две в чужой квартире, Олег не становился ближе к заветному желанию. Возвращаться каждый раз в родные земли становилось всё сложнее.       — Ты такая грубая, — прокомментировал очередной пассаж сестры Олег. Та злилась из-за дурацкой выходки “каких-то идиоток” в храме.       — Какая есть, — она пожала плечами. — Таков народ.       — Но это же всё пережитки прошлого! Сестрёнка, неужели ты не видишь!       — Из прошлого, из будущего. Об этом мы узнаем только через век. Хочу, однако, чтоб ты помнил, во многих храмах люди укрывались от войны, болезней, голода, стихий не для того, чтобы пустоголовая девица там, к примеру, испражнялась.       — Опять твои скрепы, — вздохнул Олег.       — Не в них дело. Но ты меня опять не слышишь.       — Порой мне так противно здесь жить, задумайся над этим.       — Ты можешь встать, — Россия разозлилась, — собрать все вещи, что ты получил от “этой”, как ты говоришь, страны и переехать к своему любимому под крылышко. Тебя никто не держит. Железный занавес давно упал.       — Ты знаешь, что я такое же воплощение как и ты. Другой России.       — Вот только основной народец подкачал. Надоело, — махнув рукой, сестрица отвернулась. — Я это слышу слишком часто. Поступай, как знаешь.       России очень просто рубануть с плеча. Олег решил, что это потому, что ей никто не люб. Да и сама она не очень-то любима. Нет, кто-то у неё, конечно, был, а может есть. Вот Англия, к примеру, крутит всё вокруг неё в интригах, Франциск когда-то сжёг мосты, а Гилберт променял на младшего Байльшмидта. Ещё Китай всегда немного непонятен, опасен, будто хочет захватить. Олег не понимал, как вышло, что его сестра, Россия, вращается, живёт, не заведя друзей. Гордячка. Всем нужны союзы.       Точно. Дело в гордости.       — Дурак, — она ответила однажды на брошенное оскорбление. — Опять не видишь. Впрочем, кроме своего любимого Америки ты ничего не видишь.       — А что в этом плохого, любить другую страну. Нельзя?       — Нам можно полюбить страну, но отдаваться, поклоняться — никогда.       — Ты никого не любишь, не тебе судить, — твёрдо заявил Олег.       — Мои граждане любят — загибай пальцы — Германию, Италию, Францию, Японию, Китай, Корею, Иран, Египет, Турцию, Индию, Тайланд, Австралию, Новую Зеландию, Объединённые Арабские Эмираты…       — Англию не забудь, — решил напомнить ей Олег, вдруг вспомнив, кто последний месяц отравлял России жизнь. Вполне оправданно.       — И Англию, — сестра согласилась. — И может я кого-то и люблю из них.       — Англию, — продолжал настаивать другая Россия.       — Но думаю, нет подвига ни в смерти, ни в страдании за то, чтобы понравится кому-то, полюбить и быть любимым. Есть подвиг в том, чтоб жить счастливо, а счастье разное у всех. Тебе по нраву почему-то слушать бредни пацана, который сознательно четыре сотни лет с трудом прошёл. Я же не считаю, что и ровесники нам англичане могут диктовать свои законы. Китай, который, кстати, старше нас в разы, со мной согласен.       Россия отвернулась, привычно оборвав на этом разговор. Поднявшись, она добавила:       — Я буду продолжать любить английский юмор, хитрость, может быть смекалку, но это совершенно не к тому, что я хочу такой же быть как он. Мне нравится быть рядом, но если кто-то этого не хочет, пусть остаётся наедине со своим чванством, а не со сломанною мной.