Выше Солнца

Я всегда была идеалисткой и верила в чудеса. С самого раннего детства я мечтала о Настоящей Любви. Об идеальных отношениях. О второй половинке, с которой у нас никогда не будет ссор, недомолвок и крупных разногласий, о том, что у нас не будет проблем между собой, а все сложные ситуации, с которыми нам придётся столкнуться, мы будем решать сообща. Меня всю жизнь разубеждали, говорили, что это сказки и такого не бывает, что у любых пар бывают ссоры и разногласия, а «любовь» остывает через несколько месяцев или лет и в лучшем случае превращается в привычку. Я всех слушала. Ни с кем не спорила. Те пары, которые я видела вокруг себя, только подтверждали эти слова. Но я продолжала верить… И теперь для всех тех, кто, как и я, ждёт и надеется, несмотря ни на что, я хочу рассказать нашу историю… Я помню всё, как будто это было вчера! Я стояла дома в прихожей перед большим зеркалом и смотрела на своё отражение. Первое сентября… Я всегда с нетерпением ждала этого дня. Я очень любила учиться и ходить в школу. Для того, чтобы отдохнуть, мне хватало недели, а дальше я начинала скучать и изо всех сил рваться на учёбу. Я не очень любила летние каникулы. Меня вывозили на неделю куда-нибудь на море, а всё остальное время делать было особенно нечего, все одноклассники разъезжались кто куда, общаться было не с кем… Я с нетерпением ждала последней недели августа, когда мы с мамой ездили на ярмарку и покупали мне яркие и красивые тетрадки для нового учебного года. Я терпеть не могла болеть, потому что боялась, что в этот день непременно случится что-нибудь интересное, а я это пропущу. Наверное, я была необычным ребёнком, ведь другие школьники часто придумывают себе мнимую болезнь, чтобы пропустить занятия, а я сбрасывала температуру с градусника и бодро топала в школу, даже если вся горела. Мир школы, её особая жизнь всегда тянули и манили меня. Моя школа находилась рядом с домом, и каждый год первого сентября рано утром начинали раздаваться песни со школьного двора, создававшие в моём сердце атмосферу праздника. Сколько я себя помню, первого сентября всегда была хорошая погода… Я наряжалась и бежала на встречу с одноклассниками – загоревшими и отдохнувшими. …А теперь я стояла и смотрела на себя – неожиданно повзрослевшую – в зеркало. Юбка до колен, строгий костюм и что-то такое новое во взгляде. Сегодня мне предстояло вернуться в школу, спустя пять лет. У меня за плечами были годы обучения в университете и красный диплом МГУ. Меня отговаривали всей семьёй, когда я приняла предложение пойти работать в школу. Они видели для меня более радужные перспективы и престижную работу, а я согласилась, практически не раздумывая, потому что мечтала об этом всю жизнь. К тому же, помимо должности штатного преподавателя мировой художественной культуры, мне, молодому и активному специалисту, предложили также занять вакансию завуча по внеклассной работе. Я последний раз оглядела себя и, оставшись довольной, улыбнулась своему отражению. Итак, в школу! Школа находилась далеко от моего дома, в новом районе с высокими разноцветными домами. Да и сама она была новой, красивой, ярко-бирюзовой, с забором, решётка которого была отлита в виде раскрытой книги. Я пришла заранее, чтобы не опоздать на собрание учителей, но на площадке перед школой уже царило приятное оживление. Поздоровавшись с охранником и представившись ему, я прошла прямиком в кабинет директора. С руководителем школы я встречалась уже не первый раз, он лично общался со мной, когда принимал решение взять меня на работу. Он мне понравился сразу. Невысокий, с пузцом, но очень активный и добродушный Николай Павлович Савченко, я поняла это с первой встречи, был душой школы. Он искренне любил свою работу, учеников и немного напоминал мне Карлсона. Я робко постучала в дверь его кабинета и вошла внутрь. Он сразу узнал меня, подошёл и, улыбаясь, сказал: – Здравствуйте, Светлана Александровна! Добро пожаловать! Времени мало осталось, надо ещё планёрку провести, с коллективом Вас познакомить, с коллективом, да. Он подхватил меня под руку и повёл в учительскую. Много пар глаз, преимущественно женских, оценивающе смотрело на молодую учительницу. Директор тараторил без умолку: – Дорогие коллеги, счастлив снова вас видеть! Счастлив видеть! Рад представить вам нашего нового педагога по мировой художественной культуре. Светлана Александровна, располагайтесь и знакомьтесь! Красный диплом МГУ, между прочим, красный диплом! Он говорил что-то о планах на ближайший год, про предстоящую комиссию, а я, слушая вполуха, внимательно рассматривала новых коллег. Я сразу поняла, что лучше не попадаться под горячую руку женщине средних лет в костюме неопределённого цвета, волосы которой были собраны в тугой пучок на затылке. Она тщательно конспектировала каждое слово директора, успевая кидать на меня какие-то недовольные взгляды. Учительский состав школы пестрел разнообразием: здесь были и довольно молодые педагоги, ухоженные, с красивыми причёсками и продуманным макияжем, и учителя «старой закалки» в строгих костюмах, но с мягким взглядом, и бабушка-одуванчик, которая, кажется, преподавала музыку… Я видела её ещё раньше, она изучала расписание. Из всей массы очень выделялся молодой мужчина в очках. Я не знала, кто он, мне он ещё не представился, однако его внешний вид привлёк моё внимание. На нём была футболка с каким-то весёлым рисунком, джинсы, а на шее висели массивные наушники от плеера. Неужели он тоже учитель?! Если так, то я была уверена, что мы с ним найдём общий язык. Мне не терпелось приступить к работе, однако на первое сентября в этой школе занятий запланировано не было, только торжественная линейка и классные часы. А так как классного руководства мне ещё доверено не было, то после официальной части мне предстояло отправиться домой. Время на планёрку вышло, и обсуждение внеклассной работы, того, что находилось теперь в моей компетенции, было решено отложить на завтра. Дама в строгом костюме, назвавшись Людмилой Фёдоровной, выдала мне расписание на ближайшую неделю, и все учителя потянулись на улицу. Весь школьный двор был заполнен детьми и родителями. Красивые и нарядные первоклашки с пышными бантами и стоящие рядом родители, украдкой утирающие слёзы, пятиклашки с гордостью в глазах, ведь они теперь уже не младшеклассники, старшие ученики, ко всему привыкшие и лениво оглядывающие всё вокруг… Мне почему-то захотелось плакать. От умиления что ли… Я поняла, что сделала правильный выбор. После того, как торжественная линейка закончилась, я, было, хотела подойти и познакомиться с кем-нибудь из молодых учителей, но все быстро разбрелись по классам и, никого не найдя, я побрела домой. Завтра мне предстоял первый рабочий день! Утром следующего дня передо мной встала дилемма – заколоть волосы или оставить их волнами спадать на плечи. Первый вариант был более строгим, зато второй – более красивым. Поддавшись искушению выглядеть лучше, я оставила всё, как есть. Из-за пробки я влетела в учительскую через минуту после начала планёрки. Я попыталась незаметно пройти куда-нибудь в уголок, но все взгляды были обращены на меня. Я услышала, как Людмила Фёдоровна недовольно прошептала себе под нос: «И в таком виде она пришла в школу!» – Здравствуйте, Светлана Александровна! А вы музыку любите? – с порога огорошил меня директор. – Очень люблю, – сказала я, – особенно рок. По правде говоря, музыка была моей стихией. Меня отдали в музыкальную школу в 5 лет, и с тех пор я каждый день занималась и добивалась того, чтобы Бах, Вивальди и Шопен звучали на моём стареньком пианино как можно лучше. Когда встал вопрос о том, заниматься ли мне музыкой серьёзно, делать ли её своей профессией, я поняла, что недостаточно усидчива и не готова столько заниматься. К тому же, искусство я всегда любила больше. Но своё пианино я никогда не бросала. И вместе с любовью к классической музыке во мне жила другая страсть – к русскому року. Я не выходила из дома без плеера и в тайне немного завидовала девушкам, сумевшим пробиться на сцену. Ответ про рок вышел как-то сам собой и вызвал ещё пущее неодобрение у Людмилы Фёдоровны, тогда как директор, напротив, чему-то чрезвычайно обрадовался. – Замечательно, замечательно! – возглашал он, приобняв меня за плечи. – Мы в школе организуем рок-группу! Пробуем организовать. Нам год назад подарили инструменты, а они до сих пор стоят незадействованными! У нас скоро комиссия, к её приходу надо подготовить выступление. Возьмёте на себя руководство, это по вашей части! Он не спрашивал, а утверждал, а я пока не очень понимала, что ответить и требуется ли ответ вообще. – А вот вам в помощники Игорь Ильич Рассказов, – директор указал на молодого человека, который ещё в первый день привлёк моё внимание. – Игорь Ильич, поможете. После планёрки молодой учитель подошёл ко мне. – Игорь Ильич… – обратилась к нему я. – Просто Игорь! – перебил он меня. – У нас же теперь одно дело всё-таки! – Тогда просто Света, – улыбнулась я. Он мне положительно нравился. – Расскажите мне про группу. – А рассказывать-то пока и нечего, – пожал он плечами. – Инструменты ни разу из кладовки не доставали, но директор разрешил выделить спортзал для репетиций после уроков. – Здорово, – сказала я. – А кто в группе? – Пока никого. Я сегодня скажу всем своим на занятиях, чтобы желающие приходили после уроков на репетицию в спортзал. Вы тоже приходите, там и оцените обстановку. До встречи! Он бодро зашагал по направлению к классам, а я с сомнением посмотрела ему вслед. Исходя из представлений, которые я получила в музыкальной школе, для того, чтобы подготовить выступление, надо репетировать, готовиться… И явно дольше, чем месяц. Тем более, если речь идёт о музыкальном коллективе. Что же из этого получится… Уроки у меня в этот день были исключительно в пятых и шестых классах, поэтому агитировать кого-то из них на участие в группе представлялось мне делом бессмысленным, и я сосредоточилась на преподавании. Я понимала, что самое сложное – это завладеть вниманием. Все ученики понимают, что каким-то образом им всё равно придётся учить русский язык и математику, а к моему предмету всегда было несерьёзное отношение, как к какому-нибудь нудному факультативу, который только занимает время и никому не нужен. Мне ещё со школьных лет говорили, что у меня есть способности рассказчика. Что я с таким увлечением говорю об искусстве и культуре, что невольно заражаю этим интересом всех, кто меня слушает. Мне показалось, что с задачей увлечь учеников я справилась, устроив рассказ-путешествие и стараясь, чтобы все были задействованы и воспринимали это как интересную, но познавательную игру. Я понимала, что с одиннадцатыми классами такое не пройдёт и, честно говоря, побаивалась этих уроков. Оба одиннадцатых класса стояли в моём расписании на завтрашний день. После окончания занятий я, как и было запланировано, спросила, где находится спортзал, и направилась туда. По пути мне встретился Игорь и сообщил, что у него не было последнего урока, и он успел расставить в спортзале инструменты и усилители. – Вот, полюбуйся! – сказал он, распахивая передо мною дверь. – Здорово? «Ну, более-менее», – подумала я. Добротные электрогитары, простенькая, но полностью укомплектованная ударная установка. И тут я заметила её. Высокая стройная девушка стояла на противоположном конце зала у баскетбольного кольца и кидала туда мяч. Она была совершенно необыкновенной, но я не могла объяснить – почему. – А кто в команде? – спросила я вдруг сорвавшимся голосом. – Вот, первая и пока единственная, – он указал на девушку рукой. – Лена, иди сюда! У неё была какая-то мальчишеская походка и при этом взрослый и не по годам серьёзный взгляд. Ещё и на гитаре умеет играть? – Давно музыкой занимаешься? – попыталась я завязать разговор. – Вообще-то нет, – ответила она. Голос у неё был низкий и немного хриплый. Завораживающий и ни на что не похожий. Она как-то неуверенно, но изо всех сил стараясь скрыть свою неловкость, взяла в руки бас-гитару. – Бас-гитара и ударные – это основа всей композиции. Если они играют слаженно, то и песня будет звучать отлично. А если разойдутся, то и музыка развалится… – решила я показать свою учёность. Бас-гитара очень ей подходила, я не могла представить её ни с каким другим инструментом. – А вы вообще кто? – пристально посмотрела она на меня. – Лена! Учителей надо знать в лицо, – вмешался Игорь. – Это ваш новый преподаватель по мировой художественной культуре, Светлана Александровна. И по совместительству вместе со мной художественный руководитель будущей группы! Всё это время она упорно наигрывала что-то на басу. Сразу видно, что целеустремлённая. В зал, держась за ручки, вбежали две девочки. Я с трудом заставила себя отвести взгляд от Лены, не обратившей на вновь пришедших никакого внимания. Девочки явно были подругами, но представляли собой разительный контраст. Одна маленькая, бледная, в джинсах и какой-то тёмной рубахе, с прямыми чёрными волосами, а вторая вся в розовом, в короткой юбке, блондинка, с волнистыми волосами и ярким макияжем. – А вы в группу ещё принимаете? – проговорила громким голосом блондинка. – Конечно, девочки, проходите, – сказал Игорь. – На чём вы играете? – Наташка – спец по гитаре, – показала блондинка на свою подругу. Наташка взяла инструмент и выдала неплохое соло. «Что ж, уже лучше, – подумала я. – Хоть один человек, владеющий инструментом». Игорь представил меня, усадил блондинку за установку, но я не помню того, как он учил её играть простой ритм, потому что в этот момент я поймала на себе Ленин взгляд. Зелёные глаза. Ярко-зелёные. Почему-то больше в этот день никто не пришёл. Если бы в мою бытность школьницей кто-то пригласил меня играть в группе, причём предоставляя инструменты, я бы побежала изо всех сил, чтобы быть в первых рядах. Решив, что определяться с репертуаром и что-то играть мы будем уже завтра, Игорь предложил всем разойтись. А нам предстояло в кратчайшие сроки найти ещё одну гитаристку. Ленка была едва ли не на голову выше своих подруг. Я смотрела, как они уходят, Игорь увидел мой взгляд, и мне почему-то стало стыдно. Я с детства очень любила наблюдать за людьми. Это мне передалось от папы. Мы ним могли сесть в каком-нибудь людном месте и часами обсуждать проходящий мимо народ. Школа для этих целей был идеальным местом. Ученики все были как на ладони. Порядка двадцати в каждом классе. Двадцать разных жизней. Двадцать индивидуальностей. Меня поразило, какими наивными мы были в своё время, когда полагали, что нам удаётся незаметно списывать. С учительского места было прекрасно всё видно, и если преподаватель делал вид, что он ничего не замечает, то это было исключительно по доброте душевной. С одиннадцатыми классами действительно оказалось сложнее. В их глазах была какая-то претензия. Претензия на то, что они уже взрослые и всё в этой жизни понимают. А на самом деле всё у них читается на лицах. За первой партой сидела красивая девушка. Модельная внешность, безупречный макияж и маникюр, некоторая надменность в глазах. Я видела её первый раз в жизни, но уже многое могла о ней рассказать. Она поставила себя так, что она лучше других, и ей даже несколько унизительно находиться в обществе этих болванов. А на самом деле она просто одинока. А рядом с ней её подруга, которая только так называется, а настоящей духовной близости между ними нет. Модели эта дружба нужна, чтобы не быть уж совсем одной и чтобы выгодно смотреться на фоне менее блестяще выглядевшей девушки, а подруге – для того, чтобы быть хоть немного такой же «крутой», как та. А на самом деле она её временами даже почти ненавидела. За последней партой сидел темноволосый парень. Явно двоечник! Все мои эмоциональные и похожие на театральные представления рассказы об искусстве он пропускал мимо ушей, с любопытством наблюдая через окно за дракой, завязавшейся на школьном дворе. Зато на меня внимательно смотрела и ловила каждое слово рыженькая девчушка, явно отличница. Я надеялась, что ей действительно интересно, однако я понимала, что это своеобразный рефлекс. Комплекс отличника. Я сразу к ней очень прониклась, потому что сама была такой же. Родители считали, что я гений и плохо использую свой потенциал, поэтому я ходила на пять факультативов минимум, помимо школы, а четвёрка в моём дневнике была равносильна катастрофе. У меня в том возрасте почти не было друзей: поначалу меня регулярно звали гулять, а мне было всегда некогда, потом звать перестали. Я получила золотую медаль, но у меня не осталось ни одного школьного друга. Моё внимание привлекла ещё одна девушка. Взгляд направлен в потолок. На лице застыло мечтательное выражение… Неужели она пишет стихи? На уроке об искусстве для этого самое время. Сразу видно, творческий человек. Может и на гитаре играет? Я, не прерывая рассказа, пошла по рядам, прошла мимо девушки и прочитала на тетради, что её зовут Аня Прокопьева. После того, как прозвенел звонок, я подозвала её: – Аня! Подойди, пожалуйста, на минутку. Она послушно подошла, с каким-то странным выражением лица, как будто я собиралась её ругать. Я подождала, пока все вышли из класса, и мы остались одни. – Я видела, что ты пишешь стихи на уроке. – Ругать будете… – обречённо сказала она. – Ни в коем случае! Я просто подумала, раз ты творческий человек, может быть ты играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте? – Я играю на гитаре, – более уверенно сказала она, но всё ещё смотрела так, как будто ожидала подвоха. – Это же отлично! А в группу к нам не хочешь? У нас как раз гитаристки не хватает! – Очень хочу, – призналась она. – А что же раньше не пришла? – удивилась я. – Постеснялась. Я тут новенькая… – Аня! Ну что ты! У нас здорово будет! А мы с Игорем Ильичом тебе поможем. Приходи сегодня после уроков, у нас всего вторая репетиция будет, ты почти ничего не пропустила. – Спасибо, Светлана Александровна, – её улыбка стала наконец-то искренней. – Я приду! И она чуть ли не вприпрыжку покинула класс. На четвёртом уроке у меня был 11 «А». В этом классе я увидела сразу три уже знакомых мне лица – нашу гитаристку Наташу, барабанщицу Леру и Лену. Я улыбнулась девочкам, и они поздоровались со мной. Староста положила мне классный журнал на стол, и я быстренько пробежалась глазами по списку учеников. Взгляд мой остановился в середине списка. «Кулёмина Елена». Вроде бы девочек с таким именем в этом классе больше не было. Я не удержалась и перелистнула несколько страничек назад, чтобы посмотреть, какие у неё оценки по другим предметам, но тут же одёрнула себя. Чтобы доказать себе, что я просто хотела побольше узнать о членах группы, с которыми мне предстояло работать больше, чем с другими учениками, я нашла в списке так же Новикову Валерию и Липатову Наталью и даже внимательно изучила все Лерины тройки по алгебре, коих уже успела нахватать, несмотря на самое начало года. Лена сидела на третьей парте в среднем ряду, прямо напротив меня. Я почему-то изо всех сил старалась на неё не смотреть. На самом деле, я боялась, что увижу скучающий взгляд или замечу, что она выводит какие-нибудь каракули в тетрадке и не слушает меня. Что-то мне подсказывало, что эта девочка далека от мировой культуры, и увлечь её своим предметом будет непросто. Я старалась использовать весь свой талант, пытаясь донести до их сердец магическую силу искусства. Что-то изображала в лицах, о чём-то спрашивала учеников. Я поинтересовалась у некоторых их художественными вкусами. И как ни странно, мне весьма вразумительно отвечали, называя тех или иных известных художников и их знаменитые творения, которые когда-то произвели на них впечатление. Под конец урока я всё-таки не удержалась и мельком взглянула на Лену. Он смотрела на меня, и её лицо выражало неподдельный интерес. У меня сразу как-то отлегло от сердца, и я стала рассказывать ещё вдохновеннее. После окончания урока они все втроём подошли ко мне. – Светлана Александровна, а сегодня будет репетиция? – спросила Наташа. – Конечно! Обязательно приходите все! Я, кстати, отыскала ещё одну гитаристку. Аня Прокопьева, из параллельного класса, знаете такую? – А, новенькая что ли? – поинтересовалась Лера. – Да, она ещё и стихи пишет, надеюсь, что-нибудь получится. – А вы сами играете на чём-нибудь? – спросила Лера. – Я музыкальную школу по классу фортепиано закончила. Всю жизнь музыкой занимаюсь! Очень люблю. Но рок никогда не пробовала играть, хотя очень хотела. Вообще, искусство, музыка и спорт – это три мои самые большие страсти. Лена за весь разговор не проронила ни слова, но я заметила, как на последней фразе её взгляд стал каким-то особенно заинтересованным. В кабинет уже начали подходить ученики класса, в котором у меня должен был проходить следующий урок, и девочки потянулись к выходу. Лена задержалась на мгновение дольше. – Вы очень интересно рассказываете, – сказала она. – Спасибо, я стараюсь, – улыбнулась я, и где-то внутри разлилось очень приятное тепло. Казалось, она хотела сказать что-то ещё, но девочки уже звали её, и она последовала за ними. Я немного увлеклась своими рассказами на последнем уроке и пришла на репетицию самой последней. И девочки из 11 «А», и Аня, и Игорь уже были в сборе. Аня показывала всем какие-то стихи. – Вот, посмотри! – протянул мне тетрадный лист Игорь. Я пробежала глазами строчки. Мда… Текст, мягко говоря, заключал в себе мало смысла. Бай, бай, Алиса, бай, бай, бай, бай Не ходишь в школу, значит засыпай. Игорь и девочки были в каком-то приятном возбуждении, но Ленино лицо не выражало ничего. Не в моих правилах было пресекать творческий порыв. В конце концов, это просто школьная группа. И лучше петь песни собственного сочинения, чем перепевать чужие. – Ну… Давайте попробуем! – бодро проговорила я. – Мотив есть? Наташа наиграла что-то на гитаре, а Лера звонким голосом пропела Анины слова на эту мелодию. – О, ничего себе голос, – восхитился историк. – Да это же фишка! Поющая барабанщица! – Эй, так нам же теперь никто не нужен! У нас свой поэт, свой композитор и своя фишка, – впервые подала голос Лена. Они даже попытались что-то сыграть. Лера отбивала простой ритм и пела, Аня играла аккорды, Наташа соло. А я слушала звуки баса. Лена и бас-гитара. Как они подходили друг другу. Лерин голос был не поставленным, сразу чувствовалось, что она не занималась музыкой, но вместе с тем он был задорным и каким-то хулиганским что ли. Они были очень разными, все четверо. Каждая была мне по-своему интересна. Лена не была похожа на домашнюю девочку, которую холят и лелеют. Мне хотелось узнать о ней побольше, но я не знала, как это сделать. Она была поглощена музыкой, общалась с гитаристками и пыталась гармонично играть с Лерой. А я смотрела на неё. Она пыталась казаться взрослой и сильной, но мне почему-то иногда виделась в ней нежная ранимая девушка. В какой-то момент она резко повернулась и посмотрела на меня. Я не смогла отвести взгляд. Чтобы сгладить возникшую внутри самой себя неловкость, я тут же начала бурно обсуждать их музыку, давать рекомендации и советоваться с Игорем. Чего-то не хватало… – Клавиши бы! – наконец резюмировала я. – Нет у нас клавиш… Не выделили, – развел руками Игорь. – А хорошо бы! Я вспомнила про свой старенький синтезатор, который стоял практически без дела. Я, что уж говорить, предпочитала фортепиано, потому что играла на нём всю жизнь, а электронный инструмент так и не сумела как следует освоить. – А вы знаете кого-нибудь, кто умеет на клавишах играть? – обратилась я к девочкам. – Да, вот Женька Алёхина из моего класса, – сказала Аня. – Рыженькая такая, помните? Она музыкальную школу закончила, на пианино играет. Она очень в группу хочет, только папа ей не разрешит, да и клавиш у нас нет. Рыженькую я помнила. Мне очень захотелось, чтобы она была в группе. Я уже говорила, что сразу почувствовала к ней что-то типа солидарности. – Так, ну клавиши у меня есть! Я завтра привезу. Ради такого дела не жалко, – сказала я. – Ну а я поговорю с Жениным папой! – сказал историк. – Клавиш действительно не хватает. Около пяти часов все уже утомились и засобирались домой. Мы убрали инструменты. Мне снова показалось, будто Лена хочет что-то сказать, но кто-то то и дело отвлекал её. Домой я ехала в какой-то прострации. Я даже не помнила, как сделала пересадку на свою ветку и как оказалась в квартире. Часы показывали пять, я обрадовалась, что не опаздываю. Сегодня это было нужно мне как никогда. Я сняла свой строгий костюм, надела спортивные штаны и кроссовки, собрала волосы в высокий хвост и пошла на тренировку. Хотелось бежать. Скорее. Мне казалось, что я не могу расслабиться. Что у меня напряжена каждая мышца. В зале было как всегда много народу. В основном мужчины, я привыкла к этому. Я прошла в снарядную и достала свой лук. Когда я ещё только начала заниматься спортивной стрельбой, мне все говорили, что стрелять из блочного лука куда проще, чем из классического. Но мне казалось, что блочный по форме мало напоминал то, что мы подразумеваем, когда думаем о луке. Тогда как длинные изогнутые плечи классического лука всегда напоминали мне о чём-то старинном. Напряжение стало уходить сразу, в момент, когда я натягивала тетиву. Плечи лука упруго гнулись под моими руками. Я взяла стрелы и прошла в тир. – Привет товарищам мастерам спорта! – поздоровалась я со старыми знакомыми. В ответ мне раздался одобрительный гул. Я заняла свободную мишень и встала в стойку. Левая рука с луком впереди, правая оттягивает тетиву. Две секунды на прицел. Все мысли привычно исчезли. Были только я и мишень. На следующий день я поняла, что погорячилась с заявлением, что донесу синтезатор до школы. Со всем этим накрывшим меня энтузиазмом я не учла, что он довольно большой, а главное – тяжёлый. К тому же ещё надо было как-то донести стойку к нему. Но обещание есть обещание. Я упаковала в чехол инструмент и потащилась с ним в метро в час пик. Я то засовывала его под мышку, то держала перед собой, пока не начинали ныть руки, благо, они были привычными к нагрузкам. У меня было ощущение, что он мешает всем окружающим. При подходе к школе мои силы были уже на исходе, и я вспоминала недобрыми словами производителей, которые продают чехлы к клавишам без ремешков. Я была уже у ворот, когда меня окликнули: – Светлана Александровна! Я обернулась и увидела подбегающую ко мне Лену. – Как же Вы это в одиночку дотащили? Тяжело ведь. Давайте я Вам помогу! – Да уж немного осталось, спасибо, Лен, справлюсь! – сказала я. Но Ленка уже чуть ли не отбирала инструмент. Мне оставалось только нести стойки. – Здорово, что у нас теперь будут клавиши! Жаль только, что репетиции сегодня не будет. «И правда, жалко», – подумала я. И тут же придумала себе оправдание, что моё сожаление связано исключительно с тем, что осталось не так много времени и куча работы, а также с тем, что я не догадалась, что и синтезатор, и стойки не обязательно было везти одновременно. Спортзал в этот день был занят до вечера – там проходила волейбольная секция. – Да, после уроков сегодня сразу домой, – ответила я. – А у меня тренировка вечером, – сказала Лена. – А сейчас как раз что-то типа разминки получилось. Мы уже вошли в школу и двигались по направлению к спортзалу, чтобы оставить в подсобке мой инструмент. – А что за вид спорта? – как можно более непринуждённо спросила я. – Кикбоксинг, – ответила Лена. Я с уважением посмотрела на девушку. Мне всегда импонировали виды спорта, которые традиционно считались мужскими. На секунду я забыла, что рядом со мной идёт моя ученица и что необходимо сохранять какую-то дистанцию. Мне захотелось поговорить с ней о спорте, поделиться впечатлениями о тренировках, рассказать о своей стрельбе, в конце концов, но мне почему-то показалось, что было бы похоже, что я хвастаюсь. Поэтому я просто спросила: – А почему именно кикбоксинг? – Чтобы быть сильной, – просто ответила Лена, входя в дверь спортзала. Расписание у меня в этот день было жутко неудобным. Сначала первый урок, а потом только четвёртый. Целых две «форточки» подряд. Было как-то угнетающе пусто, тревожно в пустом классе одной, без ребят. Я не выдержала и минут через двадцать пошла в учительскую, где также никого не было, но по крайней мере она была меньше, уютнее и там можно было попить чай. На втором свободном уроке на меня свалилась неожиданная удача – «форточка» была также у Игоря. Я была очень рада, что на следующие сорок пять минут у меня будет компания. Я заварила сладкий чай и угостила его булочками. Игорь мне очень нравился! Всем бы таких учителей, тогда бы и ребята в школу любили ходить. Современный, умный, с чувством юмора, с ним всегда было интересно. Мы поговорили об истории, об искусстве, посмеялись над чем-то, но я всё искала способы хотя бы как-то коснуться темы, которая меня интересовала. Я очень хотела узнать что-нибудь про Лену. Я чувствовала, что всё это – серьёзность, взрослость не по годам, кикбоксинг этот опять же – неспроста и не от хорошей жизни. Игорь был Лениным классным руководителем и наверняка что-то о ней знал, но спросить напрямую я почему-то стеснялась. Наконец-то, я перевела тему на группу. – …а вообще девочки интересные! – сказала я. – Жаль, я мало о них знаю. Вот, например, Наташа. Вся в музыке… – Да, у неё это в генах! У неё отец известный рок-музыкант, а она только в прошлом году об этом узнала. Всё время по гастролям разъезжает, зато на инструменты для дочки денег не жалеет. – Как интересно! А… Лена Кулёмина? Такая серьёзная девочка, – наконец решилась спросить я, делая непринуждённый вид. – Будешь тут серьёзной! – вздохнул Игорь. – Девочке пришлось рано повзрослеть. Она с двенадцати живёт без родителей… У меня внутри всё сжалось: – Неужели… сирота? – я даже забыла, как дышать. Невозможно… – Да нет, Бог с тобой! – отмахнулся Игорь. – Её родители просто живут в другой стране. Они врачи, и у них там лаборатория. Сначала людей от эпидемии спасали, теперь вакцину от СПИДа разрабатывают… А у неё дед больной на руках, как ребёнок. Вот она и в школе успевает, и по хозяйству всё делает. Я даже не знала, что сказать. Я мечтала только об одном: чтобы Игорь говорил ещё. – А в прошлом году вообще катастрофа случилась! Её родителей в Нигерии похитили и около недели удерживали в заложниках! И дед сразу в больницу слёг. Любая бы сломалась, но не Ленка! Справилась. Спортсменка, одним словом! Характер тот ещё, – он потряс кулаком воздухе. Я вспомнила, что видела сюжет про заложников по телевизору. Кто бы мог предположить… Я, кажется, разучилась говорить. Я представила себе Ленку – она мне показалась такой маленькой и беззащитной. Совсем одна. Против этого всего. Как она выдержала? И сразу вспомнились её слова: «Чтобы быть сильной». Я прекрасно знала целительную силу спорта. Он помогал мне в самые трудные моменты моей жизни. Когда у меня в своё время встал выбор – заниматься спортом профессионально или посвятить жизнь чему-то другому, я выбрала второе, но бросить так и не смогла. До сих пор я три раза в неделю ходила на тренировки. И если пропускала хоть один раз, то сразу чувствовала дискомфорт. Я уже не стремилась к каким-то запредельным результатам, я получала удовольствие от самого процесса. Мне очень сильно захотелось с ней поговорить. Просто по-человечески. Без дистанции. Но я не представляла себе, как это можно сделать. А завтра снова она будет сидеть за партой, а я – рассказывать ей об искусстве Древнего Египта. Бедной Женьке родители никак не хотели разрешать играть в группе, считая, что это пустая трата времени. Она готовилась поступать на юридический факультет, и Игорю Ильичу пришлось придумать, что он хочет индивидуально заниматься с ней историей (как с перспективной ученицей) на общественных началах. Историю Женьке надо было сдавать при поступлении, а её папа, помимо строгости, был ещё довольно скупым, поэтому возможность не платить репетитору его чрезвычайно привлекала. С приходом Женьки я несколько воспряла духом, потому что у нас в группе появился хоть один человек с музыкальным образованием. Наташа, хоть и играла очень хорошо, была самоучкой. Группа сразу зазвучала по-другому. Вообще, у девочек было огромное желание играть и совершенствоваться. Наверное, именно поэтому у них так быстро начало что-то получаться. До очередной репетиции оставалось около часа, я сидела и проверяла первые в своей жизни контрольные работы. Нарочно начала с 11 «Б», а потом уже перешла к стопочке работ 11 «А». Я говорила себе, что никакого ни с того ни с сего взявшегося сердцебиения у меня не будет. Лерка Новикова, конечно, ничего не выучила, но я решила не портить ей жизнь и поставила трояк. За то, что хотя бы не списывала. Я подсознательно боялась, что Ленкина контрольная работа будет не намного лучше. И, дойдя до листочка, в верхнем углу которого значилась надпись: «Контрольная работа ученицы 11 «А» класса Кулёминой Елены», я остановилась. Ещё с детства я влюблялась в почерки. Почему-то для меня эта деталь всегда была очень привлекательной. В начальных классах я писала как курица лапой. Мне говорили, что почерк изменить нельзя – какой есть, такой есть. Но я методично стала работать над своим и не успокоилась, пока он не стал практически каллиграфическим. Ленкин почерк мне очень понравился. Кругленький, ровненький, понятный. Я бы даже сказала – уникальный, такого не было больше ни у кого, из моих учеников. Я стала медленно проверять ответы на вопросы. Каждую строчку читала долго, не глядя на следующую, боясь обнаружить ошибку. Но всё было отлично. Она явно готовилась и учила. Мне было почему-то чрезвычайно приятно! Исправив один маленький недочёт, я поставила ей пятёрку, и она вышла немного крупнее, чем следовало. Время уже приближалось к началу репетиции, и я в прекраснейшем расположении духа чуть ли не вприпрыжку побежала в спортзал. Девочки как раз подходили. Игорь разговаривал по телефону. Это Женины родители обязали его звонить с телефона дочери до и после «занятия», чтобы убедиться, что она была там, а не где-то ещё. – Светлана Александровна, что это Вы так улыбаетесь? – спросила Лера. – Радуюсь, когда ученики получают хорошие оценки! А ты, Лера, лучше бы сделала хотя бы попытку что-то выучить, – парировала я. – Скажи мне спасибо за тройку. – Ой, не будьте занудой! Давно ли вы сами в школе учились? – Что за тон, Новикова? – настроение мне испортить не мог даже панибратский тон барабанщицы, и я продолжала улыбаться. – Я, между прочим, отличницей была. – О чём речь? – раздался позади меня голос, который я бы узнала из тысячи. – Тебе пять, Кулёмина! – сказала я и пошла помогать Игорю устанавливать и подключать синтезатор. Через несколько секунд не выдержала и обернулась. Ленка лучезарно улыбалась мне вслед. – Игорь Ильич, Светлана Александровна! – в зал влетели Женька и Аня. – Мы только что встретили Николая Павловича! Он сказал, что ему только что звонили из округа, и сказали, что планы изменились и комиссия приедет завтра, а не через неделю! Просил вас обоих зайти! Видимо, он хотел сказать нам то же самое и сообщить, что группа выступает завтра. Тьфу ты! Они только начали сыгрываться. Один раз получалось, второй – нет. Через неделю уже сыграли бы отлично, а сейчас все будут сильно нервничать. Я переживала так, как будто это мне было завтра идти на сцену. Очевидно, комиссия хотела застать всех врасплох. Девочки тоже заметно нервничали и сбивались через раз. Все, кроме одной. Ленка была спокойна как танк. Вот что значит спортивный характер. На этой репетиции наш с ней зрительный контакт практически не прерывался. Она поминутно смотрела на меня, а я не могла отвести глаз от неё. Я не понимала, что это значит. Из-за этих взглядов я нервничала и комкала в руках снятый с шеи тонкий шёлковый платок. Сидевший рядом Игорь решил, что я так переживаю из-за выступления: – Свет, не волнуйся ты так. Девчонки справятся. В конце концов, никто не будет судить их строго! – пытался подбодрить меня он. Вечером этого дня у меня была запланирована тренировка. Хоть нервы мои никуда не годились, я решила, что настоящий спортсмен может пропустить занятие только по причине тяжёлой болезни. Я собралась и пошла в тир, надеясь, что все мысли, как это обычно бывало, улетучатся, как только я возьму в руки лук. Но в этот раз как будто сбой произошёл в моей голове. Я стреляла на автомате, не следя как следует за стойкой, а мысли мои были далеко. Я думала о том, что если девочек завтра постигнет неудача, но они могут вообще потерять интерес к музыке и выступлениям. Я волновалась. Не хотелось, чтобы огонёк угас, и наши труды пошли насмарку. Я ругала саму себя за то, что стреляла сегодня одни семёрки. Никакого спортивного характера! Что со мной? Не могу абстрагироваться от обыденности. Надо собраться. Я поправила стойку, натянула тетиву и прицелилась. За полсекунды до выстрела я вдруг ярко, будто наяву, увидела Ленкину улыбку мне вслед. Ещё миг – и пальцы сорвались, натянутая тетива со всей силы ударила по руке мимо защиты, и от жуткой боли я едва смогла удержать лук. С утра моя левая рука представляла собой весьма жуткое зрелище. Огромный тёмно-лиловый кровоподтёк занимал пространство от локтя практически до кисти. Я и не думала, что они могут быть такими большими по площади. Я уже давно подготовила платье, которое хотела надеть в день прихода комиссии, однако теперь этот вариант отпал, потому что его рукав едва доходил до локтя. Пришлось одеть просто юбку и кофту с длинным рукавом. Зато я сделала красивую причёску – кудри спадали на плечи, часть из них была перехвачена сзади красивой заколкой. С самого утра в школе была жуткая кутерьма – все носились туда-сюда, и уроки были, по сути, сорваны. Единственное, что я за сегодня смогла сделать, – это продиктовать 11 «Б» оценки за контрольную. После этого меня сразу вызвали в актовый зал следить за подготовкой концерта. Вскоре подтянулись девочки. Ленка была немного непривычной и выглядела потрясающе: на ней была белая блузка и классические брюки. Но сделать ей комплимент я постеснялась. – Ну что, девочки, как настрой? – возник рядом Игорь. Он своему стилю не изменил ни капельки: на нём по-прежнему была яркая футболка и потёртые джинсы. – Я так волнуюсь, ног не чувствую! – пролепетала Аня. – Всё будет нормально, девочки! Вы лучше всех! Лер, ты как? – обратилась я к солистке и барабанщице, от неё сегодня многое зависело. – Да ничего, Светлана Александровна, главное, чтобы руки не дрожали! – Это уж точно, – я похлопала её по плечу. Вот почему я без проблем могла общаться с любой девочкой из группы, а Лене боялась слово лишнее сказать? Комиссия пришла около часа дня, и все сразу как будто бы выстроились по струнке. Вообще все эти проверки – это сплошная показуха. Причём это понимают и сами члены комиссии, и сотрудники школы. В чём тогда смысл? «Случайный» открытый урок всегда известен заранее, школу драят усиленно, в столовой готовят вкуснее, а ученики отвечают лучше. Меня больше волновал концерт, потому что то, что я видела, помимо группы, вызывало у меня сомнение. Какие-то странные танцы, дети, читающие стихи… Выглядело всё это как-то банально и… неискренне что ли. И на самом концерте я не могла отделаться от этого ощущения. Ощущения, что это не нужно и не интересно ни членам комиссии, ни учителям, ни даже выступающим ученикам. Я надеялась, что девочки покажутся чем-то новым, свежим и незаезженным. Может быть, я слишком увлеклась, но мне казалось, что у них есть будущее и за пределами школы! Они все симпатичные, разноплановые! Лерка вообще красавица, голос у неё запоминающийся, да и совмещает она вокал с ударными без проблем. Хотя о чём я говорю, ведь сделали ещё только одну песню… И вот настало время их выступления. Я вся сжалась, а Игорь, сидевший рядом, подмигнул мне. Установка, усилители и клавиши были скрыты занавесом на заднем плане, который теперь поднялся и явил их зрителям. Гитаристки вышли на сцену со своими инструментами. Ведущие объявили их, назвав, почему-то, группой «Ранетки». Вроде бы названия мы не обсуждали… Я была готова поклясться, что Лена высматривала кого-то в зрительном зале, а потом, быстро найдя меня глазами и встретившись со мной взглядом, будто бы успокоилась. Удары палочкой о палочку… Началось. Мне показалось, как ни странно, что залогом успеха оказалась Наташка. Она так заразительно двигалась с гитарой под музыку, что невольно увлекала в этот ритм и всех окружающих, и песня с простенькими и незамысловатыми словами начинала казаться настоящей рок-композицией. Лера сбилась только один раз, да и это было заметно только мне, потому что я слышала эту песню раз триста, а то и пятьсот. Я посмотрела на первый ряд. Директор сидел в напряжении, на лице Людмилы Фёдоровны застыло неодобрение, а вот председатель комиссии разве что не подпрыгивал на месте в такт песне. Я поняла, что всё будет хорошо! С последним ударом по тарелке ребята-зрители подскочили со своих мест, а мы с Игорем обнялись, понимая, что победили! Вечером, после бурных оваций от директора в адрес девчонок и нас с Игорем, дискотеки для ребят и празднования удачно прошедшей комиссии в учительской, мы вдруг сообразили, что не отнесли инструменты обратно в подсобку. Игорь вызвался пойти на дискотеку и отыскать девочек, чтобы они помогли, а я направилась прямиком в зал. Я успела отключить провода и упаковать синтезатор, когда в зале появилась Лена. – Вы опять собрались в одиночку тащить клавиши? – спросила она. – А где остальные? – поинтересовалась я. – Сейчас придут. А я Вам помогу. Мы ухватили синтезатор за противоположные концы и понесли его в подсобку. Когда мы стали укладывать его на место, рукав моей кофты зацепился за стойку и поднялся выше локтя, а угол задел больное место. – Ай! – инстинктивно вскрикнула я. Ленка обернулась, и глаза её расширились от созерцания обширного тёмного кровоподтёка. – Что это у Вас? – чуть ли не шёпотом спросила она. – Да это так, на тренировке, – как можно более непринуждённо ответила я, спешно закатывая рукав. – Просто по неосторожности. – На… тренировке? Вы спортом занимаетесь? – удивилась она. – А что, не похоже? – улыбнулась я. – Да нет, просто я помню, Вы тогда говорили, что спорт – Ваша большая страсть, но я подумала, что Вы имеете в виду, что любите его в качестве болельщика. – Ну вот. А я оказалась мастером спорта. Хотя посмотреть тоже очень люблю! Но сейчас, конечно, не удаётся заниматься как раньше… – А что за вид? – Спортивная стрельба из лука. Её глаза снова округлились, но на этот раз от восхищения. – Круто! – кажется она была в восторге. – Я вообще люблю «мужские» виды спорта, – сказали мы с ней одновременно в один голос. Секунду промолчали, глядя друг на друга, а потом засмеялись. Потом так же одновременно сели рядом на маленькую лавочку и приступ смеха повторился снова. – А на самом деле я всегда мечтала попробовать стрелять… Хотя бы разок. Это, наверное, очень здорово… – Не то слово… Но ничто не сравнится с той секундой… Тем мгновением, который проходит между тем, когда ты выпускаешь стрелу и звуком, когда она вонзается в мишень. В эту секунду, особенно если дело происходит на соревнованиях, ты испытываешь столько эмоций, сколько и за несколько дней обычной жизни испытать не сможешь. Ленка зачарованно смотрела на меня, и я вдруг осмелела. – А приходи послезавтра к нам в тир на тренировку! Это в районе метро Белорусская. Попробуешь пострелять. – Серьёзно? Это было бы здорово… Правда можно? Мне бы всего разок. – Конечно можно, – я чувствовала, что щёки у меня пунцовые то ли от жары, то ли от эмоционального всплеска. И я снова решилась: – Ты мне оставь мобильный, я тебе смс-кой пришлю точный адрес и напишу, как проехать. Ленка с готовностью достала телефон и продиктовала номер. Я сразу же перезвонила ей, чтобы у неё остался мой. – А чего это вы сидите отдыхаете? – услышали мы голос входящей Леры. – Ленка, кто твою гитару будет за тебя носить? – Лера, мы все барабаны забрали? – раздался на дальнем плане голос Игоря Ильича. – Аня, осторожно, гитару поцарапаешь! – увещевала подругу Наташа. – Игорь Ильич, Светлана Александровна! А Женька нам название придумала! Слышали? Группа "Ранетки"! А я в этот вечер по дороге домой улыбалась всем прохожим, а они смотрели на меня, как будто у меня было не всё в порядке с головой. После того разговора у меня пропало какое-то напряжение по отношению к Лене, хотя ничего особенного не случилось. После концерта мы шли все вместе: кто-то домой, а я к метро. Смеялись! Игорь рассказывал анекдоты, а я в лицах демонстрировала придворный этикет. Обещанное «послезавтра» наступило очень быстро. Волноваться я начала уже с утра. Хорошо, что у меня были контрольные работы практически на всех уроках. С Ленкой я в этот день в школе не пересекалась. Я очень надеялась, что она не забыла о сегодняшнем визите, потому что смс с адресом я не удержалась и отправила ей вечером того же дня, когда у нас состоялся разговор, и больше мы к этой теме не возвращались. Дома я не смогла ничего поесть и пришла в тир заранее. Я тщательно осмотрела себя в зеркало. Обычно я не очень забочусь о том, как выгляжу на тренировках. Здесь никто на тебя не смотрит, все сосредоточены только на стрелах и мишенях. А сегодня я даже свой традиционный высокий хвост переделывала раз десять. На самом деле смена причёски и стиля в одежде меняла меня очень сильно. Сейчас я никак не напоминала школьную учительницу. Я не пошла в зал, не зная, куда себя деть. Я то возвращалась в снарядную и брала в руки лук и снова клала его на место, то садилась на скамейку у входа, то шла в раздевалку и в сотый раз смотрела на себя в зеркало. В результате я села у входа и начала делать вид, что проверяю инвентарь – смотрела, не погнулись ли стрелы, не порвался ли напальчник, снимала и снова надевала крагу… Когда я проверяла уже в пятый раз, в дверях появилась знакомая фигура. Ленка робко оглядывалась вокруг себя. – Кулёмина! Привет! Проходи. – Светлана Александровна! – она изумлённо смотрела на меня. – Я Вас не узнала! Вы обалденно выглядите! – Что, лучше, чем в школе? – улыбнулась я. – Да нет, не то, чтобы лучше… По-другому просто… – Ладно, – смутилась я. – Вот раздевалка. Переодевайся, а потом проходи вот туда, в зал! Пока Лена переодевалась, я пыталась восстановить размеренное сердцебиение. Я смогла натянуть тетиву раза с пятого, наверное. Она то перекручивалась, то слетала. Вскоре пришла Лена в спортивном костюме. – Вот смотри, – показала ей я. – Спортивные луки бывают двух разновидностей: блочный и классический. Из блочного в чём-то проще стрелять, потому что выстрел производится не пальцами, а релизом, это что-то типа спускового крючка. – Мы не ищем лёгких путей, – сказала Лена и потянулась к «классике». Довольная улыбка отразилась на моём лице: я не сомневалась в её выборе. Я повела её к учебному отсеку, где стрельба производилась на дистанции пять метров без мишени: для того, чтобы поставить руки и натренировать стойку. Я дала ей в руки лук и показала, как правильно стоять. – Запомни: левая рука не должна держать лук. Она только в него упирается. Иначе малейшее колебание – и траектория собьётся. Так что не держи его пальцами. – Так ведь тогда лук упадёт при выстреле! – А для этого он привязывается к руке. – Я дала ей верёвочку и показала узел. – Вот эту штучку мы называем вязка. А чтобы не повредить пальцы, оттягивающие тетиву, надо надеть напальчник. Теперь она была готова. Крагу я одела на неё ещё в самом начале. Я показала ей всё, и Лена сделала первый в своей жизни выстрел. – Круто! – сказала она. Около часа мы делали новые и новые попытки. У неё не всё получалось, но она была упёртой. – Нет, смотри же! Руку дальше отводи, она должна прямо в скулу упираться. Подожди, сейчас покажу! Я встала позади неё. Она держала лук, я накрыла её ладони своими, и, придерживая, отвела руку до нужного уровня. – Вот так… – прошептала я, и, кажется, удерживала её руки немного дольше, чем требовалось для прицеливания. После этого выстрела мы обе как-то замолчали. Лена первая прервала тишину: – Ну а теперь Вы покажите класс! Сейчас был для этого не лучший момент. Сердце лучника должно биться ровно и размеренно, а моё колотилось со страшной скоростью. Но делать было нечего, мы пошли на рубеж в восемнадцать метров. «Сосредоточься, сосредоточься, – твердила я себе, глядя под ноги. – Где твой спортивный характер?» Крайняя мишень оказалась свободной. Я встала в стойку. Мишень. Синие, красные, жёлтые круги. Как всегда, я сосредоточилась только на жёлтом цвете. Как будто других и не было. Ты и мишень. Больше никого. Натянуть тетиву, упереться в скулу, секунда на прицел – и выстрел. Чёрная точка стрелы вонзилась в заветный жёлтый круг. Десятка. Довольная, я повернулась к Лене и поняла, что это не я сейчас выстрелила в десятку. Это она точно попала прямо в моё сердце. Несколько дней спустя я узнала, что Игорь договорился через своего приятеля, чтобы девочки в скором времени выступили на мероприятии по случаю открытия какого-то нового торгового комплекса. Я всё время поражалась, откуда у него такое количество знакомых, казалось, они у него есть везде, несмотря на то, что Игорь даже не был родом из Москвы. Наверное, невероятное обаяние этого человека делало своё дело. Так или иначе, девочки снова репетировали через день. Игорь договорился, чтобы под нашу с ним ответственность и при условии, что мы с ним будем присутствовать на всех репетициях, девочкам разрешили это делать в актовом зале. Мы с Игорем уже приноровились проверять контрольные работы в то время, когда девочки разучивали новые песни, а я брала из дома бутерброды на всех, и подкармливала девчонок, а также моего коллегу, в перерывах. Уходили мы всегда все вместе. Как-то раз после репетиции девочки убежали в туалет, а Игорь отправился отзваниваться Жениным родителям и сочинять что-то, что позволило бы Женьке выступить на мероприятии, оставив нас с Леной наедине, впервые с того дня на тренировке. Мы пошли собирать инструменты. – Бедная Женька, такой тотальный контроль… Просто ужас… – сказала я. – А я иногда мечтала о том, чтобы родители так обо мне заботились, – грустно сказала Лена. – Скучаешь по ним? – А вы всё знаете? – Да, мне Игорь рассказывал… То есть Игорь Ильич, – исправилась я. – Да как сказать… Раньше скучала очень. Я когда маленькая была, мечтала о том, чтобы у меня была нормальная семья, как у всех. Чтобы папа и мама были дома, чтобы встречали меня из школы, на тренировки водили. А потом привыкла. Стала воспринимать их отсутствие как что-то само собой разумеющееся. А когда случилась та история… – она ненадолго замолчала, собираясь с мыслями. Лена впервые говорила со мной о чём-то личном, и я ловила каждое её слово. – Тогда я поняла, как сильно я нуждаюсь в них, как боюсь потерять. Когда они вернулись, я подумала, что они тоже что-то для себя поняли. Подумала, что теперь мы будем, наконец-то, всегда вместе. Но они снова уехали. Как будто ничего не было. И в этот раз у меня будто оборвалось что-то внутри… Вот дед – это моя семья. А они… Я не знаю, кто они для меня. Она говорила медленно, слова давались ей с трудом. Она вертела в руках провод от бас-гитары. Мы молчали. Я думала. В коридоре слышался звук шагов, возвращались девочки. Лена наконец-то сложила провод, подняла на меня глаза и сказала: – У меня послезавтра соревнования. Вы придёте? Я сидела в импровизированном зрительном зале в каком-то спортивном центре и думала, с чего я вообще решила, что Ленка позвала меня одну. Конечно же, поддержать её пришёл практически весь класс и кое-кто из параллели, и я чувствовала себя среди них как-то странно. Как учительница, которая привела учеников в театр. Но это был не театр. И то, что я ощущала внутри, было слишком личным для того, чтобы это наблюдали мои ученики. Я два дня думала, как всё будет и как себя вести, а теперь все эти стратегии оказались никуда не годными. Чувства были очень непростыми. С одной стороны я очень любила соревнования, любила наблюдать, болеть… А с другой – я не представляла себе, какие у меня могут возникнуть эмоции, когда она выйдет на ринг. Её бой был третьим по счёту. Я смотрела на то, как совсем юные девчонки самоотверженно колошматят друг друга руками и ногами, и мне было, мягко говоря, не по себе. Победители боя выходили в полуфинал, который должен был состояться в тот же день чуть позже. Финалы проводились отдельно в какой-то другой раз. Конец второго боя я уже не видела, потому что вдалеке появилась Ленка, которая готовилась к своему поединку. Мне одновременно стало жарко и холодно. Вспотели ладони. Я не знаю как, но она выглядела какой-то безумно притягательной в этих дурацких шортах, майке и шлеме. Как это может быть? Разве какая-нибудь другая девушка так может? Я не знаю. Когда она выходила на ринг, я сжала кулаки так сильно, как могла. Когда начался бой, я испытывала очень сложные эмоции. Я получала какое-то даже удовольствие, наблюдая, как она грамотно двигается, как точно она бьёт. Я как будто бы двигалась вместе с ней. Первая соперница была слабой и не нанесла в ответ, кажется, ни одного удара. Когда время поединка вышло, я выдохнула. Я не знаю, сколько времени я не дышала. Во время перерыва между боями первого круга и полуфиналами, я сидела в каком-то ступоре. Мои ученики пытались включить меня в свою беседу, я изо всех сил старалась сосредоточиться, но отвечала как-то невпопад. Я напряглась, когда узнала, кто будет Ленкиной следующей соперницей. Я помнила эту девушку в первом поединке, она показалась мне очень сильной. Я очень волновалась, сходила с ума от того, какая она красивая, хотела к ней, боялась за неё и очень хотела не чувствовать ничего из вышеперечисленного. Я поняла, что любить спорт – это одно, а наблюдать Ленку на ринге – совсем другое. Новая соперница была куда мастеровитее прежней, они с Леной были примерно на одном уровне. Меня колотило. Когда противница наносила удар, я сама дёргалась, как будто это меня били. Напряжение росло, и у меня всё плыло перед глазами. Я не могла на это смотреть! И ещё все эти люди вокруг… …Когда время боя вышло, и Ленку объявили победительницей, я подскочила и чуть ли не побежала к выходу. Я больше не могла. – Светлана Александровна, Вы куда, что случилось? – окрикнула меня Новикова. – Лера, у меня дела срочные, – сказала я самое банальное, что только могла. – Передай Лене мои поздравления. Хорошо, что это был выходной день. На мне были брюки и лёгкая кофта. Я прямо так поехала в тир, хотя сегодня у меня не было тренировки. В снарядной я взяла какой-то тренировочный лук, из тех, на которых обучают новичков. И тут поняла, что этот тот самый, из которого несколькими днями раньше стреляла Ленка. Это окончательно меня добило. Я пошла на рубеж и с огромной скоростью стала выпускать стрелы, так, что мужики вокруг недоумённо на меня оборачивались. Даже из этого лука они попадали только в девятки и десятки. Выстрел – что – Выстрел – делать – Выстрел – дальше… Я сидела дома и пыталась размышлять о сложившейся ситуации трезво и непредвзято. Для начала я постаралась думать как простая без нескольких недель двадцатипятилетняя девушка. Мой характер во многом парадоксален. По жизни я довольно стеснительная. Для меня бывает сложно позвонить кому-то или находить общий язык с незнакомыми людьми. Однако я никогда не стеснялась двух вещей – выступать перед публикой (будь то музыкальный концерт, соревнования или урок в школе) и проявлять инициативу в отношениях. Что касается второго, то я не хотела ждать у моря погоды, и если у меня возникала какая-то симпатия к человеку, то я сразу же начинала действовать, строить планы и проявлять внимание. Поэтому если мыслить абстрактно, то что-то внутри меня очень сильно хотело попытаться развить дальше возникшее с первых минут притяжение между нами. Но всё это тут же упиралось в глухую стенку. Прежде всего, я не знала, как относится ко мне Лена. Я чувствовала, что её тянет ко мне, но ведь это скорее всего был просто чисто человеческий интерес. Интерес к человеку, у которого схожие увлечения. Может быть, уважение ко мне как к хорошему педагогу. Я видела это уважение в том, как внимательно она слушала на уроках и как тщательно делала домашние задания. А может быть ей просто не хватало близкого человека, ведь у неё по сути не было ни мамы, ни старшей сестры. Я не представляла, как она отреагировала бы, если бы я вдруг начала проявлять к ней большее внимание, чем просто к интересному человеку, хорошей ученице и моей подопечной в качестве участницы группы. Я боялась её испугать. Испугать – и отпугнуть. Один неверный шаг – и я могу лишиться всего: и общения с ней, и уважения коллег, и любимой работы. Кажется, весь мир против. Она моя ученица, я её учитель. И ведь это только самая незначительная из всех проблем. Такие отношения не поняли бы не только в школе, их не принимает общество в целом. Не приняла бы её семья. Меньше всего я хотела таких переживаний для неё. Но с собой-то я не могла ничего поделать. Иногда бывало так сложно себя одёргивать. Ведь когда в тебе расцветают такие чувства, ты не думаешь о том, что это твоя ученица. Ты просто чувствуешь. И не понимаешь, как многие могут это порицать. Почему столько преград? Сложнее всего было отогнать мысли о том, что если бы не все эти обстоятельства, мы могли бы быть вместе и счастливы… Но больше всего я хотела оградить её от этого всего. Оградить от сомнений, от выбора, от конфликтов. А с собой… А с собой я собиралась как-нибудь справиться. Я выбрала единственный верный способ – загрузить себя так, чтобы не успевать думать. Я от руки писала планы своих уроков, помимо группы посещала теперь ещё и репетиции школьного театра и, как завуч по внеклассной работе, приходила периодически на занятия разных кружков, работающих в школе. Я тренировалась теперь чаще и больше, так, что когда приходила домой, сразу же падала на кровать и засыпала до утра. А если у меня были «форточки», я тщательно заполняла какие-то бесконечные бумаги и отчёты. Николай Павлович разве что на руках меня не носил. Он ставил мою работоспособность в пример всем коллегам. Даже Людмила Фёдоровна, несмотря на то, что не одобряла мой стиль преподавания и общения с учениками, вынуждена была признать, что я работаю очень много и хорошо справляюсь, она даже прониклась ко мне уважением. А Агнесса Юрьевна, преподаватель музыки, сетовала на то, что я уделяю работе слишком много времени, и сказала, что вообще-то мне надо ещё и поисками жениха не забывать заниматься, в моём-то возрасте. Я делала всё, чтобы не оставаться наедине с Леной, и у меня это получалось. Как только из недр моей души рвались наружу эмоции, я тут же старалась переключиться на что-то важное. Так пролетали недели… Девочки прогрессировали всё больше и больше, их репертуар составлял уже пять-шесть песен, написанных ими самими. Благодаря Игорю, они уже два раза выступали на презентациях. Однако я стала замечать, что между ними стали постоянно возникать конфликты. Игорю то и дело приходилось утихомиривать то Наташу, то Аню, то Леру. Радовало одно – что Ленка находилась в стороне от всего этого. А в конфликте девочек явно не обошлось без участия молодого человека. Однажды я привычно уткнулась в тетради, которые проверяла, стараясь не поднимать глаз на Лену, когда услышала, что девочки снова разговаривают как-то раздражённо. – Ну и про что мы будем петь? – спросила Лера. – Давайте про любовь, – предложила Аня. – Достала уже эта любовь! Кому нужны эти слюни! – резко ответила Наташа. Почувствовав напряжение, к сцене тут же подошёл Игорь. – Наташа, ну что ты, любовь – это лучшее, что только может быть. Не зря она является источником вдохновения для стольких людей… – Игорь Ильич, а Вы женаты? – кокетливо спросила Лера. – Нет, пока холост. Но в планах – иметь большую дружную семью. Но ещё не нашёл подходящей девушки. – А Вы, Светлана Александровна, влюблены сейчас? Я опешила. – Лера, неприлично такие вопросы педагогам задавать! – попыталась отговориться я. – Да ладно Вам! – удивилась она такому резкому и нехарактерному для меня тону. – Вон Игорь Ильич же нормально ответил. «Да, только вопрос к нему был сформулирован по-другому», – подумала я. Я не знала, что сказать. Если я скажу «да», то Лена подумает, что у меня кто-то есть. А если «нет», то… И вообще, почему я так рассуждаю? Наверняка она вообще об этом думать не будет… – Я сейчас ни с кем не встречаюсь, – выбрала я нейтральный вариант. Я точно помню, что это было на следующий день после того разговора. Близился конец четверти, и я снова задержалась в своём кабинете допоздна, заполняя журналы и заканчивая отчёты о внеклассной работе. Вообще, в отличие от многих людей, я получала удовольствие от заполнения документов. После того, как я «исправила» свой почерк, я очень любила красиво и медленно писать, выводя каждую букву и любуясь результатом. Но сегодня от количества написанного у меня уже болела рука, а яркий, лимонного цвета свет ламп резал глаза. Бумаги всё не заканчивались. Я даже договорилась с Игорем, что он один пойдёт сегодня на репетицию. Время было уже позднее, я выключила верхний свет и оставила гореть только лампу на учительском столе. За окном было темно, я знала, что от тусклого света глаза будут напрягаться сильнее, но тот лимонный я терпеть больше не могла. Я взялась за очередной бланк, когда в кабинет вошла Ленка. Я так долго не была с ней один на один, что от неожиданности моя глухая оборона мгновенно рухнула. Она застала меня врасплох. – Здравствуйте, Светлана Александровна. – Здравствуй, Лена. А ты как здесь? Уже так поздно… – А у нас же репетиция была. Вот, заигрались… Мы молчали. Тишина оглушала. Я прятала глаза, делая вид, что разбираю бумажки. Я понимала, что она не просто так пришла. Я видела, что в ней идёт какая-то борьба. Самым лучшим выходом было бы сказать, что я уже ухожу и пойти догнать девочек и Игоря. Но вместо этого я встала (мне почему-то было неудобно, что она стоит, а я сижу) и произнесла: – Ты хотела мне что-то сказать? Лена ответила не сразу. – У нас история сегодня была. – История? – глупо переспросила я. Я просто ожидала какого-то другого начала разговора. – Какую тему проходили? – Никакую. Мы просто разговаривали с Игорем Ильичом… О жизни. Разговор принимал какой-то странный оборот. – И что он сказал? – Он сказал… О том… Что вокруг так много людей, недовольных своей жизнью, потому что они делают не то, что хотят. Не в том смысле… Что надо делать только то, что хочется… А в том, что они хотят одного, а делают другое. – А к чему он это говорил? – У нас начался разговор о выборе профессии… Но он не только об этом говорил… А вообще… О жизни… Он сказал, что понять, чего ты хочешь, можно, если представить, что завтра конец света. Что жить тебе осталось только один день. И вот то, что придёт тебе в голову в этой ситуации… Она не закончила предложение. Этого не требовалось. Мы снова замолчали. Я знала, что нельзя задавать этого вопроса. Чувствовала, что не стоит. Но вместе с тем понимала, что она пришла для этого. И я спросила: – И что захотелось сделать тебе? Она подняла на меня глаза, и мне почему-то стало страшно. Страшно оттого, какая она была красивая. Оттого, что я стояла сейчас перед ней и чувствовала себя беззащитной. Страшно оттого, что я не знала, что она сейчас скажет. Она не сказала ничего. Она подошла и коснулась губами моей щеки. Невесомо, еле-еле. Слегка. Потом на секунду вновь встретилась с моим опешившим взглядом, и быстрым шагом, почти бегом двинулась к выходу. Я стояла и боялась пошевелиться. Время перестало существовать. Я не знала, сколько прошло: может быть пять секунд, а может пять минут, когда я опомнилась и кинулась за ней. – Лена, Лена! – кричала я, выбежав в пустой коридор. – Лена! На лестнице тоже не было слышно даже шагов. Казалось, что в школе вообще нет никого, кроме меня. У меня больше не было сил сделать ни шага. Я прислонилась к стене и села на корточки, прямо в коридоре. Всё, что я копила в себе эти недели, выплеснулось наружу. Поток слез затуманивал мне глаза. – Лена… Лена… – тихо шептала я, закрыв лицо руками, сидя на корточках. Было невыносимо трудно. Одно дело самой испытывать чувство и просто восхищаться со стороны, другое – получить доказательство, что они взаимны. Я не знала, осознаёт ли она их. Не знала, чего она хочет добиться и что собирается делать дальше. А она ждала ответного шага от меня. Стоило мне только в следующий раз её увидеть, она тут же подняла на меня полные ожидания глаза и не отводила их несколько минут. А когда с моей стороны не последовало никаких действий, в них будто что-то погасло. А я просто не знала, как мне быть! Я же не могла подойти, отвести её в сторонку и сказать: «Лена, помнишь, когда ты меня поцеловала…» Как бы это выглядело? Мне очень хотелось что-то ей сказать, но я не знала как. А она восприняла всю эту ситуацию, будто я как-то плохо отреагировала на её поступок и не хочу о нём даже вспоминать. Это было очень трудное время. Мы фактически перестали общаться. Мы встречались на уроках и репетициях, но не говорили друг другу ни слова. Я всё смотрела на неё, замечала какие-то черты характера и всё острее понимала, что это мой человек. Желание быть с ней зашкаливало. Наверное, я сама была виновата в этом. Виновата, что тогда дала ей уйти. Виновата, что не смогла дать ей понять, что для меня всё это значило. Я мечтала о том, чтобы пережить тот день заново. Я бы сделала всё по-другому! А сейчас была только эта бездна между нами. Я понимала, что она больше не сделает мне шаг навстречу. Но буквально через некоторое время судьба подарила мне второй шанс. Я до сих пор помню всё до мельчайших деталей. Был морозный и солнечный день. День моего рождения. Настроение у меня было замечательное – приподнятое и праздничное. Я вообще не понимала, почему некоторые люди в день рождения выглядят точно так же, как и всегда, и ничего такого особенного не делают. Это же праздник! На мне был красивый костюм с короткой юбкой (ну и пусть Борзова ругается – мне сегодня можно), волосы завиты крупными кудрями, большие глаза подчёркнуты подводкой. Я выглядела на редкость хорошо. Мне сегодня было ко второму уроку. Но я решила выйти минут на пятнадцать-двадцать пораньше, чтобы разложить в учительской угощение и на большой перемене угостить коллег. Я вышла из подъезда и улыбнулась солнышку. А потом… Сначала я увидела красивую красную розу, а уже потом – Ленку, сидящую на лавочке у моего дома, всю замёрзшую и съёжившуюся. – Ленка… – сказала я. Она встала мне навстречу. – С днём рождения, Светлана Александровна! Это Вам… – она протянула мне розочку. – Ленка… Спасибо… Ты замёрзла совсем… – Вас долго не было… – Так мне же ко второму уроку! – Я не знала… – Так, – приняла решение я. – Пошли ко мне! Я тебя чаем напою. У нас есть ещё двадцать минут. Ленка колебалась. – Да нет… Я в школу лучше… – Перестань, пойдём! У меня вафельки вкусные есть, – зачем-то добавила я, как будто это могло что-то изменить. Она пошла за мной. Ленка вот-вот будет у меня дома! У меня голова вообще не работала. Мы вошли, я повела Ленку на кухню. Я пригласила её сесть, но она продолжала переминаться с ноги на ногу. Я включила чайник и стала подрезать розочку, чтобы поставить её в вазу. – Очень красивая! Спасибо ещё раз. – Там потом ещё будет подарок от нас всех, Вам девочки на репетиции подарят. А это так… От меня… – Какие подарки! Ну что вы! – смутилась я. Она так смотрела на меня, что мне хотелось сгрести её в охапку и не отпускать. Чувства настолько переполняли меня, что вот-вот готовы были вырваться наружу. – Светлана Александровна… – Да? – повернулась я к ней. – Мы последнее время мало с Вами общаемся, – констатировала она. – К сожалению… – Если это из-за того… Случая… – Лена! Всё совсем не так! – хотела, было, объяснить всё я, но она будто не слышала. – Если это из-за того случая… То… Я просто терпеть не могу, когда что-то не договаривается. Вот… Поэтому я просто хочу сказать… Вас это ни к чему не обязывает… – она не смотрела на меня, глаза в пол. – Просто не люблю, когда говорят не всё… И у Вас день рождения сегодня… Поэтому... – короткий вздох и на одном дыхании, – Я Вас люблю. Вот. Это собственно и всё, что я хотела сказать. Последние слова прозвучали совсем шёпотом. Она не смотрела на меня. Снова возникла эта тишина. У меня не было ступора. У меня была невыразимая радость… – Вот. Я в школу пойду. С днём рождения ещё раз, – она повернулась и пошла к выходу. Ну уж нет! Я не собиралась дать ей уйти второй раз. Я удержала её за руку и повернула к себе. Я улыбалась. – Лена, – я упивалась любимыми глазами. – Я люблю тебя с первого дня. Она подняла на меня глаза, изумлённо-счастливые. Сейчас для меня не существовало ничего. Ни учительница-ученица, ни Борзовой, ни общества, ничего. Только я и девушка, которую я люблю. На этот раз инициатива исходила от меня. Я сделала шаг ей навстречу. Нашла руками её ладошки. Она была так близко. Ленка. Моя Ленка. Как я раньше жила без неё? Она провела рукой по моим волосам. Мы оттягивали момент, смаковали его. Наслаждались близостью. Моя Ленка. Я не выдержала первой и потянулась к ней. Я целовала свою ученицу. Целовала любимую девушку. Все границы рухнули. Все препятствия перестали существовать. Только я и она. Мы сидели на диване, она сжимала меня в своих объятиях. Именно так, а не наоборот. Как будто бы это я была юной девочкой, а она – взрослой и уверенной в себе. Я не могла поверить, что все сомнения позади, что я могу просто протянуть руку и погладить её по волосам, сжать её ладошку, увидеть улыбку. Мы уже перешагнули этот рубеж, и дороги назад не было. Моя девочка, моя Ленка… Странно, я всегда относилась очень серьёзно к словам «я тебя люблю». Мне казалось, что их можно сказать только спустя долгое время, когда ты будешь уже очень хорошо знать человека. Но теперь, с ней, мне казалось это правильным и органичным, хотя, наверное, мне только предстояло узнать её до конца. Это как разряд тока, который произошёл ещё тогда, когда я только увидела её. И осознание, что вот он, мой человек, с которым не надо притворяться, не надо выжидать эти годы, чтобы сказать самые главные слова. – Мы опоздаем, – шёпотом сказала я. – У нас есть ещё три минуты, – прошептала Лена и зарылась носом в мои волосы. На её руках были синяки, полученные в ходе тренировок, и мне хотелось расцеловать каждый. – Как я без тебя весь день, – снова прошептала я. Мне казалось просто невозможным взять – и отпустить её от себя. Не видеть её, не чувствовать её рук. – Девочка моя. Девочка моя… – У нас МХК третьим уроком. А потом репетиция, – я чувствовала её губы возле своего уха, и мурашки шли по коже. – Лен… – решилась я задать вопрос. – Ты не боишься? Мне не пришлось объяснять его суть. Она всё поняла. – С тобой я ничего не боюсь. Я чувствовала то же самое. Я знала, что много трудностей предстоит нам пережить. Эйфория не давала мне забыть о них. Но я понимала главное – очень мало кому удаётся встретить, найти свою половинку. Только немногим удаётся обрести свою настоящую любовь. А у нас она есть. А значит, нам ничего не страшно. Я даже не думала, насколько сложно будет в школе. Мы с ней разделились около метро, на всякий случай. И, каждая по своей дорожке, быстро зашагали к бирюзовому зданию, поскольку уже сильно опаздывали. Я почувствовала себя неуютно, как только она пропала из моего поля зрения. Но вместе с тем я была такой счастливой, такой влюблённой, что было очень сложно сдерживать свои эмоции. Мне хотелось петь о них, кричать, делиться своим счастьем с каждым! Но на деле я не могла рассказать о нём никому. Даже Игорю, который стал мне за это время так близок. На своих уроках я то чуть ли не летала по классу, поражая всех своим неумеренным артистизмом, то мои мысли уносились далеко, и я начинала произносить на автомате свой текст без всякого выражения. Безусловно, потом я научусь со всем этим справляться. Но сейчас эмоции во мне были ещё слишком сильны! На третьем уроке был 11 «А». Было очень сложно видеть Ленку за партой. Потому что утром мы, казалось, разрушили эту границу. Будто бы очень перестала быть просто моей ученицей… А тут снова всё как раньше. Я не удержалась и вызвала её к доске, спросив о придворном этикете. – Светлана Александровна, но ведь мы уже давно проходили эту тему, – возразил Коля Платонов. – Повторение – мать учения, Николай! – стояла я на своём. На самом деле я просто помнила, что по этой теме у Ленки была самая лучшая контрольная в классе. Она безупречно ответила на все мои вопросы, и я с огромным удовольствием вывела ей пятёрку в журнале. Уходя на своё место, она обернулась и одарила меня улыбкой. А после окончания урока я не знала, как дотерпеть до конца рабочего дня. На репетиции в тот день доводили до безупречного исполнения мою любимую песню. Больше всего из их репертуара я любила «О тебе». Здесь припев пели только Лена и Лера, и бархатный голос моей любимой не заглушали другие девочки. Даже раньше, когда я во время репетиций старалась усиленно проверять тетрадки, на припеве я всегда поднимала голову. А сегодня мне казалось, что Ленка выдаст нас с головой. Она смотрела мне прямо в глаза и пела: О тебе все мысли, О тебе все слёзы, Для тебя все песни До последнего дня. Но девочки, конечно, были слишком заняты исполнением, чтобы что-то заметить. А Игорь был погружён в какую-то книгу. Хотя даже если бы он что-то увидел, ни за что бы не сказал, очень уж он был деликатным. Через некоторое моё счастье достигло, казалось, предела, потому что Ленка попросилась в музей! Сама попросилась! Вообще вот это время было каким-то удивительно счастливым и гармоничным. Мы с ней часто гуляли по выходным, у нас был любимый парк недалеко от моего дома и подальше от школы, чтобы не попасться знакомым на глаза. Я любила её всем своим существом. С ней я была выше неба. Выше Солнца. По будням ей приходилось уходить сразу после репетиций, чтобы кормить деда и делать уроки, но мы весь вечер были на связи. Я привыкла к её соревнованиям, научилась смотреть их более спокойно, не доводя себя до полуобморочного состояния. Я узнавала её всё лучше и лучше и с каждой минутой убеждалась, что это действительно то самое, тот самый человек, которого я ждала всю жизнь. Я больше не представляла себя без неё. Мне очень нравился Ленин дед. Я встречалась с ним только на концертах, на которые она не забывала его приглашать, и на собраниях. Пожилой интеллектуал-писатель сразу вызвал у меня большую симпатию. Лена рассказывала, что книги свои он печатает не иначе, как на печатной машинке, очень переживает, понравятся ли они публике, и иногда капризничает, как маленький. После выступлений мы часто собирались вместе – участницы группы, их родители и мы с Игорем, и тогда нам удавалось пообщаться с Петром Никаноровичем. Он всегда делал мне комплименты, неизменно благодарил меня за то, что я помогаю его внучке раскрываться в этом направлении, а потом вдруг начинал рассказывать истории из своей молодости или размышлял о сюжетах будущих книг. Ленка всегда очень радовалась, глядя на то, как мы мило общаемся, ведь дед был, по сути, её единственной семьёй, и ей важно было его мнение. Один раз, когда была финальная игра наших с испанцами по баскетболу, мы с Ленкой решили смотреть и болеть вместе, у меня. Игра начиналась поздно, поэтому она отпросилась на ночь у деда, сказала, что переночует у подруги (по её словам, в этот момент дед одарил её каким-то хитрым взглядом), а оттуда пойдёт сразу в школу. Надо сказать, что до этого Ленка ни разу у меня не оставалась. Я наготовила вкусностей, выдраила квартиру и так утомилась, что едва не уснула в ожидании Ленки. Матч начался поздно, первый период мы кричали и болели, грозясь вызвать гнев соседей, второй, когда отрыв наших стал уже солидным, – просто радовались забитым мячам, во время третьего я уютно устроилась в Ленкиных объятиях, а на четвёртом сладко уснула. Я проснулась рано утром, не помня, что происходит и чем вчера всё закончилось. Ленка обнимала меня и тихонько посапывала. Видимо, сон сморил нас обеих, и мы заснули прямо на диване в одежде. Так здорово было с самого утра быть с ней. Не набирать номер, чтобы услышать её голос, а просто чувствовать рядом её тепло. Мне хотелось всю жизнь просыпаться рядом с ней. От неё вкусно пахло, я зарылась носом в её волосы и почувствовала себя абсолютно счастливой. Не хотелось никуда идти сегодня... Но я вспомнила, что, возможно, мы, уснув, забыли поставить будильник. Я испугалась, что мы проспали! Вот ужас будет, если мы обе придём вместе с одинаковым опозданием! Я аккуратно, чтобы не разбудить любимую, потянулась к телефону и с облегчением увидела, что до подъёма ещё полчаса. Я нехотя высвободилась их Ленкиных объятий и пошла на кухню готовить завтрак. Через двадцать минут аппетитный запах заполнил маленькую квартирку и сонная, растрёпанная, но невозможно хорошенькая Ленка появилась в кухне. Она улыбалась. – Доброе утро! Я первый раз в жизни встала в школу вовремя без будильника. Одной рукой переворачивая оладья, я потянулась, чтобы поцеловать её. – Я почувствовала, когда ты проснулась, – продолжила она. – Но мне так не хотелось отпускать тебя и вставать. Знаешь, о чём я подумала? И мы в один голос произнесли: – Здорово было бы, если бы мы жили вместе... – Эх... Но нельзя забывать про деда, у него же никого, кроме тебя нет, – возразила я. – Это точно. Но я почему-то думаю, что он бы всё понял... Я бы могла каждый день заходить к нему после школы, готовить еду, а после тренировки или репетиции – к тебе... Или в будние дома жить, а в выходные у тебя... Или чтобы мы все вместе жили... На самом деле, знаешь что? Я хочу, чтобы он обо всём узнал. Я думаю, что он догадывается, но, наверное, пришла пора всё ему рассказать. Я вот лично настроена очень серьёзно, значит всё равно рано или поздно придётся поговорить. – Ты уверена, что он не будет шокирован? Что нормально перенесёт, если мы расскажем ему о наших отношениях? – У меня мировой дед, – улыбнулась Ленка. – Он всегда видел, что молодые люди меня не интересуют. Ему будет непросто, но он всё поймёт. Давай так сделаем. Послезавтра у меня соревнования, после них мы пойдём все к нам и поговорим с ним. «В конце концов, ей осталось учиться в школе полгода. Она уже взрослая. И больше всего на свете я хочу всегда быть с ней. Надеюсь, разговор пройдёт нормально», – подумала я, заранее волнуясь и выкладывая на тарелку румяные оладушки. Когда настал день «х», я полдня крутилась у зеркала. Сегодняшний день должен был стать одним из самых важных в моей жизни, и я должна была выглядить идеально. Не слишком скромно, не слишком вычурно. Я переодевалась трижды и переделывала причёску раз пять. В конце концов, я осталась довольна собой. Мой внешний вид вполне соответствовал виду человека, который шёл официально знакомиться с родными любимого, однако я мало походила на того, кто собирался посетить соревнования по кикбоксингу. Дед отказался идти смотреть поединки, сославшись на то, что это зрелище не для старого больного человека. Ленка предупредила, что сегодня вечером у них будут гости, что чрезвычайно обрадовало старого писателя. Я была сама не своя с самого утра, пыталась продумать мельчайшие подробности разговора и предусмотреть любые нюансы, хотя понимала, что наверняка всё пойдёт не так, как я себе предполагаю. Одноклассников Лена на сегодняшние соревнования нарочно не приглашала, чтобы никто не помешал нам вместе удалиться к ней домой. Я никак не могла сосредоточиться на боях, едва смотрела на поединки, мысленно переносясь к Ленке домой. Я с одной стороны волновалась и хотела оттянуть момент истины, а с другой – подгоняла время, мечтая, чтобы всё поскорее кончилось. Даже когда Ленка вышла на свой бой, я не смогла сосредоточиться, мысли мои витали далеко от этого спортивного зала. Очнулась я оттого, что вдруг стало оглушительно тихо, а потом раздался душераздирающий крик. Мне потребовалось несколько десятых долей секунд, чтобы сфокусировать взгляд на ринге и осознать, что именно я видела. Тем временем, вокруг всё загудело и задвигалось. И тут меня захлестнула паника. На ринге лежала бездвижная и, казалось, бездыханная Ленка, защитный шлем её, почему-то, отлетел на несколько метров в сторону. Я побежала к ней, грубо оттолкнув её соперницу, чей крик ужаса все слышали несколькими секундами раньше, и силясь отстранить всех остальных. Я кричала, пытаясь дозваться её, била по щекам, прижимала к себе – без толку. Она была без сознания. С трудом сохраняя остатки рассудка, я приложила палец к её шее – нащупала пульс. – Скорую! Быстро! – не своим голосом заорала я. Краем сознания я поняла, что кто-то уже её вызвал. Тут прибежал дежурный врач. У меня перед глазами всё плыло. Мой идеальный макияж размазался по лицу, колготки порвались, а кофта расстегнулась, но я ничего этого не замечала. Я не могла больше думать, я понимала только одно: что я должна прогнать всех, кроме врача. Все плотным кольцом окружили нас, а я, точнее не я, а кто-то вселившийся в меня, истошно заорал на всех: – А ну пошли все отсюда! Уходите быстро! Проваливайте, я сказала! Я чуть ли не с кулаками навалилась на тех, кто не хотел меня слушать. Меня оттащил Ленкин тренер и довольно грубо усадил на скамейку. А потом сам стал заниматься тем же, что и я, но более спокойно и убедительно. Толпа нехотя стала расходиться, и тут приехала скорая. Ленку, по-прежнему без сознания, положили на носилки и понесли в машину. Дежурный врач по ходу объяснял специалисту скорой помощи: «Черепно-мозговая травма...». Я бежала следом, ничего не соображая. У машины все резко остановились, и врач строго сказал: «Поехать с нами может только один человек». Видимо, я кинула на тренера такой отчаянный взгляд, что он безропотно уступил мне, всучив криво написанный номер своего телефона, взяв с меня слово, что я позвоню ему, когда что-то прояснится. Машина тронулась, к Ленке подключили какие-то аппараты. А со мной именно в этот момент началась истерика, я рыдала, как никогда в жизни, так, что не могла ни слова произнести, меня всю трясло. Я заставляла себя не думать. Не допускать мысли. Врач сочувственно посмотрел на меня: – Сестра Ваша? В ответ я только разразилась очередной порцией ещё более сильных рыданий. – Всё хорошо будет. Просто верьте... Молодой организм, сильный, – пытался подбодрить он меня. Уже сейчас, когда с тех пор прошло много времени, я не могу без содрогания вспоминать этот день и этот момент. Это было самое страшное, самое тяжёлое время. ...Следующие несколько часов были одними из самых жутких в моей жизни. Сначала я носилась по отделению, пытаясь добиться хоть какой-то информации. Всем было не до меня, я выяснила только то, что ей делали срочную операцию. Больше мне не удалось вытянуть из них ни слова. В конце концов, когда медсестра пригрозилась меня выгнать, я тяжело опустилась на скамейку, прижалась затылком к холодной стене и, чтобы не сойти с ума, стала тихонько напевать дрожащим голосом: «Пожалуйста, не умирай. Ты же видишь, я живу тобой. Моей огромной любви хватит нам двоим с головою...» Через несколько часов ко мне вышел врач, сказал, что операция прошла успешно, но моя «сестра» ещё не пришла в сознание, находится в реанимации. И к ней нельзя. Я сказала, что буду сидеть здесь всю ночь, потому что просто не могу уйти. Тогда он пригрозил, что скажет охране и меня вообще больше не пустят, что часы посещений кончились уже давно, и мне и так разрешили находиться здесь в виде исключения. И тут меня окатила очередная за этот нескончаемый день волна ужаса. Дед. Дед, который ничего не знает. Дед, который, наверное, не находит себе места от беспокойства. Дед, который ждал гостей сегодня вечером. Боже мой... У меня даже не было их домашнего телефона. Мы с Ленкой всегда как-то связывались по мобильному... Я знала только, где они живут. Через общих знакомых такие новости передавать не хотелось. Тем более, сразу возникнет море вопросов. Эх, Пётр Никанорович, всё-таки придётся Вам сегодня вечером принимать гостей… Неописуемый ужас застыл в глазах у пожилого писателя, когда я, растрёпанная, заплаканная и вообще едва стоящая на ногах, появилась у него на пороге. С щемящей болью в сердце я обнаружила, что в квартире ещё витал запах вкусной свежеприготовленной еды и краем глаза заметила накрытый стол на кухне. Дед дрожащим голосом пригласил меня пройти и зачем-то предложил чаю. А я понимала, что лучше сразу разделаться со сложным разговором. Я была полностью вымотана. Когда я, стараясь сгладить самые сложные эпизоды, рассказала, что Лена получила травму и сейчас в больнице, он побледнел и схватился за сердце. Я помогла ему прилечь на диван, и, пока он причитал, накапала ему заранее припасённого лекарства. – Пётр Никанорович, с Леной всё будет хорошо. Я уверена. Я беспокоюсь за Вас. Ведь у Вас больше никого нет. Давайте я останусь сегодня на ночь здесь. Вдруг Вам станет плохо... Дед слабым голосом поблагодарил, но сказал, что ему надо побыть одному и призывал меня не обижаться. Я не обижалась, я понимала его. Мне самой трудно было бы после этого дня находиться в чьей-то компании. Я сказала, что завтра приду и приготовлю обед, а потом поеду в больницу и расскажу все новости. Взяв с него обещание, что в случае чего он обязательно мне позвонит, я ушла. Я не помню, как приехала домой. Я не помню, как разделась и легла спать. Я мечтала только об одном – чтобы наутро я проснулась и оказалось, что весь сегодняшний день мне приснился. С утра я встала как обычно, по будильнику. И через несколько секунд меня как будто огрели по голове – я вспомнила о том, что случилось вчера. Изо всех сил не хотелось верить... Я даже взяла мобильный и набрала Ленкин номер. На что я надеялась? Конечно же, на другом конце раздавались только гудки. Я мельком посмотрела на себя в зеркало, и какая-то часть моего сознания ужаснулась. Но мне было всё равно. Как приведение, я пришла на работу. Казалось, вся школа уже откуда-то знала о том, что случилось. А я даже не могла ни с кем поделиться. Я не замечала и не здоровалась со своими учениками в коридоре, не заполняла журналы и на всех уроках устроила неожиданные самостоятельные работы, не в силах рассказывать о чём-то. На большой перемене поплелась в учительскую, чтобы выпить кофе. По дороге я встретила Игоря. Точнее, он шёл мне навстречу, а я пролетела мимо него, не замечая. Он кричал мне, а я не реагировала. Тогда он догнал меня и схватил за руку. – Света, да что с тобой такое? Я что, так изменился за выходные, что ты меня не узнаёшь? – Ой, Игорь. Прости меня... – Ты слышала, что с Леной Кулёминой случилось? Бедная девочка! И дед у неё совсем один остался. – Слышала. Я пойду к нему после уроков. Еды приготовлю. – Да? Хорошо... Надо сходить, навестить Ленку в больнице. Я скажу девочкам. – Не надо. Она в реанимации. К ней никого не пускают, – выдавила из себя я. – Она без сознания. – Откуда ты знаешь? – Дед её сказал, – пришлось придумать мне. Рассказывать что-либо не было сил. Кое-как окончив рабочий день, я понеслась в больницу. Удивительно тягостное ощущение накрыло меня, как только я переступила порог этого заведения. – Здравствуйте! – сказала я регистратору. – Мне бы пройти к Елене Кулёминой. В реанимацию. – А вы ей кто? – ответила она, не поднимая на меня глаз. Кто я ей… Сказала бы я, кто. Мне хотелось быстрее увидеть Лену, и я начинала выходить из себя. – Я… её сестра. Можно пройти? – Она несовершеннолетняя, – она достала Ленину карточку. – Можно только родителям или официальному опекуну. – Да нет у неё родителей! – я сорвалась практически на крик, не узнавая свой голос. – Я у неё есть. И дед старый. Он не может прийти. – Сирота, значит… – она сразу подобрела и сочувственно подняла на меня глаза. – Ладно, давайте паспорт. Начав переписывать данные, она странно на меня посмотрела: – А почему отчества разные? – Отцы разные, – выхватив пропуск на бегу кинула я. Я никогда не умела врать. У меня подкосились ноги, и пришлось опереться о стену, когда я увидела бледную и обвитую проводками Ленку. Прибор чётко отбивал ритм сердца, что позволяло мне сохранять хоть какое-то присутствие духа. Она выглядела совершенно неживой. Я боялась своих мыслей. Я просидела с ней молча несколько минут, но тяжёлое чувство в груди и нехватка воздуха заставили меня выйти и отправиться на поиски врача. Врач отыскался довольно скоро, но он не мог ответить однозначно ни на один из мучивших меня вопросов. «Состояние стабильно тяжёлое», – это всё, что я от него услышала. Периодически он начинал сыпать медицинскими терминами, что для меня, и так с трудом соображавшей, звучало просто иностранным языком. Ни прогнозов, ни предположений о том, как всё будет дальше, он мне дать не мог. «Посмотрим, – таков был его ответ. – Организм молодой». Я вернулась в палату и уже не могла сдержать слёзы. Я не могла потерять своё счастье только, наконец, обретя него. В палату зашла пожилая медсестра с добрым и располагающим взглядом. – Чем я могу ей помочь? – почему-то захотелось спросить у неё мне, будто она могла дать ответ на этот вопрос лучше всякого врача. – Может принести что-то надо? Все рассказывали, что для того, чтобы улучшить уход и условия, надо дать денег медперсоналу. Я патологически не умела проворачивать ничего такого. Даже не знала, с какой стороны подступиться. Мне всё казалось, что такими предложениями я обижу человека. – Да чем тут поможешь, деточка. Ничего ей сейчас не надо. Разве что… Приходи к ней почаще. Разговаривай как со здоровой, новости рассказывай. Странно звучит, но это очень часто помогает. Поверь мне, я уже без малого тридцать пять лет тут работаю. – Конечно! Конечно, я буду приходить. Спасибо Вам, – с благодарностью ответила я ей. После больницы я пошла к деду, предварительно подойдя к зеркалу и сделав попытку привести себя в порядок. Не для того, чтобы произвести на него впечатления – он уже видел меня в таком состоянии, что хуже и придумать нельзя. Только для того, чтобы мой подавленный вид не повлиял на его и без того нестабильное самочувствие. Я похвалила себя за то, что будучи в невменяемом состоянии в своё прошлое посещение, я всё-таки догадалась взять дубликат ключей. Осторожно повернув ключ в замке и пройдя в комнату, я увидела Петра Никаноровича, который, казалось, сидел в той же позе и на том же месте, где я его оставила. Его остановившийся взгляд и то, что он будто постарел на десять лет, свидетельствовали о том, что задача моя будет не из лёгких. – Как она? – сказал он мне вместо приветствия. – Состояние… стабильное, – ответила я, не соврав. – Я сейчас соберусь и поеду к ней! – дёрнулся дед. – Так! Не надо никуда ехать. Я уже была у неё. У неё есть всё необходимое, Вы ей сейчас ничем не поможете, а себе только хуже сделаете. Я прошу Вас, – мягко сказала я, и дед будто обмяк на своём диване. – Ради Лены – берегите себя. Я пошла на кухню и поняла, что зря не догадалась зайти в магазин. Холодильник пустовал. Я отругала себя, ведь с утра с мыслями о Ленке я не подумала положить денег в кошелёк, и сейчас там было средств ровно на обратную дорогу. Как, интересно, я собиралась давать денег медперсоналу? Однако, поскребя по сусекам, я обнаружила макароны, остатки томатной пасты и какие-то приправы. Что-что, а умение приготовить вкусный ужин из ничего я переняла у мамы. Через полчаса спагетти с вкусной подливкой были готовы, но это были лишь половиной дела – надо было накормить деда. Пожилой фантаст долго убеждал меня в отсутствии аппетита и лишь после долгих уговоров и увещеваний решился попробовать мою стряпню. Порцию я сознательно сделала небольшую, и он довольно быстро с ней расправился, хотя и приговаривал всё это время, что кушать совершенно не хочет, кусок ему в горло не лезет и только ради Лены он, так уж и быть, немного через силу поест. Я спросила о том, какие ему необходимо принимать лекарства, заставила его выпить их и отложила на завтрашнее утро и день. Оставив ему еды на завтра (и будучи уверенной, что он к ней не притронется), я ушла, пообещав вечером непременно зайти. На следующий день в больницу меня пустили проще, смена была той же. Женщина из регистратуры узнала меня. Я смело вошла в палату, поздоровалась с Леной и даже попыталась улыбнуться. Взяв её за руку, я рассказывала под мерный ритм её бьющегося сердца о происшествиях в школе, о Семёнове, который в очередной раз спровоцировал массовую драку в коридоре, о Лере, с удовольствием демонстрировавшей всем желающим своего нового поклонника, встречавшего её у школы, о Борзовой, устроивший внеочередную планёрку, посвящённую введению школьной формы прямо посреди учебного года. Учителям и директору школы только объединившись удалось договориться о том, что форма вступит в силу со следующего сентября. Нам продемонстрировали серые безликие костюмы, которые должны были носить ученики. Девочкам предстояло облачиться в прямые юбки ниже колена. Я даже рассмеялась, рассказывая Ленке о том, как же хорошо, что она заканчивает школу в этом году, и ей не придётся напяливать это старомодное нечто. Только представить – Ленка в этой серой юбке. Я рассказывала о том, что пойду скоро к деду, накуплю вкусностей и приготовлю ему ужин. Рассказывала, убедившись, что никого вокруг нет, о том, как сильно я люблю её и жду, когда она поправится. Вечером я зашла в магазин и купила продуктов. Петр Никанорович не сможет устоять перед моими кулинарными шедеврами. Дед дремал на диване, укрытый пледом, а я прошмыгнула на кухню. Само собой, к еде никто не притронулся, но я с удовлетворением заметила, что он выпил таблетки. Через некоторое время, когда на плите, источая непередаваемый аромат, томилось жаркое, а в духовке доходил пирог, в кухню вошёл дед. – Здравствуйте, Светлана Александровна. А я и не услышал, как Вы пришли. Всю ночь глаз сомкнуть не мог, а тут вот сморило. Хоть он всячески и продолжал делать вид, что кусок ему в горло не лезет, от моего взора не ускользнуло, что он косится на жаркое. Победа была полной! Дед к моей радости поел даже не в кровати, а за столом, нахваливая еду и вспоминая, как вкусно ему готовила Ленка. Необходимо было отвлечь деда, иначе он зачах бы совсем. – Петр Никанорович, – начала я, начав приводить в жизнь план, который я задумала по дороге. – Мне врач сказал, что Лене очень поможет, если с ней постоянно общаться, разговаривать. А для неё важнее всего, чтобы у Вас всё было хорошо. А я же не могу говорить ей неправду. Было бы очень здорово, если бы вы начали писать новый роман. А я бы каждый день приходила к Вам, брала новую главу и читала Лене в больнице. Попробуйте, а? У неё же никого нет, кроме Вас и меня. От нас многое зависит. Очень многое. Дед, конечно, посетовал на отсутствие вдохновения в такой ситуации, однако мне показалось, что он задумался. Я ушла, надеясь на лучшее, еле увернувшись от него, пытавшегося вернуть мне деньги за продукты. И действительно, уже на следующий день я ушла с десятью страничками начала нового романа. Дни потянулись чередой. Я брала себя в руки и шла в школу, после школы – к Ленке, вечером – к деду. Я беседовала с ней, читала ей дедов новый роман. Состояние продолжало оставаться стабильным, и мне приходилось изо всех сил держаться, чтобы не поддаться унынию. Врач говорил, что есть положительная тенденция, что Лена с характером и настоящий боец, но я не видела никаких изменений. Прошло около полутора недель, я в очередной раз пересекла порог Ленкиной квартиры, чтобы посетить деда. Я заваривала чай, когда он произнёс: – Светлана Александровна! Светочка, – у нас с дедом установились очень тёплые отношения. – Я не хотел беспокоить Лениных родителей. Я думал, что всё обойдётся, но Вы видите, что пока ничего не меняется. Мне кажется, что пришло время позвонить им и всё рассказать. Может быть Леночке станет легче, если мама будет рядом. Его голос задрожал. Я понимала, что он прав. В глубине души я боялась этого. Сейчас, имея возможность каждый день бывать с дедом, я была будто ближе к ней, а после приезда родителей в этом отпадёт необходимость. Я не знала, как они отреагируют на моё присутствие в Лениной жизни, как и чётко осознавала, что рассказывать им правду в такой ситуации было бы верхом глупости. Но сейчас о себе стоило думать в последнюю очередь. Главное – Ленка. – Я думаю, Вы правы, Пётр Никанорович. – Спасибо Вам, Светочка. Спасибо Вам за всё. За то, что Вы делаете для меня, для Леночки, – стал вдруг рассыпаться в благодарностях дед. – За такое не благодарят, – тихо сказала я и, поддавшись порыву, обняла старого писателя. На выходных мне пришлось уехать к родителям, у которых я не была очень давно, проводя всё свободное время с Ленкой. В понедельник после школы я стремглав побежала в больницу, меня подстёгивало какое-то предчувствие. У входа я встретила ту добрую пожилую медсестру, которая часто дежурила в Лениной палате. – Здравствуйте! Вы сегодня не работаете? – поздоровалась я. – Добрый вечер! А я в отпуск ухожу, только через две недели встретимся, вот за бумагами зашла. Но что я говорю – сестра-то твоя в субботу в себя пришла! Забыв попрощаться и поблагодарить женщину, я стремглав кинулась в приёмную, но тут меня ждала неожиданность. Та же регистраторша, которая не хотела пускать меня в первый раз, ещё только завидев меня, сказала: – Вам нельзя. – Как нельзя, почему нельзя? – опешила я. – Приехали её родители, о которых Вы сообщили нам, что их нет. И сказали, что у неё нет и никогда не было никакой сестры. Даже двоюродной. Чёрт. Я совсем забыла про родитлей. – Да, но понимаете, – постаралась объяснить я, – я очень близкая Ленина подруга. На тот момент родители были в отъезде, мне очень надо было к ней попасть, а Вы отказывались меня пропустить. Женщина была непреклонна. – Мне сказали, что она пришла вчера в себя! Её, наверняка, перевели в другую палату и режим посещения теперь не такой строгий! – Во-первых, вы обманули нас, и мы не знаем, с какой целью и что Вам надо от девочки. Во-вторых, я получила чёткое указание ни под каким видом Вас не пускать. Меня словно обухом по голове огрели. – От кого указание? Какое указание? – От главврача. Но это не Ваше дело. Всё, разговор окончен. Девушка, не отвлекайте меня. Все мои попытки с ней заговорить не дали никакого результата. Она просто не замечала меня. Когда я попыталась прорваться без её разрешения, она вызвала охрану. Что же это такое? Я вышла из больницы с чувством полного опустошения. Я планировала обязательно прийти сюда завтра и попытать счастья с другой сменой. Родители приехали. Значит, деду я сегодня не нужна. В смятённых чувствах я побрела домой. На следующий день меня ждала такая же ситуация. Прорваться к Ленке не было никакой возможности, меня довольно грубо выпроводили. Я увещевала их позвонить Ленке и спросить у неё самой, хочет ли она меня видеть, но меня убедили в том, что больной после такой травмы мобильный телефон больной не положен. Я даже не знала, в какой она теперь палате, чтобы подойти к окнам и покричать ей. Объявив им, что раз так, то я буду приходить сюда каждый день и скандалить, пока меня не пропустят, я удалилась. Однако я решила сразу выяснить всё до конца. Ближе к девяти вечера, чтобы уж точно застать всех дома, я пошла к Ленке домой. Я решительно позвонила в дверь. Открыла очень миловидная светловолосая женщина. Её бросающееся в глаза сходство с Ленкой не оставляло сомнения, что я имею честь стоять перед её матерью. – Здравствуйте! – к своему стыду я поняла, что не знаю, как её зовут. – Меня зовут Светлана Александровна, я Ленин учитель. Я хотела узнать, не знаете ли Вы, почему меня не допускают к Лене в палату. Её красивое лицо исказилось вмиг. Перемена была разительной. – Она ещё имеет наглость приходить к нам домой. Никита, ты слышишь? Я услышала, как в дальней комнате послышались шаги деда, но мужской голос, по всей видимости, принадлежавший Лениному отцу, настоятельно запрещал ему выходить. – Мы знаем, что ты сделала с нашей дочерью, – оскорбительно обратилась ко мне на «ты» её мать, продолжавшая держать меня на пороге. – Учти, что только за то, что ты ухаживала Никитиным отцом, мы не будем разглашать это. Но если ты, извращенка, хоть раз ещё подойдёшь к Лене или появишься на пороге нашей квартиры, то я лично сделаю так, что о твоих похождениях узнает вся школа, и я прослежу, чтобы тебя ни в одно учебное заведение в нашем городе не взяли на работу. Ты поняла меня? Меня будто мешком по голове ударили. Ноги вмиг стали ватными и предательски подгибались. – Послушайте, пожалуйста, меня… – начала я срывающимся голосом. Я прекрасно понимала, что объяснять что-либо о чувствах и нормальности всего происходившего между нами человеку в таком состоянии бесполезно. Это только всё усугубит. Но я не могла не сделать хотя бы попытки. – Я уже всё сказала, – и дверь захлопнулась у меня перед носом. Я продолжала настойчиво звонить, но мне никто и не думал открывать. Слёзы текли по моим щекам, когда я, потерянная, стояла под окнами Лениного дома. Как они узнали? Неужели дед? Неужели это дед всё понял и рассказал им, конечно же, без злого умысла? Что же делать дальше? Как найти способ связаться с ней? Я обязательно должна что-то придумать. В школе мой вид производил ещё более гнетущее впечатление, чем тогда, после того дня. Зная, как я переживаю за ученицу, Игорь даже обнял меня в учительской, приговаривая: – Она сильная. Она справится. Не сомневайся. Мы не имеем права – сомневаться. Мне даже на секунду показалось, что он о чём-то догадывается, но как деликатный человек ни о чём меня не спрашивает. Я тенью передвигалась по школе и брала себя в руки только на уроках. Я перестала посещать репетиции, у меня не было на это сил. Что уж говорить, я не могла заставить себя ходить даже на свои тренировки. Но я всё время была занята, разрываясь между Леной и дедом, а сейчас гнетущая пустота убивала меня. – Тебе обязательно надо ходить на репетиции! – уговаривал меня Игорь. – Ленка бы точно не одобрила, что ты сидишь тут и нюни распустила. Девочки такие молодцы, так стараются! Но Ленка потом их вмиг догонит, она способная. Поддавшись на уговоры (ведь теперь мне не надо было спешить к деду, хотя я собиралась вечером предпринять очередной штурм больницы), я проследовала в актовый зал. Было очень тяжело видеть и слышать группу без Лены (Игорь иногда немного подыгрывал им на басу), но неподдельная радость девочек и нахлынувшие на меня воспоминания сделали своё дело. Я пообещала больше не пропускать репетиции, и в меня вселилась некая уверенность. Готовая свернуть горы, я отправилась в больницу. Но, несмотря на то, что сегодня дежурил другой регистратор, меня ждал абсолютно такой же приём. Тогда я неумело попыталась дать ей денег, на что она пригрозила вызвать милицию, не дав мне никакой надежды. Я боялась столкнуться с Лениными родителями, но мне необходимо было находиться где-то поблизости. Разглядев на плане, на каком этаже находятся палаты интенсивной терапии, я обошла здание и села под окнами. Попыталась тихо её позвать – но, конечно, без успеха. Оставалось надеяться только на то, что она выглянет в окно, но я не была уверена, встаёт ли она уже. Как и не была точно уверена в том, что это её окна. Дни ползли ужасающе медленно. Я будто разом лишилась всех чувств, без надежды увидеть любимую. Я каждый день упорно приходила в регистратуру и каждый день получала чёткий отказ. Тогда я уходила и долго сидела под окнами, пока не заканчивались часы приёма. Дважды или трижды я видела уходящих Лениных родителей, но старалась не показываться им на глаза, чтобы не выдать своё убежище. Прошло две недели моих мучений. Мне не говорили даже о том, как она себя чувствует, мотивируя это тем, что дают такие сведения только ближайшим родственникам. А я, как они уже выяснили, была ей никем. Я в очередной раз дежурила под окнами, как вдруг увидела на улице ту самую пожилую медсестру, которая, стало быть, уже вышла из отпуска. Я кинулась к ней, хватаясь за неё как за соломинку. Ведь она была единственной, видевшей, как я просиживала часы с Ленкой. Она видела, что я готова на всё. – Здравствуйте! Здравствуйте! – прокричала я громче. – Вы меня помните? – Добрый день! Конечно, помню, – сказала она, и её взгляд стал каким-то виноватым. Или мне так показалось? – Я Вас умоляю… – сбивчиво начала я. – Мне ничего не говорят. Меня к ней не пускают. Я умираю тут! Скажите мне – как она? Что я могу сделать, чтобы меня пустили? Я схожу с ума. Она посмотрела меня, будто решаясь на что-то, и сказала: – Пойдём со мной. У меня есть ровно десять минут. Медсестра отвела меня в самый дальний угол прилегавшего к больнице небольшого парка, и мы опустились на скамейку. – Она когда пришла в себя, сразу довольно быстро пошла на поправку. И стала звать тебя. Но вместо тебя пришли родители, а она… будто не обрадовалась. Она стала просить позвонить тебе. У неё было очень мало сил, но так получилось, что я была в палате, когда она всё рассказала родителям о ваших отношениях, видимо, надеясь, что тогда они найдут тебя скорее. Они ей не стали ничего говорить, потому что боялись за неё. Сказали только, что позвонили, но ты ответила, что очень занята и прийти не можешь. А потом они вышли в коридор, старались говорить шёпотом, но слышно было чуть ли не на всё отделение. Я тебе честно скажу, что они дали денег, и немалых, всему отделению, чтобы тебя ни под каким видом не пускали. А сами решили, что если скажут ей, что ты не приходила ни разу, то эта «дурь» у неё сама собой забудется. Вот такая история, деточка… Я была ошеломлена. Но в глубине души после разговора с её мамой я ожидала чего-то такого. – Я прихожу каждый день… – только и смогла сказать я. Неужели Ленка может думать, что я её оставила? Я даже не могла помыслить о таком! – Я знаю, – ответила она, вздохнув. – И они знают. Из окна видят. Даже перевели её в другую палату, у которой окна во двор. Сейчас самым главным было не упустить эту ниточку, которая связывала меня с любимой. – Послушайте, – сказала я. – Я готова на всё, что угодно. Только скажите. Любые деньги, что хотите. Я понимаю, что Вы не можете провести на глазах у всех меня в палату, но пожалуйста, передайте ей записку. Только записку! Я соскочила с лавки и упала на колени прямо в своих тонких колготках. Медсестра поспешно подняла меня. – Что ты! Ничего мне не надо. Я, конечно, человек старой закалки и не понимаю всего этого, но я видела, как ты ходила к ней, когда она была без сознания. Я вижу, что ты ничего плохого ей не сделаешь. Хорошо, я передам, только скорее, мне пора. Дрожащими руками и открыла сумку, непослушными пальцами достала учительский ежедневник и криво вырвала из него листок. Кривым, спешным почерком нацарапала, боясь, что добрая медсестра передумает: «Меня не пускают к тебе. Родители против. Прихожу каждый день. Завтра посмотри в окно, когда они уйдут. Я найду способ. Люблю». Сунув смятый листок моей спасительнице, я чуть ли не кинулась ей на шею. Я обязательно придумаю, как её отблагодарить! На следующий день к началу посещений я уже стояла во дворе под окнами. Здесь не было ни одной скамейки, где можно было бы присесть. Я не знала, какое из этих окон подарит мне счастье. Я не знала – когда. Безусловно, не стоило надеяться на то, что это произойдёт скоро. Наверняка, её родители пришли тоже к самому началу, но я не смела покинуть свой пост. Больше двух часов я стояла на одном и том же месте, подняв вверх голову и обводя по очереди взглядом все окна. От такого положения у меня сильно затекла шея, но я старалась не обращать внимания на эту боль. И вот, наконец, на третьем этаже в окне возник до боли знакомый силуэт. Я не могла передать все нахлынувшие на меня эмоции. Моя Ленка! Похудевшая, осунувшаяся, но такая родная! Я не могла поверить, что действительно вижу её. Мы смотрели друг на друга, толстое стекло и несколько этажей отделяли нас друг от друга, но мы не могли отвести взгляда. После первого оцепенения я начала жестикулировать, попытавшись на языке жестов узнать, как она себя чувствует и рассказать всю историю, приведшую меня к такому нелепому положению. Она показала мне – так же жестами, что у неё болит голова, показала мне сердечко, а затем начала делать вид, что что-то пишет. Я предположила, что она попытается также передать мне записку, но я не была уверена, что сегодня дежурит та же медсестра. Счастье кончилось внезапно – человек в белом халате, которого я не успела рассмотреть, решительно отвёл её, сопротивляющуюся, от окна. Я простояла ещё около часа, надеясь, что ей удастся вернуться, но всё тщетно. Но как мало мне надо было для счастья. Я её видела! Ей лучше! И завтра мы встретимся взглядами на том же месте. На следующий день примерно в то же самое время её образ возник передо мной. Она чуть ли не подпрыгивала на месте, но я не могла понять, что она объясняет мне в своей молчаливой беседе. Не в силах оторваться от неё, я не увидела, как ко мне подошла знакомая медсестра и, улыбаясь, вручила мне ответную записку. «Я не сомневалась в тебе ни минуты! – писала она. – Когда родители стали мне рассказывать, что ты не приходишь, я сразу поняла, что здесь что-то не так. Но всё равно – у меня вчера как гора с плеч свалилась. Я не знаю, что на меня нашло, что я так с ходу им всё рассказала, но я очень хотела тебя видеть. Прости меня! Это была не лучшая идея, да ещё и дед сдуру всё подтвердил. Я хочу к тебе больше всего на свете! Я постараюсь убедить родителей, чтобы они договорились перевести меня на домашнее лечение, но для этого придётся вести себя идеально, чтобы они ничего не заподозрили и всё не сорвалось. Скучаю по тебе каждую минуту. Береги себя, любимая. Завтра – на том же месте». Я вручила медсестре уже заготовленное заранее ответное письмо у Ленки на глазах, содержащее подробный рассказ о том, что случилось с тех пор, как она в больнице: про деда, про то, что я обязательно придумаю, как нам переубедить её родителей. Про то, что она – моя жизнь. Для меня появился хоть какой-то проблеск. Главное, что с ней всё будет хорошо, а как справиться с проблемами – мы придумаем. Ко мне снова вернулось вдохновение, я снова с интересом проводила уроки, а Игорь поздравил меня с возвращением. Я ходила на репетиции, а после них – к Ленке, где мы встречались у заветного окна, передавая записки в те дни, когда дежурила наша спасительница. Но однажды она не вышла. Я ждала её весь вечер, но время уже было к восьми, а её всё не было. Я стала очень переживать, хотелось выть от своего бессилия. И тут ко мне подбежала медсестра, сказав, что у неё вообще нет времени, сунула мне записку, и, не взяв ответной и не дав мне возможность задать ни одного вопроса, скрылась. В записке было две наспех написанные фразы: «Родители всё не уходят. Выписывают завтра». Завтра! Завтра!!! Я не знала, через какое время ей разрешат снова ходить в школу, но то, что она будет не в больничных стенах, а у себя дома, почему-то придавало мне оптимизм. Не будут же родители стоять над ней 24 часа в сутки! Да и деда можно постараться попросить помочь. Следующий день я была в крайне приподнятом настроении. Я планировала вечером постараться что-нибудь предпринять. Чтобы время прошло быстрее, я с удовольствием отправилась на репетицию, где девочки, в очередной раз не могли договориться о партиях и соло. То, что было дальше, я вспоминаю очень часто, и до сих пор сердце начинает биться быстрее. Всё это мне позже рассказывала Ленка. Её выписали днём и родители, вместе с поехавшим с ними дедом, забрали её на машине из больницы. Они уже подъезжали к дому мимо школы, когда она увидела горящий в актовом зале свет и вспомнила, что сейчас как раз время репетиции. Она стала умолять маму с папой, чтобы они ей разрешили только на минутку зайти в школу, потому что, как она им объяснила, она очень сильно соскучилась по девочкам, а они как раз сейчас должны репетировать. Родители не знали, что я тоже там обычно бываю, и, будучи счастливы забрать дочь из больницы, дали послабление, разрешив сходить на пять минут и поздороваться. Она старалась сдерживаться, чтобы не побежать, потому что в любой момент могла закружиться голова, и молила создателя, чтобы я оказалась на месте. Дверь в зал распахнулась как раз в тот момент, когда Аня с Наташей в очередной раз препирались, выясняя, кто на этот раз взял фальшивую ноту, а мы с Игорем старались их разнять и успокоить. В дверном проёме стояла Ленка, а мне казалось, что я сошла с ума и это видение. Откуда она здесь? Как? Что делает со мной моё воображение? Девочки кинулись к ней с радостными криками, но она будто их не замечала. Забыв про всё и не видя никого, она побежала ко мне, и я, ничего не соображающая от счастья, ощутила её родные губы на своих. Мы не могли разомкнуть объятья. Слишком долго мы были этого лишены. Слишком долго. Ошарашенные девочки замолкли и наблюдали, как слёзы катятся по моим щекам, они были не в силах произнести ни звука. Первым нашёлся Игорь: – Ой, девочки! Слушайте! Я вспомнил, что мне срочно надо из кабинета учебники перенести. Вы мне поможете? Он попытался разрядить обстановку, но девочки не двигались с места. – Игорь Ильич! Спасибо Вам. Но не нужно, – впервые подала голос Ленка. – Родители меня отпустили всего на пять минут, и сейчас стоят в машине у дверей школы, караулят. Я прижималась к ней, стараясь не упустить ни мгновения, и старалась не думать о том, что будет дальше. И о том, как я всё это объясню Игорю и девочкам. Она была со мной здесь и сейчас, и это было главным. – Ленка, мы так соскучились! – первой подала голос Лера. – Как ты? Когда в школу придёшь? – Мне ещё месяц предстоит дома долечиваться, – сокрушённо сказала Лена. – Меня и так раньше срока выписали. Месяц?! Нет, месяц я не выдержу. Мозг лихорадочно думал. – Возвращайся скорее! – сказала Аня. – Мы столько новых песен сочинили, но тебя не хватает очень! – Я тоже жду, когда же уже смогу репетировать! Очень рада вас всех видеть! Но мне уже пора, иначе родители с меня живой не слезут. До встречи! – Пока! До встречи! – в разнобой произнесли девушки, а я пошла, всё ещё обнимая любимую, проводить её до выхода. Мы остались одни. В коридоре то и дело слышались шаги, и я не могла даже её поцеловать. – Я не знаю, жила там без тебя. Я как будто бы смутно помню, что ты приходила ко мне, держала за руку и что-то рассказывала. Хотя врачи говорят, что этого быть не может, потому что я была без сознания. Я не могла ничего ей ответить, потому что слёзы катились по щекам, и я с трудом подавляла желание зарыдать в голос. Всё напряжение последнего месяца выливалось сейчас. – Не плачь, прошу тебя, не плачь, – шептала она. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Главное, что всё позади. Они долго не задержатся, я знаю их, они наверняка посидят с недельку и уедут. А я постараюсь переубедить их, и деда подключу! А тебе спасибо за него отдельное. Она тихонько коснулась моей руки и, глядя в мои заплаканные глаза, прошептала: – Я люблю тебя. – Я люблю тебя больше жизни, – смогла из последних сил произнести я, и она, с трудом преодолевая желание остаться, ушла. Я вернулась в зал, заплаканная, сконфуженная, но счастливая. Девочки как-то усиленно старались сделать вид, что они очень заняты настройкой инструментов, но я услышала, что Лерка свистящим шепотом сказала Наташке: – Я же говорила! Вот проныра Новикова! У меня никто ни о чём не спросил, но репетиция как-то быстро свернулась, потому что играть больше ни у кого не было желания. Мы убрали инструменты и Игорь предложил: – Светлана Александровна, можно я Вас провожу до метро? Я была очень ему благодарна, потому что чувствовала невыразимое желание поговорить. За всё время наших с Ленкой отношений, было ли хорошее или трудности, я по известным причинам не могла рассказать об этом решительно никому. Я всё держала в себе. Я привыкла, мне это хорошо удавалось, но именно теперь мне необходимо было поделиться, раз уж Игорю стало всё известно, и он от меня из-за этого не отвернулся. Не сговариваясь, вместо метро мы пошли в близлежащее кафе и сели за столик. Игорь угостил меня кофе, и я начала свою долгую повесть, начав с того, как Лена поразила меня в нашу самую первую встречу, и закончив сегодняшним днём. Он слушал меня очень внимательно и практически не перебивал, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Когда я закончила, он немного помолчал, а потом сказал: – Знаешь, иногда мысли о том, что между вами нечто большее, чем просто близкие отношения учителя и ученика, приходили мне в голову. Она иногда так на тебя смотрела, что невольно заставляла задуматься, но только потому, что я очень наблюдательный человек. Я очень быстро отгонял эти мысли. Я ещё мог подумать про Ленку: я довольно давно её знаю, она всегда была такая своя в доску, просто мальчишка. Всегда на тренировках, мальчиками не интересовалась. Но ты, вся такая женственная… – Тоже никогда не интересовалась, – закончила за него я. – Внешность обманчива. Да и предрассудки это всё. – Но хоть для меня всё это всё равно неожиданность, я хочу сказать тебе, что я тобой просто восхищаюсь. Тебе, точнее вам, через столько пришлось пройти, а никто вокруг и не подозревал об этом. Ты очень сильная. – Спасибо… – ответила я. Рассказав обо всём, я чувствовала невероятное облегчение. – Но я не знаю, что делать дальше. Ты же слышал, что её родители не хотят меня видеть в радиусе километра от их дочери. Они меня на порог не пустят. Когда она закончит школу, ей как раз исполнится 18 лет, и я заберу её к себе, никто мне в этом не помешает. Она сама этого очень хочет. Но до этого момента ещё несколько месяцев… Мне хотя бы видеться с ней… – Знаешь, – сказал Игорь, хитро улыбнувшись, – кажется, у меня есть идея. На следующий день в четыре часа дня я стояла на пороге Ленкиной квартиры и переминалась с ноги на ногу. От этого момента очень многое зависело, и я не могла допустить ошибки. Решившись, я позвонила в дверь. Раздались шаги, и вскоре я увидела на пороге Ленину маму. Она, кажется, ожидала увидеть кого угодно, только не меня. – Я же сказала тебе, убирайся отсюда! – в ней снова закипала ярость. – Или я в школу звоню! Чтобы я не видела тебя здесь! Если ещё и Лену разбудишь! Никита! – позвала она, пытаясь захлопнуть передо мною дверь. – Послушайте! – попыталась докричаться я, разжимая дверь и удерживая её своими сильными привыкшими к нагрузке руками. – Я не уйду, пока не скажу. Её мама явно была слабее меня, а когда подоспел папа, я была уже внутри и говорила: – Лена очень много времени пропустила в школе. Её не было практически целую четверть. А ведь это выпускной класс, и осталось совсем немного. Видимо, вопрос учёбы их тоже волновал, и они на секунду замешкались, чем я не преминула воспользоваться. – Она очень отстала, и если сейчас не будет много заниматься, то не сможет в этом году закончить школу, – чеканила я. – На репетиторов уйдёт много денег, а они больше нужны вам на лекарства, надеюсь, вы не будете спорить. Я окончила институт с красным дипломом и школу с золотой медалью, я хорошо знаю школьную программу. Я бы могла заниматься с Леной каждый день по всем предметам, чтобы она догнала то, что пропустила. Родители замолчали и переглядывались, сильно сомневаясь, что стоит принять моё предложение. Тогда я добавила, обращаясь к её маме: – Разумеется, занятия будут проходить в Вашем присутствии. Это была задумка Игоря, и я не верила, что всё получилось, и теперь мне было разрешено каждый день появляться у Ленки в доме, пусть и в таком качестве, пусть и под надзором мамы. Не станет же она, в конце концов, следить за нами всё время. Омрачало всё то, что её родители согласились принять меня только при условии, что будут платить мне деньги, пусть и очень скромные по репетиторским меркам. Было ужасно противно брать деньги с любимой девушки, но родители поставили ультиматум – или так, или ноги моей здесь не будет. Деда приказным порядком отправили в дом отдыха, и мне казалось, что не случайно. У Ленки, ссылаясь на запреты врачей, отняли и телефон, и компьютер, разрешая лишь общаться в мамином присутствии с подругами по городскому телефону. Я понимала, что если допущу хоть один неверный шаг, меня отсюда выставят, и я ещё месяц не увижу любимую. Это было мучением – быть рядом с ней и не иметь возможности даже взглядом показать, что творилось у меня в душе. Мама, вопреки моим надеждам, следила за нами неотступно, не сводя глаз всё то время, что я находилась у них. Нам с Ленкой оставалось лишь вести молчаливый диалог. На уровне эмоций она понимала, что должна быть моей примерной ученицей, поэтому усердно занималась, демонстрируя огромный прогресс. Собственно, учёба занимала всё её время, которое она подгоняла как могла. Я жила от встречи до встречи, всё остальное время готовясь к этим занятиям и подтягивая свою собственную физику и геометрию. Так прошёл месяц. Под конец мама слегка подобрела ко мне, видя Ленкин прогресс. Несколько последних занятий она провела хоть и в одной с нами комнате, но за книгой, давая возможность нам с Ленкой украдкой любоваться друг другом, а однажды даже вышла на минуту и принесла нам обеим кофе. Тем временем, Ленка окончательно поправилась и была готова выйти в школу. Оставалось полтора месяца до конца учебного года. Полтора месяца до выпускного. Полтора месяца и три дня до её совершеннолетия. До учителей дошли слухи, что я подтягиваю Лену, но по поводу всего остального верный Игорь хранил полное молчание. К моему удивлению, молчали и девочки. Даже Новикова не задала мне больше ни одного вопроса. Мне сдавалось, что в этом их молчании есть тоже заслуга Игоря. Борзова ко мне подобрела, ставя в пример то, как самоотверженно я помогаю ученице, Савченко жал мне руку. Возвращение Ленки в школу было похоже на триумфальный вход императора в завоёванный город. Я так гордилась тем, как уважают и любят её ученики, искренне радовавшиеся тому, что она снова с ними. Вместе с возвращением в школу, кончилась наша самая тяжёлая пора. Я до сих пор с ужасом вспоминаю, что нам довелось пережить тогда. Нам всё ещё приходилось быть в школе осторожными, но когда выдавалась возможность, она проводила у меня все перемены. А выдавалась эта возможность не так уж часто, поскольку Ленка носилась по всей школе и сдавала «хвосты», накопившиеся у неё по всем предметам за время отсутствия и получая пост-фактум оценки за третью четверть. Три раза в неделю девочки репетировали, но Ленины родители думали, что репетиции проходят каждый день (в чём их заверил Игорь как классный руководитель, давая нам возможность побыть наедине). Мне казалось, что за это время Ленка повзрослела ещё больше. Несмотря на то, что ей было только восемнадцать, она строила на жизнь грандиозные планы, очень серьёзные, для её юного возраста. – А потом я параллельно с учёбой пойду тренировать, – рассуждала она. Безусловно, о карьере профессиональной спортсменки пришлось забыть после столько серьёзной травмы, да и родители её и близко к рингу не подпустили бы. Но она приняла решение окончательно из спорта не уходить и выучиться на детского тренера. Мы наметили поступление в институт физкультуры. – Немного опыта наберусь и устроюсь в фитнес клуб, там, говорят, хорошо получают. На первое время нам хватит, я буду нас содержать, а ты сможешь родить нам дочку… – Закончи школу сначала, мамочка! – я потрепала её по голове. – Но я не против. – А я уже все долги закрыла, кстати! На одни пятёрки. Всё благодаря тебе! – Всё благодаря твоей маме, – грустно сказала я. – Если бы не она, то вряд ли ты бы смогла заниматься так усердно. Я не хотела её расстраивать, но она напряглась. – Я решу эту проблему. Обязательно решу. Пока что они слушать меня не хотят. Дед тоже пытается заговорить с ними, но они ни в какую. Что ж, если не получится – останусь без общения с родителями. Мне не привыкать, в конце концов. Каждый день я любовалась ей, впитывая любимые чёрточки, памятуя о том времени, когда была лишена такой возможности. – Мы с дедом говорили, кстати, – сказала мне она. Мне не доводилось больше видеться с Петром Никаноровичем после всей этой ситуации. – Он сказал, что ещё тогда всё понял, когда я у тебя вечерами пропадать стала! Собирался «благословить» нас в… тот день… Но видишь, как сложилось… – Ничего себе! Вроде бы пожилые люди всегда сложнее такие новости воспринимают. – Я же тебе говорила, что у меня мировой дед! Он мне сказал, что раньше всё время думал, как же отдаст такое сокровище, как я, какому-то мужику. Боялся, что любого ненавидеть будет. А с девушкой, говорит, совсем другое. И не обидит, и по хозяйству, и вообще – он всегда о дочке мечтал, но у него только сын, зато теперь две внучки будет! – Эх, Ленка, я соскучилась по нему, – протянула я. – Ну ничего, немного осталось, скоро пообщаетесь вдоволь. В дни, когда репетиции действительно были, девочки изо всех сил старались подготовиться получше – им предстояло выступать на выпускном. Ленка легко выучила все песни, которые они успели ввести в свой репертуар без неё, и теперь готовилась наравне со всеми. Однажды, недели за три до конца учебного года, я задержалась а уроке, потом ещё некоторое время заполняла журнал и в результате опоздала на репетицию минут на сорок. Там уже всё было в самом разгаре: красавица Лерка сидела за ударными, девочки перебирали струны гитар, а Женька наигрывала на клавишах мелодию, которую я не слышала ранее. – Светлана Александровна, а Ленка песню сочинила, – с порога огорошила меня Лера. Она как-то подозрительно улыбалась. Ленкины щеки стали пунцовыми (чего я ни разу за ней не замечала), и она почему-то избегала моего взгляда. Ленка? Песню? С каких это пор она стала писать? – Да не песню... Так, ерунда... – подала голос моя любимая. Девочки и Игорь в один голос стали уговаривать её спеть, а меня уже разбирало любопытство. Я села на первый ряд и сказала: – Ну и почему же все уже слышали, кроме меня? Так не честно! Через некоторое время она поддалась уговорам и взяла у Ани гитару. И запела. Нет пустых эмоций, значит нет простых побед Ты ничего не бойся и не всегда "да" – это "нет". Лети за мной, лети, и ты узнаешь, я люблю тебя... Я завороженно смотрела на неё. Каждая строчка песни была про нас. Про наш трудный путь и наше безмерное счастье. Когда она допела, Лерка громкими шепотом сказала: – Вот это любовь! А я не могла ничего сказать. Мы встретились взглядом, и она прочитала всё в моих глазах. Учебный год, мой первый учебный год, перевернувший всю мою жизнь, подошел к концу. К великому удивлению всех вокруг, получилось так, что в результате наших занятий Ленка получила итоговые пятерки по всем предметам. Она и раньше была крепкой хорошисткой, но теперь только слишком большой процент четверок в первых четвертях помешал ей получить золотую медаль, она довольствовалась серебряной. Родители были счастливы и очень ею гордились, думая о том, что пару месяцев назад они вообще не были уверены, что она закончит в этом году школу. Приближался выпускной. Лерка прожужжала нам все уши про платья, а Наташа грозилась, что придет полностью в черном. Гвоздем программы должно было стать выступление её отца со своей группой, поэтому чтобы аренда зала не слишком ударила по карману родителей, решено было праздновать выпускной прямо в школе, украсив предварительно актовый зал. Ленка наотрез отказывалась рассказывать мне, какой у неё будет наряд, а мне казалось, что мама приложит все усилия, чтобы втиснуть её в платье. Последнее время по нашему с ней решению она не затрагивали щекотливую тему с ними. Решительный разговор должен был состояться в день её рождения. Она готовилась переехать ко мне. Я же выбирала наряд, как будто бы выпускной был у меня. В конце концов, не найдя ничего достойного, я купила новое нарядное, но в меру строгое платье. Атмосфера праздника будто начинала чувствоваться ещё у метро, где то и дело встречались красиво одетые выпускники, сопровождаемые гордыми родителями. Мне было так странно оттого, что в моей жизни это всё было уже так давно. В душе я иногда ещё ощущала себя совершенным подростком, вчерашней школьницей. Бег времени пугал меня. Не успеваешь оглянуться, как ты уже закончила университет, твои родители вышли на пенсию, а ты оказалась один на один со взрослой жизнью, где никто, кроме тебя самой, не решит твои проблемы. Бедная Ленка. Ведь ей пришлось повзрослеть ещё раньше, а теперь родители, оставившие её когда-то, будто стараются наверстать упущенное и пытаются решать, как ей жить. С такими мыслями я не заметила, как вошла в учительскую, где ожидали начала церемонии нарядные учителя. Даже Борзова ради такого случая сменила своё неизменное неопределенного цвета бесформенное одеяние на светлый костюм. Я подавила смешок, увидев Игоря – кажется, сегодня он пытался одеться по-особому, на нём красовался ярко-малиновый костюм с такого же цвета галстуком в белую крапинку. – Прекрасно выглядишь! – объявил он мне. – Ты тоже, – улыбнулась я в ответ. Все учителя разбежались по своим классам, а я, лишенная классного руководства, с трудом подавляла желание отправиться на поиски Ленки, понимая, что сегодня её последний день в школе, и ей надо побыть с одноклассниками. Во время вручения аттестатов планировался небольшой концерт, и я пошла в актовый зал проверить, всё ли готово. В коридоре я встретила ту девочку модельной внешности, Полину Зеленову, на которой было огромное пышное платье, напоминавшее свадебное. Кажется, она чувствовала себя королевой вечера. Я как раз заканчивала проверять оборудование, когда выпускники стали подтягиваться в зал. Ко мне подбежали нарядные Лера, Женя и Аня. Я выразила им восхищение их внешним видом, и они, счастливые, убежали в зал к родителям. И тут я увидела её. Эмоции захлестнули меня даже сильнее, чем тогда, когда я увидела её в первый раз. На Ленке был смокинг в ретро стиле, похожий на тот, что ввела в моду Марлен Дитрих, волосы уложены. Образ дополнял аккуратный макияж. Она была настолько красива, что у меня в самом прямом смысле слова подкосились ноги, и я так и села с микрофоном в руках на ближайший стул. Ко мне подошла учительница биологии, кажется что-то спрашивала про концерт, но я отвечала невпопад, не в силах отвести взгляд от Ленки, которая лучезарно мне улыбалась с другого конца зала. Тут меня увел директор, усаживая между Игорем и химичкой. Пора было начинать, а я так и не успела подойти к любимой. Впрочем, заметив в зале её родителей, я подумала, что успею сделать это позже. А пока я потихоньку осматривала зал и с восхищением думала о том, какая же моя Ленка особенная. Ни на кого не похожая. Самая лучшая. И какое же это чудо, что она выбрала меня. Я не смогла бы жить – без неё. Моя половинка. Директор уже произносил речь – замечательный руководитель замечательного коллектива. В школе он действительно был на своём месте. Затем слово предоставили Борзовой, которая долго и нудно рассказывала что-то о важности выбора будущей профессии и призывала не расслабляться, а готовиться к поступлению. И вот началось вручение, и первыми награждали медалистов. Их было всего трое: рыженькая Женька из нашей группы и Стас Шмелёв из параллельного класса получили заслуженные золотые медали. Третьей была Ленка, которую директор отметил особо, несмотря на то, что ей досталось серебро. Эта медаль была неожиданной и такой выстраданной. Когда она поднималась на сцену, к моему горлу подступили слезы гордости. Игорь незаметно пожал мою ладошку, поздравляя меня, а я не удержалась и посмотрела на её мать. Мы одновременно приложили платок к увлажнившимся от счастья глазам, встретившись взглядом в этот самый момент. Нельзя было винить её за то, что она не может нас принять, но я не могла не мечтать об этом. После медалистов аттестаты вручили всем остальным ученикам по алфавиту. Счастливые, они попадали в объятия родителей. Мы с Ленкой, разделенные практически всем залом, тайком переглядывались. После того, как счастливым обладателем аттестата стал Боря Южин, последний в списке, начался небольшой концерт. Бывшие ученики читали стихи, Коля Платонов показал фокусы, и вот, в завершение концерта наступила пора выступать «Ранеткам». Девочки играли давно полюбившиеся всем песни, и зал с удовольствием им подпевал, включая и учителей. Но, хотя Ленка и улыбалась, мне казалось, что она немного напряжена. Может быть, потому что первый раз выступала перед родителями? И вот, когда выступление их подходило к концу, Ленка подошла к Ане и шепнула что-то. Аня согласно кивнула и повернулась к девочкам, чтобы сообщить и им тоже. Аня сказала в микрофон, обращаясь к залу: - Наше выступление заканчивается. Но прежде, чем мы исполним нашу последнюю песню Лена хотела бы от всех нас сказать слова благодарности нашим учителям. И действительно, Ленка подошла к микрофону и начала говорить: - Приходя школу, ты надеешься увидеть в окружающих тебя наставниках пример. Стараешься научиться у них не только знаниям, но и жизненной мудрости. И нам повезло. В нашей школе работают действительно замечательные и неравнодушные люди. Я хотела бы от всех нас сказать спасибо нашим учителям за то, что они научили нас не пасовать перед трудностями. За то, что они ценили индивидуальность каждого из нас, не пытаясь загнать всех в общие рамки. За то, что учили не размениваться по мелочам и отличать то, что действительно важно. За то, что помогли найти свой путь. Спасибо вам. Спасибо от всех нас. Мне явственно казалось, что в глазах некоторых педагогов заблестели слезы после этой речи. А тем временем Аня подошла к микрофону и сказала: - Давайте поддержим Лену! Наша заключительная песня прозвучит в её исполнении. Итак, премьера! За секунду до того, как зазвучала музыка, в моей голове успела пронестись тысяча мыслей. Как её песня? Неужели «Лети»? Они же почти не репетировали её всей группой! Да, я пропустила из-за экзаменов несколько репетиций, но... Но Ленка уже пела: Нет пустых эмоций, значит нет простых побед... Наша песня. Будто бы весь последний год кадрами проносился у меня пред глазами.... А зал ликовал. Новая песня сразу полюбилась им! Лети за мной, лети, и ты узнаешь... Она посмотрела прямо на меня и не пропела, а тихо произнесла: «Я люблю тебя». «Я люблю тебя», – прошептала я ей в ответ одними губами. Торжественная часть выпускного подошла к концу, готовясь уступить место части неофициальной, которая должна была проходить уже в непринуждённой обстановке, без присутствия родителей. Меня то увлекали в круговерть объятий вчерашние ученики, то уводили с разговорами коллеги-учителя… Но я так больше не могла. Найдя глазами Ленку, находившуюся под бдительным маминым надзором, я собрала в кулак остаток мужества и двинулась к ним. – Здравствуйте! – поздоровалась я с её родителями. – Поздравляю вас с праздником! Это очень важный день в Лениной жизни, и всё так сложилось только благодаря вам. Родители молчали. Лена несколько демонстративно отошла от них и встала рядом со мной. – Вы тоже имели к этому некоторое отношение, – нехотя выдавила из себя мама. – Мам… – начала Лена, вздохнув. – Подожди, – ответила та. – Не надо. Давай не сегодня. Давай не будем портить праздник – и тебе, и нам. Всё потом. А сейчас мы пойдём домой. – Поздравляем тебя, дочка, – сказал Ленин папа. – Мы тобой гордимся. Родители поцеловали свою взрослую дочь, по маминым щекам катились слёзы. Ленин папа приобнял супругу, и они удалились. Несколько обескураженные и опустошённые этим несостоявшимся разговором, мы остались с Ленкой вдвоём в заполненном нарядными людьми зале. – В конце концов, они тоже заслужили праздник, – примирительно сказала я. – Мы ещё успеем поговорить с ними потом. Ленка молча смотрела на меня. – А знаешь, – сказала она. – Официальная часть уже закончилась, и мне почему-то не очень хочется здесь оставаться. Может быть, мы сможем тихонько уйти? Больше всего на свете я мечтала оказаться с ней наедине, но всё равно я была не уверена, что это хорошая идея – сбежать с собственного выпускного. – Ты уверена? – с сомнением сказала я. - Выпускной бывает раз в жизни. Ты точно не хочешь ещё немного побыть со своими товарищами? – Эй… - она легонько толкнула меня. – Кажется, сегодня мой праздник, и я хочу провести его в другом месте. Она очаровательно-смущённо улыбнулась мне, и я как в первый раз забыла обо всём на свете. Для меня существовала только она. И я готова была ей повиноваться. Лена пошла прощаться с девочками, а я потихоньку попросила Игоря, чтобы он нас прикрыл, в случае, если наше совместное отсутствие будет замечено. Тут подбежала раскрасневшаяся Лена, поцеловала в щёчку и поблагодарила за всё смущённого учителя, который шёпотом, но искренне от всей души пожелал нам счастья. Прохладный летний ветерок приятно дул в лицо и развевал мои волосы. Ленка больше не школьница, а мне предстояло вернуться сюда после летних каникул. Но мы, забыв обо всём, взявшись за руки вприпрыжку сбегали в летнюю ночь с её выпускного. Сбегали в нашу долгую счастливую совместную жизнь.