Человек начинает ценить кого-то только после того, как потеряет

      Мрачная погода, дождь. Несмотря на это, я стою под ним без зонта и всматриваюсь в её прекрасное лицо. Груз с плеч не спадёт никогда, а ведь в тот день всё могло было быть по-другому… Хотя вопрос в другом: какая собака меня тогда укусила?       Я сжал свои руки в кулаки, со скрипом, стиснув зубы. Воспоминания нахлынули слишком быстро, отчего невольно наворачивались слёзы.       Да, я хоть и кажусь таким чёрствым, злым, а порой и ненормальным, но у меня тоже есть чувства, которые я, как и многие мужчины, не люблю показывать. Зря.       Это был совсем обычный день, ни капельки не отличавшийся от другого. Босс, впрочем, как и всегда, заливал в себя спиртное литрами, а Леви потакал ему, впрочем, как и всегда. Бельфегор, по совместительству, принц-истеричка, что-то царапал карандашом в блокнотике. Наверное, единственный, кто зря время не теряет, так это Лусс — тренируется не жалея сил. Конечно, слава всевышнему, что он не пристаёт ни к кому. Пусть лучше пристаёт к груше.       Ну, а я? А я провожу время со своей любимой женщиной. Она хоть и обладала способностями, но не была воином — была лишь хрупкой женщиной. Повторюсь, моей женщиной. Я любил её, но она любила меня ещё больше. Почему я уверен, что она любила больше? Потому, что она всегда меня терпела. Она терпела всё: крики, плохое настроение, махание руками, агрессию в её сторону, иногда даже мог поднять на неё руку. Она была золотой девушкой, лучше её никого не было. Она смогла подружиться даже с тупым боссом (я считаю, что это вообще вещь невозможная). Но лучше бы он её недолюбливал, чтобы она мне не давала поводы для ревности.       — Скуало, ты что, ревнуешь? — однажды спросила она, на что я тут же густо раскраснелся и отвернулся, подойдя к широкому окну.       — Я не ревную. Мне просто кажется, что ты с этим придурком проводишь слишком много времени вместе, — мне пришлось постараться отмазаться так, как только мог, но её хитрая улыбка, которую я увидел в отражении стекла, дала мне понять, что моя женщина мне совсем не верит.       — Да ладно тебе, нет смысла ревновать без повода. Мы просто общаемся, не больше, — Женские руки легли на мои плечи, после чего я стал чувствовать небольшое облегчение, ведь она сняла с меня плащ формы Варии и кинула его на большое кресло, что стояло рядом с нами.       — Ты ведь знаешь, что кроме тебя, я никогда никого не любила. И, раз уж ты не ревновал меня в средней и старшей школе, зачем начинать теперь? — Её нежный голос щекотал мой слух, я повернулся к ней и встретился взглядом с её сладкими, молочного шоколада, глазами.       — Ладно, ладно… Я понял твой намек, постараюсь не ревновать, но не обещаю, — Приобняв её за хрупкие плечики, я поцеловал золотоволосую в макушку, отчего та, впрочем, как и всегда, улыбнулась и немного покраснела. При этом её тонкие пальчики уже стали развязывать, свои же утром завязанные петли на моём галстуке, и иногда она тихо начинала сквернословить, понимая, что сделала всё плохо. Несмотря на это, уже через минуты две, она сняла с меня эту, как по мне, совсем не нужную часть одежды. А точно ли это вообще одежда? Впрочем, не важно. Сразу же после этого юная леди перешла к расстёгиванию пуговиц на моей рубашке.       Она так делала каждый вечер, когда я возвращался домой после службы. Ну, как домой. Мы все жили в огромном особняке, но нашу с ней комнату я считал нашим домом, ведь там было уютно и тепло. Она всегда удобно сидела в большом и мягком кресле, читая книгу и изредка поглядывая в окно. Конечно, в тот час уже бывало очень темно, поэтому, кроме своего прекрасного отражения, моя малышка больше ничего не видела.       Но так было раньше. Теперь я возвращаюсь в комнату и каждый раз её осматриваю. Такая тусклая, серая, и всё не только потому, что лампочка почти перегорела. Моей красавицы там больше не было. Именно она создавала весь этот уют. Её тепло, любовь, которой она окутывала меня, как только я приходил. Этого больше нет. Её больше нет.       Я остановился на том, что был обычный день и все вели себя совершенно так, как обычно. Моя женщина, как гром посреди ясного неба, пришла ко мне. В тот день я был раздражен, впрочем, как и всегда, из-за тупого босса. У меня болела голова, и я чувствовал себя не очень здорово, от этого у меня не было никакого желания выслушивать ее истории о брате.       Опять я отклоняюсь от темы. У неё есть брат-близнец. Раньше он был моим лучшим другом, и мы трое были, как «Три Мушкетера», но потом же разошлись, кто куда. Дама моего сердца выбрала меня, а её младший брат стал наследником семьи Каваллоне, ибо она отказалась от сей роскоши.       Они очень часто общались по телефону или писали друг другу письма, поэтому, после очередного пару часового разговора с близким родственником, она приходила ко мне и по хлеще, чем алкоголь, выносила мне мозг, рассказывая новости, которые, по сути, меня вообще не интересовали.       — Ой… Да ты меня вообще не слушаешь! — недовольно нахмурилась леди и скрестила руки, отчего я только усмехнулся. Мне действительно было смешно от того, что она поняла это только теперь.       — Что смешного?! — видимо, в тот день у неё начались ПМС и она забыла заесть их шоколадкой, ведь была непривычно злой и агрессивной, чем раздражала меня.       — Смешно то, что ты только теперь поняла, что я тебя не слушаю. Я делаю это уже около пяти лет, — я стал немного давить на неё неприятной, ложной информацией, ибо просто хотел, чтобы она ушла. Просто, чтобы пошла в нашу комнату и отдохнула. Но куда к одной проблеме не прилипнет вторая.       К нам подошёл чёртов босс. Он был зол и пьян. Это было непривычное его состояние, ну, я про то, что он был очень пьян.       — Слышь, мусор, я долго буду ждать твоего отчёта? Полгода прошло! И ещё, где моя еда? — Я нервно посмеялся. Ему действительно нужно было напомнить про какой-то отчёт ради еды? Вижу, прямолинейность — не его конёк в вежливых вопросах.       После этого все начали нападать на меня, как сговорившись. Занзас упрекал во всём, в чём возможно, Леви ему поддакивал, только больше нагнетая. Бельфегор шипел и издевался над тем, что меня отчитывают. В ту же компанию присоединился и Вайпер, начиная припоминать мне все мои долги. Вишенкой на торте стал Луссурия, который окончательно меня разозлил. Я себя таким злым ещё не чувствовал никогда. Голова трещала по швам, в ушах звенело от шума, я сжал руки в кулаки и прокричал во всё горло.       — А, НУ, БЛЯТЬ, ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! ГОЛОВА ОТ ВАС, МРАЗЕЙ, БОЛИТ! — не сдержался. Переведя дух, я увидел страх в глазах своей принцессы. От стыда и злости я смог скрыться, просто уйдя в другой конец комнаты, но она побежала за мной. Зачем?       — Скуало, не злись, пожалуйста, это не… — она лишь дотронулась до моего плеча, а я рефлексивно обернулся и ударил её по лицу. Та с грохотом упала на пол, от этого в шоке были все, и я тоже.       — Уйди… Я хочу побыть один. Тебя Дино пригласил к себе? Так вали, — почему я был так жесток, спросите вы. Все из-за Лусса. Он мне сказал лишь три слова: «Мая тебе изменила». А я ему поверил. Выгнал её.       Узнал, что это была не правда, я в тот же день. В тот день, был такой же дождь, как и сегодня. Я бежал под ливнем и искал её. Звонил ей, звонил Дино, мы искали все вместе. Она просто пропала. Я не находил себе места пару дней, а затем случайно включил телевизор.       «Ужасная трагедия, что случилась в центре города, шокировала всех. Бедную девушку сбила легковая машина. Медики провели экспертизу, по которой было выявлено, что сбитая девушка была ещё жива, когда её нашли в десяти километрах от места происшествия. Экспертиза ведёт к тому, что молодая девушка погибла в сильнейших мучениях. Ею была представительница одной из самых богатых семей Италии, двадцатидвухлетняя Мая Каваллоне. Преступник все ещё не был найден; полиция делает всё возможное, чтобы правосудие настигло».       От этих услышанных слов у меня встал ком в горле. И не только у меня одного, затихли все. Даже Занзас не знал, что сказать. И говорить тут нечего. Я встал с дивана и сделал пару шагов, но ноги стали, будто ватными, и сильно дрожали. Я упал на колени. Со скрипом стиснув зубы, старался сдержать все эмоции в себе, хотя это было невозможно. Слишком больно. Любая физическая боль с этой не сравнится.       Внезапно я почувствовал, как меня подняли. Это был тупой босс. Его лицо выражало безразличие, но глаза были полны горя.       — Никто тут не будет осуждать тебя за слёзы, — лучше не стало, но я дал волю вырваться одной хрустальной капельке, которую тут же смахнул.       А ведь, если бы не моя вспыльчивость, если бы я дал ей возможность договорить, этого всего могло бы и не быть. Мы бы теперь могли быть счастливыми, и у нас, скорее всего, уже были бы дети. Но вместо этого я каждый вечер прихожу на кладбище и прибираю её могилу от упавших листьев. Я делаю так уже десять лет.       Почему я не мог ценить её тогда, когда она была живой?