Правила посещения восточной лавки

— Как думаешь, — спросил Дэшвуд, устроившись за столом, — если я приду к Геннаю, он меня снова выгонит? — Снова? — переспросил Рутберг, не проявляя, впрочем, сильного интереса. Дэшвуд согласно кивнул: — Я заглядывал к нему на прошлой неделе, но услышал, что времени на меня нет и вообще... Даже не знаю, с чего он так рассердился, — расстроенным Дэшвуд не выглядел, скорее, искренне изумленным. — Меньше ходи по кварталу ночами, — неожиданно ответил Рутберг. — Не мешай другим отдыхать. Дэшвуд, насторожившись, взглянул на него с интересом: — Откуда ты знаешь, что я приходил ночью? — Днем ты обычно в Клубе, — невозмутимо отозвался Рутберг, но его ответ показался Дэшвуду подозрительным. — Но ты же понимаешь, что не всегда. Но Рутберг решил не поддаваться расспросам: — Словно я первый год тебя знаю. Дэшвуд разочарованно хмыкнул: — Ты как будто за мной следил. — Нужно мне больно, — нахмурился Рутберг и тут же спросил. — Да, зачем тебе понадобился Геннай? Дэшвуд пристально вгляделся в друга, надеясь уличить его в лукавстве, но тот остался беспристрастен. Он вздохнул и все же ответил, пожав плечами: — Да граф попросил. Ему ингредиенты понадобились, а торговый корабль в этот раз долго идет. Я тогда полквартала обошел, чтобы что-то найти. В итоге, пришлось просить их в долг у Деспани. — В долг? — приподнял бровь Рутберг. — Ты — и в долг? Дэшвуд замялся: — Ну... У меня тогда с собой нужной суммы не было. Пришлось брать в долг и еще торговаться, — усмехнулся он. — Кто знал, что он делец почище меня? По губам Рутберга мелькнула довольная улыбка: — А ты думал, во всей торговой сфере Камазена ты один самый хитрый? — Да нет, — выдохнул Дэшвуд. — Но Деспани меня удивил. — Иногда ты меня поражаешь своим простодушием, — прищурился Рутберг. — Долг-то вернул? — Естественно, — рассмеялся Дэшвуд. — Утром же и занес. Рутберг негромко хмыкнул, пожав плечами. — Так вот, — продолжил Дэшвуд, — я же не могу постоянно обращаться к Деспани. Чего доброго, поднимет цену. Рутберг рассмеялся: — Только о себе и печешься. — Я обо всех беспокоюсь, — обиделся Дэшвуд, впрочем, не злясь особо. — Сходи к нему днем, — Рутберг пожал плечами. — Так ты никого не побеспокоишь. — Никого? — с подозрением вдруг переспросил Дэшвуд. — Ты о Геннае или еще о ком? Рутберг взглянул на него удивленно: — О Геннае, конечно, — он махнул рукой, намереваясь закончить разговор, но не тут-то было. — Что-то ты неожиданно встревожился, — улыбнулся Дэшвуд, придвигаясь ближе. Глаза его азартно блеснули. — Ты задаешь много пустых вопросов, — проворчал Рутберг, хмурясь. Дэшвуд же и не думал прекращать разговор, не боясь быть выставленным за дверь. — Что тебе еще? — В какое время лучше всего посещать восточную лавку? Рутберг вздохнул, смиряясь с настойчивостью Дэшвуда: — Уж точно не ночью. — А точный час? По каким дням? — Дэшвуд не унимался, весело глядя на друга. Рутберг скрипнул зубами: — Откуда мне знать? И выучи, наконец, правила приличия. — О, я их прекрасно знаю, — ответил Дэшвуд, уворачиваясь от тычка. — По тебе не видно, — пробурчал Рутберг. — Перестань издеваться. — Ну что ты, Рут, я серьезен от и до. В этом только ты можешь мне помочь. Лучше всего расписание Генная знаешь ты — вы с ним сработались. — Сработались, — тяжело выдохнул Рутберг. — И тебе не мешало бы найти с ним общий язык. — Ну, я не настолько силен в алхимии, чтобы часто заказывать ингредиенты, — ответил Дэшвуд. — Мне достаточно одного расписания, чтобы не заставать Генная врасплох. Поможешь? Рутберг, проворчав что-то, взял лист бумаги. Придвинул чернильницу, что-то написал и протянул записку другу. Тот, проглядев листок, широко улыбнулся: — Огромное спасибо! Буду знать, — он подмигнул другу, сложил листок и убрал в карман. Рутберг расслабленно выдохнул, подумав, что от части хлопот он избавлен. — Мне уйти или не мешать? — участливо спросил Дэшвуд. — Можешь остаться, — согласился Рутберг. — Мешать не советую. — Разумеется, — протянул Дэшвуд, опираясь на спинку стула. Рутберг негромко рассмеялся, начиная писать что-то свое. Дэшвуд даже отодвинулся, не желая его беспокоить. «И не только в рабочее время», — тепло подумал он, вспоминая, как в то утро обнимал Рутберга Геннай, провожая до «Золотого Гуся».