Ива

      Бараш не был обычным поэтом. Да, романтик — но печальная история любви разбила его сердце, оставив только чёрствые, трескающиеся от сухости кусочки. Да, увлечённый своим творчеством — но столь же окрыляющее, сколько и жестокое вдохновение не желало появляться на пороге барашевой обители уже долгое время. Да, верный последователь великих классиков — но подчас собственные произведения казались лишь убогим подражанием кумирам со смещением тематики в сторону еды.       Вследствие всех этих малоприятных обстоятельств обычным членом общества Ромашковой долины он тоже не являлся. В отличие от всех этих любителей похихикать — даже иногда мрачный и погружённый в эмоциональные болезни Пин к ним присоединялся! — Бараш оставался серьёзным, одиноким и непонятым. И это лишь сильнее подогревало желание податься в Великую Депрессию.       Что такое депрессия, он вычитал вовсе не из медицинского справочника Совуньи или научных трудов, хранящихся в библиотеке Лосяша. Так уж вышло, что с сим замечательным понятием Бараша познакомила виновница его любовных переживаний, Нюша, забегавшая в ту самую библиотеку ради доступа к сети Интернет. Как оказалось, депрессия — это очень красивое и печальное состояние, в которое часто впадают как раз такие уникальные личности, коей являлся и поэт-страдалец, а после к ним стекается всё внимание окружающих, прежде не ценивших своё заболевшее сокровище. Бараш прикинул — да, это ему по душе, ведь уколы делать не требуется. Забросил поэзию и валялся целыми днями на диване, попивая кофе с сахаром и закусывая тортиками, что приносила озабоченная его недугом Нюша. Только сны расцвечивали серую жизнь хоть сколько-то яркими красками.       Как-то Нюша не выдержала и попыталась сдвинуть Бараша с места, потащила помогать Совунье развешивать одежду после стирки. Тот отбивался, но в итоге понуро встал у натянутой верёвки.       Он монотонно вешал бельё. Очередная тряпка чётко занимала своё место в этом бесконечном цикле обновления и перерождения из скверного в чистое. С каждым опускающимся куском ткани, с каждым движением захлопывающей пасть прищепки умирал кусочек души. И с каждой такой маленькой смертью Бараш становился умиротворённее и гармоничнее. Он знал, что когда-нибудь отправится на тот свет целиком, и с нетерпением ожидал, что его осветит белоснежность небытия.       Затем пришлось помогать с другими делами по дому. Теперь он думал лишь о том, чтобы солнце поскорее село, тогда его, может, отпустят наконец к себе. Запах пирога, что готовила хозяйка, только раздразнивал. Барашу позволили присесть и отдохнуть. Он с удовольствием погрузился в свой собственный внутренний мир.       На форумах, куда забредал Бараш сначала под руководством Нюши, а позже и сам — слишком мрачным было содержание страниц, куда хотелось бы зайти, — обсуждали, может ли шарообразное животное повеситься. Какие только аргументы не приводили и за, и против. Идея такой, в некотором роде, воздушной смерти привлекала, он даже присмотрел себе замечательную печальную плакучую иву, чтобы совершить на ней, в случае чего, волнующую попытку самоубийства. Да, Бараш всё ещё не был уверен, хочет ли действительно расстаться с миром живых — миром тортиков и заботливых иногда Нюш, — но в воображении собственная погибель представала такой красивой. В предсмертной записке нужно обязательно указать, что проводы Бараша должны быть уподоблены прощанию с викингом. Положат тело в лодку, подожгут, а потом эта огненная прелесть поплывёт по морю… Его же, кажется, очистили от мусора? Надо уточнить, а то ведь неэстетично будет!       Бараш так и видел себя лежащим в качающейся возле берега лодке. Это было похоже на прекрасный печальный сон…       Он и правда уснул, судя по тому, как его сейчас трясли Совунья с Нюшей.       — Просыпайся, философ, — хрюкнула свинка.       — Готов пирог! — оглушающе объявила хозяйка.       Бараш с серьёзным видом сел за стол, отрезал себе крошечку, медленно прожевал, исследуя оттенки вкуса, а затем схватил оставшийся кусок и сожрал его, впиваясь зубами в кисловатую вишнёвую начинку и сладкое мягкое тесто. Эта еда была восхитительна, запах и вкус будто воскрешали погибшие чувства…       Бараш хотел умереть. Не подумайте, что слишком он любил пироги для этого.