Второй шанс на побег

В отделение меня доставили в наручниках под гребанным надзором таких же гребанных копов. Я ничего не чувствовала. Вероятно, я бы смирилась с этими несколько дней назад, но теперь все происходящее имело абсолютно другие смыслы. Отец. Я не ожидала, что он окажется мудаком. Хотя, стоило ли мне удивляться, когда я нашла его в нищенском трейлере на краю богом забытой земли? Джеймс был прав. Он почти всегда был прав. Конечно, не во всех вещах, но… Джеймс. Черт бы его побрал! Я не знала, что с ним произошло. Все, что я слышала в тот момент – свой крик. Обезумивший, намеревавшийся слиться с бесконечностью этого обреченного мира. Выстрелы. Тупые копы, размахивающие пушками, словно он был серийным маньяком. — Нет! — срываясь на шепот, когда выстрелы оглушили сранным шумом. Больше я ничего не помню. Он упал. Мне заломили руки и отвели в машину, где, словно мартышка в клетке, я, не двигаясь, ждала своего выхода на цирковую арену. Иначе я не могу это дерьмо назвать. Фикция. Безумие. Возможно, смесь даунизма с идиотизмом. Я понимала, что Джеймса я уже могла не вернуть, но могла вернуть воспоминания о нем. Паре людей. Рассказать его отцу, как он спас меня. И не один раз. Рассказать своей матери… — На выход, — какими же страшными и суровыми сейчас кажутся эти людишки, когда они не пытаются тебе помочь. Мне безумно хотелось съязвить этому обтянутому в бронь, мужику, который явно предпочитал нечто, сковывающее движения в своем вечернем гардеробе. Но сил не было. Не было ничего. В допросной было чисто. На удивление, тут даже не было стремно, словно меня не собирались пытать, хотя я знала, что сейчас мои мозги и внутренности выпотрошат наружи, промоют в кислоте и засунут назад. Ждать пришлось недолго. Скрипнув дверью, вошла чернокожая полицейская с видом, словно я уже насрала ей в душу ни одну тысячу раз, пусть мне еще и не предоставляли такого сладостного случая. За ней прошагала та самая дама, которую я знатно огрела рукояткой дробовика. Стоило ли извиняться? Ну, нахер все это. Пошли на хер они обе. — Алиса? Смотри в одну точку. Сосредоточься и не поддавайся. — Джеймс был не виноват. — Расскажи нам, что с вами произошло. И я рассказала. Рассказала о своем ебанутом отчиме, который послал меня куда подальше. О мамаше, которая, как мне казалось, ненавидела меня всей душой и с удовольствием смаковала каждую секунду после моего ухода. Я рассказала о Джеймсе. О том, что это я его уговорила угнать машину отца и отправиться вместе со мной. Куда? Не важно, прочь от этого ебантизма и мозговой варки. Я была готова уехать куда угодно. На край чертого света. Со света, если потребуется. Я рассказала о машине, о похотливом педике, о нашем взломе и о том, как этот помешанный тип пытался меня изнасиловать. Если бы не Джеймс… — То есть это была самозащита? — встрепенулась та, которой я вмазала. — По вашему мне стоило раздвинуть ноги и охать под ним? — недоуменные взгляды. — Это была самозащита. — Что было дальше? Дальше была эволюция. Меня. Его. Дальше все стало иначе. Я ушла. Я совершила ошибку, но почему-то я знала, что он будет меня ждать. Я чувствовала это как ничто другое в этом мире. Затем отец. Тупой дегенерат, который думает только членом. — С Джеймсом все в порядке? Они переглянулись так, словно собирались мне соврать. — Алиса, нам очень жаль, но рана была смертельной. Мир обрушился. Все стены, которые я строила, благодаря ему, чтобы дальше продолжить существовать, вдруг рухнули в один миг. Больше не было ничего. Всепоглощающая пустота и всепоглощающее ничего. Блять. — Нет, нет, нет, — бормотала я, пытаясь сдержать поток слез. — Вы ебанные придурки! Вы все! Косоглазые уебаны! Я вас ненавижу. Ненавижу! Честно, не ожидала, что стол окажется настолько незначительной преградой между мной и этими сучками. Укусить их стоило сильнее, чем я то сделала. Пусть они смотрят на свои шрамы и вспоминают, каково им пришлось. — Отведите ее в одиночную камеру! — заорала чернокожая, когда мои зубы сомкнулись на ее руке. Другая сразу подбежала к ней. — Гребанные лесбухи, — кричала я, пока мне в очередной раз заламывали руки. — Потрахайтесь на глазах всего отделения уже. Как они отреагировали на это я не знала. Да мне и не хотелось знать. Уже ничего не хотелось знать. Джеймс мертв. Мертв. Его больше нет. И почему мне так больно? Почему так крутит живот и чувство, будто меня подцепили на крючок и хотят вывернуть наружу? Гребанная любовь? Какого хрена она такая мерзкая на вкус? Что мне теперь делать? Меня вернут домой? Да, мама немного поднялась в моих глаза, оправдывая отца, но что теперь? Она всегда хотела диктовать мне, как жить. Я не смогу с этим смириться. Или смогу? Чертов Джеймс, кто же заставил тебя участвовать в забеге на смерть? Состояние мое не улучшилось и через пару дней, когда добрые дядечки и тетечки с явным недотрахом и заебом в жизни привезли меня к такой же тетечке, здравствуй мамочка, и такому же дядечке, пошел любимый отчим ко всем херам мира. — Помолись, Алиса, — пригрозил он мне, сидя в кресле и попивая коктейль, вероятно заботливо приготовленный порхающей вокруг него наседкой. — Чем больше в жизни наслаждений, тем больше приходится молиться, — отвяжитесь уже от меня все. — Что ты этим хочешь сказать? — мамуля повернулась со своим идиотским выражением куколки. — До встречи с вами приходилось молиться пятьсот раз на дню, — комната, я иду туда. Эти четыре стены не были для меня родными уже очень давно. Некоторые вещи уже были распроданы, словно моего возвращения и не ждали. Собственно, мне ничего не мешает свалить во второй раз. — Хватит стучать, — взбесилась я, когда мои прекрасные размышления о самоубийстве были прерваны постукиванием в окно. — Птички, вы не годитесь на закуску, поэтому прочь. — Это не птички. — Дже…ееймс? За окном стоял именно он. Держась двумя руками за подоконник и пытаясь удержаться на ненадежно скользкой черепице. — Впустишь? — он улыбнулся так, словно ничего не произошло. Что? Открыть окно? Когда он аккуратно забрался в комнату и отряхнув рукава рубашки оказался передо мной я думала, что в обморок грохнусь. — Ты призрак? — я треснула ему по лицу. — Эй, мне больно, — он протянул свою руку в шрамах, чтобы потереть место пощечины. — Черт подери, тебя не подстрелили? — Я тоже рад тебя видеть, Алиса. Я обняла его так, как всегда хотела обнять. Крепко, не собираясь отпускать никуда и никогда. Он был мне необходим и нужен. Больше он не уйдет. Только вместе со мной. Его руки погладили мои короткие и спутанные волосы, он остановился на шее, затем перешел к подбородку, чтобы заставить меня взглянуть на него. — Я вернулся только ради тебя, — его губы были холодными, ледяными, как если бы я целовала трупа. Открыв глаза я увидела, как его кожа приобретает оттенок его глаз, становится голубоватой, синеет и покрывается инеем. Он стал недвижим, вырваться из его объятий было невозможно. — Джеймс? Я поднялась с подушек. За окном светила луна, было темно. — Гребанные сны, — прошептала я и пошла закрыть шторы. За этот день я могла закричать в сотый раз, но успела зажать рот руками, когда увидела под своим окном побитого, но живого Джеймска, который, как настоящий герой тупых романов, кидал камешки в мое окно: — Алиса! Наша вторая попытка на побег начинается прямо сейчас.