Лето наступило и прошло. Век невинности короток. Разбуди меня, когда закончится сентябрь. Опять начинается дождь, он падает со звёздного неба. И, смешавшись с моей болью, превращается в нас.
Морозный ледяной ветер, всегда возникающий некстати, что бы ни происходило, обдувал с сильным напором практически всё пространство одного из бесчисленного количества заснеженных лесов среди всей Земли. Безусловно, свезло избежать встречи с ним зверям доисторической эпохи того лихорадочного времени, кто смог предвидеть столь сильный, жестокий каприз погоды заранее, и следом, конечно же, хорошо спрятался. В отличие от маленькой самки крысобеличьего рода, несколько увлёкшейся бдительностью за своей едой на припас, и волей случая оказавшейся в одном из самых проблемных участков буйства пурги. Пока она пыталась скрыться от её колючих «объятий», всё продолжая бежать туда, где было видно хоть что-нибудь, пару раз чихнула с капельками соплей, незаметно собирая по пути на угольно-чёрном носике снежинки от грозного дуновения нещадной погоды. Скрэтти со сравнительно недавних пор удалось ловко и со всей присущей только ей одной обворожительной романтикой души и тела свистнуть жёлудь у Скрэта, её противника, самца той же породы. И любой ценой держать дубовый плод у своих кругловатых бочков, как ради заметного успеха в пополнении продовольствия, так и с некоторых пор всего лишь ради своей самочьей забавы во время их «игр» в догонялки, тянущихся почти целый день с самого утра, второй по счёту. Отобрать этот жёлудь до ненастной бури вышло довольно просто, пока простой как два пальца соперник периодически на неё засматривался… Тем самым порой забывая, зачем вообще за ней увязался как клещ, и гоняется столько времени без единого желания уступить хотя бы в знак хорошего тона. Тем более, раз дело идёт к долгой непримиримой беготне друг за другом, крысобелочка убедила себя взять за правило давать возможность ему довольствоваться своим выигрышем долю секунды до следующего её обманного хода. Которые уж она-то умела исполнять без единой помарки очень завлекающе, чтобы любой претендент-самец на её добро стал бы всем сердцем желать её куда больше найденного среди её «территории» и её взора… На удивление, иногда увиливание этакой обольстительницы могло срабатывать и на самочек, что льстило её эго ещё больше, тем не менее без шанса быть «ослеплённой» своей же разносторонней техникой наивысшего заблуждения. Понемногу замерзающей белочке в ухоженной огненно-рыжей тёплой шубке удалось удрать от того лохматого идиота на приличное расстояние. И если бы не это насмешливое, капризное погодное зазнайство, то ничто не помешало бы ей добежать на своих четырёх, как по заказу окрашенных в тёмно-коричневый цвет до суставчиков, к противоположному краю острова с куда более благоприятными температурными условиями. Где в итоге она могла бы окончательно расстаться с ним и его смешной доверчивостью не без отстаивания своих интересов, по желанию ища новых «жертв» ради искрометных способов поддерживания своего прелестного самолюбия. Вмиг возникла новая обязательная забота — срочно найти укрытие и переждать эту чёртову пронизывающую стужу. Да попытаться зарыться где-нибудь так, чтобы этот пепельно-серый дурачок, падкий на самочью красоту как влюблённый впервые в жизни, но не действующий первым из-за глубокого ступора перед ней же, таки не нашёл её. В любом случае, даже более приоритетной задачей для почти озябшей, подрагивающей крысобелочки было именно согреться, защитить себя и свою роскошную рыжую шубку от сумасшедшего холода. Лучше бы Скрэт не надоумил самого себя так абсолютно бессмысленно геройствовать, поступив по уму и прикорнув где-нибудь… Хотя, его дело, раз уж он настолько беспросветно упорный, отчего рискует своей единственной жизнью ради того, что в самом деле её не стоит. Раз уж так навязчиво упорствует ради жрачки, которую потом не ест, мигом отправляясь за следующей, всё накапливая и залипая своими глазищами на запасы часами… мало того, нередко обнимая их мёртвой хваткой и при запахе осмеливаясь облизывать скорлупки. Попыталась бы рыжая леди обратить внимание на себя великую разными смелыми способами присущего ей игривого обольщения, если захотела — ничего бы не вышло. Этот кретин вот так сразу не стал бы обращать внимание на её бёдра, лапки, ровный острый носик и даже очень красиво наточенные сабли спереди… даже посмел бы не понять, чего от него ожидается! Не пошёл бы за ней и её гипнотизирующе танцующим хвостиком в разные стороны, наряду с движениями задних лапок по «облачку», свесив серые пушистые ушки и гладкий язык, как подвластный. Как самый преданный личный раб полностью обволакивающей влюбчивости к ней… которому не будет нужно никого и ничего, кроме её одобрения, любви и поощрения. За время соперничества за еду и настойчивое пробуждение якобы настоящих чувств «принцесса» Скрэтти подумала про себя, что, в целом, не против быть вместе с ним в паре. Да, с ним, с этим не видящим очевидных привлекательных самцовому взору вещей остолопом с кривым носом… которого, того гляди, ещё и вовсе не привлекают самочки в своей породе и общей природе. Находила это само по себе весёлым, при этом всё равно обдумывая, дурачить ли его дальше ради своего бесчестного веселья или пожалеть, уступив жёлудь, следом уйдя восвояси на другие континенты. Но делать шаг первой однозначно не будет в случае новой с ним «долгожданной» встречи после мнимой ярости разбушевавшегося ветра… в особенности при неопределённости, кого она в нём представляет, и кого хочет видеть в отношениях с ним — «игрушку», любовника, приятеля или семейного партнёра. Сейчас, даже при столь дерьмовых условиях будет лишь с дорогой её сердцу актёрской страстью провоцировать его на растапливающие сердца чувства ради ощущения азарта от взрывов чужих эмоций, стоит только опять столкнуться нос к носу. И пусть вообще-то сейчас стоило думать не об этих пустых, пусть и тёплых мыслях, а о «бункере» под землёй, или не слишком полезном наземном. Которых теперь и за версту не было видно, отчего красивый объёмный хвостик вздумал быстро опуститься при изнуряющем беге. Попавшая впросак крысобелочка, снова чихнув, на сей раз сильнее обычного, стёрла очередную каплю слизи со своего подмёрзшего носа и попыталась высморкаться. Закончив с этим малоприятным для её врождённого великолепного одеяния делом, она огляделась вокруг уже который раз… вспоминая все грубые слова, которые хотела бы высказать своим нежным высоким животным «акцентом». И которые нередко хотела бы забыть навсегда… хорошо понимала, что красавице подобно ей браниться и буянить по любому подходящему поводу просто не стильно, не то что не смотрится. Обзор с каждым временным отрезком становился будто более размытым и совершенно нечётким, а частицы снега из-за нещадного ветра продолжали залеплять её острые глазки. Снежная, мёрзлая пустошь, будь она проклята во веки веков… не было видно поблизости ни пещер, ни деревьев, ни природных вещей с характерным зелёным цветом. Бескрайние просторы, границами которых были «стены» из гор, добираться до которых в такой мороз — буквально растереть себе все конечности если не от вынужденного бега на пределе, то от едва ли не парализующего холода. И спрятаться же от него стало негде… полный провал, как и с откапыванием ямки, где можно лишь безрезультатно сломать коготки о прилично промёрзшую землю. Огненно-рыжая, сильно потухший огонь шёрстки которой невольно перенял заметные ледяные оттенки опустелого окружения, только и смогла сделать посередине «пропасти», что свернуться в круглый клубок и укрыться полностью своим большим, всё ещё пышным хвостом, пробуя прикрыть им также и жёлудь. Попытавшись укрыть саму себя настолько удобно, насколько было возможно, Скрэтти теперь уже чихнула чуть помягче, свербило в «дамском» носике уже несколько потише. Хвост, что не было откровением, оказался весьма универсальным покрывалом для практически всего её редкой красоты тельца, включая ровную мордочку рыжей роковой самки, оказавшейся поверженной стихией. Совсем неравные и нечестные условия, сродни буквальному истреблению соперниц на своём пути к завоеванию внимания суженого в мечтах и снах. Её случавшейся морозной «неадекватности» и при Ледниковом периоде может быть повержен кто угодно и как угодно, и уж такая временами сволочная неудовлетворённая злодейка, как погода, никого спрашивать о своих планах точно не будет. Скрэтти же, зарекомендовавшая по крайней мере саму себя, как сильная и уверенная в себе «женщина», пыталась сдержать слёзы таких настойчивых беспокойств о том, что теперь будет с ней дальше. И вот теперь, полностью укрывшись, попавшей под раздачу крысобелочке лишь оставалось верить, что кто-нибудь сумеет найти её и вытащить из колючих объятий холода. Что ей и приходилось делать, дабы уныние не подвесило камень на шейку и побыстрее произошло чудо… неважно, будет ли это желанный спаситель, отозвавшийся на шум, или такой же неудачливый мимопробегавший.***
Тем временем нос «ищейки» Скрэта, сильнее почуяв хорошо знакомый цветочный запах этой надоедливой самки, ущемляющей его позицию и чувствительность абсолютно со всех сторон, продолжал вести его по следу к предполагаемому источнику среди того же ненастья. Будто бы именно он назло привёл его в эпицентр расшалившейся пурги, чтобы тот приготовился, хочет того или нет, к захоронению заживо под снегом… в настоящий Ледниковый период ему под стать. Паршивые погодные условия слишком мешали смелому на всю мнимо, как ему кажется, выстраданную голову самцу крысобела создать чёткую картинку. В этом стал хорошо «помогать» ещё и злосчастный бесящий туман, помимо залипания глаз снегом. И пока пепельно-серый определял, что чарующий соблазнительный запах становится более выраженным, сильный ветер слишком мешал ему это прочувствовать. Тем самым очень затруднял поиски, прилично «размывая» и развеивая аромат Скрэтти, отлично знавшей толк в таких факторах, с каким цветочным душком расхаживать по миру. Рычания и похаркивания, случавшиеся от «ударов» невыносимого ветра повсюду, вплоть до низа пояса, ослабляли пронзительный голос Скрэта, как ни странно, помогавший ему преодолевать его силу рывками вперёд. Обязательно несносной буре было случиться именно сейчас, когда он остался с носом и по уши влюблённый не сколько в неё, но в её замечательные обманы? Когда он от сердца позволил ей полностью манипулировать им при помощи её роскошного аромата над собой, едва не отдавшись полностью… и после ищи-свищи его жёлудь. Потребности согреть тело также озаботили и его, нетрудно было догадаться, что это чувствовалось сильнее, чем раньше за всю его жизнь. По крайней мере, пусть это будет время, когда не так важно рваться на поиски своей прелести, которую настоящая прелесть во плоти отберёт заново и продолжит «игру»… себя стоило бы поберечь. Через некоторое время, всё пересиливая слабости безвыходного положения бессмертным неугасаемым желанием всё равно достичь своего при сохранившемся необходимом аромате, и оттого с лихвой пробуя на себе всю жестокость неудержимого влияния мощного ветра на окружающий мир, Скрэт заметил что-то круглое, с оттенком, напоминающий красный. Или всё-таки рыжий, тот самый… ну хоть что-то, наконец, было поблизости, остаётся только убедиться, действительно ли это ему хоть как-то поможет. Было ли чем-то важным, чем крысобел мог бы воспользоваться и без должного умения выживать… поначалу решившийся сдаться, то есть самолично похоронить себя под мощным натиском холода и его артиллерии. Тем временем запах самки местами рассеивался, но, больно устойчивый и пленительный, продолжал нести свой сладкий дух по периметру. Пепельно-серый, так уж и быть, всерьёз поддал в скорость, чтобы поспешить направиться к видному объекту, продираясь через толщи снега при помощи своих лап и зубов-сабель. Для последних встреча с обмёрзлыми водяными препятствиями из осыпавшихся осадков была довольно болезненной, ибо холод проступал при цепной реакции к дёснам, отчего они ныли от боли. Но слишком упрямый и неубиваемый Скрэт продолжал путь, не обращая внимания на причины, просто пытаясь сделать это быстрее во избежание лишних движений. Каждое из которых могло считаться спасительным, и расходовало весьма немало сил для его мелких, пусть и пухлых габаритов. Собственно, сами движения по снегу выглядели рваными, неуклюжими, как будто на слишком знакомых эмоциях от разочарований, однако вполне ускоряли процесс, чтобы добраться до нужного объекта. Никакого выбора по ходу действий просто не могло предоставиться, да и сам несносный крысобел ничуть не был сторонником любого выбора, что бы он ни подразумевал. И вот, он едва ли не пробежал мимо «шара», не заметив, сколь быстро пределом своих усилий смог до него добраться. Негромко вякнув от неожиданности, обернулся и определил на глаз, что объект был покрыт природным мехом. В целом, знакомого цвета, не совсем красного, и пушистого даже в такую погоду. Так могло показаться из-за слабоватого проблеска оттенков солнца, словно пытавшегося подарить тепло этому участку Земли сквозь страшную завесу бури. Крысобел понял, что это она… а запах, по которому он выслеживал её, только подтвердил неприятные догадки, от которых пока было ни горячо, ни холодно, но почти что онемело. Готовый, как после сна под утро, самец, как только определил, что самка, к его удивлению, укрыла себя и заснула, стал на неё засматриваться… опять. Не может быть, снова это происходит… даже в сей убийственный момент нелепые обманы, применяемые обезоруживающей красотой с её стороны будут только продолжаться! Хоть время для смакования глазами свёрнутого в клубочек тела Скрэтти было очень, весьма неподходящее… предвещавшее для начала обморожение с их-то шкурками и маленьким весом. От вида спящей красотки, насильно загнанной в угол склочной погодой, сердце умудрилось замереть, но при этом временами билось более учащённо и слишком обрывисто. В то время как радужки глаз крысобела, которому всё же не чужды чувства других, неотрывно уставились на её напряжённое тельце. Миленькие веки, окрашенные цветом морского бриза, были закрыты полностью, а кончики ресниц с небольшим завитком расположились к её мягким, белым и пушистым щёчкам. Особенно весело было слушать её тяжкое сопение после каждого выдоха, пусть в вынужденных обстоятельствах не было ничего весёлого, где после чего срочно хотелось бы отыскать место, следом «питая» свои ушки её вздохами хоть где-нибудь среди тепла. И только малость подрагивающие хваткие лапки были наготове для защиты дубового плода, тем самым приобнимая тёмно-коричневыми ладошками хвост, опутавший жёлудь всей длиной и объёмом. Донельзя симпатичное зрелище, даже не почти, а полностью… вот бы ещё фоновые условия были малость не такими беспощадными! Может, Скрэт до конца не собирался понимать, насколько его соперница восхитительна, и сколь сильно притягивает, как магнит, а около неё его всегда будут преследовать разного рода неприятности от гендерного положения и их ролей… но сейчас он счёл это произведение природного искусства невинным, вызывающим желание оберегать от всех опасностей. Всё вкушая её ярким, таким же приятно несломленным образом свои застывающие глаза и что-то заискивая, он посчитал её очень желанной для своего сердца. Так и просящейся потрогать во всех местах и даже крепко-накрепко обнять за живот, прислонившись своим пухлым, несколько висящим пузом к её спинке. Выглядит она очень устало, как заезженная лошадь, но в то же время изящно и мягко. Отчего лапы Скрэта сами просились наконец уже схватить её и прижать к себе, чтобы попытаться дать ей хоть какую-то частицу тепла. Он хотел приласкать её, был счастлив признавать это внутри себя… без задних или неправильных мыслей хотел помочь ей, и начал делать это… Начал с того, что медленно протянул правую лапу в надежде коснуться этой миловидной упругой щёчки. Между тем, не выдержав, слабо зевнул, тоже захотев спать, и тем самым обречь себя на смерть, пусть даже с ней — вместе и навсегда. Только приблизившись к судорожно искомой цели после питания глазами неповторимого чудесного образа, Скрэт дотронулся до щёчки его исполнительницы, и плавно переходя к спинке, попытался едва повернуть роскошное самочье тело для ослабления хватки жёлудя. Хм, кажется, получилось… и тем не менее, глаз пепельно-серого стал нервно дёргаться, ведь любое его движение пальцев запросто могло разбудить огненно-рыжую чертовку, после чего следовало ожидать избиения от покушения на неприкосновенность. Ему давно стало хорошо известно о её быстрой, даже неуловимой реакции, стоит только пожелать ей взять своё… вот только она в нынешних погодных условиях ей совсем не поможет. О перепончатых «крыльях», доказывающих принадлежность Скрэтти ещё и к лёгкого, высокого полёта виду белок-летяг, не было смысла вспоминать. Проще некуда, хоть и подло, даже если желание было сильнее и «уговаривало» не заботиться о чужом удобстве, в том числе если в нём нуждалась такая «женщина». Ведь соперничество всё продолжает идти и разгораться пожаром даже в такую злобную метель, которая в два счёт может похоронить под собой, что и говорить о недомолвках. Пепельно-серый ищейка, с толпой слухов позади него, всё же не был дураком, и прямо сейчас мог воспользоваться шансом, что вот-вот сейчас стащит жёлудь и сбежит. Что, следовательно, и делал, тем временем искренне пытаясь сдержать нервный вскрик радости, чтобы продолжать оставаться бесшумным. Когда схватил его черешок, пробовал без лишних движений в разные стороны притянуть жёлудь к себе, между тем попытавшись слегка раздвинуть и без того слабую хватку элегантных «перчаток» Скрэтти. Очень рассчитывал, как не рассчитывал на самого себя в любой ситуации, что трение от скорлупы по её красивейшему мягкому тельцу не спровоцирует пробуждения. Но, как только удалось стащить плод, Скрэт, малость возбуждённый от успеха, по своей охотничьей горячей натуре завопил… И тут же поняв, что выдал себя по жадной глупости, силой зажал пасть лапой и прикусил язык. О да, этого нельзя было не ожидать в сложившемся итоге почти успешной кражи — куколка всё-таки начала просыпаться… Будто замерев на месте и боясь пошевелиться при жёлуде за спиной, крысобел теперь уже просто остолбенело смотрел в сторону огненно-рыжей, больше дрожа от страха быть замеченным, чем от холода. Хоть и что-то менять было однозначно поздно, оставалось только расслабить хватку и броситься в дальние дали, куда глаза глядят! Волшебные глазки белочки, ещё более обворожительные после любого сна, медленно открывались, будто цветок под лучами солнца, пусть ситуация кардинально другая. Скрэтти, пока пыталась приспособить их к ветру такой же силы, как и вначале его появления, тем самым предотвращая попадание снежинок к глазам, смогла сфокусировать изображение перед собой. Вследствие чего оно было более чётким и менее размытым, но терпимым на приближенное к истине восприятие. И вот, она сумела заметить знакомый, вызывающий отвращение и в то же время не сказать что слепое влечение силуэт через секунды… позволяя огню злости постепенно обуревать себя и вспыхнуть с невиданной силой, что проучить нахала как следует. А сам кривоносый с пухлым животом собственной персоной скорее всего был готов провалиться под сугробы на самоличное захоронение, лишь бы не отдать себя на растерзания уязвленному достоинству с довольно высоким мнением о себе. Ну ведь мог признать, как глупо сейчас выглядел перед совершенным, единственным бесподобным творением крысобеличьего рода, нервно улыбаясь едва не ставшей кинутой «единственной» в своём роде самочке! Ещё и отвлекал тем самым её внимание от лапы, державшей отросток жёлудя с ним же за спиной, поглаживаниями у груди, а также нелепыми направлениями указательного пальца куда-то в сторону. Но умная и ещё более оскорблённая Скрэтти всё поняла сразу, без острой нужды допустить хорошую трёпку, но не оставлять в покое глупые насмешки над её гордостью. Даже не стала перебирать пальчиками и скручивать свой, к сожалению, отмороженный, но не полностью, хвост с целью найти жёлудь у себя. И следом посмеяться с сарказмом и слёзками на глазках над несколько странным видом крысобела, который в приемлемых погодных условиях сторонился бы её лишний раз. Потому что отчасти боялся её засасывающих в небытие милейших «женских» чар, из-за которых всегда оставался с подёргивающимся от её выносящего самочьего запаха носом в разгар битвы. Борьбы, длившийся будто неделю, хоть и в действительности куда меньше… и осмелится ли её конец стать плачевным? Огненно-рыжая, временами воинственная и любящая идти по головам тех, кто ей абсолютно не нравится, издала глухое рычание обманутой женщины, поскольку не могла прокричать в свойственной их виду манере. И вообще, свойственной вечно недовольным бабам или пугающим своей непробиваемостью фуриям… из-за сильной усталости от воздействия жестокой бури на тело. Вот тут-то Скрэт решил удрать по-быстрому, думая, что она его запросто догонит и повернёт ситуацию в свою пользу, как обычно и умеет, даже если по определению должна быть слабее его физически. Настолько, что хорошо может быть обоим… или же попытается в самом деле изувечить беднягу за такое свинство, тем самым почувствовав бы себя непавшей перед всеми этими подлостями — и погодной, и самцовой. Да и кто он вообще такой перед ней… как сейчас, так и тогда, сколько они вместе бегают друг за другом, лишь бы ни в коем случае не оставаться побеждёнными? Но нет… как ни было знакомо и сколь не вызывало бы желания угождать самим себе, сохранив при этом жёлудь сродни трофею, эта ситуация выглядела совершенно другой. А именно когда решался вопрос жизни и смерти. Нерадивый крысобел таки соизволил обернуться через плечо, раз уж ему самому вообще не нравилось, в какую непредвиденную ситуацию они оба попали, понемногу начиная понимать, что вообще допускает. Мог представить, что пожалеет об увиденном и окончательно сдастся, не собираясь мириться с чужой бедой, как если бы принял это за жертву ради своего выигрыша… Но, всё ещё ощущая на себе пробирающий до костей лютый мороз при участии его подруганки, нещадной бури, он увидел, что крысобелочка, вся в судорогах, осталась на месте, пока со слабыми рывками перебирала лапками, пытаясь подняться через силу. Совсем сдавшись через секунды, укутала себя хвостом, и, как могла, обняла все свои конечности, чтобы согреть их, насколько это возможно в такой невозможной ситуации. Чиханий стало всё больше, а между болезненной симфонией слышались кашель и хрип. И плач, как тогда… как тот… тот самый, на овраге… который по определению должен быть обманчивым? Хоть это и были оба плача одной и той же сладкой на вид белочки, визуально и интонационно очень и очень отличались, отчего сомнения должны быть зарыты окончательно вглубь недр разума. Скрэт продолжал смотреть, не отрываясь, пусть и собирался дать себе затрещину, что смотрит на её страдания, и не помогая, или же не убегая, как и собирался поступить. Но последней порванной нитью бездействия стала сильная дрожь от мороза на тельце Скрэтти, вызываемая каждым её движением… не стерпев, самочка просто упала мордочкой на снег, без единого звука. Она так по-настоящему исполнила своё бессилие… но правда ли притворяется, и нужно ли доходить до этого? Снова он, теперь кажущийся ему дешёвый трюк… но ведь сыграть настолько безвыходную подавленность будто с удушением, в целом, очень сложно. И даже невозможно, если такое никогда не приходилось испытывать раньше, как и во всех отношениях, подразумевающих личный опыт. Да и если борьба продолжалась, то это выглядело в высшей степени цинично и подло, говорило бы о подрыве доверия вообще к кому-либо. Скрэт, приходя к выводу, что это происходит с ней перед ним на полном серьёзе, а именно острая просьба в скорейшей помощи, подбежал к ней со сбивчивым дыханием, подложив жёлудь рядом. Он хотел понять, действительно ли она сильно нуждалась в нём сейчас, без нежелательных последствий в основном по части обмана, и следует признать, жаждал знать, что чувствует к нему на самом деле. Несносная, как будто закалывающая погода только добавляла причин внять голосу разума, и Скрэт стал помогать Скрэтти прийти в себя. Особенно после того, как ощупал холодное пушистое тело, дабы точно понять, насколько она обморожена. Он отбросил сомнения, что потом может пожалеть об этом, и что тогда борьбе не могло быть конца… чего ранее ни за что бы не допустил. Лишь понимал, что должен помочь ей, иначе она запросто может не выдержать погодного мёрзлого натиска и умереть на его лапах. Даже обязан, поскольку рядом никого не было, и как бы ни было до безумия приятно держать и обнимать столь невероятное в своём изяществе тело… разве могло быть также волшебно при знании о том, что оно мёртвое? Скрэт попытался потрясти её, чтобы разбудить, но результата это не дало. Пока пробовал вспомнить ещё какие-либо способы в своей не столь развитой для таких случаев голове, между тем обнюхивая уже вовсе мокроватый и тусклый рыжий мех, метал свой взор из стороны в сторону. Отложив мысль, что это не его дело, на «самую дальнюю полку» своего непостоянного мозга, он согласился с выводом, что просто не мог не помочь ей. И вспомнил один из, пожалуй, самых действенных и беспроигрышных… но тот, который может здорово смутить и спасителя, и спасаемого. Вот только это был единственный логичный вариант, который мог прийти нерадивому, но не бесчувственному крысобелу в голову, так почему бы его не попробовать?Поскольку моя память спит, помня о том, что я потерял. Разбуди меня, когда закончится сентябрь. Сделай так, чтобы снова зазвучали колокольчики. Как тогда, в начале весны. И разбуди меня, когда закончится сентябрь.
Скрэт, без излишней деликатности к почти бездыханному телу неравнодушной ему крысобелочки, резко прижался своими губами к её, вдыхая малость пахнущий воздух в пасть. Пусть и закрыл глаза в этот момент скорее от смущения, чем сосредоточенности на содеянном. Вовсе не думая, что может за это получить приличную порцию самочьей ярости, при заведённом состоянии часто не ведающей о всяких трудностях и опасностях… и разметающей буквально все горечи-преграды на своём пути. Ибо, если не говорить о самом прямом поцелуе, делать такое для него было всё же в диковину, и потому проба желанных губ на вкус могла дарить значительно более высокие ощущения, ровно как и от нежных фантазий могло становиться ещё теплее. Тем более речь идёт не о всяческих, столь знакомых и пренеприятных «поцелуях» с твёрдыми породами при падениях и столкновениях, кои имели место быть за всё время его чересчур усердной охотой за жёлудями с угрозами здоровью… и к которым явно не следует привыкать, или ожидать их на всех своих походах. Исполняя первоначально искусственное дыхание, крысобел едва-едва мог распробовать вкус полости пасти внутри им спасённой. Но даже тот ледяной вкус, какой ему удавалось прочувствовать рецепторами несколько длинного языка, можно сказать, был восхитителен, вкусен… и в самом деле сладок, словно цитрусовый нектар — слишком редкий фрукт для полностью зимнего животного вроде него. Любовные инстинкты стали пробуждаться небезосновательно и нагло впутываться в и без того заплутавшие мысли о причинах поступка Скрэта, отчего даже немножко зашевелился его хвост странноватой формы. Но он не то, что не хотел, но и в целом боялся это допускать хотя бы потому, что и тогда, и сейчас они оба — непримиримые, твердолобые, даже лицемерные соперники. Хоть так называемая вражда чаще всего выглядела изысканно, даже роскошно по инициативе «женской» стороны… война остаётся войной, как бы умело и идеально в своём командовании не вёл себя противник. И боялся, пожалуй, в основном потому, что такое смелое поведение и допущение точно могло её оскорбить, когда она пробудится, словно цветок под солнечный приход весны. Пусть и сам себе удивлялся, что вообще стал думать о столь уютных и согревающих для всего лишь оппонента мелочах, теперь уже озираясь вверх и смотря на облака. Вот, когда-то яркие глазки крысобелочки стали медленно приоткрываться, где распахивающиеся веки можно сравнить с лепестками, вследствие чего тело также начало понемногу двигаться и разогреваться. На это пепельно-серый и рассчитывал, пока продолжал вдыхать воздух пасть в пасть, уже обратно опустив голову в её сторону, и после недолго просмотра её спящего выражения мордашки, снова закрыв глаза от столь расслабляющего крысобеличьего удовольствия. Негоже такой красотке быть заживо погребённой под снегом… помимо этой разумной мысли Скрэт был волен соотнести себя к ней, как куда более подходящий объект объятий, раз погода всё продолжала быть настолько злой и непримиримой к участи их обоих. И, только Скрэтти попыталась приспособиться к не поменявшемуся окружению, медленно поворачивая голову и фокусируя глазки, дабы хорошо всё разглядеть, отчего стала прищуриваться… тут-то сразу же заметила его. Этого мерзкого дурилу, закрывшего свои глаза… подлого мелочного труса, который не пойми с чего ради сейчас стоит рядом с ней, и глубоко целует взасос… Может, теперь он не «крыса», пусть частично крыс, как и она тоже, но так или иначе, с какой-то стати смеет позволять себе лишнего. С каждым засосом, уже в принципе плохо походившем на процесс оживления «утопающего», обычно зоркие очи огненно-рыжей «дамы» медленно расширялись, и до неё не сразу дошёл сигнал, что необходимо эту вульгарщину прекратить. Через некоторое время она действительно отстранилась, причём резво, будто бы одумавшись, даже если злосчастный ветер также устраивал подлянку, будто специально пододвигая её к нему своим морозным напором. Что заставило Скрэта от потери равновесия и некоторой опоры едва не упасть на треклятый снег и поёжиться после ледяных ощущений на своих губах. Холодных ощущений реальности вместо тёплых романтических грёз, пусть он всё же удержал удивлённую красавицу в своих лапах, как бы она не торопилась выпутаться и разойтись на расстояние. Как только он наконец открыл свои глазищи после «возвращения» на землю, заметил её шокированное выражение морды и сразу же покраснел, в точности вспомнив и поняв, что наделал, пусть и с благими намерениями. Отчего смутился примерно так же сильно, как и она, отворачивая голову и нервно посмеиваясь от сложившейся ситуации при полном отсутствии способов объяснить свою позицию, ровно как и желания придумывать их. Чуть приободрившаяся милашка Скрэтти сумела приободрить себя и привести в порядок свои чувства быстрее, хоть и была очень им удивлена… тем не менее, не собиралась изменять своему уму и дедукции ради блаженного мгновения часто фальшивой мимолётности. На миг даже стала обдумывать, а так ли он беспросветно увлечён лишь одним единственным в своей жизни… как мог быть, к примеру, зависим от неё самой в плане чувств и влюблённости. А также какова в его сердце и уме доля от по-настоящему разумного существа… если и сама прекрасно понимает свои отрицания по некоторым поводам сродни допущения быть его самкой, покуда он сам мало чем может быть привлекателен, ровно как и мало что мог вообще предложить. Оглядевшись, она заметила лапы «ничего не добившегося» Скрэта, которые держали её за талию Она ощутила касание его мягкого пухлого живота об её пупок. Ей оказалась очень даже приятна щекотка его потрёпанной, замшелой «шубы» об её изысканное, подчёркивающее статную, бесподобную фигурку «пальто». Скорее, было даже в некотором роде мягко, будто тёплое покрывало света, листьев или слоя шкуры с такой же пушистой шубкой. И ведь хватка его кожных лап, также обхватывавшая её лапки в тёмно-коричневом цвете, дарила это плавно протекающее тепло с прикосновений по всему телу каждого, за которым следовало лёгкое блаженство. И это происходило несмотря на то, что самец крысобела убедил сам себя, будто ему лучше не шевелиться и подождать, что будет с ним дальше… покорно предоставляя свою голову на судьбу от решений спасённой им красотки-недотроги. А то и вовсе представить, что это насмешливый и пугающий сон, где после чего по идее и он, и она должны были быть в разной местности и не среди смертельных погодных условий. Однако, всё совсем не так… всё это, вся с боем высвобождающаяся любовь — наяву, она происходит на самом деле! Но ведь Скрэтти должна была ненавидеть его, как и Скрэт её… теперь же мог быть насущным вопрос, насколько важно вспоминать об этом при некоторой достаточно выгодной взаимопомощи. А потому они оба, сейчас мысля синхронно и отлично понимая друг друга во взглядах, захотели на время забыть об этой глупости, когда согласились с тем, что в самом деле стали нужны друг другу. Тем более собачий холод и невыносимая пурга будто заставили окончательно забыть о вражде и внять голосу совести и логики, не забывая и о инстинктах… склонить головы перед её величеством Любовью, и оттого успокоить мешающие жить личные порывы стремлений. Огненно-рыжая, не желая больше терпеть свои предрассудки и предвзятость, поддавшаяся «мужскому», как ей хотелось верить, бескорыстному вниманию к её проблеме… медленно опустила свою голову под голову Скрэт, сразу же прижимаясь и притираясь. Да, общей проблеме, делавшей свой изворотливый ход в их своевольных крысобеличьих сердцах для пробуждения любви даже в такой злополучный мороз… и специально, и совершенно не на зло, но во имя прозрения. Плавное касание кончика её симметричного носика, а также гладкой, абсолютно водящей с ума от мягкости и запаха шёрстки вынудило крысобела помалу занервничать и теперь уже самому расширить пытливые глазёнки от удивления. Зверёк совсем коротко пискнул от замешательства при буре эмоций, которая по ощущениям явно сильнее погодной… но придержал свою пасть, наблюдая за ней, пока неровно дышал в сторону, тем не менее охотно вспоминая сочную влажность пасти красавицы и божественный вкус её губ. Старался продолжать молчать, компенсируя это учащённым сердцебиением и вздохами особенно после того, как Скрэтти прижалась к нему полностью. Может и непримиримая, но пара животных долгожданно прочувствовала передачу тепла друг другу от крепкого прижатия их тел, первый шаг к чему опять сделала страстная в своей внешности и характере «женщина». Скрэт, пока понемногу высовывал язычок, взаправду начинал наслаждаться объятиями, полностью забывая об очень убедительном и шикарном коварстве самочки, тем временем широко представляя, как вообще могло бы выглядеть примирение между ними… дошло бы до его озарения, и вверения ей своей жизни? Всё же сравнивая с нынешней ситуацией, таки не удержался и стал озираться на жёлудь, ведь быть готовым к ответной реакции на её столь бесчестную бесчестность всяко не помешает. Пока ещё переживал, что это будет очередной ловкий, захватывающий и болезненный обман крысобелочки с целью перехвата и жестокой насмешки над его непостоянной душонкой, всё же жаждущей любви и тепла. Но нет, вовсе нет, ничего к не обязывало к его бдительности… она стояла, прижавшись к нему неподвижно, будто совсем забыв про дубовый плод, как оказалось, раздора. Сам крысобел также не собирался прибегать ко лжи в действиях, от которой в любом случае будет очень плохо им обоим, учитывая ныне смертельные погодные увеселения. Просто не сумел бы этого сделать не только из-за своего полного неумения выкручиваться… тем более сомнения отпали сами собой после соблазнительно мягкого мурлыканья и таких же умопомрачительных вздохов Скрэтти. Всё это, а также то, что она стала вплотную прижиматься к нему и спокойно притираться у его груди ещё сильнее, дабы не только побыстрее согреться, но и чувствовать касания толстого меха своего спасителя, окончательно изменило его вечно подозревающий настрой ни в коем случае не верить ей и сейчас. Именно в этот момент им обоим было волшебно, как ни странно… и никакие другие переживания, создающие в решительности действий ощутимые помехи, ни на секунду не могли подчинять их умы, тут же растворяясь среди сладкой пучины ласковой симпатии, оставляя две души в полном покое, даже среди жутчайшей метели. Ведь её нежные, несильные потирания головой, её крепкое объятие, мурлыканье, расслабленность… всё это создавало тепло, которое быстро обволакивало, помимо тела, также и бегущее по всем существующим пропастям и среди них сердце Скрэта. Мягкие уверенные движения против его шерсти создали впечатление, что он снова попал в тот самый беличий рай с безгранично просторным жёлудиным небом… ранее крысобел не ощущал подобного, находясь в земном пространстве и времени. Но теперь он без труда и слома личности признался сам себе, что радость от пойманной добычи не сравнится с великолепными чувствами от касаний его мечты, и даже его идеала, спустившегося именно с того самого рая на грешную, жестокую землю. Во всяком случае, эти стойкие грызуны чувствовали себя непринуждённо, продолжая согреваться друг о друга и вовсе забывать о своём соперничестве. Потому Скрэт всё это время, проведённое с ней, всё охотнее соглашался с выводом, что Скрэтти мягка, плавна и воздушна, как облако… о, как же можно не возжелать обнять её покрепче, погладить спинку и пощекотать за закрытым ушком в том числе кончиком гладкого языка? Ведь об этом свидетельствовали её движения, особенно при полёте над дуновениями ветров… и об этом явно утверждали её потрясающий мех и большой хвост. Теперь сомнений не оставалось ни у кого из них, что они охотно, со всей своей великой радостью впустили в друг друга взаимную влюблённость далеко не только ради взаимовыгодного спасения — как тел, так и душ. Но и это не было финальным этапом их созидательного времяпровождения, хоть сейчас они оба были готовы защищать друг друга от холода, даже когда несносная буря соизволит утихнуть. Скрэтти продолжила теперь полностью согревать и Скрэта, как себя ранее, или скорее проявлять симпатию к нему за то, что он не бросил её умирать. Но всё же потому, что любит его, хоть и не желала признавать эту невообразимую глупость до случившегося при наличии собственных предпочтений своего идеального партнёра… пусть таковые были у неё раньше, и всё же без намерения серьёзных отношений. Может, потому и била вроде бы оттого, что любила… но то было раньше, хоть тут наверняка невозможно подобрать по факту точное, неоспоримое предположение. Теперь же её хвост осторожно обернулся вокруг спины обретшего уверенность в своей бескорыстной значимости самца крысобела, что опять заставило его расширить глаза, ибо это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Скрэт искренне довольствовался действиями своей самой любимой соперницы хотя бы потому, что это происходит с ним — с тем, с кем мало кто захочет связываться из-за его очень мощной мании, от которой он влёгкую забывает обо всех и обо всём. О себе тоже, потому и часто огребает от природных, так сказать, случайностей, по самое не хочу и максимально небезопасно. Было видно, что он пытался улыбаться своими зубками и клыками, как остолбенелый, от всех её приёмов чистой и красивой любви, где фальши вовсе не было места. И даже если Скрэтти позволит себе больше, где неважно, от любовного ли помутнения, или простой самочьей благодарности… он точно удержит себя от того, чтобы сопротивляться её столь красиво исполняемой привязанности. И явно не по причине, где практически любой самец, какого вида ни был, в угоду своего самолюбивого воспитания и партнёрской востребованности вовсе не станет удерживать потерявшую от любви голову самку от её желаний. Но мог ли стоять вопрос насчёт небывалого допущения перехода отношений почти сразу на высокий уровень не только из-за ужасных погодных обстоятельств? Огненно-рыжая, будто не желавшая быть ни в чём испорченной, нимфа в чудесном животном обличье легко сумела растопить лёд и испорченное самоволие внутри него. А пепельно-серый и сам был рад на время стать тем, кем хотел быть очень, очень давно… Вероятно, даже до встречи с его, возможно, судьбой, продолжая крепко обнимать и прижимать её без некоторой навязчивости с молением зайти дальше и по возможности не переставать любить согреванием как можно дольше. Скрэтти будто светилась от всех этих вихрей чувств, одержавших победу, и улыбка на её мордочке уже не могла быть скрыта. Да и незачем, когда искра между саблезубыми белками оставила после себя след, словно ставший неизгладимым. И никакими попытками позже забыть этот прекрасный эпизод из их жизни просто-напросто не получится, ведь сны однозначно заставят вспомнить и вызвать бурю разных, предположительно, положительных эмоций. Она обожала такое чувство, от которого с удовольствием могла тонуть и не возвращаться из сказочных объятий симпатии… скорее, чувство защиты именно ради неё, а не её чувств в угоду извлечения выгоды, какой бы она ни была. Одно дело, когда так могут защитить родственники, в частности родители… но ещё более приятно ощущать это от любимого, с чем Скрэт умел справляться на удивление хорошо и последовательно. Крысобелочка, понемногу оттаивающая от тепла его тела, вызванного милейшим возбуждением её утончённой персоной, ровно как и позволяющая своим мыслям таять без чрезмерной приторности от сложившегося исхода, перестала думать, почему вообще втюрилась в такого, как он. С каждой секундой согревалась всё быстрее, мурлыча себе благодарные мотивы под поправившийся носик, пока успокоенный крысобел млел от её вдохов, выдохов и касаний притягательно гладкой шёрстки. Или в «абсолютную бестолочь», способную при помощи судьбоносного пинка или разъедавшей совести, изнутри и снаружи, с которой он будто с рождения не хотел заводить дружбу, менять свои приоритеты коренным образом… пожалуй, как сейчас? Просто решила прислушаться к себе ещё до бури, и не ошиблась… что может быть лучше полного подтверждения правдивости самочьей интуиции, которая нередко просто по своей природе не будет мириться ни с единым поражением! Точно, «принцесса» Скрэтти была права, что хотела сделать его своим любимым, не «слугой», не собираясь думать о риске для своего умеренного артистичного нарциссизма. Ну, а Скрэт тоже отнюдь не против быть связанным с ней именно романтически, если бы ему только это было в точности позволено… как ни посмотри на их взаимопомощь, ему продолжало казаться, что не заслужил. Несколько разочарованно предполагал, что и дружественных отношений не могло быть между ними… невероятно разные, совершенно не похожие друг на друга, но одинаково упёртые, словно стремящиеся к скрытым от любых глаз вершинам! Решив продолжать дарить, пожалуй, своей крысобелочке тепло от вызываемых чувств, пепельно-серый потёрся своей щекой об её щёчку, всё меньше думая о своей незаслуженности её обожания к самому себе. Ещё и поцеловал туда для сгущения красок неловкости теперь уже у неё самой, без резких движений и без стеснения… не прерывая его около пяти секунд. Но Скрэтти была только рада даже такой деликатной, но в то же время очень нежной любви, мурлыча ещё более слышимо, и плавно, игриво царапая пальчиками правой лапкой те его части тела, которые были рядом с её небольшими ровными коготками. Пожалуй, заскоки разных характеров и заметно отличного друг от друга темперамента стоит задвинуть куда подальше как можно быстрее, и просто дарить друг другу тепло и нежность… Которых, стоит признать, порой очень и очень не хватает в жизни даже таким, как крысобелы — вечно шебутные, вечно поодиночке, вечно добивающиеся своего любыми способами, невзирая на свои мелковатые для крупных стычек габариты. Не потому ли радостно хотя бы в душе полностью не соответствовать своей породе, ежели частенько отдаваться любви или высшей цели куда увлекательнее, чем быть по-настоящему узнаваемым крысобелом? Рыжая самочка, чуть подвинувшись и не позволив успеть Скрэту замешкаться, обхватила его лохматую спину своими «перчатками», попытавшись полностью укрыть друг друга своим хвостом. Она явно была уверенна в себе, тем самым послав к создавшему эту бурю чёрту… или же стоит поблагодарить его за такой шанс… оставшиеся йоты сомнений. Ничего не было из предположений возможной недальновидности серого самца, что он просто-напросто не поймёт её игривое «женское» сердце должным образом… Впрочем, тепло тела и последовательность действий от фейерверков чувств могло утверждать за него очень многое, а именно, что не было нужды продолжать убеждаться в его туповатой «бессердечности», и продолжать любить даже сквозь боль… среди которой по прежнему не было видно укрытий в округе. Да, что и говорить, Скрэту также безумно нравилось всё то, что сейчас происходит между ними, незачем было сомневаться и разочаровываться, что они оба и сейчас останутся прежними в своей непримиримости. В его жизни не было абсолютно никаких эпизодов, которые можно было сравнить с этой умиротворённой, очень милой, домашней романтикой. Отчего и он нежно вздохнул безо всякой неловкости перед ухаживанием за такой красивой самочкой, от чего, надо же… зависела её собственная жизнь! Моменты, которые излечивают абсолютно всё внутри… они оба поступили правильно и логично, от того им было до умопомрачения приятно находиться в обществе друг друга. Скрэт без труда переключил своё внимание на нечто куда более важное, чем добытый, или отнятый у неприятеля жёлудь, и не жалел об том ни секунды. Мечтал, чтобы подобные искры между ними двумя проходили каждый эпизод и каждое заметное мгновение… Их полезная взаимовыручка, чего сами белки осмелились счесть очень удавшимся свиданием, оставляла только приятные ощущения и весенние надежды на более осмысленные их деньки вместе, будь то в погоне или в знакомстве. В отличие от соперничества, хоть и последнее время шуточного, до этого проклятого сильного мороза. Неважно, ибо когда в объятии драгоценной своему сердцу ради того, чтобы ей было хорошо, даже по-райски… о чём-то своём, бесполезном и отягощающем, вовсе нет никакого желания думать и занимать свои мысли. Но стараться хотя бы придумать способы, как сделать любимой ещё более приятно, чисто, правильно, без даже единого намёка на утрату доверия. Чтобы и она была уверена в совершенной ненужности предубеждений и ярлыков ради того, чтобы таять необычайно расслабленно от любящих действий без каких-либо масок, как топлёный жирок. Крысобел мигом вспомнил, и далее позволял себе забывать, что часто задумывался иметь отношения с этой свалившейся на его многострадальную голову сущей бестией, оказавшейся ослепительным ангелом. Но тогда он между этим больше думал о том, как же отобрать своё и при этом не выглядеть слишком слабохарактерным, доверчивым и получающим по первое число. Как не выглядеть безнадёжно влюблённым в её шикарную актёрскую для мелкой грызуньи игру, а также внешность и шарм, отчего цель кардинально сменилась бы другой, более значимой, стоящей и желанной. Как… ну как вообще суметь удержать перед ней хотя бы последние капли самцовой гордости, стоит ей дальше давать возможность изобретать ещё более сладкие, невыносимые обманы — от несерьёзной ненависти до вечной любви? Любое её проявление в отношении к такой удивительной озорнице казалось бы таким деспотичным и некрасивым… что лучше просто плюнуть на главенство и любить её больше жизни дальше, как только пожелает самцовая душа, без принуждения и эффектов влюблённой «ослеплённости». Сейчас пепельно-серый везунчик твёрдо, убеждённо вытеснял мысли о жёлуде и самоконтроле куда подальше, ибо её гладкое «пальто» с невыносимо вкусным запахом уже давно околдовало его. Околдовало так, что очень хотелось распробовать его на вкус своим языком, и обнюхивать, сколько бы времени на это не понадобилось в острейшую угоду насыщения! Однозначно очаровало, как и сама её довольно непростая, временами бесстыдно лживая, но в то же время очень искренняя личность. Настолько неоднозначная и горячая в своей страсти, что сдаться перед ней и просто любить её — наилучший выход из положения, без единой необходимости бдительности и додумывания своей судьбы с ней в паре. В отличие от противостояния в первую очередь самому себе, а не ей, ради собственной выгоды и самоуважения… где борьба за них может со временем здорово надоесть и утомить. В самом деле, ведь если Скрэт подвергся такому сильному вихрю любовных эмоций, когда не находится с ней официально в паре… то насколько более сильными могут быть эти чувства, когда они «распишутся», проводя чудные лунно-звёздные ночи вместе на лежанках? Сейчас хоть и не было желания забегать настолько далеко вперёд, пепельно-серый зверёныш был не против подумать об этом, подбирая разные варианты от ощущений. Тем самым всё больше убеждался, что его муза, или, скорее, идеал в лице второй половинки точно найден… хоть и кажется, что настолько прекрасного подарка он вообще не заслужил! Приобнимая крысобелочку за талию ещё крепче и ещё более страстно, крысобел тоже воспользовался своим громадным хвостом, дабы обернуть её тело, насколько это было возможно. Осторожно прижал её голову к себе на грудь при помощи своих грубых когтистых пальцев, будто бы оберегая от любых угроз, в том числе и погодных. Защищал её, как самого себя, всё прижимая и обдавая переливающееся рыжее тельце уверенным горячим дыханием… даже себя он никогда не защищал с подобным энтузиазмом и уж тем более с любовным жаром. В особенности когда не преминул возможностью целовать лоб своей богини во плоти, и гладить её щёки без единой доли стеснения, всё возбуждаясь внутри в душе от её ласкового мурлыканья благодарной спасённой. Вот, это случилось… они оба воистину наслаждались друг другом, утопая в сладких объятиях и даже не думая выходить из этого восхитительного плена сознания. Может, странные, но такие невозможно милые влюблённые и думали, что опять вернутся на свои проторенные дорожки к битве, через некоторое время после успокоения бури… пусть и были в безвыходном положении, но не терпели друг друга через силу. Хотели горячо любить друг друга всё это ненастное время, тем временем желая, чтобы буря побушевала подольше. Хоть такое вовсе не вписывалось в здравый смысл. Скрэт и Скрэтти совершенно не возражали ласкать друг друга прикосновениями шерсти, носа, подушечек пальцев, коготков… и, в конце концов, вёрткими гладкими язычками. Им было очень невероятно, до безумия хорошо, они оба сумели постичь блаженство взаимной влюблённости, к которой могли идти ещё очень и очень долго, не случись бы всё это. Вообще обходясь без фамильярностей, совершенно не тот случай, чтобы намекать на большее и между тем выяснять причины их весьма странной «игры» с симпатией и приоритетами. Сейчас ничто не помешает им любить тепло и ласково, между делом защищая… как от погоды, так и от противоречий. Также вероятно, ничто не помешает согреться им и при помощи возбуждённых от подобной близости располагавшихся друг к другу тел, губ… И правда, как знать, стоило бы попробовать получить ещё больше расслабляющего тепла взаимовыгодной красивой любви при помощи чувственного, примирительного поцелуя?Как и мой отец, который пришёл, чтобы уйти… Двадцать лет пролетели, как одно мгновение. Разбуди меня, когда закончится сентябрь. Лето наступило и прошло. Век невинности короток. Опять начинается дождь. Он падает со звёздного неба. И, смешавшись с моей болью, превращается в нас. О, люди, разбудите же меня, когда закончится сентябрь!