---
Чемодан кажется полупустым и одиноким, так что Чанёль добавляет ещё чёрных футболок и пару кроссовок просто на всякий случай, придавливает вещи коленом, чтобы уложить плотнее. На завтра уже запланирован вылет, Хёнвон написал, что специально для гостей снимет дом, так что брать с собой всякое барахло не нужно. Не хочется думать, откуда вдруг у старшего менеджера по подбору персонала столько лишних денег; Чанёль, возможно, знает ответ, и он связан с тем, кого давно пора забыть. Сердце последние ночи так стрёмно бьётся в груди, что хочется вытащить и сжать в руке, чтобы успокоить, а то надоело. Ни спать, ни работать нельзя, одна дурость мерещится. Чанёль старается не прикладываться к соджу, чтобы вдруг не стошнило в самолёте, а кроме выпивки заглушить страдания уже нечем. Да и она так себе помогает. Среди выброшенных из шкафа вещей попадается футболка, слишком маленькая для Чанёля, знакомо-приятная на ощупь. Мягкая, плотная, персиковый цвет. Давно не стиранная, мятая. И в голове сразу тысячи болючих фрагментов, свет солнца в запутанных волосах, полуулыбки и то, как ткань задирается на животе, а ещё запах Бэкхёна, сладковатый и глубокий. Неправда, что можно забыть того, кого любил, одной только волей. Неправда, что со временем станет легче. Можно казаться себе сколько угодно залеченным, но потом появится мелочь, почти бессмысленное что-то, и будешь выть, боясь выпустить из рук. Трудно быть сильным, когда больно. Чанёль правда старается, но не выходит. Сколько ещё по дому таких вот ловушек – оставленных вещей, ручек, блокнотов или флешек? Как долго Бэкхён планирует не отпускать его? Полгода после расставания тянутся вечность, и, может, этого уже достаточно, чтобы идти дальше, но Чанёль совсем не верит, что сможет полюбить кого-нибудь ещё. Иногда встречаются хорошие, добрые и честные парни, готовые отдать раньше, чем забрать, они есть, не так уж и мало, но никто из них не может быть Бэкхёном. Не может так странно смеяться, запрокидывая голову, не может пить вино только холодным, чтобы сводило зубы. Ни один из них, расплывающихся и нечётких, не может фотографировать Чанёля в самое неудобное время, когда изо рта выпадает лапша или когда пялишься на дырявые носки, думая, проживут ли они ещё один день. И никто – никто не может так прямо смотреть в глаза, когда целует. Целовал. Чанёль обречён. Футболка, сжатая в пальцах, успела нагреться. Странно, что она здесь осталась, ведь Чанёль вернул всё, что смог найти, не хотел оставлять себе шанса. За окном давно уже стемнело, порывистый ветер неприятно гудит вдоль тонких стен. В Токио теплее, там настоящая весна, и через пару дней улицы должны окраситься в белый. Чанёль не готов. Не хочет видеть Бэкхёна снова, не тогда, когда думает, что будет спать с этой футболкой всю ночь, не тогда, когда кладёт с собой её рядом, на подушку. Хёнвон думает, что всё в порядке. Все вокруг в этом уверены, ведь лгать получается быстрее, чем объяснять. Чанёль боится, что его сердце разорвётся от тоски.---
Спустя два часа хмурый Сеул полностью исчезает из головы – обласканный солнцем Токио уже в аэропорту встречает совершенно другим воздухом. Чемодан оставлен в почтовом отделении, завтра его доставят по адресу дома, что Хёнвон снял, так что идти легко, на плече только рюкзак. Японцы маленькие, сторонятся долговязого Чанёля, который и сам их боится, косятся на татуировки, упорно проступающие сквозь рваные джинсы и закатанные рукава толстовки. Чанёль весь в чёрном – ожидаемо, - алые волосы спрятаны под кепкой; на фоне невысокой и галдящей толпы сам себе кажется одиноко проплывающим айсбергом, но это не так уж и важно. Где-то у выхода его должен встретить Хосок, жених Хёнвона, и вот это по-настоящему стрёмно. Судя по фото, которые Хёнвон постоянно присылал (и не все приличные, между прочим), этот гонщик-дизайнер-спортсмен-кто-только-не какой-то жёсткий. Чанёль выглядит угрожающе, но внутри – розовая сахарная вата. Вряд ли с Хосоком всё также. Выйдя на свежий воздух, хочется вдохнуть как можно глубже. В разных странах не только люди другие, каждая деталь отличается. Чанёль был в Токио всего раз, невинным и очкастым пухляшом, главным интересом которого были еда и хорьки; вернуться сюда спустя столько лет очень странно. Наверняка сам город тоже изменился, Токио ведь живой, потрясающий, всё в нём отзывается странно ускользающей любовью, как если бы место Чанёля было на самом деле здесь. А может, так думается, потому что турист – нужно будет спросить у Хёнвона, каково жить тут очень долго, не пару недель и под присмотром. Первое, что Чанёль видит снаружи аэропорта, как только глаза привыкают к свету – мотоцикл. Огромный и блестящий, завораживающий чёрный мотоцикл, о который лениво опирается, прикуривая, парень. Чанёлю становится страшно. На самом деле. Если это – Хосок, разве Хёнвон не влип в какую-то очень подозрительную историю? Мысленно позавидовав размаху чужих плеч, Чанёль неуверенно плетётся вперёд. Растрёпанные от езды тёмные волосы, ужасно нахальная ухмылка и оттопыренные уши – Шин Хосок вживую выглядит ещё опаснее. Тело его, справедливости ради, тоже намного внушительней кажется, одни только бёдра в безбожно обтягивающих джинсах могут любого лишить дара речи. Чанёль только этим оправдывает свою внезапную немоту. - Ты – Чанёль? – выбросив сигарету и придавив носком массивного кроссовка, Хосок оглядывает придирчиво, но затем лицо едва заметно расслабляется. Видно, понял, что Чанёль не угроза. Обидно. Получается только кивнуть. В ответ – лёгкая ухмылка. - Мне нужно будет заехать ещё в пару мест, потом отвезу домой, - голос спокойный, уверенный, Чанёль пытается не пялиться на чужие мышцы, проступающие от малейшего движения, и усиленно кивает. – Держись крепче, как поедем, Хёнвон расстроится, если слетишь. Ободряюще звучит, прямо освежает. Чанёлю очень хочется громко орать.