Прощальная речь

**** Натаниэль завершил отсылающее заклинание. Я исчез. Посох взорвался. Типичный хозяин. Ведь до самого конца так и не дал мне шанса вставить хотя бы словечко! Жаль. В этот последний миг я хотел бы сказать ему все, что я о нем думал. Хотя, с другой стороны, поскольку в тот миг мы во всех отношениях были единым целым, думаю, он и так это знал… На этой трагичной ноте я замолчал, просто позволяя Иному Месту утянуть меня обратно. Домой. Моя утомленная сущность стремительно неслась вперед, сквозь стены четырех стихий и пространства, разделяющие два мира. Впереди меня ждал долгожданный отдых. Долгожданная свобода. Конечно, не навсегда. Ровно до того ужасного дня, пока мое имя снова не отыщет в своих проклятых пыльных книжках какой-нибудь зазнавшийся волшебник. Мир людей слишком цикличен, и мы, как бы ни старались сегодня, вряд ли смогли бы повлиять на это. Но я верю, что наша победа послужит… Стоп? Что это? Я был слишком захвачен нашей с Натаниэлем последней перепалкой, а также последующими переживаниями, и даже не заметил некоторой странности. Все это время я был не один. Что-то преследовало меня, словно привязанное. И это было очень необычно. Нет, иногда сквозь пространства в Иной мир одновременно возвращались сразу несколько духов: если распускали армию или какой-нибудь жадный до рабов волшебник откидывал копыта. Тогда Домой стремились сразу несколько счастливых созданий, с трудом сохраняя струящееся движение спокойным и не переплетаясь от радости. Так вот, присутствие, которое я ощущал в данный момент, было совсем не таким, как если бы параллельно со мной в Иное Место возвращался еще один дух. Оно было слабым, едва ощутимым и каким-то инородным. Поток захлестывающей мое сознание родной энергии, к которой я приближался с каждой секундой, слишком дурманил и пьянил меня. Наверное, именно поэтому в мою голову пришла столь дикая мысль. В тот самый миг, когда моя сущность наконец-то добралась до Иного Места, я произнес его глупое имя и… Иное Место дрогнуло. Нас всех качнуло, словно подхватило крутой волной. Я невольно растерялся, не понимая, что происходит. Ощущая странную пустоту, словно глухую дыру в сердцевине своего Дома. Это было… «Ноуда» Да, точно. Это определенно был Ноуда. Его потеря стала слишком сильным потрясением для Иного Места. «А уж каким сильным потрясением смерть Ноуды стала для мира людей…» Я снова подумал о своем хозяине. И снова его позвал. Сознание моего бывшего хозяина расталкивало нас, бесцельно мечась по хаотичным траекториям, то распадаясь и теряя кусочки своей сущности, то снова собираясь в единый щетинистый комок. Этот комок по форме напоминал его ауру: в отличие от ауры Китти, похожей на солнце, аура Натаниэля была точно здоровый цветок. Репейника. Шипастая такая, колючая. В общем, в данный момент в потоке сущностей Иного Места с упорством ледокола двигалась колючка имени моего хозяина. И, кажется, искала она меня. Признаться, я был в замешательстве. [Прим.: А также в шоке, растерянности и ужасе, но это я так, на всякий случай, если вам показалось, что предыдущая фраза слишком суха. Мое потрясение просто мешало мне думать с обычным мне изяществом.] Этот мальчик должен был погибнуть! По глупым законам своего материального мира. Даже если бы не совершил свое суицидальное геройство со вскрытием печатей Посоха Глэдстоуна. Я это точно знал. Я был им. Но он здесь. Как?! Что произошло? Почему он здесь? Единственный способ полностью преодолеть границу между мирами – создание Птолемея, его Врата. Благодаря им здесь оказался сам Птолемей. Благодаря им здесь побывала Китти. Но Натаниэль… «Бартимеус?» Ох, трепетный Ноуда, ко мне обратился репейник! Это точно он, никаких сомнений… – Сколько лет, сколько зим… а ты не из тех, кто так просто прощается, а, Нат? Я поспешил окружить собой эту взбалмошную колючку, чтобы она не укатилась куда-нибудь в пространство Иного Места. Точно так же, совсем недавно, Натаниэль окружал меня защитой своего тела, не позволяя моей истерзанной сущности развеяться по дуновению первого же ветерка. Шипастая сущность затормозила, кружась на месте. Кажется, мое присутствие ее немного успокоило. – Бартимеус. Что происходит? Где мы? Колючка Натаниэля пошла трещиной. Из сердцевины показалось что-то, отдаленно напоминающее лицо. Я снова озадачился. Лицо это было очень даже неплохим. В смысле – это была дурацкая физиономия моего бывшего хозяина, растерянно хлопающая глазами и удивленно округляющая свой рот, но в том-то и дело! Не так уж и просто человеческим существам столь быстро освоиться здесь. Даже у Птолемея не сразу получилось. А уж если припомнить работу Китти… да Натаниэль просто скульптор по сравнению с ней! Его лицо в короне колючек расплылось. Когда оно снова собралось в единое целое, его выражение стало другим. Вокруг замерцали огоньки-воспоминания. – Я умер? Это загробный мир? Так, с этим пора что-то делать! Нужно выйти из оцепенения. – Это мой мир, – ответил я. Лицо Натаниэля дрогнуло, словно он испуганно дернулся, размазалось и утекло куда-то вдаль, по пути меняясь и становясь кусочками репея. Я всерьез заволновался, что этот дурной мальчишка посеет здесь свою несусветную глупость. – Добро пожаловать в Иное Место. Как тебе здесь? – У меня… у меня мозги разъезжаются, господи, все плывет! Все постоянно движется! – заныл мой бывший хозяин. – Я сейчас умру! Сделай что-нибудь, Бартимеус! Я хотел сказать, что он и так уже умер, но молча занялся наведением уюта. Вокруг нас сомкнулись стены того самого зала, в котором я привык встречать гостей из другого мира. [Прим.: Ну, как привык? Больше двух тысяч лет этот зал лишь единожды принимал в своих нематериальных стенах существо с Земли. Но за последние сутки это число стремительно увеличивалось. Возможно, стоит всерьез задуматься о тонкостях интерьера?] Огороженный от общего потока Иного Места, Натаниэль снова показал свое неплохо собранное лицо из кокона шипов. Я уже был Птолемеем и демонстративно уселся прямо на полу перед ним, как обычно, сложив ноги. Натаниэль выглядел растерянным и в то же время заинтересованным. Его взгляд постоянно метался вокруг. А через несколько мгновений [Прим.: Как я уже говорил, время в моем мире измеряется совсем не так, как у людей. Но поверьте, в человеческом мире это мгновение не продлилось бы более секунды, так оно было неуловимо.] он прошелся вдоль ряда колонн, с интересом разглядывая прозрачный потолок. Воссоздание своей фигуры ему удалось так же легко и непринужденно, как и лица. И, кажется, действительно оценить эту особенность по достоинству здесь мог только я. Птолемей задумчиво потер подбородок, наблюдая за перемещениями Натаниэля. – Что произошло-то? – снова подал голос мой бывший хозяин. Он выглядел взволнованным. – Я должен был отпустить тебя и покончить с Ноудой… Ты здесь, но что… – Об этом можешь не беспокоиться, – твердо сказал я, машинально потирая впалый живот Птолемея ладонью. – Из меня будто добрый кусок сущности выдрали, Ноуда точно ушел от нас… Ты уничтожил его, это факт. Натаниэль засиял. В прямом смысле этого слова. Его образ стал четче, разгладился и прекратил постоянно двигаться. Он был точно из плоти и крови. Парнишка с такой старательностью лепил свой облик, что это сбивало с толку. Но я быстро нашел объяснение этой аномалии [Прим.: Как приятно быть мудрейшим созданием, верно?]: наше с ним недавнее единение. Натаниэль по доброй воле предоставил мне свое собственное тело, отдав мне не только контроль, но и нечто большее. Птолемей бы назвал это знанием. Именно благодаря подсказкам мальчишки я благополучно миновал крайне позорную стадию привыкания к человеческому телу, через которую пришлось пройти всем прочим духам. Видимо, для Натаниэля мое соседство стало таким же багажом знаний и умений. Сейчас Натаниэль доверял моему дому, Иному месту, точно так же, как и мне, когда мы сражались против Ноуды. – Должен признать, ты меня удивил. Ты отпустил меня, уничтожил Ноуду. И не только его, – я как можно красноречивей выделил свою последнюю фразу. Натаниэль снова посерьезнел. – А сейчас ты здесь. Все это время ты был со мной, как приклеенный. А теперь объясни, великий волшебник: что ты сделал? – Я не знаю! – А кто знает?! – взорвался я, вскакивая на ноги. – Не так-то и просто взять и махнуть в мир духов, знаешь ли! На моей памяти это сделали только двое из вас. Но ты… Ты как заноза, от тебя невозможно избавиться! – Последнее, что я помню – как я отпускал тебя! – выкрикнул Натаниэль, гневно сжимая кулаки. Я с изумлением констатировал тот факт, что мальчишка изменился: чуточку укоротился, сильно ссутулил заострившиеся плечи и явно потерял в мышечной массе. Занятно… сейчас он выглядел точно на свои четырнадцать, как в ту пору, когда голем наводил ужас на элитные районы Лондона, а голову юного Мэндрейка украшали несуразные патлы. Сам Натаниэль этого будто не замечал, продолжая свою речь: – А потом все, провал. Я помню только боль! Когда я очнулся… когда я очнулся, вокруг творилась какая-то чертовщина, я даже не мог понять, падаю я или лечу вверх. А потом ниоткуда вылез ты. И построил все это… Натаниэль схватился за голову. Кажется, он был на грани срыва. Неудивительно. У людей такая хрупкая психика и тонкие нервы. [Прим.: А еще забавные связки и эластичные пузыри легких. Абсолютно все в человеке было хрупким, недолговечным и сложным. Ума не приложу, как люди вообще прижились на этом свете?] – Мне и сейчас больно. Я будто горю, все мое тело… – По факту, у тебя нет сейчас тела, – поспешил заметить я. – То, что ты чувствуешь – остаточная боль. Скорее даже – воспоминание. Но это не упрощает нашу основную проблему: ты здесь. Совершенно противоестественным образом, но ты здесь. Нарушив всю глубину и весь трагизм нашего последнего разговора. В этом весь ты – неуклюжесть и полное отсутствие такта. – Тебя волнует только красота момента?! – снова вспылил мой горе-хозяин. Ну и как с ним можно нормально беседовать? Не иначе как только перед лицом неминуемой гибели. И то не факт, что он станет приятным собеседником. Лишь чуточку более сносным. – Успокойся и пораскинь мозгами! Из нас двоих это ты – великий волшебник, а также профессиональный узурпатор и мастер всяких заклинательных основ! – Я повысил голос и решительно сложил руки на груди. Натаниэль на миг расплылся, но вновь собрался, тут же усевшись перед Птолемеем, полностью копируя его позу. Мы оказались друг перед другом, как в старые добрые времена, когда его тщедушное тельце защищали, а мое – истязали путы пентакля. Натаниэль прикрыл глаза и поплыл. [Прим.: В том смысле, что он продолжал сидеть передо мной, но совсем растерял четкость. Его сознание вновь расщепилось и теперь беспокойно носилось кругами, не вылетая за границы сидячего силуэта мальчишки.] Когда он заговорил, я уже и сам кое до чего додумался. – Магический взрыв. Выпущенные духи из Посоха Глэдстоуна столкнулись с сущностью Ноуды, и произошел взрыв. Это должно было случиться мгновенно, даже быстрее, чем срабатывает разбившийся шар с элементалями, потому что сил в Посохе было намного больше. Скорее всего, оказавшись на пути этой убийственной волны, мое тело… – Натаниэль запнулся. И снова стремительно попытался вернуть себе форму. Несколько лихорадочно и поспешно: черты лица повзрослевшего Натаниэля странно смотрелись на теле четырнадцатилетнего. Но я не придирался. [Прим.: Я просто заметил, запомнил и прокомментировал.] – Твое тело, возможно, погибло, – мягко подсказал я. – Мое тело просто расщепило на атомы! – яростно оборвал меня Натаниэль, сжимая кулаки. – Я должен был погибнуть в ту же секунду! Моментально!.. Возможно, этот Взрыв… просто вышиб из меня дух… ох, в смысле… – Да-да, я понял, речь про твою душу. – Я опустил взгляд, рассматривая ладони Птолемея. Очень аккуратные и изящные для парнишки. – Я тоже об этом подумал. В принципе, это и значило, что ты погиб. Даже если твое тело осталось нетронутым, оно безжизненно без твоей души, которая, в свою очередь, должна была просто разрушиться. – Я читал заклинание, – снова заговорил Натаниэль. – Я отпускал тебя. И с моим последним словом произошел Взрыв. Могло бы получиться, что… – ...Что все это по случайности оказалось связано? – подхватил я. – Что события происходили слишком быстро, слишком тесно и не могли не повлиять друг на друга? Что твое сознание невольно вплелось в слова отсылания, а потом и вовсе уцепилось за ускользающего из вашего мира меня? Так ли я тебя понял, ты имел в виду, что тебя зашвырнуло сюда Магическим Взрывом, прямо в спину мудрейшему джинну, который изо всех сил пытался удержаться на Земле, да?.. Хм, ну что ж – эта версия выглядит не такой уж и бредовой… – Да, я… ты пытался удержаться на Земле? Почему? – Изумленное лицо Натаниэля снова поплыло, распадаясь и собираясь обратно. – Не пойми меня неправильно, сынок, но я не привык оставлять последнее слово за другим, – Птолемей усмехнулся. – К тому же это было слишком толсто. – Чего-чего?! – от негодования Натаниэль не только расплылся, но и потерял всю целостность фигуры, превращаясь в бесформенное колючее пятно. – Что слышал. Трогательные прощальные речи – это точно не твой конек, парень. Ты в какой книжке только вычитал эту банальщину? Или нахватался этих словечек из пьес нашего старого доброго Мейкписа? – Да ты большего и не заслужил! – от возмущения Натаниэль просто выворачивался наизнанку, что вместе с его шипами смотрелось довольно мерзко. [Прим.: Настолько, что я решил запомнить этот прием. Просто так, мало ли, вдруг потребуется напугать какого-нибудь впечатлительного человечка?] – О, ну конечно! Сваливай свою бесталанность на бедного джинна! – скривился Птолемей. – В следующий раз лучше просто будь хорошим мальчиком и отдай право говорить мудрейшему, то есть мне. Будь уверен, моя прощальная речь могла бы разжалобить даже Ноуду. – Твоя речь была неспособна даже разозлить Ноуду! – Да мне не нужно было даже особо разглагольствовать – один только мой вид привел его в неистовство! – Что бы сделал твой вид без моей дразнилки?! – Твою дразнилку Ноуда услышал только благодаря мне! Ты ее еле слышно шептал, не помнишь? – Да тебе не понравилась моя речь только потому, что она целиком и полностью была правдой! – взвыло сознание Натаниэля, скукоживаясь от злости. – И эта правда тебе глаза колет! Так что моя речь прекрасна во всех отношениях, от первого и до последнего слова! – Брехня твоя речь, от первого и до последнего слова, Нат! – взвыл я, красноречиво постучав себя по лбу. – Ничего не забыл? Я был тобой в тот момент!.. И приведи уже себя в нормальный вид! Сознание Натаниэля заструилось, медленно принимая нужную форму. А пока он обиженно и тихо заговорил: – Точно так же и я был тобой. Так что наши прощальные речи прозвучали в унисон, разве нет? – Как видишь, нет. Для прощальной речи мы слишком часто видимся в последующее время. Натаниэль наконец-то совладал со своим сознанием. Он все так же сидел передо мной, полностью копируя позу Птолемея. У него все лучше получалось управлять собой: черты его лица, детали одежды, некоторые жесты – все это было детально продуманным и аккуратно воспроизведенным. Передо мной, как наяву, сидел мальчик по имени Натаниэль, такой, каким я впервые увидел его много лет назад. Даже безразмерная потертая куртка была при нем. Мальчик смущенно потупился. – Мне очень больно, ничего больше этого образа сделать не получится… – Поверь мне, это лучше того сальноволосого типа, что сидел здесь некоторое время назад, – утешительно кивнул я. – Давай подведем итоги? Сила магического Взрыва выбросила душу из твоего тела… – Уничтожив тело, – добавил Натаниэль. – Этого мы не можем утверждать. Давай будем отталкиваться от тех фактов, которые нам двоим наверняка известны? Например, что у тебя здорово подванивают ноги. – Я тебя умоляю, к чему это кокетство?! – Не знаю, есть ли между этим какая-то связь, но чем младше на вид становился мой бывший хозяин, тем невыносимей он мне казался. Одни капризы и истерики! – Мое тело либо растворилось на месте, выжженное сумасшедшей энергией Взрыва… – … Или, что ты похрапываешь во сне. – … Либо его разорвало в клочья, а потом еще растерло в кашу тяжестью обвала! – истерично закончил мальчик. Я лишь утомленно вздохнул, прикрывая глаза. Двенадцатилетний Натаниэль, когда-то ввязавшийся в авантюру с Амулетом Самарканда, смотрелся дико, с такой яростью говоря про свое мертвое тело. – Если уж Ноуда пал, что говорить про меня? У меня не было шансов, ни единого! Мы оба это отлично знаем. Именно поэтому я тебя и отпустил, потому что не видел в этом смысла. Одной моей смерти было достаточно. – Но, конечно, спросить моего мнения ты, как обычно, не додумался? – Я начинал злиться. Не знаю, замечал ли мой бывший хозяин мелькавшие вокруг картинки-воспоминания с нашей последней битвы, хотя, скорее всего, нет. Он был слишком занят нашей ссорой. Ну и отлично. – С каких это пор хозяин спрашивает позволения раба?! – пропищал мальчишка. – С тех самых, когда ты сам согласился на равноправие в своем теле. А потом сам же его и нарушил, сделав выбор за меня. – Как будто это что-то изменило бы! Давай начистоту: ты не хотел умирать. Ты думал об этом и весь сжимался перед неизбежностью. Ты хотел обратно, ты не хотел прощаться с Иным Местом и с жизнью. Ты сделал свой выбор, а я просто его озвучил! Скажи еще, что недоволен?! Птолемей не мигая уставился на раскрасневшегося мальчишку. Мы не меняли своего положения, мы вообще не двигались во время спора, но вмиг пространство исказилось, подчиняясь моей воле, и вот уже мы с Натаниэлем сидели совсем рядом. При желании я мог протянуть руку и устроить ее на плече своего горе-хозяина. Натаниэль стушевался и уставился взглядом в пол, бездумно смотря на течение нашей сущности в бесконечности Иного Места. – Я и не собирался утверждать, будто хотел умереть, – глухо и твердо заговорил Птолемей. Глаза у него совсем почернели и неотрывно цеплялись за лицо Натаниэля. – Это было бы абсолютной ложью. Я действительно не хотел умирать. Но, кроме того, я не хотел оставлять тебя умирать в одиночестве. Мальчик сжался, сильно ссутулившись под взглядом и словами Птолемея. Вернее, моими словами. – Я все равно все сделал правильно, – упрямо забормотал Натаниэль. – В смысле: я поступил как хороший хозяин, верно? – Ты поступил как типичный хозяин, – так же упрямо ответил я. Но все-таки чуть смягчил тон. [Прим.: А то мальчишка снова грозился распасться от расстройства.] – Как типичный благородный хозяин. Я таких встречал немного. – О, я знаю, – деловито закивал Натаниэль, снова поднимая на меня взгляд. – Этот египтянин Птолемей. Ты о нем постоянно думал. И перед концом ты его тоже вспоминал. Хм… а вот это достаточно неловкий момент, что и говорить. Сейчас самое время тактично заткнуться и мягко перевести тему. [Прим.: Например, сообщить, что изысканная отделка нашего зала переговоров подобрана со вкусом настоящего ценителя прекрасного. Или поинтересоваться, какая погода стоит сейчас в Ином Месте. Я бы с радостью разразился продолжительным многочасовым монологом на тему: «Неприменимость термина «погода» к сути Иного Места»!] – Он тоже тебя отпустил. Не оставил тебе выбора, хотя ты до последнего цеплялся за наш мир, пытаясь там остаться. – Натаниэль продолжал говорить, наглядно демонстрируя свои изящные манеры, сравнимые с грациозностью выброшенного на сушу кита. – Я чувствовал все это. И я подумал… это несправедливо. – Чего-чего? – пришла пора мне раскрыть рот от изумления. – То, что ты перед нашей кончиной думал только о нем, – обиженно насупился Натаниэль, складывая руки на груди. – Это… как минимум неприлично!.. И не делай такого лица! Сам посуди: более двух тысяч лет, а ты помнишь все до сих пор. А я… Он вздохнул, распрямляя ноги и прижимая их к груди. Прежде чем он спрятал лицо, уткнувшись им в колени, я успел заметить, что он стал выглядеть еще младше. Таким Натаниэля я уже не помнил. – А меня некому вспоминать. Возможно, Пайпер и Китти… И совсем маловероятно – госпожа Лютьенс. Да и зачем им меня помнить?.. Умирать вообще грустно, а думая вот так – и вовсе невыносимо. Зато теперь ты помнишь и думаешь не только о Птолемее, но и обо мне. Я растерянно покачал головой от подобного заявления. Не думал, что он все это выскажет мне в лицо. – Ты эгоист и ревнивец… Как и все люди. Ваше человеческое благородство – редкая и вместе с тем жестокая штука. Иногда даже более жестокая, чем отсутствие этого благородства. – Пока я это говорил, лицо Птолемея точно окаменело. Он весь замер и застыл, даже движение его губ было таким скромным и незаметным, что создавалось впечатление, будто мой голос живет сам по себе. Отдельно от этой пародии на тело. – Это запоминается на всю жизнь. Ваш век несравним с нашим. Вы умираете в молодости или в старости, а мы существуем и все помним. Мы остаемся с памятью об этом и расплачиваемся за ваше благородство своими чувствами. Это ваш коронный человеческий трюк – оставлять после себя с осознанием. По-твоему, подобное благородство далеко ушло от подлости? Я поймал взгляд притихшего Натаниэля. Мой бывший хозяин смотрел на меня во все глаза, будто напуганный моими речами. Кажется, меня немного занесло. Эй, но он первый решил поговорить по душам! – Господи, а ты, оказывается, жуткий ворчун, – неловко забормотал он, а потом решительно вскинул голову и расправил остренькие плечи: – По-моему, подлостью было бы забрать тебя с собой. Он говорил уверенно. Правда, его голос был значительно выше, чем обычно. И, кажется, немного подрагивал. В общем, абсолютно не выдерживал патетичности момента. Сердиться на него никак не получалось. – А еще ты хотел выпендриться перед воспоминанием о Птолемее, – беззлобно фыркнул я, скривив лицо и продолжив писклявым голосом: – «Смотри, Бартимеус, я могу, как он! Я же самый крутой хозяин в мире!». Нет, ты все-таки ужасный собственник, честолюбец и ревнивец! – … Да о чем ты вообще?! – взвыл покрасневший Натаниэль, хватаясь за голову. – Я… я просто хотел, чтобы ты жил! И… – И чтобы я помнил тебя, да-да, я понял, – устало отмахнулся я. – Твое желание сработало даже лучше, чем ты ожидал: мои мысли о тебе послужили вместо призыва. Это я провел тебя в Иное Место, мальчик. И, видимо, я тебя тут и удерживаю. Натаниэль слабо закивал, соглашаясь. Он продолжал уменьшаться. Неумолимо, будто кто-то включил перемотку назад во времени. На вид мальчику, сидящему передо мной, было не больше семи. – Так странно. Меня уже нет, я уже вычеркнут природой из ее списка живых. Но сижу здесь и говорю с тобой… Эх, если от моего тела что-то осталось, не хотел бы, чтобы оно попалось на глаза Китти. – Боишься, что она отпинает твои останки за вранье? Ты обещал, что мы вернемся к ней. – Очень боюсь, – всерьез отозвался мальчишка. Мы помолчали. – Хоть ты и поступил как капризный ребенок, я не могу не оценить твоего дара, – вновь заговорил я. Теперь искажение пространства привело к тому, что мы сидели рядом, тесно прижимаясь друг к другу плечами. Перед нами текло и уходило в бесконечность движение Иного Места. Наши ноги свешивались в его постоянно заполненную пустоту. – Как мне тебя отблагодарить, раз уж рок снова свел нас вместе? – Помни меня, – прошептал Натаниэль. Я громко фыркнул. То, что мы сейчас сидели, касались друг друга, говорили – все это было более чем красноречивым гарантом этого. – Такое не забывается. Никогда еще волшебнику не удавалось довести меня до такого плачевного состояния самыми бытовыми способами, – с усмешкой покачал я головой, припоминая бесконечные рулоны обоев для комнат юного министра. На детском лице Натаниэля промелькнула улыбка. – И отпусти меня. Не было уже никакого зала. Были только Птолемей и совсем маленький мальчик, тесно прижимающиеся друг к другу в переливах Иного Места. Я не мог не подумать об обратном. Что будет, если я не отпущу его душу? Не из каких-то соображений мести или прочей мерзости. Просто затем, чтобы он был. Возможно, он приживется в течении этого места. Он всегда был жутко живучей колючкой, это мог бы подтвердить не один великий волшебник, не переживший моего бывшего хозяина. Да и способностями не обделен. К тому же – хуже уже не будет, верно? Его неиссякаемый пессимизм не оставил мне надежды – если я отпущу его сейчас, вернуться ему будет некуда. Отпустить его – значит позволить его душе уйти из обоих наших миров навсегда. Плохо было то, что Натаниэль здесь страдал. Он отчаянно сжимался, раз за разом меняя облик и молодея на глазах. Ничего сделать было нельзя. Его душа все равно разрушалась, как бы сильно я ни желал уберечь и сохранить ее. Птолемей обнял маленького мальчика, мягко поглаживая его по темненькой голове. Натаниэль надулся. – Что еще за нежности? – Как из такого милого ребенка мог вырасти ты? – усмехнулся я, закрывая глаза. – Тебе бы в школу ходить, в мяч играть да с друзьями бегать! А у тебя? Ни друзей, ни жизни нормальной. – Зато у меня был ты, – деловито отозвался мальчик. – Злокозненный демон. Это посущественней мяча. – Еще бы! – Ну что, теперь твоя очередь произнести прощальную речь? – мрачно усмехнулся Натаниэль, будто подгоняя меня. – Давай, ты же обещал продемонстрировать мне настоящий класс. – Если ты не заметил, декорации несколько поменялись. Мои прощальные речи получаются намного лучше, когда я нахожусь непосредственно перед наступающим ликом смерти. Это, знаешь ли, создает неповторимую атмосферу уникальности момента. – Звучит как оправдание, – ехидно заметил мальчик. Я чудом проглотил зарождающееся возмущение. [Прим.: Мои прощальные речи получались намного лучше, когда я хотел попрощаться.] – Надеюсь, ты сейчас не болтаешь сам с собой этими дурацкими сносками? – Кто, я? Разумеется, нет, – быстро отозвался я, отворачиваясь. Вот и дели после этого свои драгоценные мысли со всякими дурными мальчишками! – Кхм... Мы вроде как неплохо повеселились в конце. – Ага, – задумчиво отозвался Натаниэль. Перед нами, как наяву, снова и снова вставали картинки недавнего прошлого. – Да-а, думаю, этот день войдет в список моих достижений. – Я довольно прищурился, любуясь общими воспоминаниями и упиваясь этим чувством. Пока еще эти воспоминания были общими, а не только моими. – О, смотри-ка, сейчас будет мой любимый момент! У тебя отлично выходят нырки, ты в курсе? – Бартимеус… – Я весь во внимании. – Найди в памяти тот момент, когда я отпускал тебя, и посмотри, как нужно говорить нормальные прощальные речи. Он неисправим. Как и я. Уже который раз наступаю на одни и те же грабли под названием «люди». Местами благородные и скоротечно погибающие. Плохая это привычка, привязываться к людям. Особенно к таким исключениям. – Я запомню тебя именно таким, – задумчиво произнес я, придавая своему голосу глухое звучание древней мудрости, – без одного рукава и только что принявшего бодрящую ванну в пруду. – Кхм… не самый лучший выбор. Но это уже твоя воля… – пробурчал мой горе-хозяин из-под моей руки. – А еще грязным, промерзшим до косточек слюнявым мальчишкой, у которого девчонка только что отобрала кривую поделку. – Эй, помимо Китти там еще было двое громил! – И еще нескладным юнцом с отвратительным характером и вкусом в одежде, столкнувшимся с проблемой правильного оттенка пера, – мой голос становился все бодрее. Это можно было продолжать вечно. Натаниэль, видимо, этого и боялся и скулил что-то смущенно протестующее. Кажется, из последних сил защищая свой плащ. – Был еще тот случай с устрицей, помнишь? – Хватит уже, я все понял!!! Я снова погладил встревоженного мальчика по голове. – В общем, ты добился своего. Я запомню тебя. Целиком и полностью. Такого, каким ты был. Можешь не волноваться на этот счет… Ну как? – Моя речь была намного лучше, – пробурчал смущенный Натаниэль, низко наклоняя голову. Я хмыкнул. – Только за счет спецэффекта в лице Ноуды. Этот чертяка любую речь сделает эффектней!.. Готов? Натаниэль уже давно был готов. Сразу же, как только решил отпустить меня. А вот я, видимо, не совсем. Отпустить его оказалось сложнее, чем я думал. Но я смог. Пока он медленно утекал вверх, прямо из моих объятий, я думал только об одном: хоть бы тело Натаниэля, вопреки всем его напуганно-злым словам, все еще жило и дышало. Просто так. Назло этому упертому мальчишке. И всему их миру.