Крылья бабочки

Собственное сердце колотится в ушах оглушительными толчками, словно кровь превратилась в ртуть, и самый главный орган отказывается ее перерабатывать. Санса сжимается в углу своей постели раненой канарейкой, кутается в колючие и холодные, словно поцелуи Рамси, меха. Она ждет. Ждет часа очередной расплаты за свое существование, ждет тяжелые и размеренные шаги за дверью, которые дадут ей пару секунд на то, чтобы собраться с духом, ждет сырой запах, который впустит в покои открытая дверь, ждет надругательства над своим телом и душой... Покрасневшие глаза уже больше не плачут, они просто смотрят широко и распахнуто на темноту вокруг себя. И на его лицо... Санса изучила каждый миллиметр. Очень бледная холодная кожа, словно сотканная изо льда, покрытая небольшой черной щетиной, которая царапает нежную кожу Сансы не хуже, чем острые когти лютоволков. Глаза, две голубые бездонные пропасти, в которые Санса проваливается снова и снова, падая спиной на острые прутья ненависти - радужки. У Рамси была интересная внешность, но северянка не видела и не могла видеть какой-либо красоты в нем, она вообще ничего не видела кроме ненавистного лица, она чувствовала. Чувствовала холод его тела. Рамси всегда был холодным, его грубые стальные пальцы словно вырисовывали морозные узоры на коже девушки при касании. Бастарду словно было до безумия холодно, и он пытался вычерпнуть все тепло до последней капли из Сансы, а ей в замен подарить всю свою бесчеловечность и жестокость... С тяжелым скрипом открываются двери, и стук в ушах теперь бьет одним бесконечным ударом, так, словно сердце и вовсе не бьется. Рамси смотрит не на свою жену, а куда то сквозь нее, словно его глаза реагируют лишь на тепловые участки, а Санса превратилась в призрака - бледную тень собственного громкого имени. Но бездонные пропасти обхватывают взглядом пташку, а значит она не превратилась в кусок льда, и даже не растаяла. - Здравствуй, Санса. - со звуком его голоса захлопывается дверь, и это окончательный вердикт ее суда. Северянка обвиняется в своей законнорожденности и наивности. Это посмертный срок. Девушка не отвечает на приветствие, этого от нее и не требуется, требуется только чертово подчинение, которое уже въелось под кожу внутривенно. Санса и есть живой пример подчинения, она его воплощение в человеке. Он медленно ступает по каменному полу, под его ногами хрустит и крошится каменный песок, словно кости всех тех людей, которых он убил. - Ты такая красивая, Санса. - почти шепчет Рамси. В глазах его словно плещется восхищение, такое, которое появилось только недавно. Ведь северянка стала его собственным творением искусства. Каждый синяк и порез на ее теле бастард выводил, словно художник рисовал кистью. Сансе хочется кричать и смеяться одновременно. Ей хочется плюнуть ему в лицо "Заткнись, замолчи!", ей хочется умолять его не разговаривать с ней, не шевелить своими колючими губами, не причинять вред ее барабанным перепонкам своим голосом... Но Санса молчит. Покорно и разрываясь изнутри молчит. Молчит до хруста ребер, из под которых вот-вот вылетит, покрытая нечастым оперением, израненная птаха - ее душа. Молчит до того громко, что капилляры в глазах лопаются, а передние зубы крошатся. - Как ты себя чувствуешь? - обыкновенный вопрос, наполненный мастерским сарказмом и чрезмерным эгоизмом. "Я вообще себя не чувствую"... - думает про себя северянка, и боится, что он услышит. Сансе иногда кажется, что эта его бесчеловечность открывает ему мир иных, где Рамси слушает проклятия умерших и молитвы живых. И ее внутреннюю молитву он тоже, наверное, слышит. Молитву богу смерти, в которого младшая сестра Арья так слепо верила в Королевской Гавани, богу, которого все боятся, Санса молилась, чтобы он послал ей быструю смерть или же смерть ее врагам, хотя в последнее девушке верилось с трудом. "Худшие всегда выживают..." - вспомнила свои такие правдивые слова северянка. Рамси вальяжно подходит к закрытому окну и смотрит меж пыльных створок, а затем резко хватается за них руками и срывает с петель с оглушительным треском, от которого Санса совсем немного вздрагивает и щурится потом, от проникшего в ее покои, такого неестественного лунного света. На окне все равно остается прочная металлическая решетка, но дышится уже как будто легче. - Скоро я уеду, моя милая Санса. Ненадолго, не переживай, я только разберусь с некоторыми продовольственными проблемами вот и все. - говорит он елейно-приторным голосом, так словно успокаивает свою молодую "любящую" жену, которая, наверное, волосы будет на себе рвать из-за разлуки со своим "любящим" мужем. Санса принимает эту новость, как подарок, несколько раз прокручивает у себя в голове слова Рамси, повторяя, как мантру. Бастард движется в ее сторону, но девушка не мечется на постели в поисках укрытия. Она знает, что ей придется стерпеть несколько мучительных часов ради нескольких сладких на вкус дней свободы. И Санса даже не вздрагивает, когда ее плеча касаются грубые холодные пальцы. И снова он проделывает все свои трюки: начиная долгие гляделки, поглаживания по рукам и волосам. Все это обряд - и он требует особой подготовки. И снова...на губах собственная кровь, на сердце многочисленные порезы, оставленные монстром, который значится ее мужем. Но северянка не сломается. Какой бы теплой и сахарной она не казалась, она родом отсюда. С Севера. Она родом из места, где не принято сдаваться. И Санса не сдастся. Хоть ей и оторвали крылья, но она найдет способ взлететь.