…I can hear the sounds of violins Я слышу звуки скрипок Long before it begins Задолго до того, как начинает звучать музыка Make me thrill as only you know how Заставь меня трепетать одному тебе известным способом Sway me smooth, sway me now Будь со мной нежным, потанцуй со мной You know how Ты знаешь, как Sway me smooth, sway me now Будь со мной нежным, потанцуй со мной…
Как только стихают последние аккорды музыки, Денис замирает на несколько секунд в финальной позиции, а после традиционно приветствует шумную публику — лишь в то мгновение Стефан понимает, что способен дышать. А еще кричать, хлопать и со всей силы лупить по борту, просто потому что его мальчик сегодня великолепен. Собранный и плавный в начале, невероятно красивый в моменты заходов на прыжки, с безумной заразительной энергетикой и шлейфом чарующего обаяния во второй половине программы. Руки трясутся. Мурашками по коже волнение, грудную клетку сдавливает, словно в тисках. Раз. Два. Три. Время течет нестерпимо медленно, так медленно, словно крупицы в песочных часах отсчитывают года. Раз. Два. Еще два поклона. Когда в руках появляется роза — откуда? — становится немного легче — возможность занять руки. Чехлы совершенно не помогают, как их ни сжимай. Раз. Когда Денис подъезжает к борту и забирает их — только тогда удается выдохнуть. Его все еще трясет, это внутренняя дрожь, ее унять проще. Но до конца она не исчезнет, по крайней мере, до того момента, когда он сможет позволить себе объятия. Не сейчас, не здесь, этого мало. Те самые объятия изгиб в изгиб, пальцами в разгоряченную кожу, когда уже не думаешь о том, как это выглядит со стороны. Фотообъектив перед лицом — нет, пожалуйста. Не нужно. Не сейчас. Не в то мгновение, когда все еще трудно контролировать эмоции. Стоит отойти подальше, дождаться, пока камеры уйдут на повтор, и лишь потом потянуться вперед. Ты молодец, молодец, умница. Ты справился. Отстраниться? Отпустить? Обхватить за талию, притянуть к себе — вопреки профессиональной этике. И если бы не летящая в голову игрушка, которую ловит его мальчик, они бы так и шли до инсталляции Миланского собора в обнимку. В КиКе Денис кажется все еще немного шальным и дезориентированным — его приходится тормошить, протягивать воду и вытирать салфетками лоб, прерываясь на протокольное фото. Стефан подсознательно понимает, что перегибает с заботой, и что когда тот будет в состоянии адекватно соображать, а не судорожно ловить губами воздух после проката, то ему прилетит нечто вроде «я не ребенок — перестань меня опекать». Но сейчас он ничего не может с собой поделать — самообладание стремится к нулевой отметке, ему и нервно-плохо и восхитительно-хорошо, а смесь адреналина с эйфорией расшатывает и без того неустойчивое состояние. — Я думаю, что был более нервным, чем ты. В свое оправдание. Когда объявляют оценки волна колких мурашек накатывает с новой силой и держать руки при себе… Держать. К черту. Да, обещал. Обещал Крису быть сдержанным, обещал вести себя прилично и в рамках, но сердце бьется с перебоями от одного взгляда в счастливые глаза, все еще странно-неверящие, горящие так ярко, что сводят с ума. — Это… хорошо? Встряхнуть бы как следует мальчишку за плечи, чтобы не смел задавать таких абсурдно глупых вопросов. Хорошо ли? Ты шутишь, смеешься? Невероятный ребенок! — Потрясающе! — … здорово! И снова потеряться на короткое мгновение, когда горячая ладонь накрывает его руку. Уловить едва заметное инстинктивное движение — что же ты творишь со мной? Когда большой палец успокаивающе скользит по фалангам, Стефан улыбается, но ему совсем не смешно. Его волнение так заметно? Настолько, что Денис, сам пребывая все еще расшатанном состоянии, пытается его успокоить? Прикосновение похоже на «не переживай, все хорошо». Или еще на несколько возможных вариантов, думать о которых сейчас совершенно нет сил. Держать руки при себе… Держать. К черту? Плевать. Касание к коленке, касание к лопаткам, касание к предплечью…. Касание-касание-касание. Объятие. Прости. Объятие. — Я так горжусь тобой. Очень, очень горжусь. Ты был таким красивым сегодня, таким… Запальчивым шепотом в ухо два самых особенных слова. Ты ведь знаешь, как сильно… да? Вместо ответа — сжимающиеся на его лопатках пальцы. Почти незаметно, едва ощутимо. Да. Он знает. Досматривать последнюю разминку с трибун — пытка. Невыносимо, томительно и мучительно тяжело, когда единственное, чего хочется до безумия, до звезд — стиснуть в объятиях до хруста костей, наплевав на осторожность и силу. Денис только на вид кажется хрупким, и лишь ему известны все возможности этого юного тела. Стиснуть в объятиях… Если бы только это. Любая горизонтальная поверхность, любая. Зацеловывать каждый сантиметр матовой кожи, вырисовывать влажные узоры на груди, ощущая под губами лихорадочное биение сердца. Трепет под малейшим прикосновением, несдержанные выдохи через раз. — Держи себя в руках. Голос Криса выдергивает из разбушевавшегося потока мыслей — только тогда он обнаруживает, что по привычке сидит слишком близко к своему мальчику, плечом к плечу, ладонью касаясь его чуть выше колена. Почти у бедра. Проклятье. Кивает другу и переводит взгляд на Дениса, который даже ушами пылает. Очаровательно алеют щеки. Как же он… какой же… Смущается, краснеет, но руку не убирает, только ерзает на стуле и пытается не оглядываться по сторонам. Молодец. Чем больше оглядываешься — тем больше привлекаешь внимание. Легкий наклон и поворот головы, поймать его взгляд…Проклятье? Вероятно, тот уже полностью отошел от проката, потому что дезориентация пропала и больше тормошить его нет необходимости. Но искр в глазах не убавилось. Совсем не. Совсем. Дыши? Руки при себе держать. На дне этих глаз фейерверк и пламя, тщательные попытки скрыть которое безуспешно провалились, как не старался. А еще черти пляшут. Те самые, очень редкие, подавляемые прибалтийским менталитетом, особым природным спокойствием и сдержанностью. Видеть его сейчас таким и не действовать — смерти подобно. Распаляют, разжигают и дразнят языки этого пламени, оранжево-красными следами отпечатываются на теле. На взводе, на грани. Собственные щеки трогает жар — четвертый десяток, а все туда же. Стыдно? Вот уж нет. Не в тот момент, когда раздеть готов одним взглядом… Не сейчас. Опять и снова это чертово «не сейчас». И руки… при себе держать. Способен? Пальцы на мгновение сильно впиваются в ткань мальчишеских брюк, ногти вонзаются ощутимо — прости. Не прощай. Запомни момент, хорошо? Момент-обещание. Ладонь исчезает прежде, чем Денис успевает выдохнуть сквозь зубы, прежде чем Крис потеряет терпение и рассадит их… Нет, не по разным от себя сторонам — по разным секторам арены. Потому что ближе опасно. Запомнишь мгновение? Как они добираются до отеля Стефан не помнит. Серьезно. Он что-то говорит, отвечает на какие-то вопросы, возможно смеется, но не чувствует себя в полном сознании. Точно не тогда, когда Денис жмется к нему плечом, льнет как можно ближе, теснее, и даже пытается касаться его запястья теплыми, но от волнения чуть влажными пальцами. Сам. Инициирует прикосновения сам, господибоже. Это не ново, но каждый раз, как первый, и сносит крышу, лишает рассудка почти полностью. Что с ним творит этот мальчик? В чем его криптонит? Где граница той власти, которую он имеет над ним и есть ли она вообще? Одним взглядом — ломать ментальные барьеры. Одним касанием — приручать, словно большого мягкого зверя. Нелепые метафоры, но порой он просто не понимает, как это происходит. Денису можно все. Все, что угодно, лишь бы хоть иногда тот переставал сдерживать себя в сковывающих рамках, смотрел бы так, как сейчас, касался бы так… Вспыльчиво? Порывисто, безрассудно. Ему можно все и это порой пугает. Кто кого приручает? Ты его? Наивный. Он тебя. В отеле Крис даже не пытается спорить, когда Стефан, остановившись перед номером Дениса, смотрит на него и качает головой. Его можно дернуть за руку, постараться воззвать к голосу разума, пинками, в конце концов, загнать в собственный номер, но…. Смысл? Сейчас этих двоих лучше оставить в покое и не мешать, потому что в глубине их глаз читается слишком много. Щелчок замка и глухой хлопок двери отделяет от остального мира. Обволакивающая темнота становится чем-то вроде занавеса, опускающегося медленно, очень медленно, давая возможность глазам привыкнуть к тому, чтобы различать оттенки и полутона. Плотные темные шторы и едва пробивающийся через них сумеречный свет. Белое одеяло на постели, идеально заправленное, мягкое, гладкое. Дыхание в тишине, срывающееся, с перерывами. Его? Обоих. Между ними едва ли больше метра, но он не торопится сокращать расстояние. Смотрит выжидающе, подмечая малейшие детали. Дениса трясет. Это заметно по тому, как вздрагивают плечи, как сжимаются пальцы, и как поверхностно вздымается грудь. Мальчику не хватает воздуха, приходится приоткрыть губы, которые быстро пересыхают от частого дыхания. Кончиком языка тот очерчивает край рта, не разрывая зрительного контакта. В глазах просьба. Подойди? Сделай первый шаг. Сделай хоть что-то, пожалуйста. Но Стефан не двигается — смотрит. Ласкает взглядом растрепанную взмокшую челку, щеки с неровным румянцем и линию скул, от подбородка к шее, где учащенно бьется венка-пульс. Почти физически раздевает, не делая ни единого движения. Его эфемерные руки касаются приятной мягкости свитера, пробуют на ощупь, ловко подцепляют пальцами и срывают вместе с футболкой. Шшш… ни движения. Чувствуешь? Мучительно-сладкая пытка для них обоих. Когда хочется до звона в ушах, до дрожи, до мурашек… Ни шага вперед, заводя и себя и его еще сильнее. Взвинчивая до предела, дразня, провоцируя. Что же ты? Хочешь? Так подойди. Полуусмешкой на уголках губ, опасным прищуром глаз доводить до безумия. Взгляд ниже — к застежке брюк. Фантомные пальцы уже выводят художественные узоры на бледной коже, оставляя горячие следы-отпечатки. Царапнуть ногтем — огонь обжигает? Игра-соблазнение, игра-совращение, игра… опасность. Сорвешься первым? Уступишь эту возможность мне? Денис облокачивается о стену, вжимается в нее, прикусывает губы. И смотрит надломленно, умоляюще, ногтями впиваясь в ладони. В ответ ему летит еще один взгляд, слишком говорящий, слишком откровенный и распаляющий, от чего тот откидывает голову и едва слышно выдыхает: — Перестань… Хватит. Стефан душу готов продать за один лишь этот выдох, за мольбу, сквозящую в сорванном полушепоте, за то, что тот творит с ним одним своим видом. Ты просишь остановиться? Глупый ребенок. Если бы только знал, что он сейчас чувствует. Как бешено бьется сердце, как белыми вспышками видятся звезды от мыслей о том, что способен сделать с ним сейчас. Таким прекрасным, отзывчивым, открытым. Совсем не призрачные пальцы уже почти ощущают, как под ними горит кожа на внутренней стороне бедра. Коснуться там, чтобы выбить весь воздух из легких, чтобы вызвать очаровательно несдержанный стон на высокой ноте, чтобы отнять ладонь, сразу же прикрывшую рот. Я хочу слышать тебя. Сокровище. Пока еще не видишь, не знаешь и вряд ли можешь понять. Ты ставишь меня на колени. Вот так просто — одним взглядом. — Стефан… Пожалуйста? Игры кончились. Собственный выдох-хрип где-то на границе сознания, в момент, когда руки с силой сжимают в объятиях, когда губы сбивчиво и беспорядочно касаются всего, до чего могут дотянуться: щек, носа, прикрытых трепещущих век, дорожкой поцелуев вдоль линии шеи. Не оставлять следов, темно-фиолетовых отметин, следствия почти полной потери самообладания. Нельзя. Не провоцируй? Денис пытается как-то отвечать, целует в ответ смазано и быстро, в перерывах между попытками сделать вдох. Его пальцы нетерпеливо путаются в пуговицах рубашки, дергают резко, грозясь к чертям вообще оторвать. Шепчет что-то неразборчивое, утыкаясь носом в шею, дышит-дышит-дышит… Дрожит. Одни на двоих мурашки. Одно безумие на двоих. Стефан отлепляет его от стены, тянет к кровати, пытаясь на ходу расправиться с свитером, скинуть пиджак, расстегнуть брюки. В четыре руки это получилось бы куда быстрее, но его мальчик не в том состоянии, чтобы сделать все быстро — только мешает, путаясь в движениях. Приходится его тормозить осторожным укусом в мочку уха: — Я сам. Вот только сам едва ли способен справиться с дрожью. Выдержка? Опыт? Куда там. Когда дышать почти невозможно, голова кружится от пьянящего ощущения власти. Когда восемнадцатилетнее юное сокровище имеет над ним власть. Срывает пределы и рамки, ломает и без того хрупкие барьеры, заставляет прокусывать губы — ощущение металлического привкуса слегка отрезвляет. Не сорваться. Не оставлять отметин. Там, где видно. А где не заметно? Короткий вскрик. Тише. Прости. Не прощай. Хочешь еще, до одури сильно, хочешь, чтобы остро, ощутимо, на грани? По лезвию только что заточенного конька, когда одно неверное движение — больно. Кожа к коже. Первое прикосновение лишает рассудка обоих, туманит мысли, и не остается больше ничего вокруг. Лишь они. Друг для друга. Сбивчивый шепот смешивается со звуком поцелуев, очертания тесно сплетенных тел в зеркале напротив, губы-ладони-касания. Быстро, нетерпеливо, но не теряя мягкости и нежности — Стефан всегда более чем осторожен, даже если их обоих слегка заносит. Порой это ужасно выводит Дениса из себя. Вот как сейчас. Он не хрустальная ваза и не девушка, чтобы с ним… так. Достаточно заботы. Не сегодня, не здесь. Сил еще хватает на небольшую хитрость — выгнуться под, скользящим касанием к шее, горячим языком дотронуться груди, сомкнув зубы на чувствительном месте. Шипение и до синяков стиснутые бедра в ответ. — Не провоцируй. — Не осторожничай. — Не играй со мной. — Почему нет? Слова заканчиваются в то мгновение, когда все это перестает быть смешным. Доигрались. Дорвались оба. И в унисон дыхание, пальцы в спутанных влажных волосах, губами пытаться заглушить несдержанные стоны, ладонь в ладонь. Изгиб в изгиб. Как кусочки пазла, собранные воедино. Вдох-выдох — нежность и страсть, одно из другого и стерты границы, размыты акварелью из невысказанных признаний, но им и не нужно сейчас. Язык касаний все скажет за них. Подушечками пальцев по впалому животу — мне хочется быть нежным и бережным с тобой. Лунки от ногтей на лопатках в ответ — быстрее, сильнее, пожалуйста. Глубокий поцелуй, в котором все от нуля до бесконечности — ты нужен мне слишком. Открытая и уязвимая шея — целуй, кусай, что угодно, я полностью доверяю тебе. Невесомое прикосновение губами к виску, когда страсть утихает, когда сердце перестает выскакивать из груди в сумасшедшем ритме, когда руки обхватывают так крепко, невыносимо крепко и не выпустят до утра — я всегда буду рядом. Стефан натягивает скомканное одеяло на обоих и снова целует своего мальчика. Измотанного и растрепанного, расслабленного, уже почти засыпающего, вцепившегося в него руками и ногами, прильнувшего тесно-тесно. Глупый наивный ребенок. Думаешь, смогу уйти и оставить тебя одного? Думаешь, хватит сил? Не руки держат так крепко. Мое сердце в плену у тебя. — Засыпай.…Only you have that magic technique Только ты владеешь этой волшебной техникой When we sway I go weak Когда мы танцуем, меня охватывает дрожь…