это любовь

Юнги опять потерял себя среди рэпперской тусовки, хотя обещал Чонгуку, что будет дома где-то в девять. А мелкий беспокоится, снова звонит мужчине, не раз и не два, но телефон на беззвучном режиме. В трясущихся от холода руках открытая бутылка, на пальцах лаймовая пена, внутри горечь, а перед глазами резь. Юнги беспечно смеётся, вдыхая выдыхаемый Намджуном дым, хотя мужчина обещал, что больше не будет. Они громко ржут над какой-то хуйнёй, а когда кончается выпивка, то всей толпой заходят в магазин и покупают ещё. Хёсан пьёт из бутылки Юнги, а тот стреляет сигареты у Донхёка и, поскользнувшись, утягивает его за собой. Юнги просит зажигалку и курит прямо лёжа на снегу, роняя пепел на собственные покрасневшие холодные пальцы. В его волосах сверкают кристаллики снега под приглушенным жёлтым светом фонаря, а в глазах пьяная печаль, пытающаяся уплыть из водоворота. Время уже почти полночь и Юнги думает, что ему, наверное, хватит. Всей пьяной гурьбой они решают проводить его. Снег скрипит под осенними ботинками со скользкой подошвой. Юнги неловко хватает Намджуна за руку, а тот и не против. Где-то впереди Хончоль взахлёб рассказывает какую-то длинную, но явно весёлую историю, что они смеются, и лишь Юнги делает это как-то невпопад между паузами, смотрит в сторону отстранённо, щурится, пытаясь сфокусировать своё зрение, но огоньки настойчиво не хотят этого делать и расплываются разноцветными пятнышками по тёмным неосвещённым тротуарам и голым веткам деревьев. Юнги как ребёнок ловит языком снежинки, которые мгновенно тают, сжигаясь маленькими искорками во рту, растворяясь в горечи. Он замечает, как Намджун вовсю пялится на него и совсем не слушает травящего байки Хончоля. Юнги кивает, мол, что, а тот ничего не говорит, но прижимает к себе его руку покрепче, когда он снова поскальзывается. Вспоминая о телефоне, мужчина жмурится и шепчет тихое «пиздец». Намджун понимает его и полностью с ним согласен. Он свободно отпускает Юнги и даже шутливо машет на прощание, позволяя Хончолю и Донхёку увести себя, пьяно вешаясь на плечи с обеих сторон. Юнги снова в дверях, опёршись о косяк. Взгляд подбитого щенка, виноватый и в потолок, потому что пообещал, но вновь не смог сдержать своих слов. Мужчина лезет к Чонгуку, сжимает в своих руках, словно петлями сцепляя их сзади парня в замок. — Прости, я дурак, — шёпот медленный и хриплый разрезает теплом до дрожи. Чонгук такой сонный, домашний, взъерошенный и взволнованный, а Юнги будто скиталец, окутанный грустью, вином, виной, словно выронил себя где-то там, на улице, а сюда пришла лишь его больная часть. — Прости, что валюсь с ног, — он мажет поцелуем по щеке мальчишки и ластится, как податливый кот, утыкаясь холодным носом куда-то в ямку между шеей и плечом. И Чонгук ни капли не злится, потому что слишком любит. — Пошли спать, — чуть хлопая, мелкий успокаивающе гладит по спине. Юнги подчиняется, потому что любит тоже.