* * *
Кирара выходит, зябко подёрнув плечами и растерянно оглянувшись вокруг: свет идёт лишь от то и дело потухающей неоновой вывески клуба, в котором она только что хорошенько провела время и расслабилась. Какой бы образ жизни Кирара не вела, как бы часто ей не приходилось вступать в драки с теми, кто ей очень, ну очень не нравится, сама она осознаёт, насколько же далека от всего этого. Душой она витает в таких вот клубах, в симпатичных топике и мини-юбке, с ярким и эффектным макияжем, танцует так же хорошо, как и дерётся. Жаль только, что судьба пока не даёт ей и шанса на то, чтобы воплотить это всё в жизнь. Её ждут лишь содранные в кровь кулаки, разбитые губы и рассечённые брови. В лучшем случае. Потому, наверное, такое времяпровождение – с танцами, в коротком платье и босоножках на высоком каблуке – она ценит так сильно. Вот только даже в этом есть одна огромная проблема. Кирара ненавидит быть беззащитной. А сейчас, на десятисантиметровой шпильке (как бы ловко она на ней не плясала), она чувствует себя именно как Жертва. Кирара дрожит, обхватывая свои плечи узкими ладонями в перчатках (они ей нужны, чтобы спрятать сбитые костяшки), как тонкое деревце на осеннем ветру. Страх окутывает её всю с головы до ног, каждый волосок будто наэлектризован от возросшего напряжения. Страшно. Сука, пиздец как страшно. Звук шагов сзади совершенно не удивляет, и Кирара, резко развернувшись, ударяет кого-то со всей силы в грудь. Тот харкает кровью и шатается, но удерживает равновесие. Но они не одни. Сзади кто-то одной рукой зажимает рот, другой обнимает вместе с руками, не давая выпутаться. Кто-то ещё стремительно рвёт низ её платья. И кто-то смотрит, как Кирара мычит и Кирара дёргается, как Кирара кусается в попытках защитить свою честь. Страшно! Страшнострашнострашно! Помогите! Сука, хоть кто-нибудь! Ублюдки совсем близко, совсем рядом, зажимают её своими телами-язвами на теле раковой опухоли, что-то шепчут своими ядовитыми языками о том, какая Кирара надоедливая сучка, которой нужен хуй. Кираре ничего не надо. Ни-че-го. Слёзы сами против воли наворачиваются на глаза, она почти вырывается, но теряет равновесие на каблуках. Их много, мамочки их так много, они все идут к ней! Эти язвы, эти гнойняки, дефектные уроды, которые растопчут её прямо здесь и сейчас. Она чувствует руку на трусах, и понимает, что это конец. Или дерись, или лежи в одном из многочисленных тупиков, корчась от боли между ног, с ненавистью ощущая, как по бёдрам стекают струи крови и спермы. Чувствуя, как и до этого не особо-то и большую гордость втаптывают в грязь и вытирают о неё ноги. И, главное, зная, что никому до тебя нет дела. Никто не придёт. Потому что ты. Никому. Не нужна. Тело Кирары, оцепенелое, не пригодно к сражению, как и разум, поглощённый отчаянием и страхом. Перед её глазами всё темнеет и плывёт, кажется, будто это не она тут – кажется, будто абсолютно каждая её часть атрофировалась. Отмерла. Аканаги не чувствует, как кто-то распинывает, оттаскивая от неё, всех насильников просто не видящим взглядом смотрит куда-то впереди себя, и просыпается лишь тогда, когда чьи-то руки обхватывают её плечи, и мягкий и низкий голос пытается дозваться. Кирара просыпается. Сама того не замечая, она дёргается и отвешивает кому-то сильнейший удар в челюсть, а после падает на колени и сотрясается в рыданиях, бьётся в истерике, обхватывая себя и яростно царапая до крови руками, с которых слетели перчатки, Грязная, гнойная язва расползается по телу. Содрать, стереть, убрать! Кирара царапает себя, что есть силы – плечи, полуобнажившуюся грудь, ключицы (Содрать гнойники, содрать следы рака, очиститься, очиститься!), почти добираясь до горла, но сильные руки вновь спасают, на этот раз – от самой себя. – Не мучай себя. Всё хорошо. Всё кончилось, – мягкий голос обволакивает её всю чистотой, Кирара дрожит и беспомощно плачет, не поднимая взгляда. Больно, так больно , так мерзко, так отвратительно! Заражение ползёт по телу, гнойные язвы покрывают её, и она сдаётся на их милость. Перед глазами всё ужасающе плывет, чернеет, растворяясь в непроглядном мраке, всё вокруг становится таким далеким…* * *
Просыпаясь, Кирара смутно понимает, что она уже не на улице. Попытка подняться заканчивается неудачей – боль тут же отдаётся в груди, ключицах и ноге, - потому девушка без сил валится обратно, издав тихий стон. Спиной она натыкается на старательно, но, к сожалению, безуспешно прикрываемую пружинку, что вызывает ноющую, тупую боль. – Рюри, она проснулась! Кирара вздрагивает от звука девичьего голоса и вновь пытается подняться – вбитое подобие приличий говорит ей, что вот так разлеживаться просто некрасиво, – но хозяева дома с этим не согласны, потому подлетевшая к ней аловолосая девушка мягко укладывает её назад. – Лежи, глупая, ты себе чуть горло не разодрала! – прикрикивает на неё тот самый голос, и Кирара слушается, глядя на его обладателя – он кажется красивым, добрым, здоровым. – Азуса, хватит жрать на ходу, лучше принеси что-нибудь поесть… эээ… как там тебя? – Кирара… – Вот ей принеси. Кирара смотрит во все глаза на спасителя (Рюри, господи, как же круто звучит!) и растерянно моргает. – Вот скажи мне, хули ты там делала? Сердце пропускает удар. Его голос звучит заботливо, тепло, так и представляется, как этим голосом он отчитывает какого-нибудь ребёнка. – В клубе была… Я обычно типа там не тусуюсь, но иногда так хочется побыть норм чикулей, а не членом банды, – Кирара вздыхает, слегка приподнимая забинтованную руку – за бинтами царапины и сбитые костяшки, боль от которых она чувствует лишь сейчас. – Я не помню, что со мной было после того, как их… ты же отпиздил? – Ага, я, – Рюри смотрит на Кирару с долей сочувствия, а потом осторожно касается её руки и целует забинтованные костяшки. – Знаешь, у моих сестёр такие же. Так тошно смотреть. Не хочу больше. И на твои такие не хочу. – Тебе придётся пиздовать на самый верх тут, чтобы всех защищать. Рюри только хмыкает и улыбается, а после треплет светло-русые волосы Аканаги. – Если хочешь, могу пиздовать рядом, – Кирара улыбается в ответ, но тут же морщится – запекшаяся на губе ранка лопается, и к подбородку начинает стекать кровь. – Тебе больше не придётся драться, – тихо бормочет Рюри, проводя пальцем от подбородка до губы, собирая алую дорожку, – Обещаю. Сердце пропускает ещё пару ударов. Здесь, в Зоне Раскола, в раковой опухоли прекрасного города, Кирара Аканаги, кажется, нашла здоровый участок. – Я… Когда я поправлюсь, хочу забить на банды и хорошенько оторваться. Как гяру, знаешь? Будешь со мной? – Без проблем, – Рюри хмыкает, садясь на край дивана, и осторожно обнимает Кирару, слегка приподнимая её из горизонтального положения. Кирара чувствует, как от объятий этой чистоты язвы покидают её, и она сама становится здоровой.