<...> И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег, и суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек... Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг. — Владимир Маяковский, «Лиличка!»
***
Наверное, глупо было думать, что получится как-то по-другому. На что вообще стоило надеяться? На то, что у Антона к нему всё серьезно, что это не простое увлечение, не желание просто попробовать и «если фанаты видят, может правда что-то есть»? Арсений всё же дурак, и правильно Паша говорит, пусть и шутит. Он ведь и правда надеялся, вот только... Ночью путаются в одеялах, сплетают пальцы, хохочут друг другу в изгибы шеи, делят небо на двоих. Антон пальцами зарывается Арсению в волосы, шепчет нежные глупости и вроде как бросает нечто похожее на «люблю». А с утра холодная одинокая постель, горький кофе, в зале на съемках - Ирина. Красивая, милая наверное даже, веселая. Арсению от этого не легче - хуже скорее. Не может он улыбаться человеку, радостно здороваться с ним, лайкать фотографии в инсте, а за спиной спать с его второй половинкой. С Антоном же Арсений спит; вернее, Антон с Арсением, и, да, это большая разница. Ведь Антон - маятник. Он кидается из стороны в сторону, тасует нелепые пошлые правила в угоду себе, избегает серьезных разговоров и прячется от всего мира. Арсений тоже это делает, по привычке, но более плавно, правда иногда всё же острее. Тогда, например, когда Антон в сотый раз пишет: «Всё кончено», а потом в этот же вечер срывается из Воронежа в Питер, захлопывает за своей спиной дверь квартиры Арсения и всю ночь сжимает Арса в объятьях, пересчитывая на спине родинки и складывая их не в созвездия даже, а галактики целые (и плевать, что с точки зрения астрономии это невозможно). Только вот ранним утром на подушке телефон специально оставленный открытым диалогом с Ирой, чтобы Арс себя сволочью ощущал, чтобы Антон не единственный этим пачкался. И Арсений, конечно, выпускает иглы: на фанатов, на шипперов, на друзей, родителей. Больно, когда твои чувства считают грязью и чем-то неправильным, когда заставляют тебя чувствовать себя лишним винтиком в отлаженном механизме. Арсений бы давно прекратил это, да вот только любовь - та ещё сука. На Антоне ведь свет клином сошелся, и это без капли сарказма. Арсений в плену у этого мальчишки, и тот это знает, но ответственность не берет. Если Арсений желал близости - Антон сбегал. Именно поэтому Антон спит с Арсением, а не наоборот. Больные отношения. Сергей не сдерживается в выражениях, за запястья ловит, кричит даже, а потом прижимает к груди и дает заплакать, как маленькому ребенку. По макушке гладит, отгоняет печаль и вообще словно от всего мира защищает, как когда-то это делали нежные мамины руки. Арсению становится дышать чуть полегче, стоять чуть тверже, а всё равно сердцу холодно. Сергей просит прекратить это, но Арсений слишком слабый. Он дает Антону последний шанс. Так это и называет. Антон улыбается чуть смущенно, невинно даже, кивает и валит его на кровать, воруя сладкие поцелуи. А теперь в зале сидит Ира, и Антон ей подмигивает, не смотря в сторону Арсения. Вот значит как. Вот, значит, какой у всего этого конец. Съемочный день пролетает бешеной каруселью. Арсений приходит в себя только когда Сергей хватает его за плечи и за шкирку вытаскивает из гримерки. На чёрном выходе сталкиваются с Антоном, от которого пахнет никотином и пивом, едва уловимо мятой; у него на губах - помада, а на коже след духов Иры. Арсений смотрит на него секунду, но этого хватает, чтобы сердце опустело совсем. Сергей не дает им и словом обмолвится, выталкивает Арсения на улицу и увозит в свою квартиру. Сергей разрешает курить, разрешает напиться, разрешает нести несвязный бред хоть всю ночь. Арсений валяется на диване, устроив ноги на коленях друга, и рассуждает о любви и её закидонах. А потом вдруг берет телефон и звонит Алёне. Пожалуй, впервые за долгое время. - Дурак ты, - выдыхает она в трубку, когда Арсений понимает, что рассказал ей абсолютно всё. За окном занимается рассвет, и Арс понимает, что Алёна слушала его чуть ли не четыре часа. - Звонил бы мне почаще. - Плеваться не будешь? Тебе не противно? - Ты маленький мальчик, - Алёна смеется, и Арсений вторит её смеху: - запутавшийся и потерявшийся. Все мы совершаем ошибки, правда? А если ты из-за того, что Антон парень... Ну, у любви разве есть пол? Нет, Сень. У любви есть душа - да и только. - Увидеть бы тебя, - совершенно искренне, - соскучился. Ты ведь всё ещё моя дорогая Алёнка, моя лучшая подруга, моя незаменимая фея. Да и Кьяру бы повидать. - Так приезжай, - на удивление легко говорит Алёна, - мы сейчас в Финляндии. Пусть тебя Сережа отвезет. Потусим тут вместе, развеемся. Позвоните, как подъезжать будете. - Алён, я люблю тебя. - Я знаю, Сень. Спи иди. Ранние лучи мартовского солнца неуверенно выглядывают из-за тюля. Арсений прислушивается к себе: ужасно, отвратительно больно, но разве могло быть как-то иначе? Он давно себя готовил, и наверное поэтому сейчас на самую капельку легче. Людей надо уметь отпускать. Или по крайней мере ту часть, связанную с ними, которая тянет на дно - к непроглядной тьме и густым, дымным мыслям. Арсений берет в руки телефон и пишет короткое СМС. Пальцы дрожат, комок собирается в горле, и глаза подозрительно щиплет, но это всё рано или поздно пройдет. Кому: Антон Тема: ... «Всё кончено, Тош. На этот раз в самом деле навсегда. Спасибо за всё». Отправить. Отправить не сообщение только, но и прошлое - в долгий путь. Сон рваный, тяжелый, болезненный. Но зато после реальность встречает теплым взглядом глаз Сережи, шумом мотора, просмотром поздравлений на автомате и записью ответа с толикой искренности. В Финляндии прохладно, воздух свежий, Алёна понимающая и родная, Сережа добрый и радостный, Кьяра улыбчивая и непоседливая. Арсений в кафе отмечает день своего рождения, звонит родителям, задувает две свечи с яркими «3» и «5» и загадывает, чтобы впереди было только лучше. - Ты хоть пиши иногда, или звони без причины, - говорит напоследок Алёна, крепко обнимая Арсения. - Неловко как-то. У тебя ведь уже своя личная жизнь. - И что? Ты тоже важная часть моей жизни, у меня от тебя дочь, между прочим. И я - твой первый лучший друг. После Сережи, разумеется. Так что всегда готова послужить жилеткой, идёт? - Идёт. Кьяра на прощание не плачет, целует в щечку только, цепляется своими пальчиками за красную нить на запястье и желает настоящего счастья. Арсений ласково обнимает дочь и смаргивает непрошенные слёзы. - Будет тяжело - не молчи, - бросает кротко Сережа, когда они укладываются спать. - Такое пережить не просто. Так что если нужна поддержка... - Я вас таких не заслужил, - искренне улыбается Арсений, а потом качает головой и желает спокойной ночи. Следующий день - концерт, где они сидят всем составом своей Импровизации. Арсений легко скользит как можно дальше от Антона, отключается от остального мира и просто наслаждается музыкой и хорошей компанией. Правда после Антон его перехватывает. Сергей моментально тормозит, готовый и в драку влезть, коль потребуется, но Арсений жестом просит друга уйти. - С чего вдруг? - обиженно спрашивает Антон, и голос у него всё ещё простужен. - Давно пора, - пожимает плечами Арсений и с какой-то слепой смелостью смотрит в темно-зелёные глаза, светящиеся тревогой. - Надоело, знаешь, кругами бегать. Меня тебе не жаль, так хоть бы об Ире побеспокоился. - То есть ты не хочешь дать мне времени, чтобы подумать? Арс, ты правда готов это всё бросить и сделать вид, будто ничего не было? - Антоня, - Арсений несмело улыбается и по привычке сжимает пальцы Антона в своих, делясь частичками тепла: - у тебя было полтора года на "подумать". Может, ты и способен такое выдержать, но я - нет. И никто тут никакой делать вид не собирается. Забывать всё, или идти дальше - совершенно разные понятия. - Арс, - едва слышно, горячим дыханием в макушку, оживляя птичек под ребрами, - Арс, прости меня. Умоляю, дай мне ещё один шанс всё разрешить. Арсений отпускает пальцы Антона и отступает на шаг. Это говорит лучше всяких слов. - Ангел, я ведь не шутил в том сообщении. Если выбор не готов сделать ты, его делаю я. Эти отношения... они были одной из лучших частей моей жизни, и я благодарен. Но боль становится невыносимой, Антон. Ждать - это испытание, и я не хочу его больше проходить. Не хочу жить в напряжении, сжимать в мокрых руках мобильник, ждать от тебя сообщений и чуть что - срываться на всех, просто потому что невыносимо горько. В тишине браслеты звенят едва слышно: у Антона дрожат руки. Он закусывает губы, медленно выдыхает, а потом кивает. - Не знаю правильное ли это решение, но это всё, что у нас есть, правда? Не умею я просить прощения, да и навряд ли за все мои дрова когда-нибудь я его заслужу, но всё же... Мне искренне жаль. Ты всегда будешь заслуживать человека, который будет любить каждый атом твоего «я», Арс. Ты - мой человек с галактиками на коже, и, боже, я говорю чересчур пафосно, - Антон легко смеется, но в его голосе слишком явные отзвуки боли: - в общем, спасибо, Арс. Спасибо. Арсений уходит первым. И из темного тихого коридора, и из этих странных и запутанных отношений. Может, у них ещё будет шанс. Но не сейчас. Не сразу. Пока что впереди целая дорога - разноцветная, с подъемами и оврагами, с ярким солнцем и проливным дождём. Может, эта дорога у Арсения и Антона одна на двоих. Ошибки делаются, прощаются, а после - забываются; люди исчезают и возвращаются, чёрный цвет сменяет белый, лето сменяет весну; жизнь не стоит на месте. Она громкая, она неясная, но она, конечно, несомненно прекрасная. И, возможно, когда-нибудь крылья ангела вновь коснутся ярко сияющих звёзд.