Мой любимый папочка

      Тихий стук шагов разносится по лестнице. Сердце находящегося в комнате мужчины пробивает удар, вышибающий весь воздух из легких. Шаг, шаг и ещё один шаг, дверь распахивается и человек входит внутрь. Колени успели онеметь за время ожидания, штаны неприятно натянулись на длинных тонких ногах, ткань пропиталась потом напряжения. Он пришёл.       Комната окутана красным: кровать, простыни, мебель, занавески на окнах — все эти вещи имеют красный оттенок.       — Ты такой послушный, стоишь на коленях, ждёшь меня. Молодец. Хороший мальчик, я доволен.       Вошедший мужчина садится в кресло, не удосужившись и бросить взгляд на стоящего на коленях актёра и ждущего его приказов. Тот же с упоением слушает голос, понимая, как ему этого не хватало. Ноги поджимаются непроизвольно, чёрная повязка на глазах закрывает обзор, мужчина не видит, но прекрасно слышит и чувствует своего хозяина.       Молчание затянулось на долгие минуты, оба партнёра начинают скучать, лишь один скрывает довольную улыбку в кулаке. Роберту надоело ждать, но такие правила игры. Пока малыш не попросит, он не сдвинется с места ни на шаг. Скука откровенно стала раздражать, но человек с чёрной повязкой даже не думал, как-то нарушить эту тишину. Томас боится спугнуть своим овечьим лепетом, и разгневать хозяина ещё больше. Ожидания затянулось на слишком долгое время, за окном постепенно перестают быть слышны звуки проезжающих машин, в домах выключается свет, а город погружается в сон, намереваясь отдохнуть после тяжело дня. Роберт не спеша подходит к Хиддлстону, опускается на одно колено рядом с ним, и ждёт, когда актёр предпримет свои первые действия. Они не заставили себя ждать, Том мгновенно потянулся руками к Дауни, чтобы наконец прикоснуться к желанному телу. Но на последних секундах остановился, опуская голову вниз, руки положив к себе на колени.       — Ну и чего ты остановился? — со смешинками в голосе спросил «железный человек», ухмыляясь краешком губ. Игра становилась ещё интереснее, если подождать и не спешить в столь важные моменты.       — Вы не разрешали… папочка… — тихо подал голос британец, заливаясь краской, опуская голову вниз. Ткань чёрной повязки скрывала глаза, но по голосу было видно, с каким трудом ему даётся это «папочка». Дауни довольно улыбнулся.       — Томас, сегодня прекрасный вечер. Ты согласен со мной? — Роберт встал с колен, едва заметно отряхнулся от пыли на ковре и стал медленно ходить по комнате, вокруг оси актёра, смотря сверху-вниз. Кинул проницательный взгляд на макушку вьющихся светлых волос, мужчина коротко усмехнулся, прикрывая глаза. Он обожал, когда кудри его любовника отрастали, чтобы с лёгкостью сжимать кулак на затылке и натягивать на себя, если Том противился выгибать спину.       — Да, папочка, вечер и впрямь замечательный. — голос немного осип, дрожал от едва заметного страха и внутреннего обожания. То, что Томас обожал своего любовника, он никогда не скрывал. Разумеется, когда они оставались одни. На публике нужно играть секс-символа и повелителя женских сердец. А здесь, рядом с ним: покорного и ласково малыша. Хотя нет, душа британца противилась таким словам, как «играть». Чувства не игра, и Хиддлстон не раз доказывал свою любовь и преданность, когда Дауни на слишком долгое время уезжал в командировки. Он точно знал, что любит его, мысленно и не только мысленно восхищается им, а даже в тайне боготворил. Ведь сердце каждый раз замирает, и после с ускорением бьется в груди от взгляда тёплых карих глаз, словно дорогой коньяк, что спасал его в холодные осенние вечера.       Роберт смотрел на любовника, и вспоминал, чем же его привлёк этот англичанин. Он сразу выделил его из толпы, как только они начали съёмки первых дублей фильма «Мстители». Добрый, отзывчивый, не испорченный деньгами и властью, остающийся улыбчивым даже после трудного рабочего дня. Он покорил его своей красотой и искренностью. Раньше нужен был лишь секс, раньше было влечение к молодому, сильному телу. Насытится, словно водой в жаркий летний сезон, он пил и пил Томаса, испивая до дна. Оставляя после себя лишь хриплые стоны и долгожданную развязку.       Вновь подошёл к стоящему на коленях англичанину, наклонился вниз к лицу и тихо зашептал, словно боясь, что их услышат.       — Томас, скажи, ты меня любишь? — Дауни действовал, как змей-искуситель, своим сладким ядом проникая и медленно убивая жертву. Хиддлстон дёрнулся, услышав вопрос. Ощутив на губах горячее дыхание, он попытался передвинуться к сладким губам ближе, чтобы коснуться их своими и почувствовать заветный поцелуй. Ответ был ясен с самого начала, сейчас его чудо испугается, обиженно вздохнёт и с укором посмотрит в глаза сквозь чёрную повязку. Но мужчине плевать, именно в этот вечер и именно в эту ночь — он хочет знать ответ.       — Да, папочка, я вас очень люблю. — твёрдо, жарко заявляет малыш, поддаётся вперёд, наконец прикасаясь к телу руками, хватаясь, как утопающий в море за спасательный круг. Подползает ближе, кладёт подбородок на пах, щекой прижимаясь к холодной металлической молнии. Ответа не последовало, зато последовал жест. Роберт свободной рукой зарылся в светлые кудряшки, слегка оттягивая пряди в кулаке, наслаждаясь тихим шипением со стороны любовника.       Подняв наконец молодого актёра с пола, он подхватил его на руки, плавно придержал за бёдра, чувствуя, как длинные ноги с белой, молочной, без единого изъяна кожей обвили его торс, крепко прижимаясь всем телом к его. Руки легли на талию, Томас обнял своего любимого всеми конечностями, чувствуя, как краска постепенно заливает все лицо от столь нежных жестов в его адрес.       Уложив своё чудо на кровать, Дауни на мгновение залюбовался молодым прекрасным телом, силой, красотой и изяществом Хиддлстона. Лёг сверху, придавливая собой, нежно, немного лукаво улыбаясь. Заглянув в эти прекрасные омуты глаз, он не смог сдержать смешка: его любимые глаза могли смотреть на него только таким взглядом, показывая любовь и безграничную преданность. Скрепив их пальцы в единый замок, он поднёс его к губам, смотря в глаза Тома неотрывно, тихо прошептал, закрепив свои слова ещё более интимным поцелуем, который не мог сравниться с тем, что они делали ранее.       — Я люблю тебя, Томас Уильям Хиддлстон. Конец