За что?
Чуйко ловит этот взгляд, полный разочарования в нем или в себе, а может быть и в людях, и вдруг начинает понимать, что чувство скребущее в его сердце - есть ничто иное как самый простой укол совести. Давно Юрий Иванович, матерый волк в политических делах, коррупционер и непосредственный участник действия преступной олигархической системы не испытывал чувства собственной вины, а тем более перед таким несмышленным нелепым мальчишкой, как Василь, не располагающий опытом и связями, не имеющий денег и авторитета, но зато со святой неподкупной честностью и принципами." Далеко не уедешь с такими талантами, "господин президент". Пора перестать верить в сказки..."В этой зале орущих, брюзжащих псов, скрывающих под плотью непорочных и благочестивых депутатов, работавших на благо страны, свои истинные сущности, открывших целенаправленную травлю на Василия Петровича, доказывающих со слюною изо-рта виновность невиновного, Юрию Ивановичу стал до боли противен весь этот цирк. Сейчас он хочет прибить всех этих шавок, задушить каждого. Раздражение и особый коктейль из уныния и сострадания сейчас закипают в нем. Всех этих продажных тварей, которые посмели открыть свои грязные лживые рты на человека, которого можно было уже канонизировать при жизни, он хотел уничтожить, этих провокаторов, преступников и предателей, этих эгоистов и лицемеров, расстрелять, испепелить, стереть с лица Земли. Чуйко бросает мимолетно свой врожденно-небрежный и в то же время сконфуженный взгляд на того, кто сейчас является жертвой беспощадной экзекуции. И на продолжительное время замирает, рассматривая убитое и грустное лицо. Куда же делся тот наивный и оттого жизнерадостный учитель истории, пышущий невероятным энтузиазмом и мнимыми грезами об идеальном мире? Где и тот целеустремленный, добродетельный, отзывчивый, но в то же время решительный и жесткий правитель? Что с ним произошло? Как быстро он меняется...Юрий Иванович не поспевает за ним. Чуйко подмечает, что тот готов в любой момент зарыдать. Он сжимает губы в нескончаемой исступленности. Юрий Иванович с болью всматривается в темные мешки под глазами, блуждает взглядом по сейчас невероятно выступающим морщинам на его лице. Он с непомерной силой сжимает кулаки, смотря на то как президент сейчас растоптан и унижен, как смиренно и забито он молчит, не смея возразить и отвергнуть явную ложь и профанацию. Глаза Василия краснеют и на свету нездорово поблескивают. Голобородько не выдерживает и покидает зал, попутно одаряя бывшего премьер-министра последним мрачным взглядом. И у Чуйко вдруг невыносимо щемит сердце, он замирает, устремляя глаза в пол. В воспоминании крутятся большие темные проникновенные очи, подрагивающие бледные губы и неподвижное безучастное лицо. - Все ясно, почему Голобородько отказал МВФ, потому что они не предложили ему откат! - с желчью плюется в спину президенту одна из представителей коррупции в Украине, стоящих у власти. - Юрий Иванович, скажите, а это может быть правдой? - дерзкий и вызывающий голос телеведущего возвращает Чуйко из беспамятства в реальность. И он понимает, что теперь все зависит только от того, как он ответит людям на этот вопрос. И теперь все не важно, ни тюремный срок заключения, ни скептические и усмешливые взгляды политиков, ни собственный авторитет и даже жизнь, это все пустое... не имеет значения. - ...А то, что за последние 25 лет, а может даже и за всю историю этого государства вам попался честный правитель, это ли не правда? Правда... - у Юрия Ивановича на миг останавливается дыхание, когда в паузах своего монолога он чувствует, как весь зал замирает в ожидании. - Так что ж вы за страна таких...сказочных мазохистов, которые каждый раз наступают на одни и те же грабли... - Чуйко не выдерживает и повышает голос, в негодовании стуча кулаком по столу. - и бьют этими граблями себе по своей тупой больной башке! Давно уже Юрий Иванович покинул зал, а молчание повисшее в воздухе оставалось нетронутым, пока голос ведущего не разрушил священную тишину.***
Голобородько помнил их прощальный дружеский диалог, помнил наизусть каждое интонационное усиление в речи Юрия Ивановича, каждое слово, он запомнил мимику и рукопожатие...это рукопожатие харктеризовало их скрепленный дружеский нейтралитет, для Василия Петровича этот жест был конечным в их отношении, определяющим, расставляющим все на свои места, объявившим мир и идиллию между ними, это был символ мнимого союза. Он помнил, как искренне-ласково и дружелюбно щурился Чуйко, как с добрым лукавством изгибал брови с почти отеческой нежностью. Для Голобородько все это казалось таким подлинным и искренним, что он ни на минуту не мог представить, что Юрий Иванович после всего, что они прошли вместе, сможет его предать. Это оказалось для него потрясением. Чуйко не помнит, зачем отпустил охрану, куда поплелся после Дiалога, как ноги привели его именно в ту гримерку, где находился потерянный и убитый горем президент, он даже забыл что произошло только что. Голова была забита чем-то хаотичным, смазанным, неясным, беспорядочным. Он о чем-то думал, но даже не представлял о чем. И вот он уже тут. Стоит на пороге гримерной комнаты, стоит едва дыша, слушая как неистово и беспрестанно бьется сердце, он смотрит на согнутую в углу бренную фигуру и молчит в ожидании чего-то. На минуту в помещении воцаряется глубокое замогильное безмолвие, и лишь треск и подмигивание люминесцентной люстры дает знать, что все происходящее вокруг не фикция. - Вы пришли позлорадствовать, Юрий Иванович?... - раздался глухой бесцветный голос, показавшийся Чуйко произнесенным где-то извне. Бывший премьер молчал, не подавая признаков жизни, лишь буравя сидящий около стены силуэт бездонным отсутствующим взором. - Вам нечего сказать, а мне тем более...не будем мучить друг друга, уходите пожалуйста. - в его голосе пропала та соблазнительная бархатность, которую так любил Чуйко, которая вызывала у него трепетные мурашки. На замену пришло глухое почти нечленораздельное бормотание, отдающие каким-то сухим кровавым эхом. Юрий Иванович уже собирался уходить, но мысль, мгновенно ударившая его в голову, заставила остановиться. - Нет подождите.., между прочим, это из-за вас, "великого политического деятеля", реформатора хреного и аскетичного святоши я потерял свою прежнюю жизнь, которой я наслаждался, которая меня в полной мере устраивала, я потерял семью, друзей, потерял престижную работу, авторитет, все из-за вас! Но я же не выпрашиваю у вас извинений, заглядывая вам в глаза со всей этой болью и терзаниями. - Юрий Иванович скривил лицо в попытке изобразить душевную муку. Голобородько поднял глаза на премьера. - А что касается сегодняшних происшествий...Ничего личного, просто политическое соперничество; если не ты, то тебя. - Чуйко понизил голос и опустил глаза в пол. - И вообще, Василь Петрович, давайте посмотрим правде в глаза. Может ли обычный учитель без опыта и элементарных навыков, не спонсируемый никем, никем не управляемый, один держать под контролем целую страну, и не просто держать, а еще и развивать, не имея ни средств, ни последовательной тактики...конечно, так ничего не получится. И вот тому результат. Вы протянули народу руку помощи, а они показали вам зад. Не ваше это, Василь Петрович, и винить в этом некого, всем итак было ясно, что вы долго не продержитесь у власти. А мое признание... - всего лишь кульминация вашего позора. Голобородько медленно поднялся и вышел на свет, покачиваясь. В руке он держал бутылку виски, дышал он грузно, белоснежная заправленная рубашка измялась и выбилась из брюк. Он хоть и выпил, но способен был адекватно оценить ситуацию, был слегка хмельной и еще больше неуклюж, чем всегда. - Юрий Иванович, я не держу обиды на вас, не жду извинений, я вас не презираю и не вижу вашей вины, просто уходите. - он подошел настолько близко к министру, что тот смог почувствовать его горячее хмельное дыхание у себя на лице. - Я никуда не пойду. - неизвестно почему даже для себя самого Чуйко не хотел уходить, и ощущал назойливое чувство упущения. Голобородько лишь устало вздохнул и открыл дверь в надежде, что Юрий Иванович все же оставит его. -Уходите. - Никуда я не пойду. - Я прошу вас, по-человечески. - Нет. - упрямился Чуйко. - Пожалуйста... - Я останусь здесь и присмотрю за вами. - Я не нуждаюсь в вашей опеке. Уходите. - Я же сказал, Василь Петрович. И тут Голобородько снесло крышу. - Да сь*би ты уже! Как же вы меня бл*ть все за*бали пид*расы бл*ть, человеку нужно побыть одному, разве не понятно! Я тебе все дал и свободу, и счета тебе разморозил, что тебе еще бл*ть нужно? Казалось бы, живи себе в Италии, в ус не дуй, все ж за*бись, нет нужно еще приехать и все соки выпить! Ну ладно, знаю я, что жопа твоя продажная, ну х*ле ты сюда меня пришел до*бывать? Как же вы все меня затра*али! Как все меня задолбали... - Юрий Иванович увидел как покраснели у Президента глаза, как напряглись мышцы лица, как задрожали губы. Он понял, что Голобородько сломался. Василий Петрович стал медленно скатываться позвоночником вниз по холодной стене, шепча что-то невразумительное, проглатывая буквы, захлебываясь в истерике. Чуйко успел поймать его за талию и прижать к себе. - Я..яж я что им тако..го сд..сде..сделал, я хотел слелать так..к, что..чтоб они жил..и хорошо, в дост..аттке. Я хотел мир с..делать ллу..чше..я х..хоте..л.. очень хотел.. В параллель Голобородько его успокаивал Юрий Иванович, шепча что-то приятное и успокаивающее, обеими руками гладя его скулы, прижимая свои уста к его напряженному лбу. - Ну, ну все в порядке Василь Петрович, ну надо же, сорок лет гаранту, а в душе мальчишка, маленький хрупкий беззащитный мальчишка, успокойтесь уже, все у нас получится, а если не получится, ничего страшного, махнем с вами на Капри, будем отдыхать, загорать, наслаждаться жизнью, и нечего унывать, все хорошо, ну же, спокойно... Они оба не слушали друг друга отдаваясь наваждению, они диссонировали друг другу. Голобородько продолжал всхлипывать, даже не замечая с какой чувственностью и разгоряченностью прикладывал уста к его лицу бывший премьер-министр Украины. - За..чт..что они т..аак.. со мной.. что я им..им сдела..л... - не унимался президент. - Тише, спокойно, все хорошо, все в порядке, успокойтесь, да замолчите вы уже! - Чуйко это начало сильно раздражать, и дабы заткнуть неугомонного истеричного Голобородько пришлось заткнуть ему рот... своим. Этот жест был больше похож на невинное родственное касание уст. Василий Петрович затих, в замешательстве заглядывая в глаза умиротворенному Юрию Ивановичу. Они заскользили вниз по стене, в миг расположившись на полу. - Юрий Иванович... - захрипел президент с недоумением и легким страхом в глазах, сглотнув накопившуюся во рту слюну. - Ч...что это было? - робко прошептал он. - А это я вас так успокоил. - разгорячено прошептал Чуйко. - Какие-то у вас чре..чересчур радикальные методы, в..вам не кажется? - Зато действенные. - Голобородько стал замечать, что Юрий Иванович как-то лихорадочно косится на его губы, а помутневшие в миг глаза его стали подергиваться пеленой желания. Василий Петрович вжимается в стену, сердце вырывается из агогизирующей груди, он хочет бежать, спрятаться, исчезнуть, но он вжат в холодную поверхность, смущенный и раскрасневшийся, со слезами на глазах, морально опустошенный, он сидит и не дышит, наблюдая за острым взглядом Чуйко. - Вы больной... - испуганно бормочет президент, когда Чуйко начинает большим пальцем нажимать на его нижнюю губу, своевольно оттягивая кончик губ вниз. Кожа под пальцами нежная, мягкая, желанная, и Чуйко в накатившей слепой страсти представляет как трогает все его дрожащее обнаженное тело. Улыбка безумца трогает лицо премьера. - Может тогда вы меня вылечите, Василь Петрович? - не дождавшись ответа, Чуйко резко поддается вперед, проталкивая язык глубже в плотно-сжатый рот президента, они клацают зубами, захлебываясь друг в друге. Голобородько довольно продолжительно не отвечает, размышляя как поступить, слабо сопротивляясь. Крепкие сильные руки так лихорадочно и жадно впиваются в его волосы, оглаживая ровный затылок, что тот начинает млеть и переставать себя контролировать, а еще этот ядреный алкоголь бьет в голову, отдаваясь в пах... Голобородько понимает, что все что ему сейчас нужно - это Юрий Иванович и его властные настойчивые губы. Он вспоминает сегодняшний провал и острое чувство горечи подступает к горлу, свет лампы перекатывается отражением в хрустальных слезах президента, застывших на глазах его. И он срывается, жадно отвечая премьер-министру. Этот человек сумел свою подступившую боль перевоплотить в страсть к врагу. С остервенением и бешенством он с некой болезненностью упивался их порочной блажью. Они все это делали почти с физической болью, можно было подумать, что между ними происходит борьба. Они бились лбами, крепко дрожащими руками захватывая в плен друг друга, они содрогались тяжело и хрипло дыша. Им не хватало воздуха, и они почти задыхаясь, в экстазе продолжали терзать друг друга. Они съехали с катушек, здравое понимание ввергнув в бездну, касаясь друг друга везде, где только можно и категорически нельзя. Чуйко схватил президента за ворот рубашки и потянул вверх, призывая того встать. Премьера потряхивало от нахлынувшего вожделения, вкус Голобородько, слившийся с привкусом алкоголя, заставил Юрия Ивановича спятить напрочь. Колеблясь в трепетном предвкушении, он буквально разрывал несчастную рубашку Василия Петровича, оголяя широкую грудь, впиваясь в плечи, покусывая маленькие чувствительные соски, жадно лобзая шею, касаясь лопаток, невесомо проводя кончиками пальцев по позвоночному столбу. Он наслаждался президентом, как наслаждаются настоящие гурманы элитным вином сороколетней выдержки, с удовольствием смакуя момент. Поцелуи Юрия Ивановича заставляют Голобородько вздрагивать и рвано вздыхать. Клокочущее отчаяние притупилось, но остатки горечи все еще оседали в душе президента несмываемой копотью. Чуйко наконец возвращается к начатому делу, вовлекая гаранта уже в нежный сладкий и мокрый поцелуй, от чего у обоих пробегают мурашки по коже. Юрий Иванович высвобождается из плена поцелуя, поднося свои пальцы ко рту Голобородько с бесцеремонностью проталкивая их внутрь. Василий Петрович, порочно и похотливо заглатывает сразу два пальца, выделывая кончиком языка мертвые петли и зигзаги, лаская пальцы, работая губами, его рот наполняется слюной и она горячими струйками стекает по гладко-выбритому подбородку гаранта. От этого дурманящего зрелища у Юрия Ивановича в пах поступает болезненный импульс. Он готов в любой момент поиметь этого своевольного упрямого идиота, неуклюжего и нескладного еврейского выродка, готов прямо сейчас, прямо здесь, в самой грязной и непристойной позе, распростертым на полу. - А я и не думал, что вы такая похотливая шлюшка, господин бывший президент... - жарко прошептал Чуйко Голобородько в самое ухо, опаляя пламенеющим дыханием чувствительную кожу. Гарант через нос вдыхает воздух и он кажется ему невероятно горячим. - Заткнитесь вы уже, Юрий Иванович.***
Эта картина навсегда врезалась в память премьер-министра Украины; президент стоит на четвереньках, прогибаясь в спине, лицо он прислонил к полу, на спине скатывающиеся капельки пота, матовая слегка загорелая кожа лоснится на свету, он возбужден и поскуливает неустанно в предвкушении. Чуйко подходит сзади и начинает шлепать аппетитные ягодицы, которые сам Голобородько так недвусмысленно выпятил назад. Шелестящие шлепки сопровождаются болезненными стонами и всхлипами, Василий Петрович виляет бедрами в беспамятстве поскуливая. Нежная кожа под ударами мгновенно краснеет и становится еще привлекательнее и желаннее. Чуйко входит резко, без смазки(хардкорненько), и Василий Петрович шипит, закрывая рот руками, пытаясь привыкнуть к боли, но Юрий Иванович продолжает вдалбливаться в него нещадно и абсолютно бестактно, закатывая глаза от блаженства и узости партнера. Он входит до конца, вырывая из Голобородько кровавые хрипы, наслаждаясь симфонией быстрых шлепков, после неосознанно задевая эрогенную зону внутри любовника, от чего тот в сладком мурлыкающем стоне выгибается змеей. Чуйко, забываясь, хватает президента за шею, почти душит, царапает гладкую спину, кусает лопатки, наваливается всем телом, вдыхая запах податливого чудесного тела...***
- Поздравляю с победой, господин президент. - Все острите, Юрий Иванович? - как-то грустно и отчужденно улыбается Василий Петрович. - А вы все также не верите своей удаче, Василь Петрович? И кто знает, что будет дальше, кто станет правителем, что случится со страной. Голобородько одевается, выходя на свежий воздух. Губы все еще жжет недавний пламенный поцелуй...