Бал масок

Огромный, сверкающий золотом и мрамором зал наполнен звонкой, торжественной музыкой. Чудный, необычный для вечно мрачного центра Обливиона свет льется как будто из ниоткуда. Кажется, что он пропитывает сами стены, излечивая их от долгого влияния таких Принцев, как братья Дагон и Бал, Мефала или Ноктюрнал. Сейчас они стоят вдалеке от основного празднества, жмурясь от яркого сияния, проникающего сквозь их маски. Им бы уйти, расствориться в вечной тьме Забвения, но нет, остаются. Созерцают танцы своих менее разрушительных собратьев. Почему бы и нет? Так или иначе, этот праздник предназначен и для тех, и для других. Победили. Сладкое осознание победы уже прокралось в сердца Принцев вместе с бесконечными, хоть и тщательно скрываемыми гневом и скорбью. Сколько усилий, сколько ресурсов и верных слуг было утрачено в этой войне. И какая сила бесследно исчезла в Этериусе, доставшись кому-то, но не им. Но полно столь могущественным созданиям горевать о жалкой ящерице. Алдуин был безумен. Алдуин желал пожрать их вместе с остальным Мирозданием. Алдуину самое место в Пустоте, из которой нет выхода. Сегодня они пируют, кружась в танцах масок, за которыми не видно лиц. Меридия нехотя подает руку Сангвину. Брюнет победоносно улыбается, слегка сжимая тонкие, как струны арфы, пальцы богини, элегантно притягивает Сияющую к себе, касаясь синего шелка ее платья. Длани обжигает холодом. Не звездным, пустым, каким-то... - ... мертвым. - Правая половина лица Принца Разгула, не скрытая под серебрянной полумаской с золотистым узором пышно цветущих роз, фальшиво удивляется. - Вы издеваетесь? - Магна-ге не отпускает ладони Искусителя, едва поспевая за быстрым тактом их танца. - Констатирую факт, моя леди. Не больше. - Камзол цвета красного вина приятно пахнет мускатным орехом и снежными ягодами. Меридия не позволяет этому запаху опьянить свое сознание, еще крепче сплотив вокруг своего лица чистейший свет Магнуса, служащий Принцессе маской. Сангвин вновь усмехается, продолжая вальсировать с неприступной, как орочья крепость, партнершей по залу, в другом конце которого Малакат приглашает на танец свою создательницу. Боэта смеется, поправляя довольно грубую на вид маску, и без того плотно прилегающую к его лицу. Малакат ведет Принца Интриг по залу в неком подобии вальса. Вот только в отличии от Боэтии, он отнюдь не хорош в этом искусстве. Тринимак был. Боэтия смотрит на воспитанника снисходительно, поправляет ниспадающие на сильные плечи белоснежные локоны, и резко перехватывает контроль над танцем, кружа Малаката, будто совсем юную девчушку. Больно сжимает, выводит на пируэт. Отверженный приобнимает покровительницу за талию, касается пепельной кожи и пытается поцеловать Принцессу Поединков, но лишь ударяется носом своей костяной маски о металл. Боэта смеется, продолжая вести этот странный, больше похожий на борьбу, танец. Хирсин резко дергает Намиру на себя, пачкая грубые, натертые тетивой лука пальцы в слизи ее платья. - Сама галантность. - С издевкой изрекает Принцесса Разложения, держась за черную меховую накидку Охотника, чтобы не свалиться вниз. Хирсин куда выше нее, что серьезно мешает танцам, но показаться перед этим оленем слабой - верный способ провести остаток неминуемой вечности под прицелом его глупых насмешек. Потому Намира крепко прижимается к Отцу Зверолюдов, оставляя на его одежде своих маленьких членистоногих питомцев, и стараясь увидеть глаза под непроницаемой маской из веток и листьев. - Сама чистоплотность. - Парирует Хирсин, разглядывая червячков и сороконожек на маске женщины и пытаясь понять. Почему она просто не изменится? Облик молодой босмерки льстит Принцу, но нужен ли он сейчас? Быть может однажды, встретив Госпожу Мерзостей средь пущи в свете двух лун, он оказал бы ей честь совместной охоты. Но ныне сладкий сок лесных ягод для него обращен забродившим пойлом. А жаль. - Цветущая моя! Азура оборачивается, разыскивая источник голоса. Вокруг все так же играет музыка и братья танцуют с прекрасными сестрами. Тихонько перешептываются с дремора ее крылатые сумраки. Исключение им - одна лишь Молаг Грунда, неизменно пребывающая подле своей госпожи, и ныне страдающая от постоянных тычков тростью в голову. В смятении Королева поднимает глаза к потолку и обреченно вздыхает. Одетый в яркий радужный камзол, со струящимся сапфировым плащом за плечами, спрятавший лицо за крейне уродливой, по мнению Азуры, маской, прямо над головами Матери Розы и ее служанки стоит Шеогорат. - Прелестнейшая, что же мы не танцуем? Похороны без вальса - неудачные похороны. - Безумец спускается вниз по воздуху и, отбросив плащ, поспешивший резлететься синими стрекозами, кланяется. Не получив ответной любезности, он улыбается еще шире, силясь поймать взгляд Азуры. Но за маской из нежно-розовых лепестков не разглядеть рубиновых глаз. - Да перестань, Азура! Ты хоть сама-то помнишь, за что дуешься на меня? Скоро станешь похожа на рыбу-шар. Правитель Дрожащих Островов дует щеки, показывая упомянутого морского обитателя. Королева лишь морщится. Странно, но за годы она так и не привыкла к новому лицу Шеогората. - Что тебе надобно, шут? - Если честно, - заговорщицки начинает принц, - то я бы не отказался от небольшой такой виллы на Луне Некроманта. Не знаешь, где в этой каморке можно найти нашего старого приятеля Манни? Нет? Ну ладно... - Шеогорат! - кричит Азура, наверное, слишком громко, раз провальсировавшие мимо Сангвин и Меридия поворачиваются в их сторону. Лепестки не скрывают злобную гримасу даэдра и алые всполохи глаз. - Вот! Это то самое! - Безумец делает одобрительный жест и приобнимает женщину за плечи. - Вот это - моя Азура. Чокнутая бестия. Пошли танцевать. - Я не давала согласия. - Продолжает возмущаться Королева Рассветов и Закатов, но лишь едва слышным шепотом. Вокруг уже танцуют братья и сестры, туша ненужный, слишком распалившийся гнев. И возмущение тонет в звуках музыки. Молаг Бал смотрит на соратников, прислонившись к обвитой золотым плющом колонне. Праздновать смерть бессмертного и приближающийся конец всего сущего - это так в их стиле. В их, но не в его. Владыка Насилия не любит пировать. Ему не доставляет никакого удовольствия отмечать подобную глупость, как чью-то непозволительно скоропостижную кончину, особенно если речь идет об одном из отпрысков Акатоша. Молаг был бы рад заставить эту ящерицу реветь от боли и ужаса, когда раскаленные щипцы отрывают от него одну черную чешуйку за другой. Слушать мольбы великого Пожирателя Мира. И сладко смеяться над его просьбами избавить дитя Времени от этого существования. Как жаль, что Драконорожденный поступил иначе. Мальчишка решил поиграть в героя, или же просто захотел обратить все в фарс? Это не интересно Балу. Ему интересно лишь то, как смертному удалось убедить чуть ли не весь Серый План работать на свою победу. Отец Чудовищ прекрасно знает, что это был лишь хороший трюк, не более, и от того еще неприятнее, что теперь малец, освободившийся от бремени Пророчества, может начать осознавать истинную угрозу. Изящная черная маска в руках Бала почти сгибается пополам, когда Лорда отвлекает Вермина, призывно подающая руку. Оставив раздумья на следующий век, Молаг Бал принимает приглашение на танец. Огромный, сверкающий холодным металлом и мертвым камнем зал наполнен жуткой в своей загадочной мрачности музыкой. Тяжелый, отравляющий сознание свет льется как будто из самой Пустоты. Для хозяев празднества музыка полна торжественности, а свет ярче сияния Магнуса. Принцы отмечают победу над единственным оружием Этериуса. Сегодня они пируют, танцуя на осколках медленно распадающегося мира, кружась на балу масок, за которыми не видно никогда не существовавших лиц.