Засуха

Цветы были редкостью в Суне. Но только не в саду матери. Та растила их по соседству с лекарственными травами, позволяла диковинным растениям свисать с окон верхнего этажа, ставила в вазу на кухонном столе, меняя букеты каждую неделю. Отец Темари сетовал на бесполезную трату воды, но улыбка скрывалась в уголках глаз. Темари знала: он любил цветы, потому что они делали мать счастливой. Сад был оазисом красок на фоне монотонного песчаника стен и однообразных накидок, защищающих от ветра, солнца и бесконечного песка. — Если бы растить цветы в Суне было проще, — говорила мать, — всё было бы иначе. Когда родился Канкуро, отец срезал розы и дал Темари, чтобы она отнесла их в больницу. Мать улыбнулась, поцеловала её и показала ребёнка. Канкуро был сморщенный и красный, абсолютно лысый и страшненький, но Темари поклялась любить его и защищать, как и положено старшей сестре. Это была лёгкая клятва. — Умница, — тогда сказала мать. Когда родился Гаара, мать Темари умерла. Кровь сочилась, а ни один ниндзя-медик в деревне так и не сумел её спасти. Не было смысла идти в больницу. Незачем срезать букет роз. Отец принёс домой нового брата, поставил люльку на кухонный стол и осел на стуле, сжимая в руке чарку саке. Темари и Канкуро молча смотрели и ждали. Вскоре младенец заплакал. Песок обернулся вокруг люльки и потянулся к вазе. Отец отодвинул вазу. — Я подарил тебе жизнь, монстр, — сказал он. — Этого мало? Да? Больше ты ничего не получишь! Ничего не сможешь забрать у неё! И разбил вазу о пол. Отец поднялся по лестнице. Темари слышала, как бьются цветочные горшки, падая на пыльную, выжженную солнцем улицу. Гаара всё ещё плакал. Канкуро поднялся наверх, чтобы поговорить с отцом. Темари собирала черепки вазы, стараясь не порезаться. Подняла вялые стебли и листья, стёрла растёкшуюся лужу кухонным полотенцем и стряхнула мусор в помойку. Наверху отец кричал на Канкуро. Сначала хлопнула дверь, а потом окно. Непреклонный, Канкуро спустился вниз и направился в сад. На мгновение Темари заметила на фоне песчаной стены отца, выдирающего цветы и травы. Канкуро быстро закрыл за собой дверь. Темари встала на стул и посмотрела на маленького брата, убившего мать. Бледно-зелёные глаза, короткие волосы красного цвета. Яркие, словно розы… или кровь, желчь и смерть. Плач прекратился, но лишь потому что ребёнок попытался отдышаться. Он моргнул. Огромные бледные глаза уставились на Темари. Песок потянулся к ней, как и крошечная морщинистая ручка. Песок коснулся пальцев Темари, лёг на ладонь, пощекотал запястье, и Гаара улыбнулся. Когда он не плакал, его даже можно было назвать красивым, не такой страшненький, каким был Канкуро. Темари видела мать в чертах лица и форме глаз. — Ты лишил нас цветов, — сказала Темари, касаясь лба брата и ощущая мягкую хрупкую кость под тонкой кожей. Он лишил её матери и скоро лишит отца. Возможно, Темари всё равно должна была любить Гаару — ей казалось, мать хотела бы этого, но она не могла. Это тяжело, и она не настолько сильная. Но Темари могла защищать его. И будет защищать. Застонал ветер, швыряя мелкий песок в закрытые окна. Отец проклинал рок, а голос Канкуро смешался с жалобным воем. Темари стряхнула песок с пальцев и спустилась со стула. Гаара снова заплакал. Темари отвернулась. Любовь была редкостью в Суне.