Where are you now? Are you lost? Will I find you again? Are you alone? Are you afraid? Are you searching for me?
Тэён моментально ломает языковой барьер, переводя простейшие английские фразы на корейский. Яро желает ответить на актуальные вопросы, потому что, черт возьми, да, он потерян, как никогда, и ищет одного единственного человека в лице Джехёна, который способен вытащить его из собственных дебрей. Ли осторожно открывает тяжелую дверь, максимально стараясь не скрипеть и не отвлекать от завораживающей процессии одногруппника. Он с головой погружается в царствующую в просторном помещении вдохновляющую атмосферу, тает от всей этой теплоты и уюта. Но как всегда принимает самый равнодушный вид, пафосно прижимается спиной к стене и, зарываясь пальцами в яркую шевелюру, откидывает волосы назад, чтобы не лезли на глаза. Он специально, не желая выдать себя с потрохами, с укором смотрит на младшего, но все же с уважением к Джехёну дожидается, когда тот закончит создавать своими изящными пальцами спокойную мелодию, которая даже отвлекает Тэёна от мыслей о хип-хопе. — Смена пажеского караула, — сразу же говорит Ли, когда Чон отдаляет ладонь от пианино, срывая последний звук с клавиши. Джехён машет головой, раздражая хёна своим непослушанием. — У меня выступление, я должен репетировать и привыкать к инструменту и залу, — Чон пожимает плечами и шебуршит листами нотной тетради, цокая и убирая ее в рюкзак, как самую бесполезную вещь. Тэён плюет на чужую дерзость и пересекает зал, следуя к сцене с желанием заткнуть перечащий рот младшего. Он настолько вжился в роль заебанного студента, что уже сам верит, что холодно относится к рослому грубияну, который самым невинным образом сидит за пианино и осторожно, как ни в чем не бывало, перебирает листы. Тэён понимает, что нарочно остается в актовом зале, дабы провести чуть больше времени с Чоном и его мелодиями. Учебного времени мало чертовски, оно практически не обладает весом и близостью с оттенком интимности, которая связывает их такими вечерами в этой просторной комнате. Ли достает колонку и якобы собирается врубить ритмичную музыку, но нарочито медлит, дожидаясь, когда Джехён снова начнет давить на клавиши. И младший начинает, а старший сквозь зубы шипит: — В ушах звенит от твоего надоедливого бренчания, — Тэён пытается задеть Чона, но получает в ответ на свою реплику лишь ухмылку, и второй продолжает расслабленно и чутко играть на инструменте, перебирая пальцами. Ли хочет, чтобы эти пальцы на пару с солнечными лучами играли в его волосах. Он хочет достать диктофон и записать гармонично перетекающие друг из друга звуки, сохранив на смартфоне. А больше всего хочется услышать сладкий голос, который подпевает в такт лирической мелодии, и поставить на мысленный репит вместе со звуками пианино в наушниках. Мышечная память работает без сбоев, пальцы знают в точности до миллиметра, куда жать в какой момент времени. Джехён отрывает взгляд от клавиш, полностью доверяясь рукам, смотрит на отражение Тэёна в зеркале и его плавные движения. Не резкие, как обычно, а осторожно перетекающие из одного в другое, гибкие и невероятно соблазнительные, отчего Чон набирает побольше воздуха и выдыхает через нос, приводя в порядок мысли. Джехён хочет записать этот танец на видео и включить на старом и уже не в стиле модерн телевизоре, который бессмысленно пылится в его комнате. Крутить постоянно на экране небольшой отрывок и смотреть вечерами со стаканом соленого попкорна, словно это захватывающий остросюжетный фильм, от которого Чон не может оторвать глаз. К сожалению, досадная правда: Джехён словно в трансе наблюдает, от каких эмоций искажается лицо хёна, как вздымается его грудь от глубоких вдохов, за траекторией, которую Тэён старательно вычерчивает своим тощим телом. Идиллия рушится в одно мгновение, когда их взгляды встречаются в зеркале: рука Чона вздрагивает и неаккуратно соскальзывает с клавиши, когда тело пробирает электрическими зарядами от оробевшего взгляда, а ноги старшего в резонанс с фальшивой нотой заплетаются, превращая поворот в нечто нелепое и неуклюжее. Тэён чертыхается через плечо, когда ловит на себе чужие заинтересованные глаза, отчасти затуманенные поволокой, и вмиг заливается краской, выдавая себя с головой, когда в смущении отворачивается от младшего. Движения Ли становятся менее раскрепощенными от осознания, что на него снова могут смотреть внаглую, но не без зазрения совести, потому что Джехён, желая провалиться сквозь землю и больше никогда не видеться с Тэёном, начинает горбить осанку и виновато разглядывать пианино, играя мелодию уже торопливо, сбившись с темпа. В завершение он совершенно нескладно ударяет сразу по нескольким ненужным клавишам и цедит «черт». Если бы он сидел на стуле, то откинулся бы на спинку, зарываясь руками в волосы, чтобы собрать себя по частям. — А ты знаешь, что я в детстве тоже играл на пианино? — нарушает Тэён неловкое молчание и приближается к музыкальному инструменту, хрустя пальцами. Джехён спешно двигается, позволяя хёну сесть рядом. Тэён выпрямляется, шаблонно находит ноту «до» и пару раз давит на рандомные клавиши, вновь пробуждая ощущения, которые он когда-то отодвинул в самый дальний угол своей памяти, привыкая к забытому давно инструменту и увлечению. Ли выглядит уверенно и сосредоточенно, а Джехён ждет с замиранием сердца, что собирается сделать хён. И искренне разочаровывается, когда распознает знакомые до тошноты ноты собачьего вальса, хотя даже здесь старший умудряется медлить местами, а потом, в попытках набрать скорость, торопится. Чон не может подавить смешок, когда образ идеального Тэёна, у которого обычно получается все, за что берется, рушится в одночасье. — Просто заткнись, — Ли сам усмехается от нелепости ситуации и густо краснеет, когда вспоминает, с каким пафосом приближался к инструменту и настраивался на игру. — Я превосхожу тебя не только в готовке, оказывается, — горделиво замечает Чон и получает тэёновский толчок локтем под бок. — Ладно, попробуем вместе, — пытается загладить вину перед хёном младший. — Сейчас музыку создаешь ты, а не подчиняешься ей, как в танце, поэтому подбирай ритм сам, какой удобен тебе. Не торопись, — объясняет Джехён и начинает сам играть мелодию, выбирая чересчур низкую октаву для собачьего вальса, который обычно писклявый до рези в ушах, а сейчас — слишком грубый. Раньше их разделяли несколько жалких метров актового зала, сейчас — ничтожное количество сантиметров и пара клавиш. Они приближаются к границе, которая отдаляет их, на несоизмеримой скорости, а потом и вовсе ломают черту между друг другом, когда якобы ненароком их пальцы соприкасаются. Когда Джехён играет четко в такт, а сам Тэён отстает, и какие-то доли секунды приводят к краху в сознании Ли от чужого случайного прикосновения и нескладной музыки. Кажется, дальше просто некуда. — Играть на клавишных — твое кредо, — Тэён говорит так, словно фраза — отвлекающий маневр, когда он резко одергивает руку, чтобы не выглядеть подозрительно. Он встает с места и пытается уединиться с мыслями о зале, где занимается хип-хопом, но чувствует чужую руку на запястье, которая останавливает, мешая отдалиться от пианино (и Джехёна), когда Ли хочет направиться к выходу. — Может, у тебя талант, а ты все так глупо бросаешь, — произносит тихо, смотря на хёна из-под полуприкрытых век. Тэён одергивает руку, не пытаясь скрыть резкости, потому что взгляд, который сейчас уставлен на него, рука, прежде обхватывающая его запястье, нахальные наблюдения, когда он танцевал, — что-то из категории незаконного, особенно, в исполнении Чона. — Так меньше выпендривайся и учи меня, если, как ты говоришь, у меня «талант», — Ли пытается взять на слабо младшего, тем самым стараясь поставить его на место, выдерживая в голосе дерзкие нотки. Но Джехён умело переводит стрелки, и на место ставит уже не Тэён. — Договорились, — Ли кажется, что это конец, и о своих мнимых договоренностях они забудут через пару минут. — В субботу, у меня дома, — заканчивает мысль Юно, и ноги Тэёна наливаются свинцом, а сам он цепенеет. Кажется, после самоуверенной фразы Чона он прирос невидимыми корнями к мощенному досками полу. Тэён пожимает плечами и самодовольно кивает, надевая маску безразличия, однако чувствует себя отвратно на самом деле, но в попытках не ударить в грязь лицом еще и ухмыляется, всем своим видом крича: «эй, смотри, как мне все равно». Ли бросает последний взгляд на Джехёна. Одна его часть хочет поторопить время, чтобы суббота наступила быстрее, а другая яро желает выброситься в окно, чтобы день, который по приходу домой он обведет ярким маркером в календаре и подпишет «снос крыши Ли Тэёна», не приходил никогда. — Адрес пришлю с сообщением. Подпиши меня «сэмпай» в контактах, — Ли не видит лица Чона, а ему и не нужно, потому что улыбку, которая обычно следует за подобными резкими репликами, изучил досконально за все время, что знает Чона. Наблюдал, откладывал на корке сознания, как приподнимаются уголки рта в ухмылке и щурятся глаза. — С такими просьбами обратись к Юте, — Тэён не забывает съязвить в ответ и показать младшему средний палец прежде, чем выйти из зала вальяжной походкой с высоко поднятой головой и показательно хлопнуть дверью вместо «пока».***
Черт бы побрал Тэёна так вырядиться. Кто же знал, что обычная рубашка и сносные брюки причинят столько дискомфорта, скорее не физического даже, а морального, когда на улице его окружают люди в обычной повседневной одежде, а он разоделся, словно идет на свадьбу, а не к одногруппнику в гости. Радуют лишь кроссовки на ногах, родные и близкие хип-хоперскому сердечку. Но сегодня он не танцор, ему предстоит примерить новую роль, и поэтому стоит выглядеть подобающе, смириться с тем, что на нем нет привычных джоггеров и просторного свитшота. Еще более некомфортно Ли себя ощущает, когда дверь открывает заспанный Джехён в вычурно домашнем прикиде. Тэён мысленно благодарит Бога за то, что младший предстал перед ним хотя бы не в трусах. Чон подавляет смешок, когда оценивающе разглядывает пижонский прикид хёна, уделяет отдельное внимание идеально выглаженной рубашке, и его глаза останавливаются на растегнутой паре пуговиц у воротника, которые едва обнажают острые тэёновские ключицы. Единственное слово, которое крутится на языке Ли — «наглый» и которое так и хочется бросить прямо в лицо Юно. У Тэёна рука чешется застегнуть пуговицы, чтобы Джехён не пялил на него столь бесцеремонным образом. — Может впустишь? — выпаливает Ли, едва скрывая раздражение, и своим внезапным выпадом заставляет Джехёна оторвать взгляд от оголенного места. Чон лениво открывает дверь пошире и позволяет хёну пройти в квартиру, внимательно следя за каждым его движением. Тэён шагает мимо с видом, словно его ничего не колышет в сложившейся обстановке, но он не смотрит на младшего, боясь сгореть от смущения, зная, что Юно будет навязчиво блуждать взглядом по его телу. И оказывается чертовски прав, потому что Чон, облокотившись о дверной косяк, наблюдает, как Ли стягивает с себя кроссовки, которые приходятся так не кстати к его общему прикиду и которые так хочется сменить на черные лакированные ботинки. Поднимается выше, обращает внимание на темные штаны, которые плотно прилегают к телу Тэёна и которые обтягивают его бедра, стоит старшему слегка нагнуться или сделать шаг. Джехён нервно прикусывает губу, пока Ли не видит, потому что худощавая хёновская фигура сводит с ума, и он уже жалеет, что так спонтанно пригласил Тэёна. У Джехёна две стороны: одна — ничем не примечательный пай-мальчик со своей страстной любовью к пианино и ко всему гармоничному и вдохновляющему, другая же появляется, стоит на горизонте засветиться Тэёну, ведь даже тень этого эффектного парня может развязать Чону язык, наполнить ненужной дерзостью и превратить тихоню-Джехёна в плохого парня, по которому сохнет немалая часть девчонок в Университете. И эти двуличные податливые студентки со смазливым личиком и глупой привычкой подлизываться к хорошеньким мальчикам в одном ряду не стояли рядом с Тэёном, таким холодным и недоступным. И эта черта Ли лишь больше распаляла в Юно желание подчинить хёна своей власти, чтобы доказать как себе, так и ему, что не такой уж он и неприступный. Чон всегда любил вальс, такой нежный и плавный, и когда-то с трепетом вспоминал, как на выпускном аккомпанировал танцующим одноклассникам и наслаждался их движениями. Сейчас же терпеть не может и воротит нос, стоит кому-то заикнуться об этом танце, ведь в голове сразу всплывает Тэён с его размашистыми действиями, как чертов эталон, как именно нужно танцевать. Ли отодвигает чистоту и невинность, которые жили в Джехёне до поступления в Универ, на задворки сознания, и Юно кажется, что скоро возненавидит даже игру на пианино и начнет читать рэп или играть рок-музыку на гитаре, если продолжит подобным образом контактировать с Тэёном. — Я принесу чай, — покинув плен своих мыслей, произносит Джехён, когда Тэён аккуратно ставит кроссовки напротив двери, а после слегка подталкивает гостя, чтобы тот следовал дальше по коридору, указывая второй рукой на старую дверь. — А может, чего покрепче? — криво ухмыляется Тэён, а его голос сочится незамаскированным ничем сарказмом и показательной напыщенностью от того, что старшему уже скучно. Юно молчит и хмурится, провожая взглядом хёна, который, видимо, уже почувствовал себя как дома, раз так уверенно вышагивает к комнате, на которую недавно указал Чон. А сам следует на кухню, снова кружась в водовороте собственных размышлений о Ли, подробно анализируя его действия. В первую очередь, он вспоминает недавнее происшествие в актовом зале, глаза, в которых читался неприкрытый на какие-то доли секунд испуг, изящное движение, которое в конечном итоге превратилось в неумелый, неуклюжий поворот, то, как мялся Тэён и заливался краской после неловкой встречи взглядами. Второе, о чём думает Чон, — лицемерные девушки, которые успевали между пар заигрывать с одним из первых красавчиков учебного заведения, а Тэён умело и даже игриво отвечал на их жалкие попытки подкатить и максимально смущал самоуверенных фанаток, а после снова уходил, в очередной раз оставляя своих подражательниц с пустыми надеждами. С этими выдающимися навыками у Ли не было девушки, Чон знал наверняка из-за слежки за старшим, которой он порой бывает просто одержим. Юно следует совету гостя и разливает вместо чая вино, одновременно рассчитывая вероятность, с которой Ли Тэён может оказаться геем. Все факты на лицо, уверяет себя Джехён, а потом вспоминает, что есть еще кое-что, чем обычно думают люди, кроме члена. Понимает, что все якобы явные доводы — лишь то, что хочет видеть сам Чон, раскрывая свою эгоистичную сторону ради своего же блага. Юно слышит противный отвлекающий звук сразу нескольких клавиш своего старенького пианино, который режет слух, и вмиг перестает думать о процентах голубизны Тэёна, понимая, что вино льется уже через край прозрачной емкости. И снова Ли — причина полнейшего разлада и краха в жизни Чона. Джехён ругается незапланированно громко и морщится от своего же действия, слыша, как в соседней комнате заливается смехом Тэён и продолжает жать на рандомные клавиши, действуя на нервы хозяина нескладными мелодиями. Чон в спешке протирает столешницу и наливает слабоалкогольный напиток во вторую емкость, быстром шагом направляется в комнату, преодолевая желание бросить стаканы и заткнуть уши, чтобы прекратить эстетическую пытку. Ли Тэён — ходячий спектр настроений. Сначала прожигает ненавидящим взглядом, через пару мгновений беззаботно дурачится, а потом вдается в подробности своей жизни и делится порой сокровенным, источая искренность, словно рядом с ним не простой одногруппник, которого он выделяет среди остальных, а друг, близкий, с которым так просто можно говорить о личном. То же происходит и сейчас: вполоборота Тэён сидит на банкетке, элегантно закинув ногу на ногу, и осторожно, медлительно и размеренно нажимает поочередно на клавиши, и получается своеобразная, не знакомая Джехёну мелодия, но которая, на удивление, успокаивает после микса никак не сочетающихся нот. — Я ненавидел пианино в детстве, когда мама заставляла посещать музыкальную школу для саморазвития и прочего бреда, которым обычно занимают родители своих детей, — начинает Ли, отдаляя руку, которой только что воспроизводил музыку, от инструмента. — На самом деле, мне просто приносило какое-то странное удовольствие, когда я нажимал на клавиши. А твоя игра вдохновляет, я даже ноты повторил, — Тэён улыбается, смотря не на Юно, щеки которого заливаются румянцем, а на пианино. Джехён запивает смущение глотком вина, и может думать лишь о том, что комплимент, звучащий из уст хёна, — восьмое чудо света. Тишину нарушает лишь шуршание страниц, когда Ли перелистывает нотную тетрадь, и раздраженное цоканье, когда тому не удается найти подходящую мелодию. Чон вручает еще не тронутый стакан с выпивкой гостю, и Тэён подносит к носу емкость, изучая, и морщится, понимая, что ему налили вовсе не вишневый сок. — Под словом «покрепче» я имел ввиду кофе, — наигранно вздыхает Ли и свободной ладонью протирает слегка покрасневшие глаза, но Юно улавливает, как едва заметно уголок рта Тэёна приподнимается в улыбке. — Плевать, — бросает Ли, и Джехён не замечает, как исчезла из сосуда половина налитой жидкости в мгновение ока. Тэён отставляет стакан в сторону, а тетрадь, в которой не нашел ничего интересного, бросает на тумбочку, стоящую неподалеку. — Не хочу ничего слышать, ты будешь учить играть меня «Hymn For The Missing», — Тэён подмигивает, видимо понимая, насколько невыполнима его просьба, а Чон давится воздухом, прикидывая, сколько времени он потратит на своего самоуверенного хёна, чтобы слепить хоть что-то из его навыков, которые, мягко говоря, на дне Марианского желоба. — Высокую планку берешь, хён, — резюмирует Юно, закатывая глаза, и усаживается рядом с Ли, который уже весь в предвкушении следит за действиями такого невинно-наивного Чона. «Будто бы меня все это интересует», — проносится в мыслях Тэёна, но он все равно настойчиво продолжает наблюдать, как Джехён ищет ноты для необходимой песни на своем смартфоне, чтобы второй верил заинтригованному взгляду. Джехён находит нужную веб-страницу и ставит вместо тетрадки телефон перед Ли, а сам встает и плетется к окну, сжимая в руке стакан. Он вверяет все в руки хёна, потому что где-то внутри теплится надежда, что старые воспоминания, которые остались у Тэёна после музыкальной школы, помогут ему постичь свою цель, а Джехён лишь будет крутиться вокруг него в качестве наставника. Наставника, который не знает, с какой стороны подступиться к своему ученику. Ученику, который является неизменным объектом обожания с момента поступления Чона на первый курс. Сегодня Юно лишь убедился в своих постыдных предпочтениях, когда увидел стоявшего на пороге его квартиры Тэёна, хотя раньше лишь мечтал о подобном. И в этот момент мнимая когда-то увлеченность старшим у Чона превратилась в одержимость и закрепилась образом Ли с торчащей местами из штанов рубашкой, на которой верхние пуговицы вызывающе расстегнуты, и обтягивающими брюками. Образом хёна, который сидит в комнате Юно, перейдя все границы, за пианино младшего и выпивая вино из его стакана. Джехён пытается растворить мысли в алкогольном напитке, который едва пьянит, не думать об оголенных острых ключицах, которые хочется пометить дорожкой ярких засосов, тощих бедрах, которые хочется сжать своими ладонями и в бледную кожу которых хочется впиваться ногтями, об остром подбородке и пухлых губах, на которых хочется оставить влажные следы. Юно отворачивается к окну и наблюдает за многочисленными снующими туда-сюда людьми, пытается сосредоточиться на прохожих и проанализировать этих однотипных людей, возможно, когда чувствует, как тянет в низу живота. У Тэёна в комнате два соблазна: первый — в районе вытянутой руки телефон Юно с треснувшим в углу экраном, который ему так давно хотелось изучить и узнать, что еще кроется за маской несуразного пианиста, пролистав галерею и личные переписки. Но наверняка лишится второго, и без того недосягаемого, если будет просматривать что-то, кроме необходимых нот, которые не больше, чем предлог побыть рядом с Джехёном. Тэён начинает играть, медлительно и непрофессионально, потому что с непривычки одновременно читать ноты и давить на клавиши представляется невозможным. Он циклически повторяет моменты, которые едва ли успел запомнить. Чон не думает, что игра старшего — полный отстой, хотя проскальзывает такая мысль, когда Тэён в очередной раз не попадает в такт, потому что напряжение, исходящее от Ли, становится практически осязаемым. Тэён слишком увлекся процессом, поэтому даже не обратил внимания, как чужие руки оказались на его плечах и сквозь тонкую ткань стали делать нечто похожее на массаж. — Расслабься, — шепчет Юно, что абсолютно бесполезно, потому что томный голос и пальцы, которые орудуют чуть ниже шеи, заставляют Ли зажаться еще сильнее и рвано выдохнуть. Тэён продолжает, но мелодия становится в разы хуже, ведь эта чертова близость не дает покоя, а в голову лезут самые отвратные мысли. Следующее, что ощущает Ли, — горячее дыхание в районе уха, а после и то, как Джехён оглаживает его ладонь и разгибает напрягшиеся пальцы. Он неудовлетворительно хмыкает и произносит: — Вроде танцор, а все равно как бревно, — Юно не помнит, когда сдался, и не понимает, почему позволяет себе касаться губами мочки чужого уха, когда шепчет фразу, от которой на коже Ли остается влажный след. Раз, два, а следующий удар сердце словно бы пропускает. Тэён в прострации, замирает, не верит тому, что происходит, думает, из-за Джехёна он съехал с катушек, и все это — сплошная иллюзия, в которую хочется погрузиться с головой, которой хочется отдать свое существование. Невинного ощущения чужих губ на своей коже мало чертовски, и прикосновений хочется больше, не на пару квадратных сантиметров тела. Следующий миг — он теряется в незыблемой эйфории и упускает момент, когда встает с банкетки резким порывом, открывая Чону все, что Тэён таил в себе, одним необдуманным действием. Здравые мысли кричат — беги. Тело, поддавшись мозговым сигналам, рвется прочь от Юно, но чужие пальцы, практически до боли стиснувшие запястье Ли, блокируют и без того слабые попытки сбежать. — Я тебя задел? Прости, — у Чона вид виноватого щенка, но извинения — пустое место из-за испытующего взгляда и хватки, которую он не ослабевает ни капли. — Ошибаешься, — мысли тормозят, и только сейчас до Ли доходит, что пару мгновений назад колкое слово «бревно» было без расчета брошено в его адрес. — Докажи, — с вызовом произносит Юно, и Тэён готов поклясться, что заметил вспыхнувшие огоньки в глазах Джехёна и как искривилась едва заметно линия его рта. Он не знает, могут ли слова действовать, как гипноз, но голос Чона — завораживает и сподвигает на необратимое. Свободной рукой Ли тянется к вороту домашней джехёновской толстовки и тянет ее обладателя на себя, вовлекая Юно в поцелуй, для двоих неожиданный и спонтанный. Тэёну кажется, это конец. На деле — совершенно наоборот. Неловкое, неумелое касание губами, которое спровоцировал Ли, превращается в размазанный поцелуй, когда Джехён, напирая на слабо сжатые податливые губы, проникает в рот Тэёна, изучает нёбо и переплетает свой язык с чужим. Без сомнений и лишних прелюдий — терпение иссякло с сегодняшними последними его крупицами — моментально углубляет поцелуй, самоуверенно продолжает, не получая от Ли стоп-сигналов, а лишь излишнюю инициативу. Этого мало: Юно хочется размашистых прикосновений, близости, о которой фантазировал бесконечное множество раз, но под ногами препятствие в виде банкетки, которая мешает осуществить давнее вожделенное желание. Он перешагивает барьер, отталкивая его не глядя ногой куда-то в сторону, концентрируясь на одном лишь Тэёне, которому тесно катастрофически между нависшим над ним Юно и музыкальным инструментом. Ноги, которые давно обмякли от действий младшего, как и все тело, не держат, и Ли неуклюже падает на клавиши, которые отзываются нелепым сочетанием звуков. Чон едва подавляет смешок, не желая портить момент и перечеркнуть все в один миг, поэтому подхватывает Тэёна под ягодицы, тянет на себя, захлопывая крышку пианино, дабы то не смущало Ли, щеки которого залились краской и тепло которых Юно практически осязает. Поцелуй получается размазанным скорее не из-за того, что Джехён не может одновременно усаживать Тэёна поудобнее на уже закрытом крышкой музыкальном инструменте и целовать, а из-за того, что Ли, катастрофически нуждаясь в воздухе, откидывает голову назад, подставляя губам Чона свой острый подбородок, на котором вскоре остаются влажные следы, вдыхает глубоко через ноздри и с выдохом испускает низкий хрипловатый стон, с которым уходит последнее оставшееся терпение Юно и адекватное восприятие окружающего мира. Остается лишь Ли Тэён, чертовски смазливый, хрупкий и податливый. Который сам хватает Чона за грудки темной толстовки, притягивая к себе, провоцирует новый поцелуй, с еще большей страстью углубляет его и, изгибаясь в спине, льнет к Джехёну. Одной ладонью Юно обхватывает узкую талию Тэёна, поглаживая, второй – скользит по еще не оголенному телу, вычерчивая пальцами бессмысленнее узоры, которые оказываются слишком чувствительными для кожи старшего под тонкой тканью рубашки и разбегаются мурашками в разные стороны. Вскоре рука и вовсе оказывается на тощем бедре, и Джехён чувствует, как натянута ткань чужих штанов в области паха. Прежде терзавшие Чона сомнения испаряются, особенно, когда его собственный член неприятно обтягивает ткань боксеров, и он, сильнее налегая на Тэёна, тянется руками к пуговицам чужого предмета одежды и слегка дрожащими пальцами нетерпеливо начинает расстегивать их. Он успевает только расправиться с одной и чувствует, как тонкие холодные пальцы сжимают его запястья и угрожающе сдавливают. Темп сердцебиения моментально набирает обороты от чужого действия, которое выводит Юно из строя и рушит все в один короткий миг, поэтому отстраняется от хёна, чтобы тот – не дай Бог – не узнал о нахлынувшем на Чона волнении по бешено долбящемуся о грудную клетку сердцу. Джехён встречается с чужим взглядом – холодным, каким обычно Тэён одаривает его в Университете, стоит им пересечься в коридоре, на паре – где угодно, а после слышит, как низко Ли произносит: – Порвешь хотя бы одну пуговицу – сам будешь пришивать, и если она, – он игриво теребит оттопыренный воротник рубашки, – не будет выглядеть, как новенькая, я не знаю, что сделаю, – Тэён шепчет на чужое ухо на выдохе, а потом слегка прикусывает ушную раковину Юно, отстраняясь от младшего, стягивает с того толстовку, и теперь ее отсутствие являет Ли жилистое тело Чона. – И сейчас тебе не плевать на этот дрянной кусок ткани? – Джехён ухмыляется и облегченно выдыхает, снова приникает к чужим губам и чувствует, как скалится Тэён, который уже ногами пытается обхватить бедра Юно. Возвращается к рубашке и еле поддающимся чужим стараниям пуговицам и, когда рубашка Ли оказывается полностью расстегнутой, он подхватывает старшего под ягодицы, чтобы отнести того к аккуратно застеленной с утра кровати. Тэён успевает одной рукой покрепче обхватить шею Джехёна, свободной – тянется к стакану с еще оставшимся вином. Ему хочется выпить, но не для того, чтобы придать своим действиям уверенности или, как принято считать, смелости, просто пересохло в горле, жаль, не из-за недостатка жидкости. Ему удается лишь оставить на губах горьковатый алкогольный привкус, как у него выхватывают стеклянную емкость. – Ты сейчас как правильно-приторная девчонка, которая волнуется перед первой брачной ночью и трезвой в кровать не полезет, – замечает Юно и сам допивает остатки вина, снова оставляя стакан покоиться на пианино. Джехён говорит непозволительно грязно для себя, и слова, звучащие из уст пай-мальчика-Чона-Юно-лучшего-студента-на-своем-курсе, заставляют Ли покраснеть и замешкаться на пару неловких секунд, но старший цедит «заткнись» и снова вовлекает в поцелуй своего сегодняшнего «учителя», чувствует легкую горечь теперь не только на своих губах, но и на чужом языке. Чон приподнимает Тэёна, желая открыть доступ к шее, чтобы оставить на ней следы, на которые Ли на следующий день будет смотреть с явным неодобрением, но, когда чужой пах задевает возбуждение Юно, он лишь шипит, быстрее достигает кровати и неосторожно кладет – практически бросает – старшего на постель. Слишком далеко, заключает Джехён, и, хватая за ремень, подтягивает Тэёна поближе к себе, пока второй пытается освободиться от рубашки, но вовремя теряет равновесие. – Не трогай, – голос Юно звучит грубо и с нотками угрозы. Следует новый рывок – Ли оказывается практически на краю кровати, а Чон, упираясь одним из колен между разведенных в сторону ног Ли, – над ним, наконец приступает к шее, засасывая тонкую бледную кожу и прикусывая местами – Тэён сопит от слегка жгучих ощущений, морщится, нетерпеливо кусает губы, когда рука Юно вытягивает кожаный ремень из металлической пряжки, освобождает пуговицу, ловко расстегивает чужую ширинку и ладонью – сразу же – скользит под боксеры. Второй рукой одергивает рубашку, которую Джехён заставил Ли оставить на себе, открывает тонкие ключицы и покрывает поцелуями и их, пока большой палец другой ладони размазывает естественную смазку по возбужденному члену старшего, отчего Тэён тихо стонет, выгибается, а руки инстинктивно давят на широкие плечи Юно, намекая тому приступать к следующему шагу. – Ну же, – едва слышно бросает искрометно Ли, а Чон лишь прикладывает к чужим раскрасневшимся губам указательный палец, как бы говоря заткнуться и найти в каких-то закромах терпение, и покрывает нежными дразнящими поцелуями грудь, опускается ниже к торсу, прикусывая тонкую кожицу. Когда Джехён спускается к низу живота, он поддевает края брюк вместе с боксерами, тем самым заставляя Тэёна моментально приподняться, чтобы позволить младшему живо стянуть с него предметы одежды. Юно отбрасывает ненужные куски ткани куда-то в сторону, устраивается на коленях и закидывает чужие худые ноги на свои плечи, расцеловывает внутреннюю часть бедра, поднимаясь постепенно все выше к паху, и с каждым новым касанием оставляет все более яркие красные следы, словно в попытках заклеймить «мое». «Его». Всегда холодный цундере Тэён, так легко оттаявший от умелых прикосновений Чона, буквально плавится, о чем говорит разгоряченная кожа. Джехён отстраняется, взглядом оценивает результаты своей работы, улыбается от странного разбушевавшегося внутри чувства гордости, являя взгляду Ли ямочки, отчего старший, не сдерживаясь, проводит большим пальцем по щеке Юно, а после ладонями надавливает на чужие плечи, чувствуя, как кровь в районе паха закипает, и Чон, уже не пытаясь заткнуть хёна, губами захватывает сочащуюся предэякулятом головку, а ладонью обхватывает ствол, медленно двигаясь по всей длине. Джехён языком слизывает солоноватую смазку и постепенно начинает насаживать свой рот на чужой член, с каждым разом заглатывая все большую длину, медленно, распаляя желание в Тэёне. А тот сгорает от нетерпения, дышит учащенно, и рванные вздохи мешаются с редкими сладкими стонами, которые он едва сдерживает в себе. Ли толкается бедрами на встречу, одной рукой зарывается в чужую и без того взъерошенную шевелюру, а другой ногтями впивается в плечо Чона, оставляя красноватые следы в форме полумесяцев. Своими действиями Тэён яро показывает Юно, что первый пытается умело манипулировать младшим, но Джехён не позволяет: рукой обхватывает талию, другой – бедро, вжимая старшего в матрас, ограничивая движения Ли, снова беря ситуацию под свой контроль. Юно набирает темп, вбирает всю длину ствола, выбивая из Тэёна иногда проскальзывающие случайные ругательства и шумные выдохи, которые, скорее, уже походят на скулеж, и все звуки, издаваемыми Ли, заставляют возбуждение все новыми волнами приливать к паху Чона, отчего тот испускает стон из-за неприятных ощущений в собственных штанах. А Ли, получая удовольствие от джехёновского горячего рта на своем члене, находится на пике, чувствует, как скоро изольется, и непроизвольно елозит пятками по чужой спине, выгибая ступни. И движения Тэёна служат для Чона своеобразным стоп-сигналом, второй понимает, что извивающийся под ним Ли уже на пределе, поэтому, придерживая хёна за бедра, отстраняется чувствует, как тонкая ниточка слюны тянется от головки члена до своего языка. – Засранец, – раздраженно бросает Тэён, но, тем не менее, предвкушающей улыбки не скрывает от чужих глаз. – Эгоист, – шипит в ответ Джехён, вытирая влажные губы большим пальцем и ловя ртом необходимый воздух. Он запрыгивает на кровать, отчего Ли двигается назад, ближе к подушкам, чтобы освободить больше кроватного места для нависшего над ним Юно. А после в голове возникает куча вопросов, когда Чон достает из тумбочки тюбик лубриканта и презерватив в блестящей упаковке. В мыслях Тэёна – не состыковка двух образов: Джехён, каким его привыкли видеть студенты, в том числе и сам Ли, и преподаватели университета, и Джехён, каким предстает сейчас перед Тэёном: острый на язык и бесповоротно контролирующий ситуацию. Огромное количество вещей, о которых Ли сейчас хочет выведать, а главная – «Что здесь, черт побери, происходит?» – так и норовит сорваться с языка, но единственное, что он может сделать – замереть, наблюдая, как Юно открывает контрацептив, и теперь сам Тэён, наконец выходя из состояния ступора, стягивает с Чона оставшиеся вещи, после чего тот расторопно натягивает презерватив и со звонким щелчком открывает смазку, выдавливая некоторое количество вещества на пальцы. Единственное, что остается с Тэёном, – учащенное сердцебиение и звон в ушах, который словно эхом ударяется о барабанные перепонки после звука открывающегося тюбика, когда Джехён холодными пальцами касается прохода, проникая в Ли осторожно, двигаясь внутри старшего медленно, тщательно растягивая, позволяя тому расслабиться. Тэён, будто находясь в прострации, не боится, потому что все трезвые мысли, которые некоторое время назад еще населяли его голову, видимо, сейчас вознеслись до небес. Иначе, как объяснить то, что он по своей воле толкается навстречу уже двум пальцам, хотя и шипит от неприятных тянущих ощущений, всхлипывает от контраста чувств, стоит чужим пальцам пройтись по простате. Юно блюдет осторожность, хотя остервеневшее внутри него животное просится наружу. Входит медленно, но постепенно на всю длину, наблюдает, от каких эмоций искажается лицо старшего, и замечает, как в уголках глаз скапливаются едва выступившие слезы. Чон оглаживает грудь, которая вздымается в непонятном ритме от сбитого дыхания Тэёна, сбитого ровно настолько же, насколько сбито джехёново сердцебиение от того, как Ли аккуратными ногтями изрисовывает чужие плечи красными болезненными полосами, сипло стонет его имя, выгибаясь, получая больше контакта с телом Юно. Внутри Ли – горячо и невероятно узко, и Джехён, не способный сдерживаться, гортанно рычит, набирает темп, учащая толчки, пока чужие ноги с каждым новым движением Чона все с большей силой обхватывают его талию. Тело Тэёна содрогается, срывая с припухших губ шумные стоны и приближая к тому самому пику, которого Юно прежде «любезно» лишил своего хёна. Однако по лицу Ли можно понять, что двигающийся внутри него член все еще доставляет некоторый дискомфорт, хотя постепенно Тэён и начал привыкать и даже получать какие-то «отголоски» удовольствия, когда чужой пенис задевает простату. Но даже намеки на оттенки неприязни в выражении тэёновского лица – пытка для Джехёна. Он наклоняется к Ли, покрытому румянцем и испариной, затягивает в поцелуй поочередно верхнюю и нижнюю губу, подразнивая и одновременно действуя, как успокоительное, потому что Тэён вдыхает полной грудью, в крепких объятиях заключая шею Чона. Младший обхватывает член Ли, из-за чего по телу Тэёна снова прокатывается дрожь, и начинает надрачивать в такт собственным движениям, продолжая оставлять на губах хёна невесомые поцелуи. – Не уходи, слышишь? – Юно рычит, озвучивает, словно мольбу, когда отстраняется от чужого рта, оттягивая нижнюю губу на себя, спускается к шее, вдыхая чужой естественный запах, смешавшийся с приторным ароматом одеколона. Обнажает свою одержимость хрупким танцором, срывает все маски, не говоря уж о границах, которые давно стерты. Вместо нужного ответа – лишь действия, которые, пожалуй, важнее самых красивых эпитетов и нежных признаний, стоит Тэёну самостоятельно толкнуться навстречу члену Джехёна, сильнее обнять того всеми конечностями и затянуть в новый поцелуй: жадный, нетерпеливый, который больше походит на борьбу за первенство в игре «чьи чувства сильнее». Поцелуй оказывает и решающую роль в получении оргазма, заставляя Ли излиться в широкую ладонь Юно. Еще пара толчков – следом кончает и Чон, заваливается рядом с Тэёном, обнимая так, словно боится, что потеряет только что обретенное.***
Тэён смущенно прикрывается рубашкой, пока Джехён ерошит практически плюшевые красные волосы, переливающиеся нежно-розовым от лучей, которые проникают в комнату сквозь приоткрытые шторы. Чон улыбается, наслаждаясь видом своей комнаты: самым прекрасным, что когда-либо был, с лежащим на его кровати Ли. Тэён снова замечает милейшие ямочки на джехёновских щеках, тянет улыбку будто в ответ, а указательный палец подсознательно тянется и тычет в эту самую ямочку, заставляя старшего коротко хихикнуть, а Юно – наигранно округлить глаза от мнимого удивления. – Не уйду, – Ли отвечает на давно поставленный вопрос со всей серьезностью, и след любых намеков на улыбку на лице Тэёна простыл. Ему кажется, что лицо младшего вот-вот треснет от только что произнесенных слов, которые словно мед полились в его уши. Ледяной принц, полностью оттаявший под влиянием Джехёна, который теперь будет морозить всех, но точно не Юно. Он надеется на это, по крайней мере, снова приближается к Ли, чтобы спровоцировать очередной поцелуй, но перед этим произносит: – Следующий урок – танцевальный – проводишь ты, – Чон улыбается игриво, яро намекая на продолжение, и вместо поцелуя получает лишь толчок в плечо и броское тэёновское «извращенец» в свой адрес.