О первой любви и неправильных мыслях

Чэнле считает, что он красивый. Вполне логично, вообще-то, недаром ведь его приглашали пару раз на свидания? Чжон говорит себе это каждый раз, смотря в зеркало, и даже когда из милого ребенка он вырастает в красивого юношу, в голове остаются насмешки одноклассников и их слова, что Чэнле с таким лицом никогда не найдет себе альфу. В Корее считается дурным тоном пахнуть чем-то помимо туалетной воды. Чэнле и его папе, когда они только переехали в другую страну, никто этого не сказал. Он "созрел" слишком рано, даже для омеги. В десять лет он уже пах медом и этим он отличался, был не таким, как его сверстники. И хотя он начал пользоваться спреем-подавителем, одноклассники его не приняли. С Ренджуном он познакомился в четырнадцать лет и сел ему на шею, поняв, что тот совсем не против, позволяя себе быть самим собой. Хуан только улыбался на милое поведение Чэнле и познакомил со своими друзьями. Донхёк сразу же взял его в оборот, как только ему сказали, что перед ним омега, сажал рядом с собой и рассказывал, как именно вести себя с альфами, чтобы они выполняли любые капризы, сразу же показывая на примере. Бедный Минхён откровенно заебался каждый раз носиться за снеками и газировкой. Чэнле в ответ мямлил, что на такого омегу, как он, никакой альфа не посмотрит. За что получал крепкие подзатыльники нежной ручкой Ли. Донхёк видел, что с самооценкой у омеги все плохо, потому старался поддержать его, как и все остальные. В пятнадцать лет они с Джемином обесцветили Чжону волосы и выбросили половину его гардероба. Папа не ругался только потому, что Чэнле вырос из своей одежды. И шел ему этот новый цвет, что уж греха таить. В пятнадцать лет Чэнле впервые подумал, что он красив. В пятнадцать лет он впервые встретил Пак Джисона. Джисон был спокойным. Со смущенной улыбкой на пухлых губах и глазами-щелочками. Чэнле находил его просто очаровательным. Сам Джисон раскрыл свою истинную сущность на каком-то празднике, Чэнле точно не помнит по какому поводу. Зато отчетливо помнит, как Джисон язвил хёнам, получая тычки в бок, и смеялся над тем, как Донхёк и Минхён обнимаются. На свой шестнадцатый день рождения Чэнле возмущенно смотрел на телефон и обиженно дул губы. Из друзей его никто не поздравил, потому на следующий день Чжон с независимым видом продефилировал мимо парней, державших в руках игрушки и цветы. Чжон смертельно обиделся. Минхён, как самый старший, поймал его во время большого перерыва, извинился перед ним, назвал себя идиотом и вручил подарок, получив в ответ снисходительный кивок. Как так вышло, никто не мог толком сказать. И если бы не Джисон, который краем уха уловил разговор одноклассников Чжона, они так и не поздравили бы его. Тогда Чэнле надувал щеки и бубнил на злых хёнов, которые слишком старые для запоминания такой важной информации. Джено его обнял, тем самым затыкая, а за ним поспешили и остальные, образуя большую пищащую кучку. Тогда Чэнле почувствовал волну приязни к Джисону. На семнадцатом дне рождения Пака Чэнле смотрел на счастливое лицо именниника и впервые подумал, что единственный донсен в их компании ему нравится не как друг. Подумал и ужаснулся. Такие мысли были неправильными, но очень и очень доставляли. Чжон вроде и чувствовал вину перед другом, но не мог перестать смотреть на него. Особенно, когда младший танцевал. О, как он танцевал. Чэнле считал себя довольно пластичным и с хорошим чувством ритма, но сравниться с Паком не мог. Его влюбленность — или что-то очень близкое к ней — первым заметил Ренджун. Пришел к нему после школы, сел на край кровати и очень серьезно спросил, что за херня с ним творится. У Чэнле не было и шанса соврать. А потом Джемин вдруг перестал разговаривать с ними; у Минхёна начались промежуточные тесты на остаточные школьные знания, потому времени на друзей у него оставалось не так уж и много. По рассказам Донхёка, тот буквально спал с учебниками. Чэнле начал грустить, и тогда Джисон вдруг предложил ему встречаться. Вернее, попробовать встречаться. Чжон только хлопал глазами и не мог выдавить из себя ни одного слова. Он просто кивнул и не верил этим словам. И не нужно было верить. Джисон ничего не предпринимал — не обнимал его, не звал на свидания, будто того разговора и предложения и не было вовсе. Чэнле улыбался Паку, смеялся, особенно когда тот рассказал, что официально считается альфой, отшивал неудачливых парней, которые когда-то над ним смеялись, и ходил жаловаться к Ренджуну, говоря, что в этой жизни можно верить только ему. День рождения Минхёна стал каким-то переломным моментом. Чэнле с легкой завистью смотрел на Джено и Джемина, которые, наконец, разъяснили свои недосказанности и начали вести себя до приторности сладко. Смотреть на их счастливые лица стало невыносимо, а на дне рождения Джемина Чэнле с мрачным лицом сидел на диване, стараясь абстрагироваться от окружающих. Чжон думает с каким-то отчаянием, что достоин хоть капельки любви, в которой купаются хёны, жует пиццу и чуть не давится ею, когда на талию опускается рука Джисона. Чэнле еле успевает натянуть маску невозмутимости. Джемин трагично стонет от поведения младшего. — Он сказал, что хочет попробовать со мной встречаться, — с набитым ртом говорит Чэнле. — Сто лет назад. И сейчас вот, пробует. Впервые, — получилось слишком обиженно, хотя Чжон пытается говорить равнодушно. — И не пробовал бы еще лет сто, если бы я не сказал ему, что ты не против, — Ренджун фыркает, смотря на Чжона с улыбкой. — Можешь поблагодарить меня, я все-таки устроил твою личную жизнь. — Спасибо, геге, — вполне искренне отвечает Чэнле. — Пожалуйста. Весь вечер Джисон ненавязчиво за ним ухаживает. А вот Чэнле хочет упасть в глубины ада, поговорить там с геге и выяснить о чем именно говорил Ренджун. И какого хрена он оказался двойным агентом и рассказывает Джисону, что Чэнле не против... всего этого, вот. "Апельсиновый сок!" на проверку оказывается вермутом с колой. Чэнле начинает медленно пьянеть, и скоро становится совсем плевать на интриги, что плели за его спиной Ренджун с Паком. Чжон хочет петь, хочет танцевать, улыбаться Джисону, и тонуть, тонуть в его любви. Он засыпает, обнимая руку альфы.

***

Джисон просыпается из-за непонятного шума. Он медленно открывает глаза и чуть не падает с дивана, когда видит лицо Чэнле так близко перед собой. Его ресницы подрагивают, сам он чуть хмурится, судя по всему, ему снится что-то неприятное. А Пак пытается успокоить свое сердечко, которое чуть не заработало инфаркт. Чэнле нравится Джисону с первой встречи. Наглая улыбка, снисходительный и пронзительный взгляд — Чжон Чэнле выглядел омегой, которая вертит альфами, как хочет. А потом Чэнле засмеялся и сердце Пака пропустило удар. Чжон оказался милым и жутко голосистым. Его хотелось обнимать и оберегать, а еще хотелось тискать его щеки и приговаривать, что он просто очаровательный. Но еще Чэнлэ умеет выразительно закатывать глаза, цокать языком и криво ухмыляться. Джисон даже предложил встречаться, но наткнулся на стену непонимания в глазах омеги, который просто рассеянно кивнул. Чжон, кажется, даже не расслышал, что сказал Пак. Джисон проглотил обиду и больше эту тему не поднимал. Но смотреть не перестал, и это, кажется, его и выдало. Когда Ренджун вызвал его на серьезный разговор, Джисон думал, что сейчас его будут бить. Ну или ругать, но ничего из этого не произошло. Хуан спокойно задавал вопросы, выслушал Джисона, и рассказал про Чэнле. Все, что он знает о нем. Честно сказать, до этого Пак о жизни омеги знал катастрофически мало, потому рассказ Ренджуна был откровением. В конце хён заявил, что Чэнле, вообще-то, не имеет ничего против отношений с Джисоном, даже больше — он хочет с ним встречаться. Пак тогда объявил туше и ушел, чтобы поистерить обдумать все в одиночестве. И то, что Чжон не был против объятий на дне рождения Джемина, сулило надежду.

***

Чэнле задумчиво смотрит на небо. Скоро начинается новый триместр, что немного печалит. Чжон хочет остаться в этом августе, жить им, тонуть в чувствах и топить Джисона в любви. Тот и не против, но когда Чэнле слишком разносит на людях, закатывает глаза и говорит вести себя сдержаннее. Чжон обижается и кривит свои губы. Он, вообще-то, думал, что они будут сюсюкаться, как хёны, но Джисон обломал его на подлете, выразительно выгнув бровь, а также сказав, как неловко будет Ренджуну. Чэнле своего геге в неловкое положение ставить не хотел, потому смирился с тем, что поцелуи и объятия он будет получать только наедине с Паком. И буквально вчера Чжону пришла замечательная мысль о том, что если он не может целоваться физически, то всегда может закидывать Джисона сообщениями о том, как сильно он хочет его обнять, поцеловать. Он даже украдкой сделал фото с надутыми губами, а поймав вопросительный взгляд Джемина, лишь неловко рассмеялся. Чэнле чувствует, как по его телу проносится дрожь. Вчера Джисон, прочитав сообщения, хмурился весь оставшийся вечер, а после того, как все разошлись по домам, схватил омегу за руку, отводя в неприметный уголок, и поцеловал. Жадно, властно, до жалобного скулежа и саднящих губ, сильно сжимая свои большие ладони на чужих бедрах. А потом, как ни в чем не бывало, поправил волосы и позвал на свидание. Чэнле чуть не умер на месте. И вот сейчас он ждет альфу и кусает губы, не смея даже фантазировать о том, что сегодня может случиться, иначе он перевозбудится и может произойти неловкая ситуация. Чэнле неловкие ситуации не любит, потому запрещает себе думать о поцелуях Пака. Джисон притаскивает маленькую игрушку. Чэнле смотрит на него ты_серьезно_взглядом, но благодарит и целует в щечку. Джисон довольно улыбается, вешая медведя на рюкзак омеги. Чжон лишь закатывает глаза. В кинотеатре, куда они пошли, оказывается не так много людей, как думал Чэнле. Они берут билеты на задний ряд, где диванчики на двоих и Чжон опять закатывает глаза. Это все так шаблонно, но он не жалуется. Только смотрит обиженным взглядом, поджимает свои губы и хмыкает буквально на любое слово Джисона. В конце концов, Пак раздраженно вздыхает и закатывает глаза. — Я куплю тебе этот карамельный попкорн, если ты назовешь меня папочкой, — вообще, говорит он это в шутку, но Чэнле обнимает его за руку, проникновенно заглядывает в глаза и говорит: — Папочка, купи мне попкорн, пожалуйста. Джисон умирает. Чэнле видит, как Пак реагирует на это простое слово, и начинает использовать это на все сто двадцать процентов. Чэнле хочет американо с кокосовой стружкой? Чэнле хочет мороженое? Чэнле хочет поцелуй? Джисон просто не может отказать, когда омега вздыхает, облизывает губы и говорит, что папочка самый лучший. А сам альфа заводится не на шутку, хмурится и идет выполнять капризы своей омеги, позже отыгрываясь в поцелуях. Грубо, жестко, но так приятно. Чэнле после этого несколько минут не может собрать мысли в кучку. Бедный Донхёк так и не подозревает, что его методы манипулирования альфами в случае Чэнле не имеют никакого эффекта. А вот одно слово, сказанное с невинным видом, может заставить Пака свернуть горы.

***

Чэнле тихо стонет от боли. Джисон держит его в стальных объятиях, сжимая свои ладони на его талии, Чжон пытается ускользнуть от поцелуев, но Пак не дает. Целует, кусает его губы, заставляя забыть свое имя и упасть в водоворот чувств. А когда Чжон отворачивает голову, то рычит, переходя на тонкую шею омеги. Чжон хнычет, выгибаясь в чужих руках, и судорожно думает, где им можно уединиться. — Мой папа... — тихо говорит он. — Он на работе. Мы... мы можем пойти ко мне... Джисон хмурится и со вздохом сожаления отлипает от омеги. — Пошли. Чэнле думает, что он не готов к интимной близости. Он никогда не трогал себя там, довольствуясь только ласками члена, но переступить эту черту очень хочется. Хочется почувствовать в себе и на себе Джисона, чтобы он пометил его, кусал, любил всем телом и душой. Чэнле думает, что он гребаный извращенец. Пак набрасывается с поцелуями с самого порога, Чэнле не успевает даже вдохнуть или снять обувь, и вся сущность омеги вопит от восторга из-за того, что смог довести всегда спокойного альфу до такого. Джисон хмурится, говорит что-то, но Чэнле не может разобрать что именно. Он раздвигает ноги, чтобы его альфе было удобнее, и подставляет шею под болючие укусы. Он хнычет снова, когда Джисон уже в комнате омеги ласкает его член. Пак дьявольски ухмыляется и говорит, что если Чэнле хочет кончить, то ему стоит очень хорошо попросить. Чэнле внемлет и облизывает губы. - А что папочка хочет? Джисон давится воздухом и не находит ничего лучше, кроме как положить ладонь омеги на свой член. Чжон хлопает глазами и прячет ухмылку. Он проводит рукой вдоль члена и сжимает головку в пальцах. Джисон тихо рычит, стоит губам Чэнле сомкнуться на его члене, а кончику языка толкнуться в уретру. Чэнле сам стонет от удовольствия, особенно когда Джисон хватает его за голову, не давая отстраниться. Он давится, но все равно усердно сосет. Альфа направляет, задает свой ритм, сжимает руку на плече, оставляя синяки, и Чэнле думает, что сейчас умрет. Он мокро насаживается ртом на член, беспорядочно ласкает его языком, иногда задевая зубами, и, не выдержав, заводит руку за спину, лаская себя. Джисон замечает это и больно тянет за волосы, отрывая от своего члена. — Разве папочка разрешал прикасаться к себе? — тихо шипит он. Чэнле задыхается от возбуждения и трясет головой. — Нет... — Что нужно сказать? — Прости, папочка. Можно мне прикоснуться к себе? Пак кивает с довольной ухмылкой и смотрит сквозь полуприкрытые глаза. — Можно, — разрешает он. Чэнле вновь берет его член в рот, так глубоко, как может, и стонет, прикрывая глаза. И пусть их отношения не такие как у хёнов, Чэнле доволен. Главное, что Джисон разделяет его неправильные мысли и целует, обнимая своими большими ладонями.