***
Зорькин сказал, что Катя собирается отсудить у нас "Зималетто", но это не может быть правдой, я просто не хочу в это верить, я отказываюсь верить. Катя, моя Катенька, она не такая, она не способна причинить мне вред, потому что она меня любит, я точно знаю. Малиновский утверждает, что это изначально был их план - отобрать у нас компанию, мама называет её карьеристкой, Кира вообще не стесняется в выражениях в её адрес, но я не собираюсь их слушать и уж тем более не собираюсь воспринимать всерьёз все, что они говорят. Если Катя и решилась судиться, то это не потому что у нее был какой-то там план, нет. Она просто обижена - я слишком больно ударил по ней, и она всего лишь хочет нанести мне ответный удар, задеть меня за живое. Жаль, она не понимает, что больнее всего меня ударила, когда исчезла, не дав мне даже шанса объясниться - я бы всё сделал, чтоб она осталась со мной. Я люблю её. Люблю со всеми её нарядами и косичками, со всеми обидами и попытками отомстить. Я буду любить ее даже, если она оставит меня и всех хозяев и работников компании ни с чем, потому что так, как она, меня ещё не любил никто, и я знаю, что она меня не разлюбила, не могла разлюбить. Говорят, что любовь порождает ненависть. Если она меня и возненавидела, то только потому, что любит. Пускай! Пускай она ненавидит меня, пускай проклинает, перемывает мне кости, пускай мстит - это значит, что она всё ещё что-то чувствует, лишь бы она не стала равнодушна ко мне, потому что равнодушие - это конец, и ни дай Бог он когда-нибудь настанет, этого я не переживу никогда.***
Я не знаю, что мне делать. Сегодня вечером будет вечеринка, и я обещала Юлиане, что обязательно буду там. И вот я сижу, одетая, накрашенная, с укладкой, вся такая красивая и не могу двинуться с места. Мне позвонила... Маргарита. Я не имею ни малейшего понятия, как она узнала номер, скорее всего через мою сердобольную маму, потому что если Андрею она могла сказать "нет", то как мать матери она отказать не смогла, в общем, она позвонила в обед и рассказала такое... Она плакала... Она сказала, что Андрей постоянно сидит в кабинете, пьёт и гипнотизирует телефон - ждёт моего звонка, ходит, словно неживой с того самого дня, как я уволилась, расстался с Кирой, никого не желает видеть, ни с кем не разговаривает, а сегодня вообще пришел на работу весь помятый, небритый, взлохмоченный и разящий за километр перегаром, как выяснилось, всю ночь он провел в баре, а потом, когда его оттуда выволокли, он сел в такси и там заснул. А ещё она рассказала о том, что... о том, что он признался Кире, а потом и ей самой в том, что любит меня. Он сказал своей матери: "Я люблю Катю Пушкареву". Я не могу видеть насквозь человека, не могу читать мысли, но я слышала её охрипший голос, я слышала ее всхлипы - не может человек так повторяться. Она боится за компанию, безусловно, но за сына она боится намного больше. И она умоляла меня приехать. Сама Маргарита, которая никогда бы не желала своему сыну такой женщины, как я, просила меня приехать. "Я не могу смотреть на то, как мой единственный сын медленно себя убивает" - так сказала Маргарита. И я в полном замешательстве. До вечеринки четыре часа, а до ближайшего рейса в Москву - полтора, и я не знаю, что мне делать.***
И вот я снова еду в тот бар, в котором был и вчера. Мама сегодня так долго объясняла мне, что алкоголь это не выход, что нельзя убиваться и впадать в депрессию, но что делать, если у меня не получается по другому? Так одиноко, как в эти последние дни, после Катиного ухода, мне ещё никогда в жизни не было. Она была единственным лучиком света в моей серой и однообразной жизни, а я её предал. Правильно говорил Федор Михайлович Достоевский: "Никогда не причиняй человеку боль, когда этот человек готов ради тебя на всё", а я, дурак, ослушался великого классика, и теперь являюсь одним из его произведений, т.е. Идиотом. Брошенным любимой женщиной идиотом. У меня ничего не осталось: ни компании, ни денег, ни работы, ни семьи, а главное - от меня ушла и та, которая никогда раньше не отходила от меня ни на шаг, которая всегда была рядом, от меня ушла Катя. А самое ужасное то, что я сам, своими собственными руками разрушил свою жизнь, Катину жизнь, и наше с ней счастье, а ведь оно было так близко! Больше всего на свете я боюсь того, что сейчас страдаю один. Я не могу представить того, что Катя сейчас не думает обо мне, и уж тем более не могу представить, что она, как сегодня сказала мама, с другим. Я не выдержу, если у неё появится другой мужчина. Я не знаю, что я тогда сделаю, вероятно, покончу жизнь самоубийством! Никогда я не смогу простить себя, если потеряю её навсегда. Хотя я, кажется, уже потерял... Видя меня бармен уже достает бутылку виски, видимо он меня ещё со вчерашнего запомнил. - Нет, спасибо. Сегодня у меня другие планы. Бутылку водки, пожалуйста, и маленькую рюмку. Он ничего мне не ответил, только пожал плечами, достал бутылку, рюмку и поставил передо мной. - В некоторых случаях она очень хорошо помогает. Для памяти, а верне ОТ памяти, - бармен наполнил рюмку. - А главное без рецепта. Твоё здоровье! - и я залпом осушил её. Водка обожгла горло, но, честно говоря, никак не помогла реабилитировать моё состояние, и я продолжил своё самобичевание, только теперь уже вслух и бармену Феде. - Знаешь, Федька, я такой идиот! Ты ж даже не представляешь, что я наделал... - Знаю: деньги потерял, работу потерял, девушку... - Да. А как ты узнал? - А я по лицам читаю. - Да. Я свою Катеньку, хорошую мою, девочку, обидел, а она такая, знаешь, - я полез в кошелек за фотографией, но бармен жестом меня остановил. - Не надо, я видел. Мне ещё смену работать. - Да? Ну, хорошо. Тогда налей мне ещё, Федя. Ну вот, даже бармену я уже все свои проблемы поведал, только что-то легче мне от этого не становится. Работа у него такая - выслушивать всякую пьянь, а на самом деле плевать ему на мои проблемы, у него и своих полно. А Катя всегда меня выслушивала, всегда поддерживала и помогала, а я, дурак, не ценил её. Она бы сейчас меня обязательно как-то ободрила добрым словом, да даже своей улыбкой с брекетами и сверкающими огромными глазами. Она бы меня поняла. Вот только она меня ненавидит. Бармен снова наполнил рюмку, и я взял её. - Только она меня, Федя, ненавидит, и в этом виноват я сам.***
Я выдохнул и приготовиться осушить рюмку, как вдруг мою руку остановила чья-то тоненькая ручка, и прямо над ухом мне прошептал любимый голос: - Я тебя не ненавижу. У меня галлюцинации или это действительно.. - Катя? - Катя. Я вскочил со стула, развернулся к ней лицом, и замер. Я не поверил своим глазам: это была она, это правда была она, живая, настоящая, прямо здесь, передо мной, она улыбалась мне... А ещё она была очень красивая: распущенные кудрявые волосы, черный вечерний комбинезон, кажется, даже с макияжем, но он был едва ли заметен. Это была она, моя Катя, только какая-то другая, её трудно было узнать, но я узнал: по голосу, по глазам, по этой улыбке, моей любимой и самой красивой в мире улыбке. Я дотронулся ладонью до её щеки и улыбнулся. - Настоящая. Она не пыталась меня оттолкнуть, или убрать мою руку, она просто стояла и улыбалась мне, и я не выдержал и крепко-крепко прижал ее к себе. - Катенька моя, любимая моя, хорошая, прости меня пожалуйста, я дурак, сволочь, скотина, но я тебя люблю! Я всё для тебя сделаю, что хочешь, только вернись ко мне. Я так по тебе скучаю! Я не могу без тебя, ты даже не представляешь: я спать перестал, есть перестал... Она хихикнула и продолжила: - И пить начал... - Катя чуть отстранилась и посмотрела мне в глаза, - Я тоже по тебе скучаю. Я не знаю сколько мы так стояли, но я боялся пошевелиться, боялся, что она окажется видением и исчезнет, но она не исчезала, а только стояла и смотрела мне в глаза, всматривалась в них очень внимательно, искала что-то и наконец попросила: - Андрей... - Да... - Поцелуй меня. Я немного удивился такой просьбе. - А ты правда этого хочешь? - Ты даже не представляешь, как сильно. Я взял её за подбородок и приблизился к её лицу так, что мы соприкоснулись лбами. - Тогда я готов целовать тебя вечно...