О целях и средствах

Святослав был талантливым полководцем. Еще молодым и, разумеется, неопытным, потому что опыту у него было негде взяться, — но талантливым. Гением, по меркам младших. У его королевы опыта было и того меньше, а о тактике и стратегии она имела представления весьма смутные — зато прекрасно умела находить на важные должности правильные кадры. Святослав имел знания о военном искусстве, какие только мог получить вассал. Он схватывал все на лету. Он был любим своей дружиной и своим доменом. Довольно молод, хорош собой, с открытым, запоминающимся лицом и сияющим взглядом. Кроме того, он умел красиво говорить, умел зажечь огонь в сердцах своих воинов. Он сиял не так ярко, как королева Миролюба, но прекрасно ее дополнял. Он идеально подходил для своей роли. Савериэн перебирал в голове разных видных деятелей теперь-уже-Великого Дома Людь и не мог найти никого лучше. Разве что воевода Дочерей Журавля Ратиша могла бы составить конкуренцию… если бы родилась мужчиной. Будь она людом, а не людой, ее прямолинейность, грубоватые манеры и отсутствие дипломатичности приводили бы ведьм в восторг, но так она бесила их до зубовного скрежета, и ее присутствие в штабе принесло бы больше вреда, чем навская диверсия. Так что — только Святослав. А Ратиша была отправлена подальше и погибла, не дождавшись подкрепления. Впрочем, молодая королева в своем выборе руководствовалась доводами не только разума, но и сердца, и красавец-барон был, что неудивительно, ее любовником. Тоже хороший ход, они были великолепной парой. Разумеется, Савериэну не было до королевской постели никакого дела. Ровно до этого часа. Потому что теперь, несмотря на все свои дарования, Святослав ошибался. Ужасно, фатально ошибался. И именно тогда, когда ошибка была равносильна гибели. Войска Люди и союзников подходили к Уратаю, и здесь, в финальном сражении, должна была решиться судьба всей кампании. Если столица Империи падет, Навь перестанет существовать как сила планетарного масштаба. Савериэну хотелось бы, чтобы перестала существовать вовсе, но у главнокомандующего было иное мнение. И хотя Савериэн был не согласен с ним в своем сердце, разумом он понимал, что доведенные до отчаяния навы могут уничтожить всю Землю. Значит — пусть живут и влачат жалкое существование на задворках мира, над которым некогда властвовали безраздельно. Какая знакомая история… Но пока что это были лишь мечты, и весьма смелые. Уратай еще не пал, и шансы, что он падет, аналитики асуров все еще оценивали как даже не половинные, а значительно меньшие. С немалой вероятностью армия Люди разобьется о стены столицы, как волны о скалу, разлетится на отдельные брызги и откатится назад. И тогда месть темных не заставит себя ждать. Они не успокоятся, пока не уничтожат всех людов до единого и не зальют кровью города всех их союзников. Но хуже того — они поймут, от кого зеленые получили Источник, и последствия этого могут стать катастрофическими. И теперь Святослав своими руками приближал такой печальный исход. Если бы не все обстоятельства, Савериэн просто вызвал бы его на дуэль, и проблема решилась бы быстро и кроваво. Но нельзя. Барон Миробор, чью личину он носил, не обладал достаточным авторитетом в войсках, и Савериэн знал, что мог бы заменить Святослава по части командования, но не поддержания боевого духа. Со смертью Святослава разношерстное людское воинство грозило просто разбежаться в разные стороны. А главное, Миролюба точно не смирилась бы с ней. На столе была расстелена большая карта Уратая и окрестностей. Расположение укреплений, улиц, кварталов, заметки об окружающей местности. К счастью, большая часть этой информации была общедоступна совсем недавно и не особенно поменялась с начала войны. Остальное же достали Ильма и Ариана, среди людов известные как Чароведа и Ясна. — Итак, мы пойдем вот здесь, через западные ворота, на них сосредоточим основной удар… Святослав водил пальцем по карте. — В это время Светозар атакует с востока. С севера пойдешь ты, Миробор, а с юга… можно отправить жрицу Баяну и побольше союзников. Вот этот дикарь… как его? Подошва, вполне подойдет. Савериэн мысленно обругал его на языках людов, асуров и навов, мешая самые крепкие выражения. Южная часть города казалась самой легкой целью. Отделена рекой от остального города, стена там ниже, чем на севере и западе. Навов там жило много, но в основном это были мирные ремесленники, многие из которых не проходили подготовку гарки. А еще там раскинулись густонаселенные, шумные и пестрые кварталы вассалов. Ну кому нужна южная часть Уратая? Проще и вовсе ее не защищать или оставить символический гарнизон, который сгодится только на то, чтобы отступить и доложить о силах противника. Но Савериэн знал навов. Он знал, что Уратай строился как столица мира, на которую вряд ли кто-то решится напасть. Однако навы возводили эти стены сразу после самой жестокой войны, какую знала Вселенная. Темные всегда помнили о ней, они умели извлекать уроки из своей истории. А значит, они просто не могли бросить своим врагам легкую добычу, не подготовив какой-нибудь неприятный сюрприз. Они могли бы просто обрушить мосты через реку, но это было бы малоэффективно. С Колодцем Дождей у людов было достаточно энергии, чтобы восстановить переправу быстро. Опять же, от реки открывался великолепный коридор для наступления к самой Цитадели, и навы должны были это понимать. Другое дело, что Савериэн уже не раз сказал Святославу, что южной частью города все не так просто, но барон продолжал упрямо гнуть свою линию, а Миролюба не желала слушать никого другого. — Лучше я пойду с юга, — заявил Савериэн. — Перекину Баяне Твердислава с дружиной, а сам заберу дикарей, пригодятся. У него уже начал зреть хороший план, что можно сделать, и полудикие союзники были как раз кстати. Святослав саркастически хмыкнул. — Неужели славный Миробор решил выбрать себе задачу полегче? Отец Святослава крепко не любил отца Миробора, а тетка Миробора и вовсе отравила двоюродную сестру Святослава. В этих хитросплетениях семейных драм младших было непросто разобраться, но так или иначе, личина у Савериэна оказалась не самой удачной. Впрочем, другого выбора не было. — Нет, — сдержанно ответил асур. — Славный Миробор выбрал тот участок, на котором он нужнее всего. — На котором ему самое ме… — заносчиво начал Святослав. — Я говорил тебе, что на юге нас ждет ловушка. Савериэн очень старался не доводить до дуэли, хотя сам этого уже очень хотел. Но все равно выходило неважно, люд сам нарывался всеми силами. — А по-моему, ты просто пытаешься прикрыть свою трусость! — еще больше распалялся Святослав. — Довольно! Звонкий голос Миролюбы заставил их обоих вздрогнуть: Савериэна притворно, а Святослава искренне. — Пусть барон Миробор идет к Уратаю с юга, а Баяне я доверю север. Савериэн мысленно улыбнулся. Похоже, в эту прелестную головку все-таки закрались некоторые сомнения в непрошибаемой правоте нынешнего фаворита. *** — Милок, позолоти ручку! Все погадаю, ничего не утаю… Женщина неизвестного Савериэну генстатуса пристала намертво, уцепилась за рукав кафтана и почти повисла на нем. Асур уже собирался просто оттолкнуть ее прочь, как она слишком быстрым и ловким для младшей маневром оказалась перед ним и сложила пальцы в условный жест. Савериэн осекся и кивнул. — Ну погадай. Недолго думая, женщина снова ухватила его за рукав и потянула за собой в полотняную палатку, отгороженную Интимным пологом. С виду это было обычное обиталище малообученной ведьмы: какие-то травы, развешанные под потолком, грубые, бестолково сделанные артефакты, хрустальный шар, якобы облегчающий магию предсказаний… Женщина уселась на ковер в центре палатки и действительно достала колоду карт. — Ты правда собралась заниматься этой чепухой? — недоуменно вопросил Савериэн. — Се-ев, какой ты ску-учный. Ильма улыбнулась щербатой улыбкой, тасуя карты. Ее маскировка, как и всегда, была выше всяких похвал. Савериэн был сильнее как маг, но ни за что не разглядел бы разведчицу под личиной младшей, если бы та сама не показалась. — Карты предсказывают судьбу, — с комичной важностью продолжила Ильма. — Ты по делу? На этот вопрос Ильма улыбнулась еще шире. — Конечно. Но сперва, милок, погадаю. Она стала раскладывать карты рубашкой вверх. Сначала одну, за ней еще две, потом еще три, так что получился треугольник. Савериэн же следил за ней и поймал себя на том, что тоже улыбается, тепло и весело. Они познакомились тысячи лет назад, но виделись редко. И каждый раз неугомонная и непредсказуемая разведчица врывалась в его жизнь, словно ураган, и каждый раз он словно узнавал ее заново. Не знал он только, что Ильма такого в нем нашла… или тоже заново находила каждую их встречу. — Это не мешает тебе рассказывать, верно? Он поймал ее руку и погладил неизящные обветренные пальцы и знал, что на самом деле они длинные и нежные. — Я узнала насчет южных кварталов, и еще кое-что про союзников. Ильма мягко опустила веки, выказывая одобрение этой скупой ласке, а затем стала переворачивать карты по очереди, одну за другой. Савериэн на них даже не смотрел, только та карта, что была на вершине треугольника, привлекла его внимание. На ней была изображена девушка с чашей и неправдоподобно яркая белая звезда над ней. Тем временем Ильма действительно перешла к важным сведениям: — Ты был прав, навы приготовили нам подарочек. Подробно мне узнать не удалось, но для гарнизона на южных стенах создают множество големов. Догадываешься, что это значит? Савериэн медленно кивнул. Зря, очень зря зеленые посчитали его дураком и трусом… — Они планируют потерять этот гарнизон. — И что-то делают со стенами. Я видела множество следов магии, арканы не опознала, но и так легко понять… — Что стены начинены ловушками, — продолжил за нее Савериэн. — Дальше. — Ловушки задержат наступление надолго, а настоящий гарнизон, спрятанный где-то в этой части города, обойдет наши силы и ударит во фланг. — Или пройдет по мостам и атакует наши силы, прорвавшиеся в город. Это запасной план, на случай, если стены на других участках падут. Савериэн поднял карту со звездой и девушкой, повертел ее в пальцах и продолжил: — Кроме того, они знают, что мы не пойдем через своих союзников, будем осторожничать и увязнем там. Или будем вынуждены идти прямиком в еще одну западню. Ильма наклонила голову. — Воины просто откажутся рисковать своими соплеменниками. — Но мне-то плевать, — Савериэн жестко усмехнулся. — А твои подчиненные? — Я возьму побольше дикарей, которым тоже без разницы, кого резать. Ильма резко посерьезнела. — Тебе этого не простят, Сев, даже если ты одержишь блестящую победу. — Невелика печаль, — Савериэн отмахнулся. — А кстати, что значит эта карта? — Звезда, — ответила Ильма. — Новые начинания, надежды, выбор нового пути, в каком-то смысле удача. Словом, это скорее хороший знак, чем нет. Савериэн вернул карту и промолчал. Это все было сущей глупостью, но сейчас он, пожалуй, впервые молил Спящего о том, чтобы ему повезло. *** Войска подходили к Уратаю, и настроения воинов колебались от уныния и отчаяния до залихватского веселья и самых радужных надежд. И неудивительно. Всем было страшно, но отступать было уже поздно. Люды и их союзники шли либо к величайшей победе, либо к скорой и страшной смерти. В плане боевого духа Савериэну повезло — вверенные ему дикари храбрились изо всех сил, им не терпелось показать свою удаль. Впрочем, так было ровно до того момента, как впереди показались стены Уратая. Некогда шумная и пестрая столица замерла в напряженном ожидании. На десятки метров поднимались вверх черные стены, ощерившиеся частыми зубцами, молчаливые, мрачные, словно не сложенные руками существ из плоти и крови, а выросшие из чистой Тьмы. Такие могучие и неприступные. И в узких просветах бойниц мелькали не только големы, это Савериэн заметил раньше многих. Ну конечно, сперва навы подержат нападающих под стенами, подождут, пока те вымотаются. И все это — на самый неблагоприятный для них случай, если зеленая армия вообще сможет подняться на эти стены. Но здесь темные хотя бы рассматривали такой вариант как вероятный. Штурм должен был начаться одновременно по всем направлениям, и после того, как Савериэн стал лагерем в прямой видимости южных ворот, ему пришлось ждать. Королева Миролюба с основными силами задерживалась, и отнюдь не из-за вмешательства навов, а потому, что очередные союзники очень некстати решили повернуть назад, испугавшись предстоящей битвы. И это промедление стоило всем, кто что-либо смыслил в военном деле, немалого беспокойства. Силы Люди были еще велики, но уже начали неумолимо иссякать. В разношерстном воинстве росло напряжение, война истощила ресурсы, коммуникации на огромных территориях слишком растянулись, уровень энергии Колодца Дождей начал понижаться. Асуры, создавшие Источник для людов, предупредили Миролюбу о неизбежных сезонных колебаниях, а потому она торопилась. Время играло против нее, и все это понимали, так или иначе. Но вот прибыл гонец («птичкой» сообщения такой важности не отправляли) с приказом начинать атаку. И начало это не блистало нестандартными решениями. Почти точное воплощение в жизнь «Основ осадного дела» Советника Кенги. Савериэн знал этот труд практически наизусть и находил его весьма полезным — как и привычку учиться у своих врагов. Мощная магическая защита не позволяла нападающим даже подойти к стенам, а потому первой задачей было преодолеть ее. Весьма соблазнительной мыслью было просто пустить дикарей на щиты и ловушки. Своих сородичей Савериэн всегда берег, но жизни младших его не волновали. Однако дикари все еще нужны были ему позже и для очень похожих целей. А потому штурм начался с классической магической атаки — мощной, затратной, но призванной только пробить защиту, без надежды зацепить много противников. Она могла длиться долго, и напрямую участвовать в этой фазе Савериэн не имел возможности, ведь у людов мужчины не владеют магией. Конечно, он как бы невзначай подкинул жрице Милонеге несколько дельных советов, обставив все так, будто та сама догадалась, но дальше оставалось только ждать. Наконец, щиты стали поддаваться, торжествующе закричали ждавшие в резерве люды, а дикари и вовсе принялись реветь и размахивать руками, чем живо напомнили обезьян. Теперь как раз настал их черед. Первыми на многочисленные ловушки не должны идти люды — до поры потерять их поддержку было опаснее всего, да и не стал бы зеленый барон жертвовать сородичами, когда есть союзники. Помимо дикарей были и другие, и теперь разношерстное воинство, которое после долгих учений уже не так сильно напоминало неорганизованную толпу, двинулось к стенам, таща с собой осадные лестницы и таран. Поначалу можно было вовсе не давать им ничего, потому что из первых рядов до стен не добрался никто. Еще перед широким рвом из-под земли вырвались струи огня, ледяные копья, облака ядовитого газа — классические, общеизвестные, но от того не менее эффективные арканы. Земля взрывалась, проваливалась или кипела у нападающих под ногами, и первая атака захлебнулась. Лишь горстка бойцов сумела отступить, некоторые пытались бежать. Завидев первого, кто бросился прочь от боевых порядков, Савериэн прицелился из лука и уложил несостоявшегося дезертира точно между лопаток. Тот по инерции сделал еще несколько шагов и упал в песок, хрипя и корчась, на глазах у всей армии. — Любой, кто побежит, будет убит на месте, — объявил Савериэн. Усиленный артефактом, его голос был слышен по всему войску. — Миробор, мы никогда так не поступали, — возмутилась Милонега, но тихо, чтобы их спор не слышали воины и ведьмы. — Уратай мы тоже не брали. Это только начало, дальше будет хуже. Выбор у них был раньше, а теперь его нет. Не дожидаясь, пока навы перезарядят ловушки, он послал вперед новых союзников. Увы, пока не будут пройдены стены, никаких тактических изысков не придумаешь. Его воины обходили или обезвреживали часть ловушек, правильный строй и щиты спасали от стрел и арканов, но глобально изменить образ действий было невозможно. Подступы к стенам и воротам скоро были завалены телами раненых и умирающих, но люды и союзники упорно продвигались вперед. Не с первого раза рослым союзникам, сильным и нечувствительным к магии, удалось дотащить до ворот таран. Из надвратной башни големы выливали на них котлы кипящей смолы, сыпали камни, стрелы и дротики. Сами темные показывались редко, лишь тогда, когда требовалась магическая поддержка. Со стороны людов летели горящие магическим пламенем снаряды из баллист и катапульт и боевые арканы. Простые стрелы навских кукол почти не брали. Савериэн не любил наблюдать за ходом сражения со стороны, но теперь соваться в бой раньше времени было сродни самоубийству — особенно под маскировкой, когда он не мог позволить себе использовать магию. Пока что осада для него была совокупностью тактических задач, которые он решал эффективно и своевременно. Усилить натиск в одном месте, отойти в другом, прислать подкрепление Приставникам с тараном, выгадать момент, чтобы подвести осадную башню… Закрепиться хотя бы на небольшом участке стены людам удалось через трое суток. И то, успех оказался преходящим, и вскоре все смельчаки, решившиеся на прорыв, были сброшены вниз. Осада обещала быть долгой. Яростные атаки чередовались с короткими передышками, противники выматывали друг друга, сцепились намертво, потому что одним отступать было некуда, другим — уже поздно. Когда стены пали, шла третья неделя осады. От стен остались дымящиеся каменные обломки, и войско Великого Дома Людь вошло в город. Измотанным бойцам был нужен красивый жест, и барон Миробор на белом коне въехал в Уратай через разбитые ворота — чтобы совершить самое кровавое и грязное деяние в этой кампании. Впереди раскинулись кварталы, населенные по большей части вассалами Нави. В основном уже бывшими вассалами, чьи сородичи сейчас штурмовали Уратай. Жили здесь также шасы и навы — преимущественно мирные ремесленники. Их не эвакуировали просто потому, что было некуда — и не нужно. Темные рассчитывали, что враг не пойдет через эту часть города, выбрав единственный путь по центральной дороге от ворот. Там, разумеется, он оказался бы окружен с трех сторон, а затем навы отрезали бы возможность отступления и спокойно уничтожили его. Но у Савериэна были другие планы. У него были дикари, не делавшие различий между черной кровью и красной, и жрица Милонега, радевшая за союзников. Разумеется, когда он предложил ей с частью войска двинуться по центральной дороге, она охотно согласилась. Это предвещало ей славу и не вынуждало пачкать руки. Савериэн же объяснил ей свои действия как обходной маневр, умолчав о подробностях. Так, Милонега со своими воинами уверенно шла прямо в ловушку, и навы предвкушали, что скоро в южной части города с врагами будет покончено. И действительно, когда зеленые проделали треть пути до реки, они уткнулись в баррикаду. Искусный морок скрывал ее до самого последнего момента, когда людские витязи буквально врезались в груду камня и дерева, перегородившую широкую улицу. Наверху этой груды их уже поджидали гарки. Они же скрывались в окрестных домах, готовые зажать противника в кольцо. В этот момент люды уже проиграли, и вся их сила и отвага могла лишь отсрочить неизбежную гибель, продлить агонию. Возможно, если бы жрица сразу же скомандовала отступление, то смогла бы прорваться обратно к воротам прежде, чем еще один заслон занял позиции, но отступать она не собиралась. Вскоре Савериэн получил «птичку» с отчаянным призывом о помощи, но призыв сей его совершенно не волновал. В его плане жрице была отведена всего лишь роль приманки и необходимой жертвы. Теперь настал черед дикарей проявить свою сущность. С Савериэном остались только эти обезьяноподобные создания в красных банданах и те из людов, кто был готов абсолютно на все ради победы — а таких нашлось немало. Навы были заняты уничтожением отряда Милонеги и не понимали до поры, что происходит, а в это время бойцы барона Миробора зажгли факелы и вошли в мирные кварталы. Они поджигали дома, а всех, кто успевал выскочить из них, заставляли бежать перед собой, подгоняя тычками копий. Скоро перед войском образовалась довольно большая кричащая, плачущая и причитающая толпа. Молодая фляма испуганно визжала, и какой-то дружинник замешкался, чуть было не упустил ее в проулки — но рядом оказались дикари, которые моментально зверели от собственной безнаказанности. Они бы эту фляму еще затащили в ближайший дом и надругались над ней всем кланом, но этого им никто не позволил бы. Савериэну было плевать на их бесчинства, но его волновала потеря времени. Так или иначе, девушку оттолкнули обратно в плотную толпу других мирных жителей и еще несколько раз увесисто приложили дубинкой. Были и другие, кто пытался убежать и затеряться среди узких улочек, но чем дальше распространялся пожар, тем меньше оставалось путей для спасения. Навам на всех этих существ было плевать — они должны были просто сыграть роль живого щита, отвлечь внимание и силы, закрыть своими телами нападающих, но Савериэн рассчитывал и на другое. И ему повезло. Среди жителей действительно попадались шасы и даже навы. С последними было больше всего проблем, потому что они чаще всего сопротивлялись — даже те, кто явно не имел воинской подготовки, либо бежали прочь, пусть и в огонь, либо бросались на копья и мечи врагов, только чтобы не стать для них орудием. Как-то отстраненно Савериэн подумал, что асуры не всегда являли такую отвагу. Но это было уже неважно. Он был здесь затем, чтобы взять южную часть города и убить всех темных, каких сумеет. Целые кварталы пылали, а навы тем временем уже почти дожали Милонегу и развернулись, чтобы встретить вторую часть войска, которая наступала на них с фланга. Но было поздно. Прежде людов и их союзников на них бежали безоружные существа самых разных генстатусов, среди которых мелькали шасы и их сородичи. Разумеется, сразу же образовалась свалка, в которой решительно невозможно было понять, кого щадить, а кем можно пожертвовать. И темные остановились и замешкались. Разумеется, ненадолго. В городе было негде развернуться, чтобы пропустить бегущих в панике жителей, так что выход у темных оставался только один: бить на поражение всех. Возможность удержать город была несоизмеримо важнее жизней вассалов, да еще не самых верных. Шасов и навов, впрочем, старались не трогать. Гаркам хватало навыков и скорости реакции, чтобы вытаскивать из толпы и пропускать за строй своих, но это тоже отнимало время. Люды не жалели никого и спокойно били из-за спин, цепляя «живой щит». Теперь воины, окружавшие Милонегу, вынуждены были перейти на другой фланг, чтобы дать отпор новому противнику. И таким образом, Милонега смогла вырваться, собрать силы и ударить снова, так что теперь темные оказались зажаты между двумя частями войска людов. А после началась чудовищная бойня. Навы уже не разбирали воинов и мирных жителей, просто убивали всех, кто не был в черном. Между двух схлестнувшихся армий метались мирные обыватели, ища спасения, но на них всем было наплевать. Их крики и мольбы о пощаде попросту некому было слушать, на обеих сторонах бойцов и их командиров не волновало ничего, кроме уничтожения противника. Они сражались, буквально стоя на телах жителей Уратая — мертвых и еще живых, пытающихся уползти прочь. Навы уже утратили тактическое преимущество и упустили инициативу, во время первого флангового маневра зеленых они понесли большие потери и теперь никак не могли вырваться из тисков, образованных отрядами Миробора и Милонеги. Но и тем пришлось нелегко. Даже понимая неизбежность своего поражения, темные бились отчаянно. И если в первый момент, увидев среди согнанного перед строем населения своих сородичей, они дрогнули, то врагов они не боялись. Никто из них не пытался бежать или сдаться. Впрочем, несмотря на упорство и мужество, еще через некоторое время положение темных стало совсем безнадежным, а люды и их союзники не щадили никого. Савериэну хотелось петь и кричать от радости, хотя он, конечно же, не позволял себе такого. Он убивал врагов, одного за другим, меч в его руке находил бреши в защите очередного темного, черная кровь стекала по искусно замаскированной лунной стали, черные брызги летели на доспех и одежду. Красной крови на нем было едва ли меньше, но на младших Савериэну было плевать, он их вовсе не замечал. Зато потом, после боя, это заметила Милонега. Она была ранена, и Савериэн протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Люда смотрела на него, всего перемазанного черным и алым, и в ее изумрудных глазах читался ужас напополам с отвращением. И очень символично неподалеку, так, что Милонега прекрасно их видела, лежали три тела: нав, буквально изрубленный на куски, шас с проломленным черепом и мальчишка-люд, весь изломанный и перемазанный в пыли и грязи, явно затоптанный в давке. — Ты сошел с ума, Миробор, — жрица резко оттолкнула протянутую руку и стала подниматься сама. — Что ты наделал? Она кривилась так, будто хотела еще плюнуть ему в лицо, да во рту у нее после многочасового сражения пересохло. — Я одержал победу, — коротко бросил Савериэн. Он развернулся и ушел. Теперь он собрался лично проследить, чтобы ни один нав здесь не остался в живых. Вернее, чтобы только один и остался. Когда-то темные забавы ради вскрыли ему ребра, вытащили наружу легкие и бросили так умирать неподалеку от лагеря. Савериэна подобрали, он выжил и с тех самых пор после каждого сражения оставлял себе одного для мести. Но теперь ему отчего-то казалось, что если Уратай падет, то сейчас он выбирает себе подходящую жертву в последний раз. Возможно, вместе с вражеской империей уйдет в прошлое и его бесконечная месть, больше похожая на одержимость. Но до этого было еще далеко. А теперь, помимо нава, он подыскивал еще и достаточно глубокий подвал, который будет удобно завалить. В отличие от своих мучителей, он не собирался оставлять жертве лишних шансов. Через некоторое время барон Миробор появился среди своих дружинников, на ходу вытирая руки от черной крови. — Еще час на отдых, и идем дальше, — объявил он. — У нас впереди Цитадель. *** За окнами то и дело взлетали в небо разноцветные фейерверки. Люды шумно праздновали победу и гулять собирались не меньше, чем до середины ночи, а то и до утра. Но Савериэн не любил бурное веселье и предпочел в этот вечер побыть в тишине, всеобщее торжество его мало привлекало. Он устроился в одном из чудом уцелевших домов и читал книгу. Навская историческая хроника была весьма занятным чтением — особенно на развалинах их столицы. — Добрый вечер, барон. Ильма-Чароведа появилась неожиданно, просто сделав Техническую дырку через дверь. Отложив книгу, Савериэн поднялся и сделал пару шагов ей навстречу, активировал артефакт Интимного полога. Ильма уже успела рассказать ему о своих делах. Лазутчики зеленых пробрались в Цитадель и убили Князя, после чего судьба Уратая была решена — этим хвастались открыто. Значит, он пришла поговорить либо о чем-то, что касалось его, либо просто так. — Соскучилась? — спросил он, наполовину серьезно, наполовину в шутку. Сам он соскучился по ней за долгие годы, что они не виделись. И волновался за нее — только говорить об это было бы бесполезно и просто глупо. Ильма тоже слишком много потеряла в Первой Войне, чтобы чьи-то переживания могли ее остановить. А еще у нее был долг. Впрочем, эти рассуждения теперь уже не имели смысла, и он просто любовался ею. Мысленно представлял, как она выглядит на самом деле, но даже под маскировкой она была прекрасна. Золотые волосы были перевиты золотыми же и зелеными лентами, черты лица, вроде бы вполне людские, отличались почти невозможной для младших симметрией и гармоничностью. На щеках играл легкий румянец, Ильма дышала глубже и чаще обычного — похоже, она только что танцевала и немного запыхалась. Туго утянутое платье подчеркивало ее стройную фигуру — здесь она тоже ничего в себе не изменила. Плечи были открыты, и на них лежал лишь полупрозрачный шелковый платок. Ильма подошла к Савериэну вплотную, положила руки ему на плечи и, запрокинув голову, заглянула в глаза. — Знаешь, что о тебе говорят? — без своих обычных полунамеков и тонких шуток начала она. Савериэн положил ладони ей на талию, как в танце, и медленно наклонил голову, показывая, что внимательно слушает. — Королева Миролюба намерена призвать Уратайского Мясника к ответу. В середине ночи за тобой придут. А барон Святослав жаждет лично снять с тебя голову. — Милое прозвище, — усмехнулся Савериэн. — Тебе пора уходить, Сев. Он помолчал немного, нежно поглаживая Ильму по спине через тонкую ткань платья. — Мясником я быть согласен, а вот дезертиром — нет. — Значит, тебе придется умереть. Савериэн кивнул. — Я так и думала, — разведчица вздохнула, но совсем не выглядела расстроенной. Она подалась вперед, прижимаясь к нему всем телом, и продолжила: — Но времени слишком мало, чтобы сделать голема. — Тогда сделай все правдоподобно. Сняв с шеи шелковый платок, Ильма бросила его на край широкой кровати, стоявшей сбоку. — Это — чтобы не было крови, — пояснила она. За свою жизнь Савериэн был ранен много раз и уже совершенно не боялся боли, научился просто не придавать ей значения. Смерть его тоже не пугала — слишком часто она проходила от него совсем рядом. Но прошли тысячи лет, а чувство нехватки воздуха и ужас, который охватил его, когда он понял, что не может больше дышать, приходили к нему в кошмарных снах. Это было глупо, это было нерационально. Ильма намеревалась всего лишь пережать ему горло так, чтобы он потерял сознание, но у Савериэна по спине пробежал холодок. Впрочем, он не подал виду — за такое нужно еще поблагодарить, ведь Ильма сейчас исполняла его прихоть. — А это, — продолжила разведчица, опуская руку и доставая из маленькой поясной сумочки пузырек с зельем, — на двое суток погрузит тебя в состояние, в котором тебя будет не отличить от мертвого. Она явно предвидела этот разговор заранее. Зелье отправилось на тумбочку у кровати, Савериэн проводил его взглядом. — Я должен выпить это сейчас? — асур очень надеялся, что этим вопросом не выдаст свою слабость. — Нет, сразу перед тем, как я убью тебя, иначе обман будет заметен. Облегчить свою участь не вышло, так что стоило до поры отвлечься на куда более приятные вещи. — Ита-ак, — протянула Ильма, — коварная обольстительница пришла к тебе, пока ты отдыхал после битвы… Ее ловкие пальцы быстро справлялись с застежками кафтана, почти неприлично простого для статусного люда. Привстав на цыпочки, она дотянулась до губ Савериэна легким поцелуем. — …и совершила благородный поступок, — продолжил тот, когда они оторвались друг от друга. Со шнуровкой на ее платье пришлось повозиться, но, в конце концов, он нащупал узел и стал распускать ее. — …и очень храбрый, — асура мелодично рассмеялась. — Мало ли, что такое чудовище может творить с женщинами. Шнуровка подалась, и платье скользнуло на пол. Ильма коротким шажком переступила через него и отодвинула ногой в сторону. — Королева будет благодарна, союзники успокоятся. Савериэн избавился от кафтана и рубахи, затем подхватил Ильму на руки и опустился на кровать, усадив разведчицу себе на колени. Огладил ладонями и мягко сжал ее бедра, наклонился к шее и снова поцеловал. — Но не насто… — Ильма оборвалась на полуслове, запрокинула голову и тихо застонала, — не настолько, как их бы успокоил показательный процесс. Она скользнула пальцами по спине Савериэна, легко поцарапала острыми ногтями, другой рукой потянула завязки на портах, запустила ладонь под ткань, удовлетворенно улыбнулась. — Но без толку… — незаконченная фраза опять прервалась стоном, когда сильные ладони приласкали ее грудь. — …Этот союз все равно развалится… Затем Савериэн улегся на спину, и Ильма сдвинулась, чтобы помочь ему избавиться от последнего элемента одежды. Оседлала его бедра, прижавшись промежностью к возбужденной плоти, качнулась, словно дразнясь и обещая большее. — …а фея Чароведа получит еще больше королевского доверия. — Ты знала, что убегать я не стану. Он придержал ее и плавно вошел, не удержавшись от сдавленного «ммм» сквозь стиснутые зубы. — О да-а, — Ильма замерла на несколько секунд, сжимая его в себе, а потом начала двигаться, медленно, наслаждаясь каждой секундой близости и каждым оттенком ощущений. Они оба знали, что следующая такая ночь у них будет нескоро. Ильма свернулась на покрывале, положив руки под голову, такая трогательная и расслабленная. Смотрела на него из-под полуприкрытых век, почти не шевелилась и дышала медленно, словно засыпала. Она всегда играла любую роль великолепно, даже если всем по определению понятно, что это обман и уловка. Скорей всего, ей действительно не хотелось сейчас двигаться, но собственным желаниям она не придавала значения. Нечего было долго затягивать, от этого не станет легче. Савериэн притянул ее к себе и в последний раз поцеловал, долго и нежно. Затем сел на кровати, развернувшись у нее спиной, взял со стола баночку и одним глотком выпил ее содержимое. Нагнулся за брошенными у кровати портами — во всем теле стала чувствоваться слабость, руки и ноги отяжелели, перед глазами стояла белесая дымка. Но все же он начал одеваться, снова распрямился… Быстрым, выверенным движением Ильма накинула скрученный платок ему на шею, резко потянула назад, затем стала душить изо всех сил. В первые секунды Савериэн едва сумел совладать с паникой, когда разум отключается, и действуют лишь инстинкты. И эти инстинкты орали одно: дотянуться до припрятанного накопителя, бросить аркан и вырваться, вырваться любой ценой. Какая может быть секретность, если нечем дышать?.. Асур просто закрыл глаза и не позволял себе шевелиться, пока не справился с собой, и только после того, как успокоился, стал сопротивляться, но не слишком сильно. Впрочем, на этот счет можно было не волноваться: зелье делало свое дело, и все движения становились вялыми и замедленными. — Однажды наши дороги снова сойдутся, — ласково прошептала Ильма ему в самое ухо. А потом воздуха не стало совсем, и сознание скользнуло в белую пустоту. *** Савериэн очнулся в душной темноте. Он лежал на чем-то мягком, руки были скрещены на груди, а сжав пальцы, он нащупал рукоять меча. Свой меч он узнал сразу, и это было уже хорошим знаком. Память постепенно возвращалась. Подняв руку, асур нащупал над собой обитую тканью деревянную крышку. Гроб. Он постучал пальцами — глухо, земля. Уже успели похоронить. Зелье действовало двое суток, значит, сейчас ночь, и можно выкапываться. В полной темноте асур ориентировался на ощупь. Он временно положил меч рядом с собой, пошарил руками вокруг, ощупал себя. Кафтан явно был весь покрыт вышивкой — кажется, у него был такой, но «при жизни» он его ни разу не надевал. До сапог дотянуться было трудно, но тоже явно парадные. На поясе обнаружился кинжал, сбоку лежали ножны от меча. Уже неплохо. Кафтан все равно был слишком приметным, так что пожертвовать им было не жаль. Савериэн задрал его до плеч, затем выпростал руки из рукавов, рукава завязал над головой. Получился мешок на голове, который будет сохранять немного воздуха и не давать земле набиться в рот и нос. Сапоги он сбросил сразу же — тоже слишком приметные, да еще и неудобные. К тому же, все равно наверняка потеряются, пока он будет лезть наверх. Снарядившись таким образом, Савериэн попытался проломить крышку сначала рукоятью меча, а затем клинком — для этого его пришлось очень неудобно разворачивать. Наконец в крышке образовалась дыра нужного размера, куда сразу же стала засыпаться земля. К счастью, еще рыхлая, так что путь наверх обещал быть не слишком тяжелым. Лишь бы хватило воздуха, и лишь бы Ильма не ошиблась со временем действия зелья. Кое-как сумев убрать меч в ножны (они тоже потом пригодятся), Савериэн пролез в дыру, загребая руками. Он проталкивал себя вверх, а землю утрамбовывал себе под ноги и таким образом постепенно поднимался. Кафтан на голове не давал ничего видеть — но и смотреть здесь было не на что. Савериэн быстро нашел удобный способ передвижения, чтобы экономить и силы, и воздух, но дышать все равно было тяжело, и это ощущение пугало. Но вместе с тем, асур подумал, насколько это символично. Его нынешний путь начался с невозможности дышать, а теперь навы побеждены, путь пройден — и он заканчивался тем же самым. В какой-то момент ему стало казаться, что он лезет к поверхности бесконечно, а на самом деле никуда не двигается. Скоро он снова потеряет сознание от удушья, и это будет действительно конец… а потом поднятая рука нащупала пустоту. Савериэн рванулся вверх и вскоре вытащил из земли голову, тут же сорвал с себя кафтан и вдохнул полной грудью чистый, прохладный и немного сырой воздух. Ночь была ясной и безлунной, яркие звезды рассыпались по небу, и их света вполне хватало, чтобы сориентироваться. Рядом со свежей могилой кто-то, случайно или намеренно, забыл лопату, и Савериэн быстро закопал кафтан и заровнял землю. А потом он шел по пустой ночной дороге прочь от Уратая, в одних портах и рубахе, но с оружием, и одна из звезд, особенно яркая, освещала ему путь. Конечно же, это значило, что он просто шел строго на север, но отчего-то ему вспомнилась карта, которую Ильма вытащила, когда в шутку решила ему погадать. Он сделал все, что было в его силах, он был среди тех, кто навсегда изменил мир, и его вклад был весом. Прошлое больше не имело над ним власти, а что делать дальше, он не знал. Возвращаться в Убежище не было ни малейшего смысла, и теперь все дороги были перед ним открыты. Савериэн время от времени смотрел вверх, на небо, и улыбался. Он был почти уверен, что королева Миролюба не удержит своих союзников, и многие из них ополчатся против Люди — отчасти в результате его же действий. А значит, хорошему военачальнику еще долго найдется, что делать. Еще перед началом кампании он озаботился тем, чтобы свои всегда его нашли, и теперь не прятался. У него будут новые цели и новая дорога. Она уже начиналась.