Лед

Лед под ногами девочки трещит, скрипит, воет как живой. Нужно бежать, нужно сделать всего лишь один рывок в сторону берега. Она не может пошевельнуться. Нужно замереть неподвижно, чтобы не стало хуже, дать себя спасти. Ее бьет крупная дрожь. Она должна быть смелой, как брат. Она должна была при первом же скрипе засмеяться и красиво пролететь, едва касаясь льда, на безопасную половину озера. И Джек был бы поражен, он бы выпучил глаза и разинул рот, и не нашел бы, что сказать, и смотрел бы, как она грациозно и легко скользит по льду, и под ее ногами скрип превращается в сказочный звон. А потом Джек охал бы, вопил, размахивал руками и хвастался всем в округе, что его сестричка лучше всех катается на коньках, и гордился бы ей сильно–сильно. Если она шевельнется, ее ноги разъедутся в стороны и она шлепнется на лед. Ей страшно. Джек веселится, Джек веселит ее. Под его ногами куда больше трещин, но он будто вовсе не замечает их, успокаивает ее. Она такая трусиха. Джек не волнуется, Джек не боится. Значит, бояться нечего. А она, она-то чуть не умерла со страху, услышав скрип, и замерла тут же соляным столбом. Джек успокаивает ее, как будто она совсем маленькая, уговаривает, упрашивает. Ей хочется засмеяться, крикнуть что-то задорное вроде «Ага, попался!» и, вернувшись домой, рассказать всем, как она ловко провела дурака Джека, а он повелся на ее уловку, как маленький. А он будет ходить, пристыженный, и пытаться убедить всех, что она это придумала, а ему не поверят, потому что он известный выдумщик, и все поймут, что он просто не может признать поражение. У нее щипет в носу и мерзнут лодыжки. Джек танцует на льду, и лед выдерживает, а он ведь тяжелее, он ведь намного тяжелее ее. Мама всегда говорит – ты плохо кушаешь, ты совсем худенькая, вон посмотри на Джека, за две щеки уплетает. Джек объедается так, что вот-вот раздуется как шар и лопнет. Нельзя же столько есть и не толстеть. И он раздуется, и будет смешить людей одним своим видом, и тогда она, ловкая и гибкая, будет всех удивлять, будет лазить по деревьям лучше всех. У нее трясутся колени и стучат зубы, но она находит силы шевельнуться. Все происходит быстро. Джек!.. Его искали до самой ночи, пробивали тонкий лед длинными палками, папа нырял, и вылезал ни с чем, весь дрожащий, и отталкивал тех, кто пытался его удержать, бросался назад в прорубь. А когда он совсем выдохся и дал себя укутать увести, в воду кинулись другие. Вернулись наутро, искали при ярком солнце, при ясном небе. Казалось диким, что природа ликует. Девочка не говорит ни слова, у нее нет сил даже плакать. Мама тоже все время молчит. Отец за ночь постарел на целую жизнь. Жизнь сына. Вскоре стало холодней, поднялся ветер. Поиски прекратились. Она приходит на озеро в тайне от всех, стоит подолгу там, где стоял Джек. Не может поверить. Ждет, что он сейчас выскочит из-под льда, схватит ее за лодыжки, а из-за деревьев выбегут все родные и закричат: «Ага, попалась!» Надеется, что лед не выдержит ее, что она провалится, найдет брата, вытянет его, приведет домой. Или останется с ним. Или попросит прощения. Лед выдерживает. Отец слег с жаром. Знахарка сказала, что выкарабкается, если хватит трав. Девочка смотрит, как та толчет что-то в ступке, варит в маленьком котелке. Она нашла возле озера в снегу какие-то корешки, знахарка улыбнулась, сказала, все правильно, подходят. Девочка ходит к озеру каждый день, разрывает снег и просит брата помочь ей найти лекарство для папы. Знахарка сказала, что не надо вешать нос, что душа Джека теперь в озере. Священник бормочет, что нужно предаться скорби. Проходит время, и она варит лекарство для папы уже сама. Он идет на поправку. Знахарка говорит, что у девочки есть сердце и связь с Природой, и что ее отец в надежных руках. Каждый год девочка просит Джека-озеро, чтобы он замолвил словечко перед Матушкой, просит о хорошем урожае и мягкой зиме. Однажды ей начинает отвечать водный дух, пусть и не Джек. А когда-нибудь, став взрослой женщиной, мудрой не по годам, она займет место знахарки и станет следующей хранительницей секретов магии. Когда ее собственные дети будут резвиться на озере, она краем глаза заметит странную фигуру, размытую, как давно забытый сон, а когда повернется – никого не увидит. Ее ноги задрожат, в носу защипет, а в ушах зазвучит эхо давно отзвучавшего смеха. Она улыбнется.