Рассвет над северным морем

Небо чуть посветлело, но над морем скапливались тучи. Уходить в дом не хотелось, хоть и было ясно, что яркого рассвета сегодня не увидеть. Я остался на берегу, несмотря на ледяной ветер, пронизывающий до костей. Ночь прошла спокойно, мягкий плеск воды убаюкивал меня. Даже во сне я слышал тихое шипение, с которым пенистые волны лизали прибрежную гальку. Конечно, это были всего лишь мои грёзы — я не мог слышать этого из хижины рыбака, в которой остановился на ночлег. И всё же я проснулся незадолго до рассвета. Мне хотелось посмотреть, как солнце будет вставать над холодным морем. В какие цвета окрасятся небо и вода? Я впервые видел море так близко, впервые вдыхал солёный воздух. Мне хотелось насладиться этими днями на побережье, прежде чем дорога снова позовёт меня. В этом вся моя жизнь: странствовать по миру, нигде надолго не задерживаясь. Рассказывать местным, где я был и что видел. Я впервые забрался так далеко на северо-восток. Казалось, что на самый край света. Тучи над горизонтом посветлели ещё немного, когда за моей спиной послышались чьи-то лёгкие шаги. Захрустела мелкая галька у самой кромки берега. Это не мог быть рыбак — хозяин хижины, но я не обернулся. Едва ли тот, кто подходил открыто и не таясь, имел в мыслях что-то дурное. Едва ли это был разбойник. Рядом со мной встал юноша, ещё подросток. На вид я не дал бы ему больше пятнадцати лет. Он был тонок и бледен, но, несмотря на стылый ветер, одет лишь в лёгкую рубашку и простые хлопковые штаны. Босые ступни были бескровны, ногти посинели от холода, как и губы мальчишки. — Ты тоже любишь рассвет над морем? — спросил юноша, глядя мимо меня, в сереющее небо. — Никогда его не видел. Я впервые вышел к морю этой ночью. — Тебе понравится, это очень красиво, — юноша улыбнулся как-то потерянно. Из трещинки на губе проступила капля крови. — Небо как в огне пылает. А солнце… — Вряд ли мы увидим его сегодня, — заметил я, глядя на затянутое тучами небо. — Чушь! Вот-вот разгорится, — уверенно ответил юноша, не отводя глаз от одной точки в чуть светлеющей дали. Помолчав с минуту, он надсадно закашлялся, отвернувшись от меня. Ветер вдруг налетел, растрепал его волосы, надул пузырём рубашонку. От холода у меня застучали зубы, мальчик тоже задрожал, склонив голову и обняв себя руками, ссутулив острые плечи. Кожа над воротником покрылась мурашками, светлые волосы на загривке встали дыбом. — Тебе лучше не стоять на ветру, да ещё в такой лёгкой одежде, — сказал я обеспокоенно. — Смотрю, ты и так уже простужен… Мальчишка согнулся пополам от нового приступа кашля, закрывая рот рукавом. Худое тело крупно вздрагивало. Громкие, хриплые и влажные звуки разнеслись по пустынному берегу, заставляя всё внутри меня сжиматься, как будто болен был я. Как будто в моей груди свернулась липкая дрянь, вытягивающая из тела все соки. Это была вовсе не простуда. Наверняка гортань и лёгкие мальчишки горели огнём, но я ничем не мог помочь. Я боялся даже дотронуться до него — таким хрупким он казался. Когда он отнял руку от лица, я увидел на манжете пузырящуюся кровь. Подняв на меня глаза, наполненные слезами, мальчик хрипло ответил: — Я умру скоро. Хочу посмотреть, как солнце встаёт — может, в последний раз… Я промолчал, отведя взгляд. Мне было жаль его — умирающего совсем юным. Я видел много смертей и знал, что однажды она заберёт и меня. Я видел, как гибли города, отравленные чумой. Видел, как старики умирают в своих постелях, а молодые — на войне. Видел смерть от родильной горячки и от антонова огня. Я видел много смертей, но каждый раз моё сердце сжималось от горя, когда умирали дети. Этому юноше не суждено было пережить предстоящую зиму — я знал это так же точно, как и то, что сегодня ему не увидеть яркого рассвета. Небо светлело вдали, оставаясь холодным и серым. Ещё почти чёрные волны слабо плескались, заползая на берег всё выше и выше, скрывая под собой гальку. Начался прилив. — Смотри. Я же говорил! — Юноша указал рукой прямо перед собой, туда, где море сходилось с небом. Я не увидел там ничего, кроме туч. Сумасшедший? Или это я сошёл с ума? Я заглянул в широко раскрытые глаза юноши. В них — невероятно! — разгоралась ярко-розовая полоса зари, в то время как небо над горизонтом оставалось свинцово-серым. Я замер, зачарованный этими влажными глазами, в которых отражалось то, чего не было на самом деле. Юноша смаргивал слёзы, его ресницы слиплись стрелками. Он следил за восходом солнца, затаив дыхание, и я понимал почему. Рассвет над морем был прекрасен — таким я видел его в больших восхищённых глазах. Утро расцветало полосами: розовой, золотой, сиреневой и снова розовой, переходящей в светло-лиловую, застилающую полнеба. Море перенимало все оттенки, горящие в вышине, делая их ещё ярче. Вскоре в холодной воде заплескался алый солнечный диск. Наверное, это выглядело глупо: мальчик смотрел на море, а я — в его глаза. Ничего не понимая, я просто наслаждался ярким зрелищем. Пройдя всю страну вдоль и поперёк, я разуверился в чудесах. Мне не попадались на пути русалки, драконы и привидения, колдуны и чародеи. Но здесь, на краю света, я встретился с чудом, о котором никогда не слышал и которого не мог понять. Кто был этот мальчик? Как мы могли, стоя в шаге друг от друга, глядеть в одну сторону и видеть разные вещи? Как мог рассвет отражаться в его глазах — рассвет, которого не было? Волны подступали уже к самым моим ногам. Солнце поднималось всё выше, теперь я мог видеть его не только в глазах мальчишки, но и на самом небе — лишь бледно-жёлтое пятно, размыто светящее из-за туч. Мальчик ушёл с берега, когда небо в его глазах стало ясным и голубым. Я же остался, глядя на светло-жемчужную серость.

***

В дом рыбака я вернулся к вечеру, побывав перед этим в деревне. Своего утреннего знакомого я не увидел, а узнавать о нём не стал — постеснялся. Но любопытство всё же пересилило, и я рассказал о нашей встрече рыбаку. И спросил: — Кто этот мальчик? Рыбак хмуро поджал губы. — Не знаю, кого ты встретил, путник, только был у нас один такой… Того парня в живых давно нет. Болел он долго, верно ты сказал, и помер. Уж года три как схоронили. Зачах, бедняга, выцвел весь — белый ходил, как полотно, кашлял кровью. И до последнего дня всё к морю бегал — на рассвет смотреть. Любил он рассветы.