Вольно

Иногда может казаться, что всё с тобой в порядке, просто немножечко запутался, небольшие отклонения случились, но нормально, живём. Потом в какой-то момент вдруг получается так, что ситуация стремительно развилась и вышла из-под контроля, а ты и не успел подготовиться. Яньцзюнь не смог бы сказать точно, как давно это началось, но одно он знал наверняка: участие в шоу стало мощным катализатором, который ускорил процесс. Когда он впервые увидел Чжанцзина, его позабавило это маленькое пухленькое существо: он хомячно, не переставая, целыми днями жевал. Соблазн был велик, тут мало кто смог бы пройти мимо и не поиздеваться. Яньцзюнь не был мало кем — и ангелом не был — поэтому не удержался и прямо в их первую встречу легонько хлопнул по упругому бедру. — Запасы на зиму откладываешь? — он усмехнулся и ущипнул наливной бок. Обычно айдолы (и тем более трейни) остро реагировали даже на мимолётное напоминание о весе, точнее — об отклоняющемся от нормы весе, но этот любопытный экземпляр лишь изогнул губы в мягкой улыбочке, приоткрывающей розовые десны, и откусил очередной кусок от сдобной булочки. — Зато я не ходячее пособие по анатомии — раздел «Кости». Есть за что потрогать, — мило промурлыкал Цзин в ответ и, соскочив с подоконника, оставил парня стоять с открытым ртом. После этого Яньцзюнь больше не комментировал его телосложение, но приобрёл дурную (а может, и нет) привычку шлёпать Чжанцзина по заднице — не важно, по какому поводу: после отличной тренировки, чтобы привлечь внимание, просто проходя мимо. Он буквально зависал, глядя на эту прекрасную часть тела, ему нравились её мягкость и упругость, а вишенкой на торте служили язвительные замечания обладателя чудесных бёдер при каждом шлепке. В общем-то им неплохо вдвоём было с их этой тайной игрой — пока они не оказались на шоу Idol Producer. Если до этого Чжанцзин всегда привычно был рядом, то теперь… Они и пяти минут наедине не бывали. Это выводило Яньцзюня из себя. О, бога ради, нет, он не скучал (вот ещё), но ему отчаянно не хватало округлых бёдер под ладонью, милой кривой улыбочки и метких замечаний острого язычка. Он честно терпел, внушая себе, что главное — собственный прогресс и место в группе, но… Иногда всё-таки Чжанцзин оказывался в пределах досягаемости — такие моменты были редкими, так что надо было по максимуму воспользоваться шансом и сбросить накопившееся напряжение и злость. В эти встречи Яньцзюнь, не церемонясь, хватал его без спросу и тискал, щипал нежную кожу на похудевших уже боках, пока с розовых губ не слетали удивлённо-болезненные стоны. Он не останавливался, даже зная, что оставляет синяки — чужие глаза горели вызовом, когда он делал больно. Под этим провоцирующим взглядом Яньцзюнь чувствовал, что низ его живота наливается желанием, кровь приливает, и он не может больше терпеть. Не зная, как избавиться от этого чувства, он лишь сжимал зубы и уходил, напоследок от души шлёпнув аппетитную задницу (не отказался бы увидеть, как покраснеет) — вот она почему-то не худела в отличие от личика, и славно. Ладно, всё-таки самым странным из происходящего было не это. Как-то раз их собрали в главном зале, чтобы побороться за место лидера, и старый пень Цинь Фэнь, подтверждая свою силу, вдруг легко подхватил Чжанцзина на руки. Даже со своего места Яньцзюнь увидел, как сильные руки скользнули по бёдрам и легли на талию, но добило его не это: Чжанцзин совершенно был не против, он обвил своими тонкими ручками чужую шею, прижался тесно — чем тебе не течная кошечка. Совершенно озверев, Яньцзюнь стал внимательнее наблюдать за Чжанцзином и пришёл к неутешительным выводам: Фэнь был не первый, с кем так тесно «общалась» эта ненасытная кошечка. Джеффри, Цзыи, Фань — на каждого маленький вокалист смотрел искоса с теплотой и улыбался им нежно. Наверняка это даже был далеко не весь его список, вон, и Линун подозрительно отирался рядом. Да ему же просто всё равно, с кем! Мысль, родившаяся вдруг в голове у Цзюня, выбила его из колеи, не давала расслабиться. Густые брови его теперь вечно были нахмурены, а челюсть напряжена (аж уставала), отчего все старались обходить его стороной — так и тащило агрессией. Даже наставник ощутил идущую от него волну, но ошибся в определении причины. Совершенно ясно, с этим надо было что-то делать: мешать свои чувства и работу Яньцзюнь не любил, забыть ветреную кошечку (а точнее, чужие бёдра) не мог, а спускать с рук эти выкрутасы не собирался. Он придумал кое-какой план и приступил к осуществлению карательных мер. В час икс он остановился в коридоре, выжидая свою цель, пока не увидел наконец-то Чжанцзина, но не одного, конечно же — прогуливался под ручку с Чаоцзэ. Пусть Чаоцзэ и был их общим другом, конкретно за это стоило бы сломать ему руки. Или ноги. Или шею… — Надо поговорить, идём, — буркнул Яньцзюнь, когда парочка поравнялась с ним — он забил на манеры и, не дожидаясь согласия, схватил свою кошечку за руку. Затолкнув Чжанцзина в пустующий кабинет, он закрыл дверь и на минуту прижался к ней лбом, пытаясь остыть и привести мысли в порядок. Опять он не контролировал себя и дико злился, в голове всё перепуталось. Что надо сказать? Чтобы Чжанцзин больше не вился около других парней? Это бред полнейший. Он ему никто, чтоб указывать, ещё и младше. Но что-то же можно сделать, чтобы его убедить? — Что такое? Задело, что не выбрал тебя, как самого близкого человека? — в руке у Чжанцзина оказалось невесть откуда взявшееся яблоко; он вкусно хрустнул им, но даже с полным ртом продолжил говорить злые вещи. — Да кто захочет быть с таким извращенцем и садистом?! Яньцзюнь развернулся и шагнул в сторону ничего не подозревающей жертвы, мысленно убеждая себя не придушить его сразу. Как ни странно, сохранить ясность ума ему помог изгиб чужих бёдер, что так выгодно подчёркивали мягкие спортивные штаны — он отвлёкся и чуть не пустил слюну, но вовремя очухался. Он осторожно приблизился, стараясь не спугнуть. — Лучше быть извращенцем, чем шлюхой, готовой тереться о любого за еду, — мягко произнес Яньцзюнь, нависая над Цзином, и резко опустил руки по обе стороны от прекрасных бёдер — поймал в плен. — Лучше быть садистом, чем грёбанным мазохистом, ведь ты же никогда не сопротивлялся, разве только не мурлыкал от удовольствия. Удар был ожидаемым, но всё-таки слишком резким — щека Яньцзюня мгновенно загорелась. Чжанцзин же, как ни в чём не бывало, снова открыл рот, чтобы продолжить мусолить яблоко, но был неожиданно перехвачен твёрдой чужой рукой. — Если тебя надо накормить, чтобы заполучить, я сделаю это, — наклонившись, Яньцзюнь откусил от яблока под выжидающим взглядом чужих глаз, разжевал и вдруг грубо поцеловал этот наглый рот, готовый произнести очередную колкость. Прежде чем губы сомкнулись, он протолкнул в этот рот разжёванное яблоко и тут же отпрянул, мгновенно закрывая приоткрытые губы своей рукой — как будто злая мама-птица, пытающаяся накормить непослушного птенчика. — Глотай, — он сжал чужие щёки, когда почувствовал попытку освободиться. — Тебе понравится. Проглотишь — и я отпущу тебя. Он неотрывно следил, как дёргался кадык, это завораживало, но из подобия транса его вывело влажное касание. Его ладонь, всё ещё зажимающую чужой рот, лизнули язычком. Напоминание об обещании. Стремление избавиться от него. Желание побежать к кому-то другому. Яньцзюнь резко отдернул руку, словно его обожгло, и Чжанцзин спустил ноги с подоконника. На мгновение, должно быть, ему показалось, что его и правда сейчас отпустят. Лишь на мгновение — руки Яньцзюня двинулись и привычно сжали бёдра. — Это уже не смешно, — чуть поморщился Чжанцзин, но взгляд его всё ещё был спокойным — он словно не верил, что одногруппник может причинить ему вред (ну кроме щипков и шлепков, разумеется). — Отойди. Голос его звучал мягко, но в нём проскальзывали нотки старшего. Откровенно говоря, Яньцзюнь плевал на это с высокой колокольни — теперь, после того, что он сделал, ему захотелось большего. Он захотел полностью подчинить маленькую кошечку себе, обладать этим прекрасным телом, сделать что-то по-настоящему извращённое — раз его зовут садистом, так пусть хоть не зря. Сломать его один раз, чтобы Чжанцзин не позволял другим себя коснуться больше никогда, чтобы трогать его и оставлять следы на нём мог только он, Линь Яньцзюнь. — Говорят вот, что шутки у меня тупые, — он невесело улыбнулся, мелькнувшая на секунду ямочка сделала его лицо чуть мягче. — Считай это очередной дурацкой шуткой. И Яньцзюнь снова поцеловал эти невыносимо-притягательные губы, агрессивно погружая в тепло чужого рта свой язык, который легко сломил сопротивление. Слабый вкус яблока, его слюна… Наверное, это должно было отталкивать, но отчего-то только ещё больше заводило, заставляя простонать от удовольствия. Ладошки уперлись ему в плечи в попытке оттолкнуть, в ответ же Яньцзюнь дёрнул сопротивляющееся тело на себя так, что теперь их бёдра соприкасались. И не только они… — Извращенец, — выдохнул Чжанцзин, увернувшись от поцелуя и пытаясь восстановить дыхание. — Не знал, что тебе нравится такое. Губы Яньцзюня скользнули по молочно-белой шее, он мягко поцеловал её, а потом вдруг укусил, оставляя отметины на тонкой коже. Руки его двинулись вверх, под толстовку, чтобы наконец дотронуться до вечно скрытого одеждой сладкого тела. От него шёл жар, который пробивал ледяную оборону айсберга, расплавляя остатки яньцзюневых мозгов. Такой мягкий и податливый, как сливочное масло! Пальцы прошлись по подрагивающему животу, царапнули сосок ногтями, губы попытались снова завладеть чужим ртом, но в этом Чжанцзин был непреклонен, раз за разом уклоняясь. — Не хочешь по-хорошему, значит, — констатировал Яньцзюнь низким голосом и резко дёрнул чужие штаны, оголяя бёдра. Нет — произведение искусства, созданное гениальным творцом, полные, округлые, с гладкой идеально белой кожей, на которой уже проступали красные отметины от его пальцев. — С ума сошёл? — наконец-то у кошечки прорезался голос. Маленькие ручки безуспешно пытались вернуть одежду на место, глаза метали молнии, верхняя губа была приподнята — казалось, ещё немного, и раздастся шипение. — Да, и ты в этом виноват, — прорычал Яньцзюнь. Он наконец-то завладел соблазнительным ротиком, прикусывая полную нижнюю губу и проникая в горячую влажность, атакуя маленький, но упрямый кошачий язычок. Чем больше он касался Чжанцзина, тем сильнее ему хотелось касаться больше, завладеть полностью, погрузиться в него во всех смыслах. Если уж маленькой кошечке удалось поиметь его мозги без спроса, то он тоже поимеет её, не спрашивая. За штанами на пол последовали трусы, и он потрогал чужое тело уже совсем интимно. Острые зубы клацнули, едва не откусив Яньцзюню язык, кулачки пытались оттолкнуть изо всех сил, но от задуманного его бы сейчас не оторвал даже пожар. Ему жизненно важно было оказаться внутри. — Ты ублюдок, — опухшие, покрасневшие и истерзанные губы продолжали выплёвывать оскорбления. — Но тебе же это нравится. Правда же, он мог закричать, но молчал, мог отталкивать его руками и ногами изо всех сил — и тогда бы Яньцзюнь сразу прекратил, но он этого не сделал. И самое главное — чужой член стоял, выдавая, как парня на самом деле заводит эта ситуация. Тело всегда говорит правду — даже если разум отрицает. — Похотливая кошечка, — прошептал Яньцзюнь на ушко, двигая рукой вдоль члена, большим пальцем вырисовывая круги на чувствительной головке, пока не услышал мелодичный стон, действующий похлеще виагры. Рассудок отключился напрочь, остались одни лишь инстинкты, которые требовали подчинить немедленно. Одно движение, и Яньцзюнь освободил свой возбуждённый член, ещё немного — и он коснулся сокровенного местечка. Чжанцзин заметно напрягся и явно намеревался снова отвесить комментарий в своём стиле, но прежде чем он успел это сделать, в него резко толкнулись. Он судорожно вдохнул и уцепился за чужие плечи. Яньцзюнь чуть не потерял остатки рассудка — так тесно. Он проникал всё глубже с каждым толчком, целуя острый подбородок, сжимая мягкое бедро одной рукой и мягко надрачивая своему любовнику второй рукой, не давая чужому члену упасть, рождая всё новые и новые стоны — в них смешались наслаждение и боль, отчаяние и надежда. Движения становились глубже, резче и быстрее, острые коготки на его спине чувствовались даже сквозь футболку. В какой-то момент Цзинь сам нашёл губы Яньцзюня и теперь вдыхал его воздух, словно только так он мог дышать, только так удерживался в сознании. Когда Яньцзюнь толкнулся особенно жёстко, на секунду ему показалось, что парень отключился, но он лишь вцепился зубками в плечо, вздрагивая и кончая в чужую руку. Через мгновение разрядка нагнала и его самого, так внезапно, что он даже не успел вытащить и кончил внутрь. Какое-то время они оставались в этом положении, приходя в себя после случившегося. Яньцзюнь отстранился первым, оделся сначала сам, а потом принялся одевать старшего, который методично вытирал свой член платочком, вытащенным из кармана. Одетый Чжанцзин оттолкнул от себя любезные руки и резво соскочил с подоконника, однако его тут же болезненно скорчился — кое-кто перестарался. Наверное, он бы даже упал, если бы Яньцзюнь не подхватил на руки строптивую кошечку, крепко прижимая к себе. — Не только Фэнь может похвастаться силой. Даже после такого забега я легко отнесу тебя в кроватку, — вполне серьёзно произнес Яньцзюнь; он понемногу начал соображать, какую боль причинил этому очаровательному живому существу. Правда, при упоминании кровати внизу живота снова приятно потянуло, словно напоминая, что эту мебель можно использовать не только того, чтобы спать. — Извращенец, — беззлобно бросил Чжанцзин, прижимаясь к крепкой груди; он пообещал себе устроить взбучку агрессору после того, как поспит… И может быть, когда эта потребность будет удовлетворена, он подумает о таком интересном способе сбросить лишний вес. За ними закрылась дверь, и в комнате ничего не указывало на то, как здесь весело проводили время — разве что на подоконнике осталось лежать недоеденное яблоко.