Paradise Lost

      Со временем сознание стало проясняться и моё тело вновь начинало ощущать себя частью этого омерзительного мира. Начало нового кошмара. Когда это всё, наконец, закончится? Тогда, когда я приму хоть какие-нибудь меры, жалкие попытки побега.       Обстановка, в которой я находилась, мало чем отличалась от предыдущей. В голове даже промелькнула мысль, что это всё то же место. Холодное, жуткое… где всегда веет смертью и жестокой расправой хищника над его жертвой.       Стоило мне чуть приоткрыть глаза, как я вновь услышала уже знакомые шаги. Лучше бы вообще не просыпалась, лишь бы не видеться с этим Демоном. Как на зло, в глазах всё плыло и я смогла разглядеть лишь нечёткие силуэты своего окружения. Комната была абсолютно пуста, но вполне смогла бы стать жилой, как наверное, это было некоторое время назад. Ещё хуже то, что мои руки намертво связаны и просто так ими не пошевелить. К несчастью для меня, ко мне подошел именно тот, кого никому не пожелаешь увидеть. Этот ужасающий силуэт я точно запомню надолго.       — Прошу прощения за столь непродуманный метод усыпления. Как себя чувствуешь? — спросил Достоевский, сидя рядом со мной на корточках. Что такого произошло, чтобы он так заговорил? За время, проведённое у него в плену, я ни разу не слышала от него подобных слов. Совсем неестественно для такого ярого садиста.       — Ужасно. Начиная с того момента, как я впервые увидела тебя, — говорить было крайне сложно после одной дозы оставшегося мне неизвестным вещества. Не уверена, что Фёдор в тот момент сказал правду, что это всего лишь наркотик. Либо он послужил основой для чего-то более серьёзного, либо был перемешан со снотворным, что крайне сомнительно. От подобной дозы шансы выжить были бы очень малы.        — Совесть не грызёт? — усмехнулся он, приняв мое оскорбление как обычный анекдот. Впрочем, кукловоды играют свои роли куда лучше их жалких марионеток.       — Совсем нет… — как бы я не пыталась сфокусировать зрение в одной точке, оно всё равно продолжало расплываться, как и в самом начале. Теперь будет сказать намного труднее, в хорошем настроении демон или же нет.       — Могу лишь посочувствовать. А теперь открывай ротик, да пошире. Будешь вести себя подобающе, получишь награду, — Достоевский провел большим пальцем по уголку моей губы, что заставило меня сделать лишь совершенно противоположное его приказу, именуемому просьбой.       — Какая упрямая. Что ж, не думаю, что ты сможешь обойтись без кислорода, — ухмыльнулся он, зажав мне нос двумя пальцами, ожидая послушания с моей стороны. Если таким образом Фёдор пытается меня подчинить, то он нашёл мою главную слабость, используя мою упрямую натуру против меня же самой. Пусть даже не надеется, что я подчинюсь, ведь я даже не знаю, зачем он сказал открыть мне рот. Но, одно ясно сразу: в этом нет ничего хорошего. Уж лучше потерять сознание, чем снова начать дышать.       — Мафия хорошо готовит своих бойцов… — вздохнул Фёдор, со скуки отсчитывая уже вторую минуту. Чем спокойней относишься к ситуации, тем дольше протянешь. Подобный навык очень помогает, если по помещению распространен ядовитый газ. Хотя, даже такое бывает крайне редко.       — Вынуждаешь, Эвелин… — сразу после произношения, Достоевский ударил меня коленом в живот. Вскрикнув от боли и одновременно вдохнув родной кислород, я даже не успела понять, что только что поддалась ему, на пару секунд выполнив его просьбу. Для Фёдора это было более, чем достаточно, ведь он успел вставить мне в рот железное кольцо, закрепив его ремешок у меня на затылке. Как назло, оно ни на секунду не давало мне закрыть рот, а железо вряд ли возможно раскусить. Что за игрушки, мать его?!       — Так намного лучше, не правда ли? — ухмыльнулся Фёдор, наблюдая за настоящим затишьем перед бурей. Снаружи я выглядела более чем спокойна, чего не скажешь о душе. Об этом так и говорил мой холодный и одновременно прожигающий взгляд. В мыслях я была готова испепелить его прямо здесь и сейчас. Чего бы это не стоило.       Нет, пока не время. Потерпи ещё немного, Эви, рано действовать. Его можно задеть в любой момент, но не всегда это сможет увенчаться успехом. Одна ошибка, и ты труп. Не думаю, что Достоевский побоится использовать свою способность на мне, ведь такому, как он, уже ничего не нужно от окружающих. Ему полезны лишь слуги, и то, через некоторое время они придут в негодность. Как можно пойти за таким человеком? Не уж-то он может добиться чего-то великого? План по истреблению эсперов провалится. Таких крыс, как мы, никогда не искоренить. Всегда найдутся те, которые сумеют обнаружить лазейку даже в огромном безвыходном лабиринте. Всегда найдётся тот, кто избежит наказания.       — Несомненно, ты надеешься сбежать отсюда. Но, стоит тебе пересечь границу этой комнаты, как Гон мгновенно избавит тебя от одного лишь желания жить и тогда мои пытки покажутся посланием самого бога, — медленно говорил Фёдор, стараясь донести до меня каждое слово. — Всё-таки, хоть иногда стоит уважать чужой труд. Знаешь, как нелегко выводить каждую букву на столь податливой плоти?       И зачем он рассказывает мне об этом? Разве так сложно понять, что побег отсюда невозможен? Невозможен лишь для обычного человека, но что он сможет сделать с эспером, читающим мысли? Единственной и настоящей угрозой для меня является Достоевский: знатный манипулятор и кукловод. Ему подвластны чужие мысли без использования таких вспомогательных средств, как дар. Раз уж он смог обдурить самого Эйса, бывшего члена исполнительного комитета Портовой Мафии, у меня попросту не будет шансов, а об удаче и вовсе стоит забыть.       — Можешь не переживать. Ты сможешь выбраться, если сумеешь победить. В таком случае, я не стану останавливать тебя. Как насчёт игры в карты? Выиграешь — получишь свободу. Проиграешь — станешь работать на меня. Что скажешь? — в этот же момент, он соизволил расстегнуть ремешок уже ненавистного мне предмета, после чего отложил его в сторону, наконец позволив мне закрыть рот и проглотить слюну, уже успевшую стечь по щеке.       — Я принимаю твой вызов, — решительно ответила я, ничуть не сомневаясь в своём выборе. Так или иначе, попробовать стоит, ведь не каждый день дают шанс сбежать без последствий, однако, всегда есть вероятность того, что он обманет. Фёдор запросто может поставить свои правила и в итоге выйти победителем. Учитывая ситуацию, в которой я сейчас нахожусь, лучший вариант — это принять вызов.       — У тебя был шанс отказаться. Что ж, поезд уехал, а нам пора приступать к игре, — заявил он, наконец развязав мне руки. К сожалению, у меня сейчас не так много сил, чтобы показать Достоевскому, что это ещё не конец и я могу противиться его указаниям. Пошевелив слегка онемевшими конечностями, я приподнялась, всё также пытаясь сфокусировать взгляд на окружающей обстановке, чтобы не упустить ни одной, даже малейшей детали.

***

      Через некоторое время у меня это, конечно же, получилось, но не так идеально, как хотелось бы. Сидя за столом напротив Фёдора, я тщательно следила за тем, как его подчинённый, Иван Гончаров, перемешивал карты, так и создавая напряжённую атмосферу между нами. Не каждый день играешь в карты, поставив на кон свою свободу и даже жизнь.       — Итак, начнём. Игра очень простая, называется «Больше — Меньше». Угадываешь карту — проходишь дальше. Ошибаешься — ход переходит к противнику. Выигрывает тот, у кого больше карт, — я внимательно слушала правила игры, но тот факт, что колоду карт перемешивает слуга Достоевского, меня очень напрягает. Вероятность того, что они действуют согласно плану, равна почти 98,5%. Не стоит упускать ни единой детали.       Наконец, Иван положил на стол первую карту, девятку. Как я поняла, ход за мной, ибо звенящая в ушах тишина могла означать только это. Если в колоде карты от одного до одиннадцати, то ответ «меньше» будет весить намного больше. Если же от шести до туза, я определенно рискую остаться здесь в заточении.       — Меньше, — сказала я, в надежде, что мой выбор окажется верным. На удивление, я отгадала, ведь следующая карта была шестёркой. Видимо, всё зависит от расчётов и хорошей интуиции. Если под моей рукой лежат девятка и шестёрка, значит, мне жутко повезло. Но не факт, что в колоде затаился злосчастный туз. Если подумать, намного выгодней ответить «больше», но эта игра не так проста, как кажется. Также, стоит отметить, что шанс выпадения шестёрки и девятки значительно меньше. Насколько я знаю, на каждую масть приходится одна цифра, а всего мастей четыре.       — Больше, — я очень удивлюсь, если сейчас будет карта меньше, чем шесть, ведь уже настроилась на то, что в колоде обязательно будут король и туз. Но, оказалось, что я была снова права. Следующая карта — Валет. Игра только начинается; стоит ли не идти на риск, говоря, что карта будет меньше? Одна ошибка, и я в пролете. Достоевский не даст мне победить так просто.       — Больше, — не медля ответила я, как передо мной оказалась Дама. Было близко, если бы я не изменила свое решение в пользу безумства.       — Больше, — Король. Может, сегодня мой день, и я смогу выиграть себе свободу?       — Меньше, — одиннадцать.       — Меньше, — восемь.       — Больше, — десять.       — Меньше, — шесть.       — Больше, — семь…       На удивление, удача была на моей стороне. Уже как две минуты я лидирую. Запоминая полученные карты, я старалась рассчитывать вероятность выпадения оставшихся карт. Под моей рукой находится уже двадцать три карты. Ещё немного, и я могу даже не стараться. На данный момент, под моей рукой Король.       — Меньше, — заявила я, будучи уверенной в том, что большая часть высоких карт уже отгадана. Осталось довольно много малых. Но, увидев ухмылку Ивана, я поняла, что ответила неверно и карта перешла к противнику.       — Как можно было ошибиться на такой карте? — усмехнулся Достоевский, и тогда я поняла, что он просчитывал все мои ходы. К сожалению, если так пойдёт и дальше, я проиграю. Если получить ещё три карты, как минимум, будет уже ничья. У меня ещё есть шанс победить, если, конечно же, Фёдор умеет ошибаться.       Достоевский отвечал намного быстрее, поэтому я даже не заметила, как прошло время. Ощущение, будто он действовал согласно алгоритму, отлично продуманного наперёд плана.       — Кажется, счёт сравнялся… — ухмыльнулся Достоевский, лицезрев удивление, которое так и написано на моём лице. Стоило на секунду отвлечься, и тут… Осталось всего шесть карт. Если использовать «Равендор», враги заметят это даже не вооружённым глазом. Способов смухлевать нет. Спустя двадцать секунд, осталось всего три карты, и, к счастью для меня, он ошибся. Если Гончаров удивился, вполне можно предположить, что это не сговор. Это его собственная игра. Если не отгадаю оставшиеся три, я определённо проиграю, но что же будет при ничье?       — Меньше, — теперь я определённо иду на риск, ведь шанс, что попадётся карта ниже семерки, крайне мал. Во всяком случае, в колоде, находящейся в руках Ивана, всего три карты. Если я правильно рассчитала, этими картами обязаны быть Валет, шестёрка и Туз. Жаль, порядок карт может быть совершенно разным; валет-туз-шестерка, туз-шестёрка-валет, шестёрка-валет-туз, валет-шестёрка-туз, шестёрка-туз-валет, туз-валет-шестёрка: другого не дано. Один к шести. Очень рискую проиграть. Тем не менее, если я угадаю, станет проще некуда. Надо вновь сравнять счет.       Я с облегчением вздохнула, как узнала, что это именно та карта, на которую я была готова молиться. Драгоценная шестёрка принесла мне шанс на жизнь. Определённо, следующая карта — больше, так или иначе.       — Больше, — чуть улыбнулась я, когда передо мной оказался злосчастный валет. Дальше и гадать не нужно. Снова тот же ответ.       — Больше, — наконец, злосчастный туз пал под мою руку, заставив в моих глазах загореться огонек надежды. Во всяком случае, ничья — намного лучше, чем проигрыш.       — Вот так незадача. Придется провести ещё один раунд, — ухмыльнулся Достоевский, отняв у меня последнюю надежду на спокойную оставшуюся жизнь. Если действительно будет второй раунд, он не даст мне победить. Фёдор сам подстроил ничью.       — Усложним задачу. После каждой ошибки, мы будем должны стрелять из этого замечательного огнестрельного оружия, — Фёдор положил на стол небольшой позолоченный револьвер, при этом вызвав сомнения у Гончарова. Это можно было запросто увидеть в его стеклянных глазах. В отличии от Достоевского, он проявляет эмоции намного ярче и более того, по которым можно хотя бы что-то предугадать. — Почувствуешь неладное — стреляешь в Гона, а если ладное — тыльная сторона руки в твоих услугах, — сказал Достоевский, окончательно сорвав с Ивана маску фарфоровой куклы.       — Надеюсь, вы шутите? — как можно безразличней ответил он, чтобы не давать мне повода расслабляться. Не думаю, что стрелять в него будет хорошей идеей.       — Разумеется. Прошу целиться в стену, а не в моего подчинённого, — усмехнулся Фёдор, на что я отреагировала совершенно также.       — Разве первое слово не дороже второго?       — Не в этом случае. Если хочешь целиться в него — пожалуйста. За последствия отвечать не буду.       — Так уж и быть. Стараться не буду.       — Итак, продолжим. Если прогадаешь и в том случае, проигрыш неизбежен. Дай Бог, чтобы обошлось без пострадавших, — после этого новая игра началась, но на этот раз первым начал он. Будь это обычная карточная игра в каком-нибудь казино, то это было бы вполне справедливо. Но решать судьбу человека подобным образом… Тем более, если этим человеком являюсь я. Типичная проверка на прочность. Может, он надеется на то, что я сдамся раньше положенного? Или же он наоборот, пользуется тем, что я не отступаю? В любом случае, Достоевский держит игру под своим контролем, и это обернется для меня плачевно. Бездействие — худший вариант. Плывя по течению, я смогу угодить лишь в непроглядные заросли. К счастью, всё остановилось на шестнадцатой карте, а значит, у меня есть все шансы победить. Главное, удерживать свою позицию хотя бы до двадцати восьми карт.       Достоевский взял правую руку револьвер, а левую положил на стол. Приставив ствол к тыльной стороне ладони, Фёдор опустил указательный палец на курок, чуть задумавшись. Неужели он собирается стрелять? Скорее всего, это часть его безумного плана. Гончаров не стал бы распоряжаться заряжанием огнестрельного оружия для игры своего господина. Даже в таком случае, не стоит сдаваться и подыгрывать этому Демону.       Щелчок.       Ничего.       Никакого выстрела не было, но не факт, что именно следующий окажется таким же «пустым». Стоит насторожиться и продумать всё даже на случай, если прогадаю с картой я быстро. Револьвер вновь оказался посередине стола, и теперь пришло моё время угадывать. Последняя карта — Дама.       — Меньше, — девятка.       — Меньше, — восьмёрка.       — Меньше, — шестёрка.       — Больше, — валет.       — Меньше, — семёрка.       — Больше, — король.       — …больше, — туз.       — Меньше, — девятка.       — Больше, — дама.       — Меньше, — восьмёрка.       — Больше, — валет.       — Больше, — дама.       — Меньше, — десятка.       — Больше, — валет.       — Больше, — туз.       — Меньше, — семёрка.       — Больше, — шестёрка. Но, если меня не обмануло зрение, Гончаров смухлевал, втихую взяв карту с середины колоды. Во всяком случае, его вину можно доказать лишь по одной ядовитой ухмылке.       С трудом сдержав ругательства, дрожащей рукой я взяла револьвер. Теперь, мне предстоял ответственный выбор: стрелять в ладонь, или стену. Стоит прогадать, и игра окончена. Слишком много сомнений по поводу честности этой партии. Не уж-то сам Демон Достоевский решил проверить мою интуицию? Слишком изощрённый способ даже для такого садиста. Лишь потому, что его проигрыш тоже никто не отменял. Будет глупо ошибиться с первого же раза.       Недолго думав, я приставила дуло револьвера к своей ладони. Что ж, была не была. Решительно положив палец на курок, я не стала выматывать себя сомнениями и не затуманивать свои мысли, которые в итоге повлияли бы на окончательное решение.       Щелчок.       Снова ничего.       Эта игра намного экстремальнее, чем кажется на первый взгляд. Вернув огнестрельное оружие на своё прежнее место, я стала выжидать момент, когда снова придёт моя очередь. Но, к сожалению, между нами и тогда разрыв не был большим, поэтому выкарабкаться из этого холодного каменистого ада будет непросто. Что нужно отдать, чтобы победить Фёдора? Истерзанную, заражённую гниением душу? Ставки уже давно повышены. Душа — не то, чем можно расплатиться с Достоевским и уж тем более, взамен обрести покой. В этой игре даже такая ценная вещь, как душа, ничего не стоит.       Наконец, Фёдор ошибся. Это, конечно, не могло не радовать, но мне показалось, что это неспроста. Разрыв создался не такой большой, на какой я рассчитывала, именно поэтому у меня ещё есть надежда на выигрыш.       — Рано засыпать, — усмехнулся Достоевский, глядя на то, как я уставилась в пустоту. Вернувшись в эту реальность, мне было очень интересно, какой выбор сделает Фёдор. Положится ли на факт, что сейчас выстрел неизбежен?       Ответ не заставил долго ждать, и он направил дуло револьвера прямо на мою голову. Я ошиблась, и выстрела не будет? Нет, не может быть. Достоевский не стал бы надеяться на ещё одну осечку. Он определённо хочет застрелить меня. Даже в моих мыслях была каша, не говоря уже о эмоциях. Не первый раз в моих глазах можно увидеть панику и отчаяние.       — Против правил! — едва крикнула я, как рядом с моим ухом просвистела пуля, срезав пару длинных алых волосков с моей головы.       — Разве я выстрелил не в стену? — ухмыльнулся он, положив на стол злосчастное оружие. К сожалению, он прав, и более я не могу обвинять его в данный момент. Когда-нибудь, я точно уничтожу его. А еще лучше, прихватить с собой на тот свет эдаких крыс, служащих ему.       Мой ход продлился недолго. Я смогла угадать всего семь карт, и всё из-за того, что меня каждый раз пытались подставить. Кажется, самое время показать, что мафиози делает с обманщиками.       Во мгновение ока, я схватила со стола пистолет и выстрелила прямо в Гончарова, но моему удивлению не было предела, когда вместо крови с его тела посыпались осколки, а сам он рассыпался словно фарфоровая кукла. Не уж-то всё это время игру вела каменная статуя?       — Кажется, я предупреждал тебя, — с особым безразличием сказал Федор, смотря куда-то сквозь меня. Разве что-то примечательное находится за моей спиной? Едва не задержав дыхание со страху, я осмелилась посмотреть себе через плечо, и, чуть не потеряв сознание от шока, я лицезрела всю красу безумной улыбки еще живого Гончарова. Значит, та статуя — его рук дело. Либо он умеет создавать себе подобных, либо управлять горной породой, никак иначе.       — Хорошая попытка… — Иван воспользовался моим удивлением и спокойно, не прилагая никаких усилий забрал из моей руки револьвер, положив его обратно на стол.       — На каком основании мы должны продолжать игру? Правила нарушены. Твоё оправдание? — Достоевский явно старался запугать меня или же заставить паниковать. Но, у него получился совсем отличный от предсказания результат.       — Чем Гончаров не стена? Материал тот же, — усмехнулась я, поставив локти на стол и подперев голову тыльными сторонами ладоней. На удивление, у меня хорошо получилось скрыть настоящие эмоции под маской уверенной в себе личности. Жаль, что положение для этого совсем не выгодное.       — Не к чему придраться. Продолжим, — заявил Фёдор, после чего партия продолжилась. Остаётся лишь молиться, чтобы Достоевский ошибся как можно скорее. Чем больше разрыв, тем меньше шанс, что я снова не попадусь на уловки Ивана. Уверена, в этот раз он точно не останется в стороне и внесёт свой вклад в пользу моего проигрыша. Как назло, я смогла угадать лишь четыре карты. Благо, с осечкой я не прогадала. Ход переходит к противнику.       Через пять карт Достоевский вновь ошибся, из-за чего у меня сложилось ощущение, что он делает это намеренно. Никак иначе. И, выстрел последовал, но в этот раз уже в сторону, как раз в стену. До половины у него оставалось не так много карт, поэтому, чтобы выиграть, нужно использовать все доступные средства. Даже такие, как способность.       «Человек верит в то, в чём убежден сам» — на удивление, подобную мысль я услышала именно у Фёдора. Не могу не согласиться с этой цитатой, но, мне кажется, он подкинул мне эту мысль не с проста. Думаю, теперь у меня игра не с ним, а с Гончаровым. Последняя карта — десять.       Прислушиваясь к мыслям Ивана, я сверялась, в первую очередь, со своими ощущениями, и лишь потом обращала внимание на всю эту ложь. Он пытается меня запутать, утопить в сомнениях.       — Меньше, — девять. Уже хорошо, что первая карта угадана. Следует продолжать в том же духе.       — Меньше, — восемь.       — Меньше, — семь.       — Больше, — десять.       — Больше, — дама.       — Больше, — король.       — Меньше, — семь.       — Меньше, — валет.       Чёрт.       В очередной раз я взяла в руку револьвер, и, не став долго думать и погружать себя в сомнения, приложила его дуло к левой ладони. Судя по мыслям Гончарова, сейчас должен быть выстрел. Даже не удивившись, я уверенно нажала на курок… И он выстрелил.       — Кажется, ты проиграла, — без какого-либо воодушевления заявил Достоевский, указав на свежую рану на моей ладони. Едва не заскулив от боли, я решилась на совершенно необдуманное действие, — застрелить их, ведь оружие все еще в моих руках. И, решила я начать именно с Достоевского, как с самой главной угрозы.       Но, как оказалось, патронов больше не было, сколько бы я не нажимала на курок. Все было продумано с самого начала. Я попалась на эту уловку, совсем забыв о собственных мыслях. Обернуть мою-же способность против меня? Отвратительно.       — Какой неожиданный поворот событий, — усмехнулся Федор, ведь никаким оружием его уже не запугать. Особенно, если знаешь, что патронов больше нет, а под рукой слуга-психопат, который исполнит любой его приказ, в независимости от ситуации или собственной воли, — Гон, принеси бинты. Нам не нужны потери.       Как и сказал Достоевский, Гончаров покинул комнату, оставив нас наедине, словно в комнате для переговоров. Больше всего меня напрягал хищный взгляд Демона, нежели простреленная насквозь левая ладонь. Следует успокоиться и собраться с мыслями.       — Упрямая, что аж в дрожь бросает, — начал он. — У каждого в голове свой алгоритм размышления и разный тип реакций. Но, есть одна схожесть, идущая от природы. Доверие человека можно легко потерять, всего лишь пару раз его обманув. На это ты и повелась. Не стоило прислушиваться к памяти. Надо было играть здесь, и сейчас.       — К чему мне эти жизненные советы? Ослабляешь бдительность?       — Ну что же ты. Так ничего и не уяснила?       — К чёрту. Давай к делу.       — К делу, говоришь? Хорошо. В таком случае, винить будешь себя, — сказал Фёдор еле заметно ухмыльнувшись, встав со стула и подойдя ко мне. — Замри, иначе тебе придётся снова поспать.       Повиновение — лучший вариант, который можно было бы придумать на данный момент. Что бы я ни сделала, Фёдор запросто это предскажет. Во всяком случае, проиграла я из-за своей нелепой ошибки, которая, с его точки зрения, была неимоверно предсказуема. Не могу не согласиться со столь очевидной вещью.       — Вот так. Хорошо, — сказал он, заметив, что я и в правду послушалась. В этот же момент, Фёдор застегнул на моей шее холодный стальной ошейник с какими-то огоньками и кнопками. Не уж-то я превращусь в сторожевую собаку? Видимо, каждой организации эсперов нужны управляемые псы.       — Что это? — сказала я предельно спокойным голосом, чтобы не передать свою злобу или же отчаяние. Любые эмоции могут пойти против меня, особенно, они могут повлиять на принятые мною решения.       — Мера безопасности, или же гарантия о неразглашении информации. Каждое твоё слово, в независимости от пересечённого расстояния, будет прослушиваться. Стоит тебе заикнуться о нашей организации, он тебя вмиг задушит. Если возьмут в плен — убьёт.       — Его хоть возможно снять?       — Это уже решать мне. Милая игрушка, не правда ли?       — По сравнению с предыдущей — да. Но то, что она может убить…       — Не переживай, она управляема. Можешь считать, что тебя убью я.       — Очень утешило…       — Тебе повезло больше, чем остальным наёмникам, — ухмыльнулся Достоевский, наблюдая за тем, как по столу все еще растекается бордовая жидкость, наполняя моё сознание туманом. Если бы не это ранение, и уж тем более не ошейник, я бы позволила себе ударить его, да посильнее.       — И почему же?       — Им предначертано умереть, — Так значит мне — нет? Почему я должна жить с обрезанными крыльями, полной ограниченностью действий и слов? Бог с ними, с наёмниками. Они сами выбрали этот путь, в погоне за зарплатой. Я же не сделала ничего, чтобы выйти именно на эту дорогу. Не думаю, что у меня остался шанс освободиться от этих оков, а всё из-за ошейника. Демон отлично всё продумал даже на тот случай, если я попытаюсь уйти к своим или сдаться в плен.       В этот же момент, в комнату вошел Иван: с бинтами, ватой и антисептиком. С этим набором у меня всегда ассоциировался набор для пыток. То же самое, что и насыпать соль на рану, а после уже и растереть.       — Позаботься о своей новой коллеге. Приказ дам позже, — сказал Достоевский, удалившись из комнаты, оставив меня наедине с неизученным мною на данный момент человеком. Знать о враге ровным счетом ничего — очень пренебрежительно к своей-же безопасности. Тем не менее, Фёдор сказал, что мы теперь коллеги. Кажется, ничем хорошим это не закончится.       Но, на удивление, все прошло довольно мирно, в тишине и спокойствии. Если не тревожить Гончарова, то он, на первый взгляд, очень даже вменяемый. Когда моя рука была уже обработана и перебинтована, меня сопроводили в какую-то комнату, и, судя по всему, это моё новое жильё.       Комната ничем не отличалась от обычных городских квартир, поэтому ничего нового для себя я так и не увидела. Конечно, сильно отличается от предыдущих условий жительства в Портовой Мафии, но думаю, здесь мне выбора не дадут. Главное, что есть двуспальная кровать и большое окно, пропускающее дневной свет. На остальное мне более чем всё равно, ведь это лучше, чем целыми днями подвергаться пыткам в подвале. Хотя бы не связана.       Будучи свободной от всяких оков за исключением ошейника, я могла спокойно передвигаться по комнате, и, как раз, размяться. Очень болит спина после большого количества проведённого времени в одном положении, это даже естественно, но из-за всех ранений и царапин изнывало всё тело. Не самые лучшие ощущения во время холодного осеннего дня.       Подойдя к окну и подтянувшись устремляясь руками к потолку, я осмотрела местность, в которой находился этот особняк. За окном виднелся ухоженный палисадник с огромным изобилием роз, потихоньку засыпающих к зимнему сезону. Приглядевшись, вдали можно было увидеть уже пожелтевшие листья деревьев, постепенно осыпающихся на холодную и мокрую землю. Тем не менее, сад чувствует себя прекрасно, в сравнении с теми же деревьями за забором. Видимо, кто-то старательно ухаживает за ними.       Неудивительно, что особняк находится в лесу, но непонятно, далеко от города, или же нет. Рано или поздно, стоит разобраться в этом, дабы лишний раз не заблудиться. Думаю, если это когда-нибудь произойдет, то ничем хорошим явно не закончится. Если повезёт, отделаюсь парой переломов.       Всю ночь я лишь смотрела в окно вниз, на тот самый палисадник, который уже как три часа освещался яркой полной луной. Сколько раз бы я не пыталась уснуть, я проваливалась в один и тот же кошмар. Кто бы мог подумать, что Достоевский станет главным героем моих снов? Не проспав и десяти минут, я просыпалась и вновь возвращалась в отвратительную реальность. Отказавшись от дальнейших попыток уснуть, я села на подоконник и уже провела на этом месте, как минимум, четыре часа. Не хочется никуда идти. Единственной помехой было моё собственное тело, которое активно заявляло о том, что сна категорически не хватает.       Не обращая на все эти раздражители внимание, я всматривалась в тёмную чащу леса, стараясь найти хотя бы что-нибудь примечательное. Спустя несколько минут стараний, я увидела на одной из крепких веток дерева филина, который, казалось бы, смотрел на меня всё это время. Не удивительно, что искусные звериные охотники сейчас не спят. Уверена, Мафия тоже не дремлет в такое время и наверняка совершает какие-нибудь крупные сделки. Не так давно в подобных делах участвовала и я, пока не снизошла на землю. Мафия, по сравнению с заточением в доме самого Дьявола, показалась бы раем.       ».I lost my paradise.»       Восход солнца не заставил долго ждать, но из-за крон деревьев было трудно распознать, на какой стадии рассвета оно сейчас находится. Утренние лучи яркого светила изгнали тёмные тени из этого леса, чего совсем не скажешь о моём сознании. Неизвестно какая по счёту ночь была пропущена зазря. Наконец, солнечные лучи пробились и в мою тёмную комнату, заставляя меня прищуриться от такой яркости, но, даже это не спугнуло меня со своего излюбленного места.       Если бы не тихий скрип открывающейся двери, я бы продолжала сидеть неподвижно находясь в абсолютном спокойствии. Обернувшись на источник шума, я увидела целое ничего, что было крайне неестественно в подобной ситуации. Может, её кто-то открыл нарочно? Тогда смысл открывать дверь темницы заключенного? Уверена, в этом есть подвох.       Холодный ветерок, задуваемый в комнату заставил меня поёжиться не только из-за перемены температуры, но и из-за дискомфорта, ведь никогда не знаешь, какой зверь может зайти в комнату и устроить настоящее представление в виде моей казни.       В коридоре, куда я безотрывно смотрела, было еще темнее чем в моей комнате, поэтому я совсем не горела желанием выйти из сокровенной комнаты туда, где уже точно ничто не сможет обеспечить мне безопасность: как душевную, так и физическую. В данном случае, даже моё любопытство спряталось в самых далёких закоулках моего сознания и ждало момента, когда дверь закроется. Никогда не думала, что одна такая мелочь может обеспокоить меня. Казалось, что из темноты за мной что-то следит, но я смахнула это на издёвки злосчастной фантазии или же простое самовнушение. Возможно, мой рассудок слишком сильно пошатнуло, что я стала бояться подобных вещей, а всё благодаря Демону. Вселив страх в свою жертву, можно легко подчинить её. Волей, неволей. Это не имеет разницы, ведь факт остается фактом. Я не могу сбежать.       Но можно ли сбежать от реальности? Сбежать от этой проклятой, обречённой жизни? Если бы у меня только был шанс, я бы обязательно им воспользовалась. Осмотрев комнату в поисках чего-нибудь стоящего, мой взор привлекла обыкновенная белая простынь. Теперь я поняла как и Эйса, так и его способ суицида. Это действительно работающая вещь.       Спустившись с подоконника, я прошла через всю комнату и закрыла дверь, чтобы никто не увидел моё тело раньше времени. Стянув с кровати простынь, я сложила её так, чтобы она стала похожа на толстую веревку и перекинула ее через гардину над окном. Встав на подоконник, я максимально коротко завязала один конец простыни и второй конец обвязала вокруг своей шеи. Один шаг в пустоту, и я окажусь на том свете. И я его сделала, подвесившись на простыни, не доставая ногами пола. К сожалению, она меня сразу не убила, но начала медленно душить, дабы дать время попрощаться с жизнью. Расслабившись и закрыв глаза, я поддалась искушению смерти, в надежде больше никогда не открыть глаза. Но, последнее, что я услышала перед тем, как увидеть свет в конце тоннеля, было успокаивающее «ещё не время».       Помнится мне, Эйс закончил также, однако, у того пути назад не было. Он не знал, что все это было едва заметным обманом. Он был слишком горд собой и совсем позабыл о том, с кем связался. Какая ирония. Ведь я ничем не отличилась. Я забыла о том, что каждое мое действие контролируется самим Демоном. «Я сама загнала себя в угол, Закрыла путь на небеса. Да хоть в преисподнюю, не важно, Ответ не получу я никогда»       И, как назло, я вновь вдохнула ядовитый для истерзанной души воздух нынешнего мира.