История одной битвы

Германия поправил ворот рубахи. Когда он задумывался, то всегда на автомате поправлял одежду, будто это могло привести в порядок мысли. В данный момент в его голове просто не укладывалось, зачем Хонде понадобилось звать его к себе. Тем более вечером. Людвиг огляделся — да какой к черту вечер, когда встреча назначена на одиннадцать? Он еще раз вытащил из нагрудного кармана аккуратное приглашение и перечитал единственную предельно вежливую, но от этого только более туманную фразу: «Буду очень надеяться, что Германия-сан соблаговолит составить мне компанию в субботу». Ниже стояло нужное время. Немец задумчиво потянул ворот рубахи, но не позволил себе расстегнуть верхнюю пуговицу, хотя было достаточно жарко даже для вечера. Наконец он кашлянул и постучал в дверь японского домика. — Рад вас видеть, Германия-сан, — Хонда вышел из тени сада, ошарашив Людвига догадкой о том, что японец все это время наблюдал за его нерешительностью. Мужчина быстро пригладил тщательно зачесанные волосы и сделал несколько шагов к дереву, у которого его ждал Кику. — Доброго вечера, — все еще немного натянуто поздоровался он и остановился рядом, решив сразу прояснить непонятное положение. — Немного странное время для встречи. Что-то случилось? Япония пожал плечами и направился куда-то по садовой дорожке. — Просто я вспомнил одну интересную вещь. Я подумал, что Германия-сан может оценить это. Людвигу не оставалось ничего, кроме как пойти следом. — То есть, Италию ты не звал? — Господин Варгас очень громкий, не думаю, что ему интересно то, что я хочу показать. Он мог бы помешать установить нужную атмосферу, а она очень важна. Поэтому я решил показать только вам. Людвиг запутался еще больше. Пока он тщетно искал объяснение происходящего, они спустились к реке. Задумавшись, Германия чуть не врезался в остановившегося перед ним Кику. — Думаю, нам будет лучше спуститься к самой воде и сесть там, — тактичный японец сделал вид, что не заметил нарушения границы своего личного пространства. Людвиг уже запретил себе думать, потому что версий становилось слишком много. Бывшие союзники расположились у воды и несколько минут между ними висело молчание. — Мы чего-то ждем? — не выдержал Германия. Хонда кивнул. — Совсем немного осталось… Людвиг решил больше ничего не спрашивать и последовал примеру японца — устроился поудобнее и стал разглядывать лунные блики на глади воды. Наверное, было полнолуние: вся река была пронизана серебристыми нитями, которые переплетались и накладывались одна на другую, создавая ощущение, будто кто-то раскладывает по черному столу пряжу, пытаясь найти идеальный узор. «Японцы — поистине удивительный народ», — думал Германия, тщательно прислушиваясь к своим ощущениям от этой картины и понимая, что не чувствует никакого особенного восторга. От нее не захватывало дух, как это бывает, когда смотришь на поле боя сверху, когда взвешиваешь в руке новый пистолет, предвкушая, как в первый раз взведешь курок… Много было ощущений гораздо более острых, так что же японец находил в этом достаточно скучном любовании? По глади реки проплыла одинокая точка бледно-желтого света. Немец присмотрелся и понял, что это светлячок. Через несколько секунд откуда-то появился второй комочек света, третий — и очень скоро вся гладь реки была усыпана снующими желтыми искрами. — Мы ждали их? — вдруг догадался Людвиг. Хонда снова кивнул, а потом тихо добавил. — У нас принято летом любоваться светлячками. Это японский обычай. Германия опять затих, глядя на реку. Точки света сталкивались, сбивали друг друга, проплывали мимо, иногда совсем близко к берегу, уносились выше, то загорались ярче, то приглушали сияние. В этом хаотичном движении тем не менее была своя гармония: в какой-то момент точки разделились на два потока и понеслись навстречу друг-другу, озаряя водную гладь всполохами света. — Красиво, — тихо сказал немец, потому что ему показалось, что он из вежливости должен как-то оценить это зрелище. Два потока светлячков столкнулись, слабо вспыхнув отдельными желтыми пятнышками. — Мы называем это битвами светлячков, — неожиданно откликнулся на реплику Хонда. — В Японии верят, что светлячки — это души павших в бою воинов. Людвиг почувствовал, что у него пересохло в горле. «Так вот почему он позвал меня…» Германия сжал кулаки, всматриваясь в искорки уже совсем не безразлично. Он жадно следил за светящимися точками и одновременно с этим думал, что Хонда был чертовски прав, когда не стал приглашать Италию. Иначе вечер превратился бы в пикник с пастой и конкурсами на лучшую скульптуру из подручных материалов. Армии светлячков сражались друг с другом в своей маленькой войне, река оживала от перемещения ярких точек, распластывалась полем боя, и Людвиг сам не заметил, как чуть склонился вперед, наблюдая за зрелищем. Они молча просидели до глубокой ночи, пока последние светящиеся точки не скрылись в зарослях на берегу реки. Молча поднимались с берега, проходили дорожками сада и шли до дома. Лишь у самого порога мужчина замедлил шаг и хотел уже было сказать: «До свидания, Япония-кун. Спасибо за прекрасный вечер…», — но остановился и просто слабо коснулся кончиками пальцев рукава кимоно Хонды, делая сразу после этого шаг в сторону. Японец кивнул и, кажется, даже слабо улыбнулся в знак того, что очень ценит это безмолвное прощание. Людвиг сидел на берегу реки недалеко от своего дома и ждал. Прошло уже три дня с их вечера с Хондой, а немца почему-то не покидало ноющее ощущение — так ноет старая, но не зажившая рана, которую задели неосторожным движением. «Совсем я расклеился», — думал Германия, хмуря брови, но на четвертый день не выдержал и, как только стемнело, направился к реке. Луна снова раскладывала свою серебряную пряжу по водной глади, но Людвиг не разрешал себе отвлекаться на посторонние вещи и ждал, стараясь прочувствовать каждую секунду этого ожидания. Вскоре появились первые бледно-желтые пятнышки. Германия следил за ними с жадностью полководца, который после долгой битвы наконец увидел остатки взвода и пытается оценить потери. Светлячки плавно пролетали мимо, разыгрываясь, некоторые приближались совсем близко к берегу. «Вот интересно, откуда их столько», — подумал Людвиг, а потом покачал головой. Если бы каждый светлячок был душой умершего солдата, их было бы гораздо, гораздо больше… Все это лишь маленькая, неизвестно кем придуманная легенда. Очень красивая, но бессмысленная. Один из огоньков проплыл мимо уха откуда-то из-за спины мужчины, тот проследил за ним глазами, склонился чуть вперед… а потом встал и рванул следом за улетающей точкой. Шаг, второй, сапог хлюпнул в воду, ступня ушла в песок, но Людвиг по инерции пролетел еще метра два по мелкому дну, не заметив, как рука сама вскинулась вверх, чтобы коснуться пальцами пятнышка света перед ним. Потом искорка уплыла чуть выше, и Германия остановился, не замечая, как оседает. Штаны намокли почти до пояса, колени врылись в песок, и лишь после этого бессильно опустилась вытянутая вверх рука, кистью погружаясь в ледяную воду — но всего этого Людвиг не замечал, потому что взгляд его был прикован к искорке над головой. — Седой, — не заметив, как глухо звучит его собственный голос, выдохнул он. — Он был абсолютно седой… NB: В немецком языке у слова "weiß" могут быть два значения - "белый" и "седой" - так что Людвиг не делает лексической ошибки в последней фразе. Однако он имеет в виду именно второе.