Не так уж важно

Въезд или выезд? Не так уж важно. Деревянная табличка с облупившейся, выцветшей краской у трассы. Силуэт девушки с проржавевшими до корней волосами возле. «Не влезай, убьет» - вместо названия города. Она сумасшедшая, выгоревшая до основания. Она просит каждого выезжающего забрать её с собой, она умоляет, но отклика не находит, слышит лишь молчание, разрывающее барабанные перепонки. Оставь надежду, всяк сюда входящий, потому что отсюда не уезжают. Этот город не покидают, в особенности, если он по праву рождения является твоим. Он уставший, растворивший жизнь в дешевом джин-тонике, прочно осевший в камере три на четыре. Свобода таковой не является, потому что дышать здесь ему тяжелее, дым от заводов и доступных сигарет чернит легкие. В его воспоминаниях буквы на въезде ещё ярко-синие. Пропасть между ними значительная. Что видела она от него? Тело брата: раздутое от воды, обезображенное, покрытое тиной. Ночные кошмары, в которых не хватало воздуха. Взгляд в душном зале суда, проходящий сквозь неё, не вымаливающий прощения, не приносящий извинений, безапелляционный. Что видел он от неё? Оборки цветастых платьев, презрительное страдание из-под наклеенных ресниц. Парочка месяцев в федеральной тюрьме – ему не привыкать. Жалкое «лакей», не пробивающее ни на мгновение. «Красный Дьявол». Что-то въевшееся в мозг, пролитое кислотой на задворки сознания с экрана ТВ, что-то из подросткового сериала про одиноких стервочек, у которых острые коготки и мягкие бархатные удавки ленточки на шее. Шер-Шер, что пыталась повеситься на той же перекладине, на которой это сделал отец. Шер-Шер, что хотела утопиться в Свитуотере и бочке с кленовым сиропом. Шер-Шер, знающая тысячи способов самоуничтожения, самым действенным из которых остается жизнь в проклятом Ривердэйле.

***

Декабрь в этот раз выдался на редкость теплым, и рождественская ярмарка из-за этого ни разу не рождественская. Блоссом здесь как всегда неуместна. Её высокие красные шорты привлекают внимание, выглядывающее из-под закрытых век окружающих людей. А ей будто бы всё равно, будто не важно. Она тает под солнцем как вишневое мороженое, Шерил – прозрачный фруктовый лед с большим осколком острого стекла внутри. А ещё Шерил скрывает боль за презрением, безумие выплевывает ядом сарказма. Маленькая гадюка – тоже змея, а Джонс уже инстинктивно привык их собирать вместе. Им вместе жить легче. Когда копна волос – ржавая медь – исчезает из вида, Эфпи садится в машину и движется к табличке, дерево которой давно прогнило. Девочка раздавлена, морально ранена давно, а он, как истинный хищник, чувствует запах её крови, идёт по следу. Это происходит на уровне физических процессов, без какого либо адекватного обоснования. Но в Ривердэйле об адекватности говорить поздно, они здесь все сумасшедшие. Стекло внутри неё бьется в который раз и единственное, что ей нужно на данный момент, так это сбежать отсюда, уехать за тысячи миль. С кем угодно, даже с этим проклятым Джонсом, подкрадывающимся как обычно незаметно. - Ты куришь? – щетина, искривленный уголок губ и протянутая ей пачка дешевых сигарет. Истерика подступает к исцарапанному собственными ногтями горлу, вырывается изнутри всхлипываниями, дорожками туши, нервным, необдуманным объятием. Шерил утыкается ему в грудь, зарывается под куртку, обвивается вокруг королевской коброй. Тощие бедра из-под высоких шорт – как оголенные провода, бьет током, когда прикасается.

***

На рождественской ярмарке в центре города разыгрывалась лотерея, колокольчики надрывались, оповещая о светлом празднике. В придорожном мотеле двоё, что сорвали джекпот. Двоё сумасшедших, то ли сокративших пропасть друг меж другом, то ли упавших туда вместе. Начало или конец? Не так уж важно.