***
Флеш проснулся в не лучшем расположении духа. Он моргает, всматривается в дверь и вздыхает. Она открыта, а это значит, что Джеймс все же ушёл в этот раз на импровизированную кухню и заснул там, в обнимку с пустой кружечкой. Он знает, Быстрый Боб это уже не раз видел, неужели ночью всё настолько плохо? Он тянется и смотрит на соседнюю кровать. К счастью Бойца на ней нет, но хотелось бы. Конечно же, тогда будет не самый лучший забег, где он сполна получит по заслугам. Натерпится с лихвой и вновь порежет вены, будет валяться, истекая кровью, и смотреть в этот белый потолок и ждать очередного утра, что теперь преследует его. Он переживал это столько раз, что улыбаться, смотря Шраму в глаза с этой фальшивой улыбочкой, не сложно и не страшно. Это привычно, ведь под конец он опять будет лить слезы, раскаиваясь перед ним. Даже Ди он может обмануть, что тот и не заметит, научился за столько-то раз. Петля. Он застрял в этой временной петле. Революция… как смешно. Он херил её, спасал положение, они даже выиграли без потерь парочку раз, но ничего не произошло. Он оставляет в каждой пережитой петле частички своего рассудка это настолько убого, что он скоро превзойдёт Шизо. Этот круг не кончается, сценарии вечны. — Я схожу с ума, — Флеш качает головой и криво улыбается. Он ломается, медленно, но верно, еще с тридцатого забега, когда до него дошел смысл, когда он увидел кучу сценариев, где все они умирают, когда Боец всё узнал… — Я ужасный человек? Нацепив вновь эту фальшивую улыбку, он отправляется вниз, где по определению уже сидит Шрам и недоумевает от такого развития событий. Флеш бы и рад рассказать, но ему не поверят, а даже если поверят, то он не хочет идти по этому маршруту. Диктор его убьёт, сначала поиздевается и даже может… он не хочет этого, не снова. Тогда он изо всех сил стремился сдохнуть, во всяком случае, раньше, чем Ди, что-либо успел бы сделать. К счастью это удавалось. Они одни. Джеймс сопит, а лидер все еще сверлит его взглядом, будто он должен из-за этого проснуться, а ведь агент терпит эти ночные истерики уже третью ночь, не проснётся. Флеш тихо проходит к столу и приветливо махает рукой Шарму, тот лишь хмуриться и кивает. — Что с ним? — Номер Один смотрит на него, эти красные глаза вкупе с тяжелым взглядом не пугают как раньше. — Он спит? — Хотя на деле это не так, он проснулся минут десять как. Флеш улыбается, играет как обычно. Это бесит лидера, но тот виду даже не показывает. — Нет. — Джеймс зевает. Он смотрит на Флеша, тот и глазом не повёл, словно знал это. — Раз уж мы тут, давайте-ка обсудим одну вещь. Ох, до чего знакомые слова… он слышит их уже, наверное, в пятидесятый раз? Все замечают странное поведение. Он дерганый, улыбается чаще обычного, фальшивее, а теперь еще и плачет по ночам. — Флеш, что с тобой? — Джеймс смотрит этими глазами полными жалости. Ох, и насмотрелся он видимо. — Всё в порядке. — Он улыбается, словно ему неизвестно, что с ним творится ночью. — А что? — Дурака из себя больше, чем надо не делай. — Шрам ударяет по столу, видимо его бесит этот спектакль. Он прекрасно всё слышал, тут пол команды точно слышали это. Боец сидел с ним всю ночь, лишь бы тот не орал и не ревел. — Что, думаешь, тут все глухие? — Нет. — Он не думает, он знает, что его плачь и крики слышало человека четыре. — Это моя проблема, я справлюсь! — Нет, ты ахиреть как не справляешься. — Шрам самолично наблюдал за потугами боксёра его успокоить. За этим ужасом, когда Флеш извинялся, давился слезами, но все равно просил прощения. — Нет, Флеш. — Он прав. — В кухню зашел Боб Боец. Он зевает, кажется, не выспался, хотя какой кажется, он не спал эту ночь. У шустрика всё перевернулось: опять, опять всё идет по тому сюжету. — Флеши, просто расскажи, что с тобой. Он дергается. И, правда, что с ним? Когда он начал терять свою маску лжеца? Когда этот круг закончиться? Его разум не выдерживает. Он разрывается на части, шустрик думал, что боль должна притупляться, когда это происходит в пятидесятый раз, но нет — она становиться лишь сильнее. Боксер видит, как его любимый сначала шмыгает носом, потом подносит руки к лицу и замирает. Он начинает смеяться, так громко, что всех передергивает. Даже Красный Боб вздрогнул, это не нормально, напоминает истерики Шизо. Боец его обнимает, но тот и не думает успокаиваться, считает, проклинает, на чём свет стоит, какие-то петли и извиняется. Боксер знает, что за извинения Флеш пытается озвучить, он наслушался их сполна. Он окончательно сошел сума? На самом деле нет, просто его всё достало. Бойца жалко, он был с ним всегда, даже когда узнал — он простил. Эти слова в первый раз так подкосили его, обычно все обходилось, но теперь… он не будет знать этот сценарий, что могло измениться? Что еще пойдет на перекос в этот раз, что же? — Я просто застрял тут. — Флеш не смеётся, шепчет, чтобы только он слышал. — Ты же поверишь мне? — Одиннадцатый отпускает руки боксёра, он не знает что творит. — Ещё раз? Шрам только хмыкает и утягивает агента за собой, кажется, они сами разберутся. Джеймса он, пожалуй, отправит к Алексу, хоть там проспится. А в голове лидера отчетливо вертятся слова шустрика, что еще за «Ещё раз»?***
Диктор, видимо, тоже сегодня не стой ноги встал. Он отказался от эксперимента, ссылаясь на то, что если он его проведет, то обязательно угробит клона раньше нужного. Сегодня он хотел бы отдохнуть, но как тут отдохнешь: неугомонный Красный Боб затеял революцию, вот ведь революционер хренов. Флеш тоже молодец: кинул в него записку и попытался убежать. Риск был просчитан, да вот, видать математическими знаниями — Одиннадцатый обделён. Накрылась его идейка медным тазом, так теперь еще фиг сбежит, у Ди как раз настроение ниже плинтуса, чудесно. Он уже прочел записку с корявым почерком, впрочем, почерк у Диктора не лучше, даже можно сказать — хуже. — Ты умереть хочешь? — Риторический вопрос. Он не сразу отвечает, думает, а в итоге отрицательно мотает головой. Флеш сидит на табуретке в кабинете Ди, ситуация херовая. Он стоит напротив него, смотрит своими глазенками, прожигает взглядом и ждет какой-нибудь резонной информации. Сидеть со связанными руками и ногами неудобно, не сбежишь, даже при великом желании, а в случае чего умереть, тоже не выйдет. Надо было думать, а не действовать спонтанно и быстро, для этого человека его скорость не проблема. — Хотел бы умереть — порезал бы вены еще утром. — Он пожал плечами, мол, я в принципе не знаю чего хочу, возможно, все же сдохнуть. — Повеситься, тоже не плохо. — К чему ты это мне говоришь, — Ди поднимает бровь, с этим клоном творится что-то неладное, — Одиннадцатый? — Просто. — Флеш отводит взгляд. Он вроде всё описал в записке, но кто ж поверит в это… — Нет смысла. — Одиннадцатый, давай ты просто скажешь, что у вас там за котовасия творится, а потом я спокойно отдохну. — Нет. — Он улыбнулся, знает, что у Диктора нервишки шалят. Горе — создатель косит взгляд на записку. — Да, Ди. Я больше не помогаю тебе. — Идиот. — Все не должно было пойти так, чувство самосохранения у Флеша должно быть развито сильнее всего. Оно не должно было пропасть так быстро, процент предательства был минимален, но это Боб смог похерить все планы и пойти против своей природы. — Твоё чувство самосохранения пропало, атрофировалось, как и твой мозг? Клон кивает, он веселиться, бояться-то нечего, этот забег начался странно и закончиться должен так же, можно даже довести этого ученого. Возможно, он впервые сам его убьет, пистолет-то у него всегда с собой, вот ведь недоверчивый мудак. Диктор по определению должен убить, ведь иначе у Шрама будет резонное преимущество, Одиннадцатый слишком много знает. Шустрик не боится, скорее ждет. Это интересно, учёный еще ни разу его не убивал, да он его избивал, пару раз он пытался его трахнуть. Пожалуй, это были самые херовые действие со стороны Ди, но даже если так, это было несколько раз и все они окончились смертью Ртути, что было дальше — Флеш не хочет думать. Ди удивлён? Нет, он, скорее зол, что у этого клона хватает смелости, что он пошёл против заложенных качеств, словно перед ним второй Шрам. Да, Флеш убогая пародия, ломается быстро, боится хоть и делает вид, словно ему все равно, но его глаза: печальные и полные страха говорят за него. Да и пофигизм Первого воздушно-капельным путем навряд ли передаётся, но все же стоит отметить, что шустрик действительно изменился и не в лучшую сторону. Диктор качает головой и медленно достает свой пистолет, что все время таскал на поясе в скрытой кобуре. Он подносит его ко лбу парня, как чертов перфекционист, ставит ровно посередине. — Последние слова? — Да, перед своей смертью я хочу тебе пожелать сдохнуть в мучениях хоть раз от моей руки.***
Он вскочил с кровати, хватаясь за сердце. Это был первый раз, когда Ди застрелил его сам и без каких-либо поползновений. Удивительный опыт, вот только унять бешено колотящееся сердце, сбитое дыханье с фантомной болью не получается. Он падает обратно на разворошенную кровать, обращая внимание, что подушка валяется на полу, а рядом что-то теплое и оно дышит. Не надо быть экстрасенсом, чтобы понять кто это. Боец, определенно он. Еще спит, наверное, утомился сидя всю ночь и успокаивая его, странно, что в этой петле боксёр уже тут, новые события всегда интригуют, хотя скорее сводят с ума. Он сопит и жмется к Ртути, ища тепло, ну еще бы спать в одних шортах, но это вполне себе в его стиле. Флеш улыбается, таких моментов хотелось бы иметь побольше, но вместо этого в его памяти прочно отпечатался исход революции, боль и багряные пятнища крови его друзей… нет, не так, более правильно — его странной, но такой любимой, по всем меркам, семьи. Запрокинув голову и устремив взор в этот облезлый потолок, что никогда не меняется, он наслаждается моментом. Рука все еще сжимает кофту, боль растворяется. Так было всегда, фантомные боли после его изощренных способов смерти, хотя некоторые попытки умереть довольно банальны или нелепы, обыденность. Иногда сильные, а иногда слабые, но они преследуют его каждый раз. — Снова. — Флеш все же отпускает белую ткань и заваливается на бок, кажется, разбудив Бойца. — Я опять тут. — Флеш? — Он открывает глаза и видит перед собой затылок, слышит невнятное бормотание. — Ты проснулся? Боксер обнимает его, уткнувшись в макушку, Флеш вздрагивает, скорее от неожиданности. Они так давно не обнимались. Кажется, последний раз это было десять петель назад. Тогда он захлебывался собственной кровью, а лицо жгли чужие слезы вперемешку со своими собственными. Это было больно, он тогда в первый раз умирал у него на руках, зато революция была выиграна, хоть больше половины их и умерло. Правда, всё это кануло в лету, он снова проснулся, с криками и болью во всём теле. — Боец? — Он спросил больше для галочки, но всё же с некой долькой интереса. — Почему ты тут? — Ты кричал во сне. — Он вздыхает, вспоминая, какими пинками Перец его выгонял. — Джеймс психанул, поэтому я тут. — Он прижимает его ближе к себе, и тихо шепчет. Флеш напрягается, вслушивается и горько улыбается. — Почему ты просишь у всех прощения, кричишь, что бы кто-то остановился? Плачешь и зовешь меня? Он не хочет говорить, но что только не сделаешь. Флеш пытается выбраться из объятий и сесть поудобнее, но ничего не получается и он просто продолжает лежать. Боксёра все устраивает, он не хочет его отпускать, не сейчас. Одиннадцатый лишь сильнее прижимается, не смотря на недавние попытки. Сейчас он все расскажет. — Мне не поверит никто, — Быстрый Боб вздыхает, — Я слишком много раз переживал твою смерть, их смерти. Я заканчивал свою жизнь самоубийством, — Восемнадцатый не удивлен, Флеш говорил о порезах, о веревках и мыле, — Это больно первые секунды, правда, вешаться на табуретке долго и невыносимо. — Тогда выбора особо и не было. Пришлось действовать решительно, и он повис, но смерть была медленной. — Но если прыгнуть с высоты второго этажа, то шея ломается и смерть фактически мгновенная. — Флеши… -Диктор — ублюдок, я не хочу говорить, что он со мной делал. — Он пытается перевернуться лицом к Бойцу, даже ноги пришлось закинуть. — Это не закончиться никогда, я сошел с ума. Я застрял во временной петле. Флеш вытирает выступившие слезы. Он столько пережил, что никому из них и не снилось: он видел революцию, предавал всех, его прощали, и наконец, он умирает все время, не способный продолжить. Просыпается и идет по кругу, петляет без возможности выбраться. Боец сам разворачивает к себе своего милого, убирает его руки, смотрит в глаза со вселенской скорбью и нескончаемой болью. Он целует его в лоб, щеки и едва касается искусанных губ, поцелуи с соленым привкусом. Паренек все еще шмыгает носом, что не страшно, пусть он выпустит это, облегчит этот бесконечный груз. — Тихо. — Он гладит его по спине, успокаивает как ребёнка. — Я тут, все будет в порядке. В порядке уже ничего не будет и Одиннадцатый это знает. — Если я вырвусь из неё живым, если вы будете все живы. — Я люблю тебя. — Боксер утыкается в шею, он бормочет еле понятные слова, что внушают надежду. Даже не верится, что он так умеет. — Сколько бы раз ты это не слышал. — А он слышит это в пятьдесят, чёрт его дери, первый раз, но каждый по-своему уникален. — Я тебя люблю всем сердцем, мы найдем способ вытащить тебя. — Я знаю. Я тебя тоже люблю, я так тебя люблю.