*~*~*
Бывает такое, что день идёт удачно. И погода не жаркая, самое время для кофт, толстовок, пуловеров — лишь бы руки были закрыты. Сегодня — именно такой день. Питер скрывает надпись «хочу тебя трахнуть, даже если ты глухонемой, слепой осьминог». К вечеру к этому добавляется уточнение: «только не тот осьминог, который из Спанч Боба». Паркер невольно смеётся. Он сомневается, что его соулмейт вообще вменяемый человек. Если, конечно, он человек. Скорее, какое-то морское чудище. Или же просто извращенец. Питер останавливается на последнем — это вероятнее всего. И продолжает делать уроки, потому что завтра полугодовая контрольная. А он умудрился пропустить целую учебную неделю. Тони будет разочарован, если он её завалит. Роджерс поймёт, только толку от этого понимания ноль. Они будут спорить, будто он их общий сын, пока не вмешается кто-то третий. В дверь стучат. Тихо, рвано, и в наглую заваливаются в комнату. Паркер думает возмутиться, но, когда видит Тони, лишь удивлённо вскидывает брови. — Мистер Старк? Тони невменяем. Он пьян, взъерошен и смотрит тусклыми глазами на кровать. Падает прямо на одеяло и бормочет: — Он ответил. Он, блять, ответил мне! Спустя столько лет… Питер не понимает. Он бы и хотел понять, но пьяный Старк — это что-то сюрреалистичное. И в общем — ему нужно заниматься. В частном — заниматься всю ночь. Тони засыпает у него на постели, так ничего и не объяснив, а утром уходит хмурым, пока Паркер сонный сидит за партой и заполняет чёрно-белый бланк ответов.*~*~*
У Тони появляется странный интерес к его руке. Он прям-таки мечтает на неё взглянуть и увидеть хоть что-нибудь, доказывающее, что его — Питера — соулмейт где-то живёт на этой чёртовой планете и здравствует. Питер, в общем-то, был бы не против показать руку — хоть обе! — но только сегодня его неизвестная пара в особо хорошем настроении. И его кожа полностью испещрена вопросами, угрозами и комплиментами его заднице, которую, впрочем, мужчина совсем не видел. Но уже хотел потрогать, сжать и — ужас, не хотелось даже представлять — сфотографировать на память. И Старку лучше было этого не видеть. У него и так проблемы с сердцем. И он уже не молод. Откровенно говоря: он настолько не молод, что почти стар. Это больная для них двоих тема, поэтому Питер натягивает рукав толстовки до костяшек и нелепо улыбается. — А, может, Вы покажете мне свою руку? Тони становится грустным. Почти печальным. Питер снова не понимает, что сказал не так. Со взрослыми бывает безумно сложно, заключает он, но свою руку держит закрытой. Старк показывает свою и она оказывается пустой, как чистый лист. Питер сразу понимает, что именно в этом не так. — Вы не общаетесь? Старк неопределённо ведёт плечами, но этот жест прекрасно ему знаком. — Почему? — Он не отвечал, никогда. Я перестал писать к тридцати годам. — Оу. И на большее у Паркера не хватает сил. Он вдруг чувствует себя виноватым. Не перед Тони, конечно, но жалости, в общем-то, хватает и на него. — Я не знал. Впрочем, даже, если бы и знал, вряд ли бы удержал язык за зубами. Он слишком неаккуратен и честен. Тони слишком печален и худ. Кажется, он ничего не ест третий день подряд. — Ничего, — говорит он и поднимает глаза к потолку. Где-то там можно отыскать трещину, которую и надо бы заделать, но так лень, и постоянно находятся дела поважнее. — Я на днях решил попробовать написать ему на удачу. Перед сном. И на следующее утро получил ответ. Спустя столько лет, представляешь? Питер не представляет, но кивает, будто бы соглашается и понимает Тони. Тот горько усмехается, ведь знает — почти никто не поймёт. Он включает главный компьютер и указывает на дверь. — Я займусь работой, а ты иди отдохни. Паркер даже не думает спорить. Он идёт к двери, а сам думает: как же глупо молчать. Поэтому задумчиво гладит руку сквозь ткань толстовки. А вслух говорит: — Напишите снова. Потом может быть поздно. Говорит в большей степени для себя, но Тони перенимает на свой счёт. И после нескольких часов колебаний, вырисовывает пальцем на руке небрежное: «Я — Тони. А ты?»*~*~*
Питер смотрит на руку под тусклым светом ночной лампы. У него есть ещё с полчаса времени до сна. Он любит свой выстроенный ИскИном график и старается его придерживаться. Ночами, правда, не всегда удаётся спать, но он же старается. И с переменным успехом порой высыпается по выходным. Что тоже-таки неплохо. Всё лучше, чем вообще не спать. График почти идеальный, отмечает он. И пальцем касается руки. Водит задумчиво по венам, пытаясь подобрать достойный ответ, а после плюёт — его соулмейт отбитый придурок как-никак. Он пишет: «привет, прости, что молчал всё это время». И получает ёмкий и очень красноречивый ответ: «ахуеть». «Так ты живой? Или живая? Парень? Девушка? Осьминог?» Он снова смеётся. Пожалуй, он тоже отбитый, если его забавляет вся эта чепуха. Он выводит: «моё имя не Сквидвард, расслабься. Я парень. Питер. А ты?». И получает: «Уэйд. Уэйд Уилсон. Уэйд Уинстон Уилсон. Можешь меня найти. Хочу на тебя посмотреть. Подарю корону мастера игнора».*~*~*
Башня разрывается. Она почти приходит в движение и рушится от возмущения. И ужаса. Тони не может точно определить, что чувствует, когда видит на своей руке «Стив. Роджерс». Но он готов сравнять свой дом с землёй и похоронить в руинах чёртово достояние Америки. Спрашивается, какого чёрта? Нет, Стив, конечно, хорош. Чертовски хорош собой. И Тони нравится его ослиное упрямство, его заботливость, его принципиальность (ладно, это бесит, чего душой кривить), но дело же совсем не в этом. А в том, что мать его Роджерс (не выражаться!) всё это время был рядом и молчал. А теперь вдруг заговорил. Уж лучше бы тогда молчал, оставив его последние крупицы здравого смысла в покое. Поберёг бы его нервы. Ведь он совсем не молод. И совсем не готов к тому, чтобы встретить соулмейта под старость лет. И какого соулмейта! Чисто по факту: Стив его старше. Но эта мысль не успокаивает и совсем не приносит никакого удовлетворения. Он видит Роджерса на кухне и забирает у него чай. Морщится, выливая его в раковину. — Ты чего? — Стив слишком сонный, чтобы возмутиться, поэтому растерянно хлопает глазами. А Тони, вообще-то, всё ещё зол. — Нужно поговорить, — отрезает он. — Что-то случилось? — Случилось. И если мы это наконец-таки не обсудим, я лишусь рассудка окончательно.*~*~*
Питер, конечно же, не ищет никакого Уэйда. Он даже не думает его искать. Ну, подумаешь, какой-то Уэйд Уилсон живёт в Нью-Йорке и считается его идеальной парой. И не такое с ним в жизни случалось, чтобы мчать на всех порах и искать, искать, искать. Он знает наверняка: пока знакомиться ни с кем не стоит. Он совершенно не знает этого человека, а его жизнь такова, что скрываться — часть его повседневных дел. А этот Уилсон может оказаться кем угодно. Тем же осьминогом. С меньшей вероятностью, но всё же! Причина сомнительная, но эмоции приходят в порядок. И поэтому он, с самым невозмутимым видом, поедает омлет, когда на руке красуется «а какой Питер? Их в мире много». А вечером проступает: «опять вздумал игнорить?». К утру к этому добавляется: «я уже купил корону». В обед приходится снова прятать руки. «Теперь ещё сильнее хочу тебя нагнуть». «Ты хорошо сосёшь?»*~*~*
Молчание затягивается на несколько дней. Уилсон пишет неизменно много по нескольку раз. Как по особенному расписанию. И Питеру даже становится его жаль. Он думает: надо бы ответить. Но Тони уводит его в мастерскую и показывает новый костюм. Он считает: пора что-то написать. Но Стиву неожиданно требуется помощь, и всю ночь они удерживают оборону одного из складов Старк Индастриз. А после — уже не хочется ничего. И за всё время он получает только одну хорошую новость. Стив и Тони решают объявить себя парой. Команда, впрочем, совсем этому не удивляется. Клинт только растерянно бросает: — А разве вы не были вместе всё это время? — и получает от Тони грубый ответ. Настроение, впрочем, от этого совсем не портится. Даже наоборот. Бартон подначивает Старка повторно и пока все не начинают шуметь, он не успокаивается совершенно.*~*~*
Под общий гвалт Питер уходит в свою комнату. Сегодня не самый счастливый день. С минуты на минуту надписи на его руке должны смениться новыми сообщениями от Уэйда. Он ждёт. Но ни через час, ни через два не получает ничего пошлого, малоинформативного и интересного. «Уэйд?», — пишет Паркер, и получает ответ спустя полчаса: «Оу, малыш Питти вернулся. Я ждал. Прости, что не ответил сразу, мне просто руку оторвало. Пришлось ждать, пока отрастёт новая». «Снова шутишь? На этот раз не особо смешно. Давай заново». «Так тебе нравятся мои шутки? Я знал. Но это была не она, Питти. Время от времени я теряю конечности». «Ты боялся, что я Осьминог, потому что сам являешься ящерицей?» «Смешно)) Я просто мутант». «Ты тоже?!» «ТАК ТЫ ВСЁ-ТАКИ НЕ ПРОСТО ЧЕЛОВЕК!» «Но ты ведь не наполовину осьминог, правда?» «Пусть, даже если так, я всё равно не брошу тебя». «Оу, я это написал? Не ожидал такой милоты от самого себя». «Питти?» «Ты когда-нибудь молчишь?» «Я молчу…» «…только, когда сплю».*~*~*
При более длительном общении Уэйд оказывается не таким уж отбитым парнем. График снова идёт к черту, а жизнь возвращается в странное русло из учёбы, общения и заданий. Уилсон не настаивает на встрече. Даже на ответах не всегда настаивает. Питер с удивлением отмечает, что ему это нравится. Судьба, думает он, быть может, порой приносит полезные подарки. Безошибочность — сомнительна, но успех бывает даже среди губительных дел, если вдаваться в подробности и уходить в философию. Философия его соулмейта примерно такова: говорить, говорить, говорить. Если не говорить — то писать. Он в конце концов смиряется с этим. И с тем, что время от времени (читай, постоянно) приходится прятать свои руки. Непристойности и непотребства он почти привыкает игнорировать. Работы становится много. Он всё ещё жутко занятой. Но больше не чувствует себя питомцем Старка. Стив как-то уравновешивает этого временами странного человека. Они смотрятся хорошо, думает Пит, но вслух об этом не говорит. Временами, они всё ещё выглядят грустными и сожалеющими о потерянном. Паркеру этого не понять. Он ни о чём не сожалеет. Разве что только о том, что как-то помог профессору с разработкой отравляющей сыворотки. Или о том, что не смог спасти из огня маленького ребёнка. Или… не хочется даже вспоминать. Вечерние патрули идут строго по выходным. В будни у него учёба, и Тони всерьёз хочет забрать его в свою компанию. Хотя — они ведь и так уже в ней. Но, видимо, есть разница, раз Старк так надрывается, следя за его успеваемостью. Питер думает: надо же, он совсем, как приёмный отец. Но когда видит бумаги об усыновлении, не может поверить глазам. Тони объясняет это просто: нужен преемник. Паркер не желает ничего слушать, у него сегодня нет настроения на разговоры. Но он не против — говорит об этом сразу, чтобы Старк ничего себе не напридумывал. А то он умеет.*~*~*
На крыше хорошо. Ладно, на крыше просто чудесно. Прохладный ветер не ощущается через костюм с подогревом. Питер сидит на самом краю и слышит, как сзади подкрадывается кто-то незримый. Он оборачивается, но темнота — единственный зритель и слушатель. Паркер вздыхает. С малой долей вероятности, возможно, он просто сходит с ума. Мало ли, может, радиация от укуса паука становится сильнее или скапливается где-то в мозгу. Он снимает с руки перчатку и проверяет — нет ли новых сообщений. Но, увы, ничего нет. А сзади снова слышатся шаги. Он замирает, ждет. Но предчувствие молчит. Его так и заключают в объятия — замершего, будто вросшего в крышу высотки. — Попался! Питер не верит своим ушам и глазам. Человек в красном костюме с катанами отходит в сторону, даёт ему свободно дышать. И протягивает белый лист. — Я твой фанат — Дэдпулио. Оставишь мне автограф? Паркер растерянно берёт в руки розовую ручку с Хэллоу Китти и расписывается на белом листе. Незнакомец приходит в ещё больший восторг. Говорит о том, что счастлив его встретить, а после признаётся, что намеренно следил за ним. Спустя время кается, что это не первый раз. Питер, в общем-то, не против фанатов. Но этот его пугает. И кажется странным, хотя его болтливость приятно греет душу. Паркер перебрасывается с ним парочкой фраз, выуживает из незнакомца обещание больше так не следить за ним. Тот, кажется, всё понимает. И они уходят в разные стороны почти друзьями. Уже в постели Питер видит, что надписей на его руке стало больше. «Ты не поверишь! Я сегодня видел Человека паука!» «Он дал мне автограф». Пит усмехается. Уэйд в своём репертуаре. «Рад за тебя». «Я обещал за ним не следить, но, кажется, не смогу сдержать слово. Это же Человек паук!» Действительно, как же тут удержаться. Паркер беззлобно закатывает глаза, почти смеётся, вырисовывает улыбающийся смайлик, а после вдруг понимает, что Уилсон только что ему написал. И — ЧТО? БЫТЬ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ!