Love is...

Он отлично помнил тот день, когда Мередит появилась в Круге. Она стояла тогда на залитом летним солнцем дворе вместе с остальными храмовниками, но Орсино видел только ее — просто не мог заставить себя отвести взгляд. Мередит была совершенна: от сверкающих лазурью глаз и светлых, коротко остриженных волос до кончиков тонких изящных пальцев, спокойно лежащих на рукояти меча. Выросший в эльфинаже Орсино не особенно верил в Создателя, и церковные сказки, прилежно заучиваемые в Кругу, его нисколько не трогали. Но, глядя на Мередит, он думал, что такой и должна была быть Андрасте — статной, яркой, сильной. Ослепительно прекрасной. Орсино всегда был тихим и послушным, практически незаметным. Настигшая его страсть пробудила в душе что-то новое — яростное и разрушительное. Он погрузился в пучину первой настоящей любви, украдкой следуя за Мередит повсюду, где это только было возможно. Он нашел ход на пыльную, заброшенную галерею, с которой была видна тренировочная площадка. Оттуда он наблюдал, как Мередит отрабатывает выпады и контратаки, за каждым ее движением стояло мрачное обещание: «Пощады не будет». Но Орсино не замечал этого. Он видел влажную от пота безрукавку, мягко очерчивающую контуры груди, видел, как перекатываются под кожей мускулы, когда она поднимает меч, видел растрепанные волосы, закушенную губу. Отголоски хриплых вскриков Мередит, побеждающей очередного воображаемого врага, смешивались с тяжелым прерывистыми стонами Орсино, вжимающегося лопатками и затылком в холодные плиты стены, сдавшегося на милость собственной похоти. День ото дня его желание обладать Мередит становилось все сильнее… и все безнадежнее. От природы рассудительный и осторожный, Орсино умудрялся скрывать свои переживания ото всех. Он был еще одним ничем не примечательным магом, до которого никому не было дела. Все изменилось со смертью Моуд. Орсино стоял на коленях перед серой кучкой пепла и черными обугленными камнями — всем, что осталось от, возможно, единственного его друга. Его раздирали на части чувство потери и вина. Возможно, если бы он был чуть более внимателен к Моуд, к ее тоске по прошлой жизни, этого бы не случилось. Но он был все это время слишком поглощен собой. Неожиданно на плечо Орсино легла ладонь. Непривычный к прикосновениям, он застыл. — Пойдем. Я провожу тебя, маг, — раздался голос Мередит. Орсино безмолвно поднялся, благодарно кивнул. Мередит пропустила его вперед и всю дорогу к крылу, где находились комнаты магов, шла чуть позади. Орсино чувствовал спиной ее тяжелый внимательный взгляд, но мысли слишком путались, чтобы задуматься о причинах этого взгляда. И лишь переступив порог своей комнаты, он понял, что рыцарь-капитан вызвалась проводить его вовсе не из сострадания, не из сердечной привязанности, а из предосторожности. Он резко обернулся, почти столкнувшись с Мередит, которая вошла следом. — Вам ведь все равно. Мередит непонимающе нахмурилась. — Храмовникам все равно, что кто-то из нас страдает, что кто-то умирает. Просто наплевать на нас, так ведь? — Ты забываешься! Орсино и впрямь забыл про осторожность, про то, что сам говорил Моуд не привлекать внимание, быть покорным судьбе. Все, что копилось в его душе годами, подавленное, втиснутое в жесткие рамки правильного поведения, вырвалось наружу. Впоследствии он со сладким ужасом думал, что если бы его от Мередит отделяло большее расстояние, то она бы его попросту убила, решив, что он одержим и пытается напасть. Но между ними был всего лишь шаг. Орсино впился в губы Мередит со всей страстью, на какую был способен. В этом не было любви, о которой он так мечтал ночами, оставляя влажные пятна на скомканных простынях. Была горечь, боль и отчаяние. Мередит покачнулась, уперлась руками в грудь Орсино, на миг замерла. Но совершенно неожиданно ответила на поцелуй. — Что ты себе позволяешь, маг?! — срывающимся голосом сказала она, когда им пришлось прерваться, чтобы вздохнуть. — Меня зовут Орсино… — успел прохрипеть Орсино, прежде чем Мередит, потянув его за мантию, повалила на кровать.

***

Их связь была чистой воды безумием. Неловким, не имеющим никакого объяснения безумием. Тело Мередит, жесткое, поджарое, оказалось источником такого невозможного наслаждения, о каком Орсино не мог и помыслить. Все, что он ранее испытывал, глядя на нее во время тренировок, лаская себя по ночам, не шло ни в какое сравнение с горячими губами самой Мередит, туго охватившими его плоть. Или с тем, как она скрещивала длинные стройные лодыжки на его спине, заставляя вжиматься в нее до упора. Они почти не разговаривали. Не потому что было не о чем, а потому что чувствовали, что стоит заговорить и все, что их разделяет — самоубийства магов, жестокость храмовников, равнодушие Церкви, — поглотит обоих с головой. Навсегда. Иногда они вымещали друг на друге злость. Мередит приходилось прятать покрасневшую от ожогов кожу на бедрах и пропускать тренировки под надуманными предлогами. А Орсино в совершенстве освоил изготовление мази от синяков. Назначение Мередит рыцарем-командором, а затем и то, что Орсино стал Первым чародеем, еще сильнее усложнило их и без того сложное положение. И все же они продолжали раз за разом встречаться в укромных уголках, позабытых кладовых, собственных кабинетах. У Орсино было несколько мимолетных интрижек с чародейками Круга. Но он мигом забывал их лица и имена, глядя сверху вниз на светлую макушку Мередит, стоящей перед ним на коленях в очередном пыльном чулане. В его сердце жила только одна женщина — Мередит. Только о ней он грезил ночами, только ее видел во снах. С годами эта любовь, крепко замешанная на ненависти к тому, что делала Мередит с Кругом, причиняла Орсино все большее страдание, но у него не было сил отказаться от нее. Потому что знал точно — он нужен Мередит так же, как и она нужна ему.

***

— Вы вызывали меня, Рыцарь-командор? Вопреки обыкновению, Мередит не сидела, а стояла перед столом, положив руку на спинку кресла для посетителей. Что-то было в выражении ее лица, в том, как побелели костяшки пальцев, сжимающих слишком сильно спинку кресла, что Орсино почувствовал, как ему стало жарко. — Закрой дверь, — ровно сказала она. Орсино повернул ключ в замочной скважине и подошел к Мередит. Мередит облизнула губы. Орсино молча смотрел ей в глаза, столь же яркие, как и в молодости, хотя вокруг уже появилась тонкая сеточка морщин. «Я так сильно люблю тебя, — думал он с горечью. — И ненавижу, потому что ты разрушаешь все, что мне дорого. Все, за что я борюсь. Понимаешь ли ты, что моя любовь больше моей чести, больше совести? Но рано или поздно я сломаюсь. Потому что это не жизнь». Будто в ответ на его мысли Мередит медленно подняла руку и погладила его по щеке. Как всегда, ее прикосновение отдалось дрожью во всем теле. Орсино прикрыл веки от удовольствия. Пальцы Мередит оглаживали скулы, губы, подбородок, переместились на затылок. Орсино глубоко вздохнул, Мередит прижалась к нему плотнее. Их дыхание смешивалось, но она больше не шевельнулась. Что бы не происходило в Киркволле и Казематах, залитых кровью, здесь и сейчас Мередит ждала его первого шага. Орсино притянул ее за талию, жадно целуя, и на какое-то время выпал из реальности. Но при этом как-то умудрился усадить ее на стол. Мередит бесстыдно терлась о его пах. Орсино оторвался от ее губ и поцеловал в шею, Мередит откинулась назад, прямо на стопку каких-то документов, мигом разлетевшихся по всему столу. Умудренный опытом, Орсино не стал сражаться с пуговицами на рубахе, а сразу потянул ее вверх, обнажая плоский бледный живот и по-девичьи упругую грудь. Мередит вздрогнула и застонала, когда Орсино обвел языком ее пупок и спустился ниже, к завязкам штанов. Это тоже было частью хорошо знакомого ритуала: Орсино одной рукой распутывал шнуровку, другой ласкал грудь Мередит, не переставая покрывать поцелуями каждый дюйм ее живота. Наконец, он справился с завязками. Мередит перевернулась, легла на стол, чуть оттопырив зад. Орсино запустил ладонь ей между ног — просто, чтобы ощутить ее мягкость и влажное тепло. Мередит нетерпеливо шевельнула бедрами, и Орсино не стал ее разочаровывать. С каждым его толчком серебряная чернильница, чуть подпрыгивая, сдвигалась в сторону края стола. Это почему-то показалось Орсино очень символичным: так же и они, давно запутавшись в своих жизнях, неумолимо двигались куда-то к точке невозврата. Мередит вскрикнула, замерла, как-то по-особенному прогнувшись в пояснице, и Орсино перестал думать о чем-либо вообще. На ковре рядом расплывалось чернильное пятно.

***

Гулкий звук колокола отмерил ровно восемь часов вечера. Мередит пришлось сделать паузу, пережидая, пока стихнет звон. Орсино сидел напротив, уставившись на свои сложенные на коленях руки. — Надо прекратить то, что происходит в Круге, — жестко сказала Мередит. Орсино поднял глаза. — В Круге не происходит ровным счетом ничего необычного: людям свойственно быть недовольными, если к ним относятся, как к скотине. А маги — тоже люди. О чем вы постоянно забываете, — произнес он с яростью. Щеки Мередит вспыхнули от едва сдерживаемого гнева, губы порозовели. Орсино невольно залюбовался ею — злясь, она всегда удивительно хорошела. — Я предупреждала, что не потерплю смутьянов в моем Круге, Орсино. Даже тебя. — Она стукнула кулаком по столешнице. — Я была с самого начала против назначения тебя Первым чародеем. Но я пошла на поводу у Эльтины и не стала вмешиваться. — Мередит… — Я закрывала глаза на то, что ты снюхался с отступниками, плел интриги за моей спиной. Но своим выступлением сегодня ты перешел все границы! — прошипела она. — Не надейся, что это сойдет тебе с рук. Орсино покачал головой. Он слишком хорошо знал ее и давно уже ни на что не надеялся. Мередит еще что-то говорила, но Орсино не стал слушать — подхватил посох и молча вышел из кабинета.