Принцесса не твоей любви

Имаизуми не любит, когда что-то идет не по плану. Не любит, когда победителем гонки вопреки ожиданиям становится кто-то другой или когда вокруг слишком шумно. Каждый вечер ровно в восемь он принимает душ. Ровно в восемь тридцать садится за уроки и всегда доделывает до конца все задания. Имаизуми прилежно учится, вежливо разговаривает со взрослыми и делает все, что от него требуется. Все потому, что Имаизуми хороший мальчик из приличной семьи. Вот так просто, да? Плевать я хотел на все эти стереотипы, — сказал бы Имаизуми, но не говорит. Быть хорошим мальчиком проще. Имаизуми не любит, когда что-то идет не по плану. Не любит, когда Наруко вламывается (ну как это еще назвать?) в его комнату через окно и нарушает приятную тишину своим резким голосом. Имаизуми любит тишину. Наруко и тишина — понятия несовместимые. Имаизуми говорит ему: Какого хрена? Это вообще-то незаконно, если ты не в курсе? Наруко в курсе. Наруко вламывается в комнату Имаизуми через окно каждую неделю стабильно по вторникам. Стабильно с фразой: Хватит уже подкатывать свои яйца к Оноде. Серьезно, — говорит Наруко. — Это выглядит жалко. Имаизуми закрывает крышку ноутбука, типа если убрать что-то из поля зрения в течение пяти секунд, можно считать, что никто ничего не увидел. Типа если поднять с пола в течение пяти секунд упавшую еду, можно считать, что она не грязная. Это не работает, чувак. А жаль, правда? Наруко кривится в своей типичной манере. Имаизуми говорит ему: Я не подкатываю. Ага. — Наруко хочет сплюнуть на пол, но ковры слишком дорогие, и Имаизуми опять будет ебать мозг по этому поводу. — Я все равно видел твою заставку на рабочем столе. Я видел твою долбаную анимешку, придурок, как тебе еще не надоело? Ты спалился с этой долбаной анимешкой уже три раза, два при Оноде и один специально. Ну вообще да. Так себе подкат, — подытоживает Наруко, но дела это не меняет. Имаизуми смотрит на него взглядом: заткнись, и у меня вообще-то тут домашка. А еще дебильные кролики на тетрадках и синяки под глазами, потому что не-подкатывать к Оноде нелегкое занятие. Наруко говорит: Оноде на тебя насрать. Имаизуми говорит: Сними кроссовки, ты запачкаешь пол. А хотя нет, лучше просто выметайся. Вон. Пошел вон, Наруко. По заученному алгоритму уже в двадцать-пятый-или-какой-там-раз. Наруко не уходит, сколько его ни проси. На каждый такой случай у него новая отговорка в стиле у меня сел фонарик на байке или на улице сегодня слишком холодно или у тебя такая огромная кровать. Имаизуми ничего не говорит, потому что спорить с Наруко — себе дороже. Иногда Имаизуми совсем не понимает, что творится в этой херне под названием Моя Жизнь. Имаизуми думает: да, да, да, хорошо, заткнись. И оставляет Наруко у себя на ночь, как бездомного котенка с улицы. Постель теплее, когда он сопит под боком и пинается во сне: Имаизуми почему-то не чувствует дискомфорта и до сих пор боится спросить, зачем все это. Он проводит с Наруко слишком много времени, хотя больше хотел бы с Онодой, но получается только так. Онода не остается с ним наедине. Онода — запретный плод, суперзвезда мирового масштаба, немыслимо дорогая вещь на витрине, на которую у тебя никогда не хватит денег, не важно насколько много зарабатывают твои родители. Онода — волшебный мальчик, мотив Лав Химе, самые невероятные глаза и улыбка, способная подарить жизнь и одновременно забрать ее. Имаизуми вроде бы пока не чувствует себя мертвым. Но и живым — как-то тоже не очень получается. У него в мыслях только Онода, Онода, езда Оноды и почему-то глаза Наруко (не самые невероятные, но полные ярости с отголосками боли где-то там, на дне). Каждый день Имаизуми мысленно подталкивает себя, мол, давай, спроси уже, не будь ссыклом, но молчит, потому что Наруко смотрит так, словно ненавидит его. Тогда зачем ты приходишь ко мне раз за разом? — хочет спросить Имаизуми, но не произносит ни слова вслух, потому что, наверное, все-таки да, ссыкло. Наруко во время перемен не тусуется с Онодой, как обычно, а маячит где-то рядом, как надзиратель, и, если подойти к нему, можно пожалеть. Ты, блин, серьезно? — у Имаизуми порой действительно нет слов. Когда они остаются вдвоем перед тренировкой всего на пару минут, он смотрит на яркие отметины от зубов на своей руке и не может поверить. Ты меня укусил, идиот. — Это вообще-то реально больно. — Нахрена? Напоминание, — говорит Наруко и проводит языком по острым клыкам. — Напоминание о том, что ты мне не нужен. Потому что я всесилен. Я самодостаточен. Наруко говорит что-то в таком роде все последние две недели, у Имаизуми плавится мозг от бесконечных попыток хоть что-нибудь понять: ты можешь нормально общаться вообще или нет? Желание разобраться с Наруко разбивается об ледяную стену очередного четверга и отходит куда-то на второй план, когда Онода, смущаясь и краснея, говорит им обоим, что начал встречаться с парнем. Имаизуми чувствует, как задыхается, а потом неосознанно кривит лицо в немом: что за прикол? Наруко зеркалит его выражение, как по заказу, а потом до него резко доходит осознание. Что? С тем приторным пидорасом из Хаконе? Имаизуми толкает его острым локтем, получая в ответ взгляд: никогда, мать твою, не смей затыкать меня. Приторный пидорас — это о Манами. Онода забавно хмурится, потому что не любит, когда кто-то говорит плохо о Манами. Наруко вообще-то плевать, он не любит, когда Онода связывается с дурной компанией, но тут уже бесполезно. И да, Имаизуми ожидаемо сливает тренировочную гонку. Когда все расходятся, Наруко не идет домой. Он видит на лице Имаизуми столько всего, что не замечают другие, и от этого внутренности выворачивает и хочется высказать все. Давай! Ори, матерись, проклинай чертову Лав Химе, которая прожгла твой тупой мозг ядовитым зельем любви! Раздолбай тот автомат с напитками! Если хочешь, я даже помогу. Наруко закусывает губу, потому что Имаизуми ничего не делает. Совершенно ничего. Умирать внутри себя проще, чем взорваться, уничтожить все вокруг, но выжить самому. Наруко роняет свой велосипед. Впервые небрежно. Подходит до неприличного близко и тянет к себе вниз за ворот. Целует кого-то он тоже впервые. От этого кружится голова и в мыслях гудит: ты серьезно? Ты поцеловал парня, которому только что разбили сердце? За это хочется извиниться, но у Наруко язык не поворачивается. Поворачивается только на всякую чушь, типа: Я понимаю. Онода самый охрененный в мире. Я понимаю. И если бы ты не тупил, он даже мог бы оказаться в твоих объятиях. Но ты проебался. Имаизуми вздрагивает, когда видит подобие теплой улыбки на лице Наруко, резко отталкивает от себя и дышит так, словно гнал целый день без остановки. Иди к черту. Иди к черту! Да, кричи, — говорит Наруко, а сам не замечает, как не сдерживает слез. — Ори, придурок! Обзови меня самыми ужасными словами! Ударь меня! Чего ты ждешь?! Спустя секунду он действительно чувствует удар. Но не по лицу, а спиной, когда падает на жесткий асфальт, придавленным тяжелым телом. Где-то сбоку грохочет упавший велосипед, и у Наруко темнеет перед глазами, а в затылке остро отдается боль. Но терять сознание в такой момент он не может, потому что горячее дыхание Имаизуми опаляет щеку, потому что его голос звучит так, как не звучал никогда раньше. Думаешь, я хотел любить его? — спрашивает Имаизуми, словно действительно нуждается в ответе. Я устал. Я устал. Устал. Наруко хочется горько смеяться, но получается только горько плакать, когда Имаизуми поднимает его, еле слышно извиняясь. Ладонь у него теплая и даже почти не дрожит. Имаизуми тихо усмехается, понимая, что стало немного легче. Вроде бы сделали больно мне, а плачешь почему-то ты. Потому что ты придурок, придурок, — думает Наруко и яростно вытирает слезы запястьем. — Самый тупой в мире придурок. Наруко хочет забрать все до последнего поцелуи Имаизуми. Наруко хочет быть рядом каждую минуту. Хочет стать дуэтом, парочкой, любовниками и что там дальше по списку? Проблема лишь в том, что Имаизуми это не нужно. Имаизуми нужен Онода с его тупой Лав Химе, текст которой выучила уже вся команда. Наруко нужны они оба, и здесь, кажется, действительно все сложно. Неразрешимое уравнение, а в роли переменных хаос в двух головах. Они бы посмеялись друг над другом, потому что оба, на самом деле, неудачники. Влюбленные и жалкие. Прежде чем ответить согласием на предложение пойти домой, Наруко говорит: Если ты до сих пор не понял, я вообще-то тоже устал. Любить тебя. И его улыбка для Имаизуми, в отличие от улыбки Оноды, совсем не способна убивать.