Без меня

      Тереза шагает по незнакомой улице, постоянно оглядываясь и поминутно сверяясь с картой города. Десятый, одиннадцатый, двенадцатый… Поворот. Первый, второй, третий, четвёртый. Девушка останавливается у нужного дома, осматривает его. Небольшой, двухэтажный, с крыльцом и чуть потрескавшейся светло-голубой краской. Тереза медленно поднимается на крыльцо. Четыре ступени; не хочет думать о том, что она скажет, что он скажет, что будет потом. Сжав ладонь в кулак, тянется рукой к двери. Замирает в нерешительности, мысли путаются в голове. Девушка не успевает решить, стоит ли ей стучать в дверь, стоит ли напоминать о себе, как дверь резко открывается, заставляя Терезу отойти подальше, и на пороге появляется Томас.       Тереза видит, как ошарашенно распахиваются его тёмные глаза, как приоткрывается рот. Не ожидал. Том будто хочет что-то сказать, возможно, накричать, даже не выслушав, но пересиливает себя и молчит, хмурится. И не уходит, стоит на месте, пронизывая Терезу взглядом, изучая.       Она совсем не изменилась, как ей самой кажется. Только, может, кожа стала чуть бледней и улыбка ещё печальней.       А Томас словно стал другим: кажется, он стал выше и шире в плечах, темнее стали глаза, взрослее и мудрее взгляд. Тереза думает, что Томас уверен в каждом своём действии, что жизнь его уже устоялась и сложилась, она спокойна, даже не смотря на прошлое… А Тереза сейчас слабым стуком в дверь выбила у него почву из-под ног. В который раз…       — Том… — тихо-тихо, боясь спугнуть юношу. Делает два нерешительных шага вперёд.       — Давно не виделись, — не то спрашивая, не то утверждая. А голос ледяной, суровый, такой, что Терезу бросает в дрожь.       — Почти семь лет.       Семь лет, два месяца, одна неделя и четыре дня — она считала. Но сдерживается от уточнения. Не говорит, как он возмужал, и как она скучала.       — Я думал, ты погибла… там, — Томас умолкает, не хочет вспоминать. У Терезы сердце колет; он её уже похоронил. — Где была?       — Помогала спасать человечество, — Терезе отчего-то стыдно это говорить, говорить это ему.       — С ПОРОКом, значит… — пренебрежительно, не удивлённо, словно знал.       Тереза не отвечает. Не знает, что сказать. Чувство вины топит девушку в себе, разъедает её изнутри. Она не решается посмотреть Тому в глаза.       — Зачем… — глубоко вздыхает, снова оглядывает её с головы до ног. — Зачем пришла?       — Чтобы тебя увидеть, — без задней мысли, совершенно не задумываясь, искренне. Тереза обнимает себя за плечи и тут же убирает руки в карманы. Чего она ждала от встречи? — Зря, наверное…       — Папа! Папа, он дерётся! — тонкий детский голос заставляет Терезу поднять голову и посмотреть на Томаса.       Из глубины дома выбегает девочка лет пяти с тёмными прямыми локонами и запрыгивает к Томасу на руки. Следом выбегает мальчик того же возраста коротко стриженный и до ужаса похожий на Тома.       — А она жадничает! — насупившись выпаливает мальчик.       — Сколько раз я вам говорил, что жадничать нехорошо, а кулаками проблему не решить. — Том хмурится, опускает девочку на пол. — Вы брат и сестра, вы не должны обижать друг друга. — Томас берёт детей за руки, разворачивая их лицом друг к другу. — Помиритесь и мойте руки, мама уже приготовила обед. Я сейчас приду.       Томас заводит малышей в дом, что-то объясняя, и через минуту снова выходит на крыльцо.       Тереза запоздало понимает, что воздуха ей катастрофически не хватает. Сердце сжимается, что-то глубоко в груди разрывается, чувства безысходности и отчаяния наваливаются на девушку тяжёлым камнем, грозя раздавить. На что она надеялась, приходя сюда?       — У тебя семья, — шепчет, стараясь скрыть ненужное и неуместное разочарование.       — Мы с Брендой… любим друг друга, — Томас смущённо улыбается, видимо, вспоминая что-то хорошее.       — Ты счастлив? — дрожащим голосом. Сердце гулко бьется в груди, давит на рёбра. А это всё, что ей нужно знать, самое главное для неё.       — Более чем, — отвечает, не задумываясь, но улыбка стирается с лица.       Тереза кивает, пытается улыбнуться, разделить с Томом его счастье. Она смотрит ему в глаза, ищет подтверждение. В её взгляде совсем ненадолго зажигается искренняя радость за друга, его счастье — самое главное. Только как горько, что он счастлив без неё.       Девушка разворачивается, медленно спускается с крыльца и бредёт по улице, не обернувшись, не попрощавшись. Тереза не любит прощаться и ничего другого, хорошего, нужного, сказать не может. Обрывки фраз, воспоминаний, горьких мыслей комом встают в горле, перекрывают кислород. По щекам текут горячие слёзы, застилая глаза мутной пеленой. Томас не окликает её, ничего не спрашивает, сквозь нарастающий гул в ушах Тереза слышит хлопок закрывающейся двери. Из горла вырывается недовсхлип, недовздох, девушка старается сдержать рыдания. Не выходит. она буквально захлёбывается в них, задыхается, тонет.       Она же знала, что Томас не простит, зачем пришла, чего ждала? Просто увидеть, удостовериться, что всё хорошо, что он счастлив… Счастлив без неё, не с ней; мысль без ножа режет искромсанное воспоминаниями сердце. А ещё она сама виновата во всём. Абсолютно во всём, что с ней происходило, что с ними происходило.       Слёзы, слёзы, слёзы… Они текут, непереставая, разъедают кожу на лице и тонких пальцах своей солью, горечью. А Терезе так хочется, чтобы они смыли всю кровь и все грехи с её рук. В кои-то веки помогли бы… Только помощи ждать неоткуда. Ей остаётся ждать только следующего дня, чтобы уехать подальше и попытаться жить дальше. Только и всего, ничего нового.       — Папа, а что за тётя приходила к тебе сегодня? — Джек внимательно смотрит на отца, сидящего рядом на диване. К отцу на колени садится сестра — ей тоже интересно послушать про грустную тётю.       — Когда-то она была моим самым близким другом. Когда-то я думал, что не смогу без неё.       — А потом?       Вопрос висит в воздухе, оставшись без ответа. Отец грустно смотрит куда-то перед собой, но будто ничего не видит. Джек ждёт. Папа очень часто о чём-то думает, что-то вспоминает, но никогда не рассказывает что. Он никогда не рассказывает о своём прошлом. А сейчас есть возможность хоть на чуть-чуть прикоснуться к таинственному и, должно быть, очень интересно папиному прошлому и мальчик повторят вопрос.       — А потом она обманула меня, и я её не простил.       — Но почему она грустная? Она жалеет о своём поступке? — Лара нетерпеливо ёрзает.       — Да.       Джек не сомневается, что это правда. Он никогда не сомневается в папиных словах.       — А ты хотел бы с ней снова подружиться?       — Может быть. Но это не так просто. И навряд ли она когда-нибудь снова к нам придёт.       Джек думает, что папа прав. Грустные люди редко приходят в гости, люди любят грустить в одиночестве. Он-то знает. А ещё Джек думает, что папа больше никогда и ничего не расскажет об этой грустной тёте.