Дом тысячи дверей

А что у нас тут? В доме тысячи дверей — Сквозняки и пыльно, Лишь ненастье, В окнах — тысячи огней, Что когда-то были. Город действительно был золотым, легенды не врали. Золотые стены, золотые караульные башни с полукруглыми бойницами, золотой мост. Далеко внизу шумела вода, но здесь, почти под самым небом — было тихо, достаточно, чтобы стук копыт разносился по всей округе. Мост преломлял свет никогда не гаснущего солнца и излучал радужное сияние, такое яркое, что слепило глаза. Впрочем, скоро он привык и мог не щуриться — он ко всему привыкал быстро. Мост упирался в высокие ворота, состоящие из подогнанных друг к другу, до блеска отполированных полых трубок, — наглухо закрытые. Спешившись, Локи в последний раз обратил лицо на восток, а затем бросил быстрый взгляд на свое отражение — гладкая поверхность ворот искажала пропорции: лицо вытянулось, глаза, наоборот, превратились в узкие щелочки. Локи счел это зрелище в каком-то смысле символическим — ведь он только что расстался с прежним обликом и привычным образом жизни. Щеки еще горели от недавней трансформации: непривычная к свету кожа вспыхнула алыми пятнами на скулах, но в остальном он сейчас мало чем отличался от асов — которые, по рассказам отца, выглядели именно так. Он еще раз проверил свою магическую оболочку, хотя в этом не было смысла, он и так знал, что выглядит безукоризненно: ни одна живая душа не догадалась бы, что еще совсем недавно он был етуном, старшим сыном Лафея и будущим наследником королевского трона Утгарда. Он поднял руку и постучал. Одна из золотых створок с глухим скрежетом подалась назад, и из-за нее появилась голова стражника в шлеме, украшенном птичьими крыльями. — Кто ты такой? Что тебе нужно? — вперив в пришельца тяжелый взгляд, прогрохотал стражник. Он был облачен в доспех, такой же сияющий, как и ворота, и стена вокруг города. Покрытый рунами гигантский рог на его поясе окончательно убедил Локи, что перед ним — сам Хеймдаль, Главный Страж, — и та еще заноза на его пути. Поэтому Локи, призвав на помощь терпение и благоразумие, потупился и ответил, как научил его Лафей: — Я мирный путник, мое имя Локи, иду издалека, чтобы повидать Одина-Всеотца. — Всеотца сейчас нет в Асгарде, — отозвался Хеймдаль, все так же пытливо его разглядывая. На это Локи ничего не ответил, и Хеймдаль, помолчав, произнес: — Но ты можешь подождать его здесь. Входи. С этими словами открыл ворота пошире, позволяя провести внутрь и коня, навьюченного скарбом. — Иди прямо и выйдешь как раз к Вальгалле, — добавил Страж, снова налегая на тяжелые ворота, которые с трудом поддавались даже ему. — Изложи кому-нибудь из слуг свое дело, и они устроят для тебя комнату. Локи знал, что главные трудности еще впереди — в Асгард сейчас пускали всякий сброд, и первой удачей он был обязан мирному времени, а не своей безукоризненной маскировке. Тем не менее он позволил себе перевести дух, когда створки сомкнулись у него за спиной. *** Страж ворот не сообщил Локи ничего нового — от шпионов, патрулирующих границы Города Богов, король Етунхейма и его ближайшие советники знали, что Всеотец недавно отправился в поход в Ванхейм. Старейшины Утгарда сочли это время благоприятным, чтобы начать исполнение замысла, который они тайно подготавливали много лет. Замысел этот уходил корнями в прошлое, которого Локи не помнил, поскольку был тогда еще совсем мал. Война с Асгардом унесла в ту пору тысячи лучших воинов из отцовской армии, сам король Лафей был ранен, а Храм остался без источника света — после чего на Етунхейм опустилась многолетняя тьма. Пришли тяжелые времена — воздух огласился плачем женщин и детей, жрецы состязались в мрачных прорицаниях, и король вслед за своим народом должен был бы впасть в отчаяние… однако именно в тот момент, когда, казалось, нет уже никаких надежд, ему был послан добрый знак: у его новорожденного сына, хилого, слабого младенца, чудом выжившего в той мясорубке, в которую в дни войны был превращен Утгард, открылись магические способности, столь сильные, каких не было ни у одного етуна со времен Бергельмира. Однажды, лежа у огня в своей колыбели, Локи принял облик аса, чем сначала напугал и отца, и всех своих нянек, и совет старейшин, однако довольно скоро, бессознательно демонстрируя то одно, то другое проявление своего дара, ребенок поселил в сердцах ледяных великанов надежду на возрождение великого Етунхейма. Етуны понимали, что не в силах тягаться с Асгардом, чья легендарная армия охраняла и без того неприступные стены Золотого города. Но война кое-чему научила и их. Не победив асов в лобовом столкновении, они решили действовать исподтишка. На протяжении многих лет они тайно готовили свое главное совершенное оружие — растили мага, который должен был, пользуясь своим искусством, проникнуть в Вальгаллу и, пройдя тысячу дверей, добраться до Ларца етунов, чтобы возвратить Утгарду былое величие. Локи воспитывался с мыслью о своем великом предназначении. К тому моменту, когда плану был дан ход, он представлял собой молодого человека, хорошо сложенного, с правильными чертами лица и пытливым умом. Он неплохо владел мечом, кинжалами и луком, говорил на основных языках Девяти миров, знал множество полезных заклинаний и основы этикета своих врагов, ненависть к которым ему прививали с пеленок. Он знал, в чем его предназначение, и готов был выполнить его любой ценой — правда, всегда считал он, при условии, что эта цена не нанесет ему ущерба: там, где он вырос, всегда с восторгом говорили о садах и реках Асгарда, и Локи мечтал не только увидеть все это своими глазами, но и сполна насладиться богатствами природы — сытно поесть, позагорать, порыбачить — словом, насладиться теми видами досуга, которых, по вине асов, был лишен его собственный край. Поэтому прямо сейчас, двигаясь вдоль золотой стены, на которой безмолвно возвышались фигуры стражников, Локи прикидывал их численность, и все ускорял шаг, чтобы поскорее оказаться в знаменитых садах Вальгаллы. Мост закончился и стены расступились — он шагнул на дорогу, тянущуюся через небольшое зеленое поле. Конь тотчас принялся жевать лопухи, и Локи стоило больших усилий заставить его идти дальше — он и сам готов был с головой забраться в траву и разложить, отделить друг от друга сотни новых, свежих запахов. Однако дела торопили его. Впереди, за нагромождениями зеленых гор, сиял в лучах заходящего солнца королевский дворец. Вальгалла. Дом с тысячей дверей. Конечная цель его пути. Он не дошел до нее совсем немного, когда навстречу ему из-под крон деревьев — эти легендарные сады, окружающие дворец, Локи издалека ошибочно принял за горы — внезапно выскочил всадник. Потупившись, чтобы гордо поднятый подбородок не выдал в нем особу королевских кровей, Локи исподлобья разглядывал всадника, чье лицо было непривычно белым, а волосы — соломенными. На нем не было ни доспеха, ни походного плаща, но фигура и осанка выдавали в нем воина, а болтающийся на поясе молот говорил, что это сам легендарный Тор, сын Одина и наследный принц Асгарда. Так судьба в один день послала Локи, сыну Лафея, второе испытание. Отец много лет твердил ему: «Как бы ни величественен и неприступен был Асгард, три его главных столпа — Один-Всеотец с копьем Гунгунниром, Хеймдаль-страж с рогом по имени Гьяллархорн, и Тор, наследник трона, что носит Мьельнир, Непобедимый Молот. Запомни хорошенько их имена, сын мой, — это твои главные враги. Это главные враги Етунхейма». Главный враг Етунхейма оказался при ближайшем рассмотрении юнцом едва ли старше Локи. Подлетев в облаке пыли, поднимаемой копытами его скакуна, он быстро спешился и последние два шага проделал бегом, словно нетерпение не давало ему долго удерживаться в седле. — Есть новости из Ванхейма? — крикнул он так громко, будто Локи находился на другом конце поля, а не стоял в шаге от него. — Это Один прислал тебя, верно? Локи поборол соблазн ответить утвердительно — отец наказал ему не увлекаться ложью, в которой его будет легко уличить, и строго придерживаться придуманной ими легенды. — Я не был в Ванхейме, — ответил он учтиво, поклонившись асу. — И не несу с собой никаких новостей. Я простой странник, у меня дело ко Всеотцу, и для этого я пришел в Асгард. — Всеотца здесь нет, — бросил ас разочарованно. Мельком взглянув на Локи и тотчас потеряв к нему всякий интерес, он вскочил на своего коня и умчался обратно. Локи отправился следом — и все то время, что он шел, над дорогой кружилась пыль. *** Локи отвели комнату во флигеле, примыкающем ко дворцу. Небольшое чистое помещение, украшенное расшитыми тяжелыми занавесами и коврами, выходило своим единственным окном на площадку, окруженную живой изгородью. Непривычные к свету и многообразию красок глаза Локи первое время никак не могли различить мелкие детали — вся окружающая обстановка сливалась для него в безумное пестрое полотно, но освоился он довольно быстро. Уже на следующий день, свесившись через подоконник, он мог с любопытством разглядывать прожилки на листьях и лепестки пышных цветов, чье имя было ему неведомо, но чей сладкий запах отныне навсегда въелся ему в ноздри — запах вечной весны, запах Вальгаллы. Иногда он подолгу стоял у раскрытого окна, подставив лицо и ладони солнцу, и запоминал ощущение тепла на своей коже — согревающего, но не обжигающего. Все это было ново. Жизнь в Асгарде удивляла его — казалось, все, кто не стоит в карауле на стенах, только и делали, что пировали и веселились. Приезжие сразу вовлекались в этот круговорот, и Локи, чтобы не выделяться из толпы, также следовало участвовать во всех увеселениях. Это было очень не похоже на привычный уклад Етунхейма, где он вместе со старейшинами целыми днями просиживал в большом зале королевской резиденции, при свете факелов читая и толкуя древние книги. Асгард славился своей библиотекой, но найти ее в огромном дворце было не так просто — никто из слуг не мог ответить, где она. — Дождись Всеотца, он точно знает, как туда пройти, — советовали они в один голос. Неудивительно, что Локи сразу же счел всех асов безмозглыми — в его мире чтение считалось первым источником мудрости. Он боялся, что здесь притупится и его собственный разум. За бесконечными пирами дни и ночи незаметно сменяли друг друга — здесь и по ночам было светло, почти как днем. Впрочем, иногда набегали тучи — сады нуждались в дожде. Несколько раз Локи видел из окна, как в одну из башен ударяет молния — он знал, что это Тор вызывает грозы. Когда-то и Лафею были подвластны все стихии Утгарда, но с тех пор, как у них отняли Ларец, бураны всякий раз заставали етунов врасплох. Ни на секунду не забывая о возложенной на него миссии, Локи, едва освоившись с новым для него укладом, взялся за поиски Ларца: дворцовая стража и слуги скоро стали принимать его за своего, а значит, перестали и замечать. Это позволило ему появляться в тех частях дворца, куда гости как правило не допускались. Некоторые коридоры охраняли лучше других, в иных стража не встречалась вовсе — лабиринты Вальгаллы сами по себе служили надежной защитой ценностям асов. Однажды сбившись с пути и проблуждав до вечера в совершенно безлюдных переходах, Локи принял решение не искушать судьбу, и с этого дня стал следовать за группками стражников, идущих на караул, или слуг, спешащих выполнить чье-либо поручение. Этот способ быстро принес свои плоды — во дворце обнаружилось множество коридоров, которые Локи прежде не только не замечал, но даже помыслить не мог об их существовании — искусно замаскированные, они вели на нижние ярусы дворца, далеко от пиршественных залов и галерей для вечерних прогулок. Одна из таких лестниц скрывалась за массивной колонной, мимо которой Локи прежде проходил множество раз. Следуя за кухонным служкой, Локи бесшумно спустился по узкой каменной лестнице на несколько этажей вниз. Здесь было тихо и прохладно, и коридор, в котором Локи очутился, уходил в обе стороны так далеко, что терялся из виду, а по бокам его были двери, множество дверей с ручками, искусно отлитыми в виде причудливых цветов. Локи повертел головой — в коридоре не было ни души. Однако сзади на лестнице раздались голоса и шаги, поэтому он принужден был открыть ближайшую из дверей и юркнуть в темную комнату, скрывающуюся за ней. Мимо прошли два стражника — их доспехи лязгали на ходу. — Говорят, в Фьенсалире медовуха куда гуще и наваристее, — говорил первый. — Нам же они привозят опивки. — Вот погоди, вернется Один и напомнит им, чего стоит дружба Асгарда! — отвечал второй. Посмеиваясь и ругая ванов, они удалились. Локи перевел дыхание и огляделся. Комната была темной и давно покинутой. В узком луче света из коридора виднелись свисающие с потолка тенета, на полу скопилась свалявшаяся в комья пыль. Глаза аса, непривычные к темноте, плохо различали всю обстановку, но комната казалась совершенно пустой. Правда через некоторое время Локи почудилось, что в углу кто-то стоит. Он приблизился и протянул руку, но пальцы зачерпнули пустоту. Только пыль на полу пошевелилась, словно от сквозняка, и по коже скользнула струйка холода. Локи ощутил необъяснимое беспокойство и, попятившись, выбрался в коридор. Здесь было по-прежнему безлюдно, только чадили факела на стенах. Локи затворил дверь и трижды перечеркнул воздух взмахом кисти — на узорчатой поверхности на миг вспыхнула руна и тотчас въелась в золото, невидимая глазу. Так было положено начало его миссии. Новое занятие быстро превратилось в рутину. Каждую среду на главную площадь приходит обоз из Ванхейма — по такому случаю асы оставляли пиршественные залы и стекались посмотреть на дары, посланные им соседями; Вальгалла пустела, и Локи, пользуясь случаем, беспрепятственно ходил по дворцу, открывая все двери. Комнаты нижнего яруса были как две капли воды похожи на первую, в которой он побывал. Как ни странно, всякий раз, приближаясь к очередной закрытой двери, Локи слышал доносящиеся из-за нее звуки веселого пиршества, или перебранки, или звон мечей. Но стоило ему коснуться ручки, как всё стихало, и, как бы быстро он ни заглядывал внутрь, — комната, как и все предыдущие, оказывалась пустой и заброшенной. Каждую уже открытую дверь он помечал своей особой руной. Он не знал точно, сколько дверей уже открыл, но число это явно перевалило за третью сотню. Обозы приходили из Ванхейма восемь или девять раз. Лето шло на убыль. За это время Локи ни на шаг не продвинулся к своей цели. Мне бы только Не продрогнуть на ветру У последней двери. Ненадолго Всё из памяти сотру, И ему поверю. Однажды утром Локи разбудили голоса и звон тетивы. Он выскользнул из-под оделяла и раздвинул шторы: на площадке под его окном, обыкновенно пустовавшей, собралась небольшая группа асов. Невидимый из своего укрытия, Локи наблюдал, как они один за другим вгоняли стрелы в расчерченное зарубками бревно. Стрелки из них были неважные, но Локи видел, что они не состязаются по-настоящему, а лишь делают вид. Наконец самый крупный из них, здоровенный рыжий ас с кудрями до плеч и бородой до пояса, притворившись рассерженным, стал выпускать одну стрелу за другой, и все мимо. Остальные хохотали. - Довольно, Вольстагг, остынь! - выкрикнул наконец низенький, очень коротко стриженный, блондин, повисая на руке у громилы. - Так ты зазря опустошишь колчан. Лучше ступай, перекуси, у Сиф с собой целая корзинка лакомств... и отдай лук Огуну. Еще немного постреляв с сомнительным успехом, все четверо уселись поодаль в тени дерева и принялись за завтрак. Локи уже собирался было отойти от окна и заняться своими делами, как вдруг живая изгородь по другую сторону площадки затрещала, и, продираясь сквозь нее, из кустов вывалился Тор, сын Одина, собственной персоной. Вытряхивая мелкие листочки из волос, он приветственно взмахнул рукой и направился прямо к стайке неудачливых лучников. - Вот вы где! - прогрохотал он. Локи пришел к выводу, что говорить тихо этот громила не умеет, очевидно, его воспитали таким для устрашения врагов. "На что бы ты еще сгодился", - подумал Локи. Тем временем Тор, уперев руки в бока, слушал рассказ о меткости Вольстагга и громко хохотал. Рассчитывая разведать планы неприятеля, Локи навострил уши и высунулся из окна. Именно в этот момент Тор неожиданно обернулся и посмотрел прямо на него. - Эй! - крикнул он. Локи отпрянул назад, так резко, что едва не опрокинулся на спину. По коже прокатилась волна холода - на мгновение он потерял контроль над собой, и чары, поддерживающие его трансформацию, дали брешь. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить свой облик, - он был на волосок от провала, потому что снаружи снова громко затрещали кусты, и в окне нарисовалась физиономия Тора. Судя по тому, что тот уставился на Локи с любопытством, но без отвращения, Локи удалось вовремя скрыть свой истинный етунский облик. Тотчас вспыхнули щеки, обожженные колдовством. - Эй! Я тебя вижу! - сообщил Тор громогласно. Поскольку он продолжал маячить в окне, Локи подошел ближе. Некоторое время он позволил асу рассматривать себя, стараясь ничем не выдать собственных эмоций, вызванных нежданной встречей с врагом Етунхейма. - Я тебя помню, - произнес Тор, хмуря лоб. - Ты тот путник, что встретился мне на дороге в Вальгаллу в начале лета... верно? Локи молча кивнул. - У тебя была отличная лошадь. - Да, ей пришлись по вкусу местные лопухи, - ответил Локи, чтобы что-то сказать. - Меня зовут Локи, - добавил он. - А я Тор, - ответил ас без капли зазнайства, будто его имя не вертелось на языке каждого обитателя всех девяти миров, от мала до велика. - Ты уже завтракал? - Нет, - опешил Локи, не успев сообразить, как следовало бы отвечать по законам асгардского этикета. Но Тор и этикет, похоже, были несовместимы, потому что ас, довольно кивнув, сказал: - Тогда присоединяйся к нам. И Локи, который никогда прежде не садился за стол, не проделав целый набор ритуалов, неожиданно для самого себя вылез через окно в сад и последовал за Тором туда, где, вытянув от любопытства шеи, сидели приятели королевского сыночка и прислушивались к разговору. Тор широким жестом подвинул к нему блюдо с закусками, а единственная женщина в их группке, черноглазая красавица Сиф, отломила и протянула ему кусок лепешки. - Что это? - спросил Локи осторожно. - Хлеб, сыр и баранина. А ты думал, мы едим младенцев? - Тор кинул на него притворно свирепый взгляд, но, не выдержав, расхохотался. "Я только что разделил трапезу с врагом, - подумал Локи. - Но я был бы дураком, если бы не использовал этот шанс", - мысленно продолжал говорить себе он, слушая, как Тор рассказывает об очередном своем похождении, совершенно не смущаясь присутствия чужака. Локи решил, что сын Одина либо слишком хитёр, либо слишком глуп. Так или иначе, ему следовало быть умнее, быстрее и осмотрительнее, чем когда-либо прежде в его жизни. После трапезы асы снова вернулись к соревнованиям в стрельбе, и Локи тоже принял в ней участие. У себя на родине он считался довольно посредственным лучником, однако здесь можно было прибегнуть к хитрости: для вида дергая тетиву, он направлял стрелы при помощи магии и показал себя как лучший стрелок, переиграв даже Тора. - Это хорошо... даже очень хорошо! - кисло прокомментировал блондин-коротышка Фандрал, с трудом вытаскивая стрелу, которую Локи вогнал в бревно на треть древка. - Где ты научился так стрелять? - Мне просто нравится точность, - небрежно ответил Локи. Асы смотрели завистливо, один только Тор выглядел довольным. - В этом деле ты искуснее меня! - воскликнул он, широко улыбаясь, и хлопнул Локи по плечу своей тяжелой ручищей. - Завтра попробуем сразиться на мечах! А сейчас - на площадь! Скоро должен прийти обоз! Локи видел, что друзья Тора не слишком рады принять его в компанию. Но никто из них не посмел возразить своему вожаку. *** С наступлением вечера, когда солнце закатилось за самую высокую гору и новые приятели Локи разошлись по домам, он извлек со дна своего вещевого мешка плащ, завернулся в него и накинул капюшон. Темно-зеленый, почти черный, этот плащ был соткан из тончайшей шерсти и позволял раствориться в сумерках светлой асгардской ночи. Держась в тени деревьев, Локи покинул замок и через тянущиеся на несколько миль сады направился к восточной стене. Он не взял с собой лампы, чтобы не быть замеченным, но в освещении и не было необходимости - садовые дорожки, посыпанные белым гравием, указывали путь сквозь заросли. Звезды еще не разгорелись в полную силу, когда он достиг восточной стены. От шпионов отца он знал, что где-то здесь есть тайный проход, и что один из подданных Лафея будет день и ночь дежурить возле него, ожидая вестей. Большой участок стены зарос плющом, маскируя старый пролом, наскоро подлатанный. Локи раздвинул плотную завесу широких пятипалых листьев и сразу увидел трещину, таких размеров, что двое или трое асов могли бы войти в нее плечом к плечу. Прислушавшись и не услышав никаких звуков, кроме шелеста ветра, Локи наколдовал огонь, чтобы получше осмотреться. Пролом являл собой весьма любопытное зрелище - золотая кладка оплыла, словно под действием сильного холода или сильного жара. Локи сделал несколько шагов по темному тоннелю и снова запутался в завесе плюща. Сквозь его беспорядочные переплетающиеся узоры проглядывало фоном светлеющее небо - рассвет и закат в Асгарде быстро сменяли друг друга. Проход зарос так, что Локи не смог справиться с ним вручную и принялся орудовать кинжалом. Скоро ему удалось выбраться из плена наружу - за стеной начинался дремучий лес, отделявший Асгард от других миров и охранявший его границы от любых вероятных вторжений. Переведя дух, Локи огляделся - и сразу ощутил холод: трава прямо на глазах покрылась инеем. Локи сбросил чары, возвращая себе привычный ётунский облик. Напряжение, в котором он постоянно находился, поддерживая иллюзию, наконец отпустило его, и он ощутил усталость и легкое головокружение. - Привет тебе, принц, - прозвучало рядом. Локи поднял голову и увидел перед собой етуна из отцовского караула. Он кивнул в ответ - и зажмурился: зрение мгновенно различило в темноте каждую травинку на опушке, каждый лист на деревьях шумящего неподалеку леса, каждый прутик в птичьих гнездах, свитых среди ветвей, каждое перышко спящих в них птиц. В уши хлынули тысячи шорохов и скрипов - словно вся безбрежность летней ночи разом легла ему на плечи. Он прибыл сюда в чужом облике и до этого дня не позволял себе ни на минуту настолько ослабить чары, чтобы снова стать етуном - в облике аса он почти лишился слуха и зрения. Теперь он снова видел и слышал как етун - и благодаря этому мог оценить истинную мощь Вальгаллы и все ее величие. Шум тем временем все нарастал, Локи прижал пальцы к вискам, стараясь утихомирить взрывающуюся миллионами беспорядочно звучащих нот голову, и в глазах у него потемнело. Очнулся он сидящим на траве - отцовский слуга устроил его возле стены и протягивал ему бурдюк с водой. Локи сделал несколько глотков и подождал, пока шум в ушах не уляжется в ровный гул. Изменение внешности давалось ему достаточно легко, однако возвращение в етунскую оболочку здесь, в Асгарде, оказалось делом куда более трудным, чем тренировки в Етунхейме. - Никаких обнадеживающих новостей, - произнес он, возвращая бурдюк владельцу и поднимаясь на ноги. - Скажи отцу, что я прошел триста пятьдесят комнат, и все пустые. Пока я вынужден приостановить свои поиски. Одина все еще нет в Асгарде, но мне удалось подобраться к Тору, и от него я рассчитываю узнать больше. Етун кивнул. Локи сделал ему знак идти, и тот без лишних слов, отступив на шаг, растворился в сумраке. Поднявшись на ноги, Локи вернулся к пролому и снова обратился асом - лицо привычно обожгло горячей волной, но трансформация с каждым разом получалась у него все более безболезненной. Обратный путь до своего асгардского жилища он проделал без приключений, однако по возвращении был так измотан, что отключился, едва коснувшись головой подушки. Наутро он обнаружил у себя на столе заледенелую розу и записку. "Это хорошие новости, сын мой. Продолжай в том же духе. Следуй за Тором, стань его тенью". Лист бумаги был тонким и растворился, оставив на пальцах лишь капли воды, как только Локи дочитал послание. Роза оттаяла и ожила, но запаха от нее не было. Локи поставил ее в стакан как напоминание о том, кто он есть на самом деле: в его мире цветы никогда не пахли. Так что ты знаешь про меня? Чему ты веришь про меня? Что ты хочешь от меня? Что ты знаешь?.. — Надоели поединки! — воскликнула Сиф с досадой, убирая кинжал в ножны. Фандрал негромко ответил ей что-то в своем обычном духе, что предпочитает дракам на мечах состязания в постели. Локи, занятый заточкой оружия, прислушался. Лицо девушки было рассерженным, и неудивительно — Локи только что победил ее в искусстве метания ножей, в котором она прежде не знала себе равных. Разумеется, его победа не была честной, ведь он пользовался магией — как и прежде, в поединках с луком, секирой и мечом, — но асы не знали этого. Они решили, что он искусный воин, однако в глазах приятелей Тора это не добавило ему привлекательности — напротив, все четверо поглядывали на него ревниво и зло. Только Тор был весел. Вынырнув из овражка, где он искал пропавшее оружие Сиф, — та, вскипев, не рассчитала сил — он вручил девушке ее кинжал и с беззаботным смехом обнял Локи за плечи. — Ты лучший воин в королевстве! — провозгласил он. — Ну, после меня, разумеется. — И после Одина-Всеотца, — встрял Огун. — И Хеймдаля, Стража Ворот, — добавила Сиф, хмуро разглядывая кинжал, перепачканный травяным соком. Локи скривился от их подхалимского тона. — Твоя похвала много значит для меня, Тор, — сказал он сдержанно. — Но я был бы чересчур дерзок, если бы допустил самую мысль, что могу равняться с легендарными воинами девяти миров. — Чего? — пропыхтел Вольстагг. — Кто-нибудь понял, что он сейчас сказал? Остальные злорадно захихикали. Уже не в первый раз сложная манера Локи изъясняться вызывала их насмешки. В силу своего скудоумия асы были не способны ни охватить глубину его мысли, ни оценить его дипломатичность. — Локи, дружище, будь проще, — снова обняв его за плечи и увлекая за собой, пробасил Тор. — Почему ты вечно ходишь через Ётунхейм? — Что? — похолодел Локи, замирая на месте, так что идущие следом Вольстагг и Огун едва не сбили их с ног. — Почему ты это сказал? По его коже пробежал мороз, которому неоткуда было взяться здесь, в этом залитом летним солнцем саду: чары трансформации, за которыми он до этого момента так тщательно следил, дали брешь, и теперь его внешний облик был под угрозой изменения. С трудом успокоив бешено колотящееся сердце и выровняв дыхание, он пристально уставился на Тора и негромко повторил: — Так почему? — Почему что? — уточнил Тор, с не меньшим удивлением уставясь на него. Поскольку говорить при посторонних ему не хотелось, Локи снова двинулся вперед, вынуждая Тора идти следом. Дождавшись, когда приятели немного поотстанут, он объяснил: — Почему ты упомянул Етунхейм? — А? Да это просто такое выражение, — откликнулся Тор беспечно. — Ётунхейм — один из нижних миров… У нас еще говорят «сделать через Етунхейм», что означает, «всё усложнять». Это трудности перевода. Скоро привыкнешь! «Ну конечно, «просто такое выражение»… Тор всё знает, — подумал Локи, снова холодея. — Догадался сам, или кто-то разболтал ему… А теперь он даёт мне понять, что я раскрыт… В чем же моя ошибка? Где я допустил промах?…» Ему следовало немедленно сообщить обо всем отцу, но гордость не давала так скоро принять поражение. Пользуясь дружбой Тора, он уже представлял себе примерную структуру замка и прошел четыреста восемнадцать комнат. Он не готов был сдаться легко. И, если предстоит сражение, он будет биться до конца, не впутывая в это дело Лафея. Пусть лучше асы сочтут его безумцем-одиночкой, чем шпионом турсов и объявят его народу очередную войну, которую етунам не выиграть. *** Вечером на пиру Тор подсел к Локи. Тот как раз только что украдкой вылил пьяный мед из своего кубка — чтобы поддерживать чары изменения облика, он должен был всегда оставаться трезвым, — и осматривался по сторонам в поисках кувшина с родниковой водой. — Я никогда не спрашивал, откуда ты родом, — сказал Тор, устраиваясь рядом и повышая голос, чтобы перекричать шум пиршества. «Вот и началось», — подумал Локи. — Мой мир далёк, — ответил он, глядя Тору прямо в глаза. — Наша крохотная деревня стоит на самом краю вселенной. Из окон моего дома были видны серые камни — на много миль вокруг только эти камни, и больше ничего. Я вижу их и сейчас, когда закрываю глаза. — Ты скучаешь по дому? — спросил Тор, и Локи удивленно поднял брови — в голосе аса не было и тени насмешки. «Неужели он все-таки глупец?» — подумал Локи со смесью недоверия и радости. — Не скучаю, — ответил он. — Эти серые камни составляют большую часть моих воспоминаний, и я с тех пор всегда ношу их с собой. Но мне хотелось увидеть море. Поэтому я покинул дом. Я слышал: нет моря прекраснее того, что огибает на западе Асгард. — Это верно, — кивнул Тор, лицо его было умиротворенным. — Ты ведь еще не видел его, верно? Наше море. — Еще нет, — подтвердил Локи. — Послушай… поедем туда сегодня? Мы задумали ночную прогулку. — Охотно присоединюсь к вам, — быстро ответил Локи, отодвигаясь, чтобы выиграть себе немного пространства. — Значит, договорились! — воскликнул Тор и, хлопнув его по плечу, поднялся. — Встретимся у ворот после заката. Когда он ушел, Локи склонился над своим пустым кубком, стараясь скрыть от окружающих свою угнетенность. За короткое время, что ему было отпущено, нужно было продумать стратегию защиты и, вероятно, отступления. До заката больше никто не потревожил его, но и теперь вся еда на пиру для него стала горькой. Собираясь в путь, он спрятал под плащом кинжалы. Створы замковых ворот еще горели последними бликами солнца. Внизу, у подножия холма, Локи различил фигуры и услыхал конское ржание. Собственного жеребца он давно продал на конюшню, поскольку не предполагал, что здесь ему еще может понадобиться лошадь. Он спустился с пригорка — и привыкшие к темноте глаза различили их всех: сына Одина и его шайку. — Эй! Сюда! — крикнул Тор и помахал рукой, а Фандрал заботливо подвел к нему под уздцы кобылицу. — По коням! — скомандовал Тор и первым свернул вбок с главной дороги. Вся его шайка тронулась следом, Локи замыкал эту маленькую кавалькаду, сверля напряженным взглядом спину гарцующего перед ним Вольстагга и пытаясь разгадать, чего ему ждать от этой поездки. Он жалел, что не смог передать никаких вестей отцу, но утешал себя тем, что так даже лучше — если с ним что-то случится, Етунхейм останется вне подозрений. *** Когда они спешились на берегу среди камней, Локи поразила царящая здесь тишина. В Асгарде даже ночью не умолкали голоса, не гасли огни — море же безмолвствовало. Ветра не было. Они оставили лошадей пастись, а сами стали спускаться по тропинке. Тор, навьюченный вязанкой дров, шел впереди их маленького отряда. Небо быстро темнело. Они расположились среди камней. Локи решил не мешаться и ушел в одиночестве бродить по берегу. Неподвижное море по правую руку от него словно затаилось, чего-то выжидая. Оно было древним, — таким же древним, как Етунхейм. Оно, и этот песок, и камни были здесь задолго до того, как над скалами поднялись стены Золотого города, задолго до того, как пришли асы и насадили сады. Локи дышал и не мог надышаться — море пахло рыбой, солью, ветром, тысячами закатов, растворённых в его водах. Оно говорило — Локи узнал этот шёпот, он слышал его в Утгарде, в дни равноденствия и солнцестояния, когда границы между мирами были особенно тонкими. Не зная, что оно — такое, он всегда невольно стремился к нему мечтой. В соприкосновении с этой стихией Локи почувствовал, как в смятенную душу проникает покой и разливается по ней, усмиряя тревоги. Взошла луна, рассыпала по серой глади серебристые блёстки. Засветились стебли прибрежных трав, — ночь была такой короткой, что некоторые цветы даже не успели закрыть бутоны. Локи нагнулся и сорвал цветок — терпкие ароматы Асгарда по-прежнему кружили ему голову, сводили с ума, с первого дня, и к этому яркому, пёстрому миру невозможно было привыкнуть, невозможно было перестать удивляться его разнообразию. Позади — он только теперь заметил, что отошел уже достаточно далеко от своих новых приятелей — послышались возгласы. Локи, оглянувшись, увидел, как над берегом в ясном небе сверкнула молния, ударила в камни, и тут же вспыхнул, разгорелся костёр. И Локи, вопреки первоначальному желанию уйти как можно дальше и тем самым отсрочить неприятный разговор, повернул обратно. Сила магии Тора была столь велика и действовала столь притягательно, что Локи потерял собственную волю. В такие минуты ему не нужно было напоминать себе, что Тор — вовсе не тот простачок, каким кажется, и что Один неспроста вложил в руки принца Мьельнир, доверив ему и защиту стен Золотого города, и охрану границ Мидгарда. Он вернулся бесшумно, тенью приблизился к месту стоянки и замер, скрытый от их взоров валунами. Говорили о нём, это он сразу понял по интонациям, прежде, чем разобрал слова. — …какая-то фальшь, — яростно напирала Сиф, хрупкое создание, затянувшее себя в доспехи воина и давно забывшее свою женскую природу. — Его голос, жесты, всё в нём. Взгляни, как он ходит, как сидит за столом, как держит оружие… В Асгарде много чужаков, но этот вообще ни на кого не похож. — При тебе ли твое сердце, маленькая Сиф, если он кажется тебе особенным? — смеясь, спросил Тор, и девушка издала негодующий возглас. — Стыдно дразниться, Тор, — вступился за соратницу Огун. — Он и правда иной — холодный, как змея, в нем будто жизни нет. — Из него даже на пиру слова не вытянешь! — поддакнул Вольстагг. — Если он говорит с тобой, никогда не смотрит в глаза, а за спиной всё время наблюдает украдкой… — И вечно такой хмурый, — протянул Фандрал. — Как та мёртвая царевна из сказки. — И такой высокомерный, — приободрилась Сиф, получив поддержку приятелей. — Смотрит на нас, как на насекомых. Словно он сам какой-то король, а не мальчик из монастыря. Притворяется нашим другом, но способен ли он вообще дружить? — Как грустно, — сказал Локи, выступая из темноты в свет костра. Все вздрогнули и обернулись на голос. Он медленно обвел их взглядом, задерживаясь на каждом лице — и на каждом встречал смесь враждебности и сконфуженности, одна лишь Сиф смотрела с вызовом, да Тор — с любопытством, будто ждал, что из всего этого выйдет. После недавно сотворенной магии он излучал такую силу, что даже кончики его волос слегка искрили, и Локи так тянуло к нему, будто тот был глотком воды в горячей пустыне. Но самое главное, что он вынес из подслушанного разговора — никто из них до сих пор не догадался, откуда он родом, а это давало ему шанс, который он не собирался упускать. — Как грустно, — повторил Локи, — жить в мире, где ты только и ждешь лжи и предательства. Может, это оттого, что в ваших собственных душах слишком темно? Он сделал последний шаг, разделявший их с Тором, и украсил цветком его пшеничные волосы. Никто не шевельнулся, Локи покинул магический круг света, излучаемого костром, вновь слился с темнотой, прошёл, ничего не видя — перед глазами всё ещё плясали искры — и сел на берегу поодаль. До него донеслись звуки возобновившегося спора, но куда ближе был тихий умиротворяющий плеск волн. Притяжение магии Тора постепенно ослабевало, отпуская его, сильно колотящееся сердце возвращалось к размеренному ритму. Он опустил руку, зачерпнул горсть песка и принялся механически просеивать его сквозь пальцы. Вода была прозрачной, как в Ётунхейме, и хотя два этих мира были похожи друг на друга не больше, чем утренняя заря и вечернее зарево, Локи ощутил тоску по дому — как давно он не видел свинцовых льдов и отрогов гор, теряющихся во мгле, как давно не беседовал с отцом и мудрыми стариками… Охваченный воспоминаниями, он не сразу заметил, как над берегом вновь воцарилась тишина. А потом по камням зашуршали шаги, это пришел Тор — и просто сел рядом. Цветок Локи по-прежнему торчал у него в волосах: Тор, глупый ягненок, даже не взглянул на своё украшение — а это была ядовитая орхидея. — Мои друзья несправедливы к тебе, — начал он. — Они любят тебя и не желают тебе дурных знакомств, — отозвался Локи с притворной кротостью. — Я готов с этим согласиться, если речь идет о ком угодно другом, но только не о тебе! — С чего ты взял? — фыркнул Локи. — Их доводы… — Я просто знаю это, вот и все, — перебил Тор. — Ты мне нравишься, Локи. А я привык доверять своим ощущениям. Если мое сердце тебя приняло, мне этого довольно. Локи почувствовал, что с этим громилой надо быть очень осторожным и любые фальшивые заверения в дружбе тот мигом разоблачит. Поэтому он ответил совершенно искренне то единственное, что было правдой в сложившихся обстоятельствах: — Мне еще никто не говорил таких слов. — Я их тоже говорю не каждому, — Тор поднялся. — Пойдем купаться! — воскликнул он, переходя от доверительного тона к беспечному. И, сбросив одежду, с разбегу плюхнулся в серебристую воду. А должно быть, За порогом и теплей, На ступеньку выше? На стеклах копоть, там и мирра, и елей, Все для тех, кто выжил. Дальнейший план действий сложился у Локи сам собой: приятели Тора не верили ему, значит, следовало разлучить Тора с ними. Проще всего оказалось с Вольстаггом — обжора и сладкоежка однажды утром нашел в своих покоях целую корзину лакомств, съел всё до крошки и уснул беспробудным сном. Проспав трое суток и в урочное время не явившись в караул на городскую стену, он был обнаружен негодующей стражей в своих покоях, в постели, до подбородка укрытый звериными шкурами. Когда его принялись будить, он понёс такую бессмыслицу, что был отправлен в застенок до той поры, когда с его разума упадёт пелена. Второй друг Тора, Фандрал, тоже оказался невысоких нравственных качеств — его Локи соблазнил, обратившись девой. Заметив прекрасную незнакомку на пиру, Фандрал погнался за ней и, настигнув, побывал на вершине блаженства — Локи не поскупился на магию. Когда же дева растворилась в сумраке ночных садов, Фандрал лишился покоя и сна. Всякий раз, стоило ему лишь немного успокоиться, он видел подол её зеленого платья, слышал ее нежный смех. День и ночь он вёл свои поиски, незнакомка манила обещаниями и в последний миг ускользала из рук. С Огуном пришлось повозиться — самый безупречный из приятелей Тора, этот ван не имел никаких слабостей. Кроме, разве что, одной — у него было обострённое чувство долга. Так что Локи похитил личину одного из королевских стражей и, явившись к Огуну во время его дозора, обманом убедил его покинуть пост. «Тор зовёт тебя, твоему принцу нужна помощь!» — уверял он. «Я не могу оставить стену!» — возражал Огун. «Так мне сказать принцу, что его слово для тебя пустой звук? Ступай, я постою в карауле вместо тебя!» Огун отдал ему оружие и отправился на поиски друга, — искать ему пришлось долго, поскольку Тора в этот день не было в Вальгалле. Пока ван метался по коридорам, Локи заколдовал его оружие, и, стоило лишь Огуну вновь взять его в руки, как оно принялось без разбору разить своих. Так Асгард потерял еще одного защитника, и Локи лично проследил, чтобы его посадили в камеру, наиболее удаленную от той, где был заключен Вольстагг. Но, конечно, эти трое не могли сравниться с Сиф. Девчонка стоила их всех — она была умна, непреклонна и опасна. Локи понимал, что ошибиться нельзя — у него будет всего одна попытка, и если он не уничтожит ее, она сама его уничтожит. День за днём он следовал за ней, впитывая ее повадки, привычки, манеры. И с изумлением узнал, что она совсем не понимает себя. Она была молода и хороша собой, но, в отличие от подруг, ее единственным нарядом всегда были доспехи. Она любила Тора, но он не замечал ее, заглядываясь на пирах на асиний в ярких платьях, чьи головы были украшены венками. И она так привыкла к этому, что уже смирилась со своей участью вечного оруженосца, невидимки из свиты принца. Признавая в ней сильного соперника, Локи невольно восхищался ею. Она ловила на себе его взгляды, вспыхивала от злости, сжималась для броска. Они кружили друг вокруг друга, пока, наконец, Сиф не выдержала первой. Она подстерегла Локи в саду — солнце стояло в зените и слепило глаза, так что он не сразу заметил среди листвы непривычную тень. Она выпрыгнула из зарослей акации и занесла над ним свой кинжал, слишком громоздкий и тяжелый для ее хрупких рук. — Говори, чего тебе надо, — потребовала она. — Не пытайся обмануть меня, я тебя насквозь вижу, змееныш, и без жалости проткну твое лживое сердце! — С чего ты взяла, что мне от тебя что-то надо? — парировал Локи вкрадчиво. — Я просто совершал послеобеденный променад. Ты сама на меня набросилась! — Думаешь, я не замечаю? Ты все время на меня смотришь, садишься на пиру напротив меня, ходишь за мной… Чего ты добиваешься? — Я просто думаю, — сказал Локи, мягко отстраняя от себя кинжал, направленный острием ему в грудь. — Ты ведь женщина… Для чего это оружие? Оно не поможет одолеть в поединке мужчину. — Да неужели? — склонила голову набок Сиф. — Ты действительно решил… Она сделала едва уловимый выпад и с такой силой ударила его под колено, что он пошатнулся. Сиф ловко опрокинула его в пыль, насела сверху и, сжав стальные пальцы на его запястьях, прорычала в лицо: — Ну? Что ты скажешь теперь? Локи посмотрел на нее долгим взглядом и ответил правдиво: — Скажу, что ты прекрасна. И что твоя красота ранит острее любого клинка. Он высвободил руку из захвата и отвел волосы с ее лица. Мгновение они молчали, глядя друг на друга и тяжело дыша, а потом Сиф как ветром сдуло. Локи поднялся, потирая запястья, и посмотрел ей вслед. Забытый кинжал остался лежать в пыли у его ног, и Локи забрал его себе, как первый военный трофей. *** Задумчивость легла отпечатком на чело Локи — в таком состоянии он еще некоторое время бродил по дворцу, открывая пустые комнаты, а потом бросил это занятие и выбрался из подземелий на воздух. Здесь его и нашел Тор: с тех пор, как двое его друзей бесследно исчезли — проверить темницы не пришло принцу в голову — а третий совершенно повредился рассудком, гоняясь за таинственной дамой в зеленых шелках, Локи остался его единственным приятелем и наперсником. — Пойдем, сядем там, — подхватив Локи под руку, Тор увлек его в тенистый угол сада. Было очевидно, что он мается скукой и хочет затеять какую-нибудь вылазку. Тора сильно задевало, что отец не позвал его в поход с собой, а оставил прозябать в Асгарде. Разумеется, он не говорил об этом прямо и некоторое время просто рассуждал о военной стратегии и о своих выдающихся бойцовских качествах. — А ты что не весел? — спросил он наконец. — …как та мёртвая царевна из сказки, — вспомнил Локи слова Фандрала. Тор хмыкнул, и Локи решился навести мосты. — Я дурно сплю, — сказал он. — Мне всё время слышится какой-то шепот. — Не спускайся на нижние ярусы, и голоса скоро отстанут, — посоветовал Тор. — Там темницы? — Кое-что посерьезнее темниц. Там казармы. — Для кого? — Для невидимого войска. Мой отец, — Тор оглянулся по сторонам и понизил голос, — собирает армию. Ибо грядёт война. — С ётунами? — спросил Локи так же тихо, в тон ему. Тор усмехнулся. — Нет. Ётуны давно не враги нам. А ты, должно быть, их ненавидишь! — заметил он в ответ на изумление, которое отразилось на лице Локи. — Но надо всеми мирами нависла сейчас угроза куда значительнее. На нас идёт армия мёртвых. Локи ощутил, как холод пробежал по спине — верный признак, что чары иллюзии ослабли. Значительным усилием возвращая себе контроль над эмоциями, он нахмурился. «У Лафея нет никаких данных об армии мертвецов, необходимо сообщить ему незамедлительно». — Ты тревожишься за свой дом, — словно прочитав его мысли, сказал Тор. — Брось, мой отец защитит всех. Он не допустит воцарения Хелы. Имя королевы Хельхейма он произнёс так буднично, что у Локи отлегло от сердца. Тор обладал поистине удивительным даром легко развязывать узлы тяжких сомнений. Рядом с ним всё казалось простым и понятным, как и он сам — Локи заметил, что с недавних пор это стало привлекать его в наследном принце Асгарда. — Я не тревожусь за свой мир, — заверил он. — Моя главная мечта — сражаться рядом с тобой, плечом к плечу. Взгляд Тора потеплел. — Мне по душе твои слова, Локи! Станем братьями! — он порывисто достал кинжал и занес его над раскрытой ладонью. Локи едва успел удержать его запястье. — Остановись! — сказал он. — Я хочу доказать свою преданность тебе делом, а не обещаниями. Сначала посмотри на меня в бою, тогда и решишь, нужен ли тебе брат. *** — Сын Одина — легковерный идиот, — сказал себе Локи, возвращаясь в свои покои. — Предлагать побрататься кому-то, с кем едва знаком!.. А если этот кто-то окажется шпионом? Предателем? — Таким, как ты? — спросил внутренний голос — голос того прежнего Локи, ётуна, который затаился до поры, когда придёт время выступить в открытую. — Ну, я-то отказался. — Почему? Внутренний голос прозвучал будто наяву, и Локи невольно встал как вкопанный. Из золотого щита в основании колонны на него смотрел ас, в котором он не сразу узнал собственное отражение. Он словно впервые увидел свое лицо, обрамленное непослушными смоляными кудрями, увидел тёплый румянец на щеках — каким заливались лица асгардских дев, когда он в разгар пира нашёптывал им на ухо сладкие сказки. Он вдруг понял, что уже не чувствует тягостной усталости от поддержания чар иллюзии: маска аса как будто намертво приросла к нему. В своем отражении он не находил теперь никаких черт сходства с Лафеем и прочими ётунами. — Итак, позволь разобраться. Будущий король Асгарда хотел назвать тебя своим братом, и ты отказался. Почему? — повторил внутренний голос. — Это… могла быть проверка, — сказал Локи неубедительно. — Неправда, — ответило отражение, двойник с лицом аса. — О какой проверке ты толкуешь? Он мог проверить тебя уже сотню раз. Но он другой. Для него всё просто. Он едва не с первого дня бескорыстно предлагает тебе свою дружбу. Ты всё смеялся над его легковерностью — и не видел, что сам угодил в капкан. Но в глубине души ты знаешь, что не равен Тору. И тебе никогда не стать ему ровней: пусть он наивен, зато он чист и добр, а ты лжец. Ты недостоин быть с ним рядом. Обманом ты добился его дружбы, но лгать всю жизнь, до конца своих дней, даже тебе не под силу. Это ведь ложь изнуряла тебя всё это время. Ложь, а не магия. У себя на родине ты мог ворожить, целыми днями не отходя от ритуального костра, ты забывал про сон и пищу, а здесь ты будто слабый котёнок — потому что Асгард принимает только прямых и чистых душой. А тебя он отторгнет, и скоро, потому что ты лгун. Помни своё место и делай что велено. Не забывайся. Используй любые средства. В твоих руках — судьба всего Утгарда. «Судьба всего Утгарда!» — звенело у него в ушах, пока он поспешно шёл по коридору. У себя в покоях он с досадой хлопнул дверью и привалился к ней спиной. — Нужно сообщить Лафею о войне с мёртвыми, — пробормотал он вслух. — Всё остальное не имеет значения. Подумаю об этом… завтра. Но до заката он так и не написал отцу ни строчки. *** Вечером, утомленный спорами с самим собой, он спустился в пиршественный зал. Гости уже изрядно набрались и горланили песни. Он подсел к какой-то шумной компании и едва удерживался от того, чтобы самому напиться и испытать ту легкость, что царила у них на душе. Сиф появилась из восточного коридора в тот же момент, когда Тор пришёл из западного. С того места, где сидел Локи, было хорошо видно, как они оба замерли на пороге друг против друга — Тор выискивал в толпе своих приятелей и не узнавал суровую воительницу в этой хорошенькой незнакомке, одетой в медово-золотое платье, с цветами в пышных волосах, в волнении сжимающей руки и сердящейся на себя за свою неловкость. Зато он наконец увидел Локи и направился к нему сквозь толпу. — Пришел кто-нибудь из наших? — спросил он, склоняясь низко, чтобы перекричать расшумевшихся асов. — Фандрал? Огун? С утра их ищу… — Я видел только Сиф нынче днём, — ответил Локи, делая вид, будто не замечает девушку. — Звал ее посчитать звёзды, но едва ли она придёт, она меня невзлюбила. — Сиф редко здесь бывает, — согласился Тор. — Ты скорее найдешь ее на площадке для поединков… И не знаю, как там со звёздами, а рёбра она тебе точно пересчитает! — он захохотал и, подхватив кружку, направился к следующему столу. Стоило Тору повернуться к нему спиной, как Локи тоже поднялся — и поспешил навстречу Сиф. Поймав его взгляд, она вспыхнула. — Отчего королева пира стоит в дверях, словно незваная гостья? — спросил он мягко, подходя к ней и загораживая ее от нескромных взглядов — кое-кто уже начал перешёптываться. — Займи лучшее место, а я принесу тебе меду или всего, чего попросишь. Сегодня я твой слуга, — с этими словами он взял ее руку и поднес к губам. Сиф растерялась, никто из ее приятелей не вел себя с ней так учтиво. — Мне не хочется ни мёда, ни пьяных разговоров, — негромко сказала она, глядя на него. — Уйдем на воздух. Они вышли на террасу. Небо гасло в сиреневой дымке, из садов тянуло вечерней прохладой. Локи снял плащ, закутал в него Сиф и задержал руки на ее плечах. Она не сбросила их, просто смотрела на него снизу вверх огромными темными глазами. — Послушай меня, асгардская дева, и не гневайся, — начал Локи. — С первого дня нашей встречи я был ослеплён тобой. Я утратил мою речь, мой быстрый ум, мою былую смелость. Я слова не мог вымолвить в твоем присутствии. Ты всегда была сурова со мной, но умоляю, исполни одну мою просьбу, — он дождался, чтобы она кивнула, и продолжал: — Завтра я должен отправляться в путь, нынче мой последний вечер в Асгарде… Подари его мне! Я увезу с собой память о тебе, как звезду. Она заметно сникла, но ещё колебалась. — Чего ты хочешь? — спросила она. — Всего, что ты позволишь — прислуживать тебе за столом, поднять оброненный тобой платок… — Слуга мне ни к чему, — решилась она. — Слышишь, хардингфеле запела… Ты можешь пригласить меня на танец. Хочу веселиться до утра и ни о чем не думать. Она достала из волос розовый бутон и протянула ему. Локи принял подарок и спрятал его у сердца: это был второй его трофей. *** — Неужели это наша Сиф? — изумился Тор, когда на очередном круге танца повстречался с Локи. — Я не узнал ее. Похоже, твои ребра сегодня в безопасности! — Надеюсь, что так! — согласился Локи. Они разошлись, прилежно исполняя фигуры, но Локи видел, как Тор смотрит в их сторону, разглядывая свою подружку и Локи так, будто видел их впервые. — Ты, должно быть, желанная гостья здесь, — сказал Локи, когда они с Сиф снова встретились в паре. — К тебе сегодня прикованы все взгляды в этом зале. — Что мне за дело! — ответила Сиф. — Мне уже есть с кем танцевать. Ямочки на щеках делали ее невероятно привлекательной — если бы нынче днем она не прижимала кинжал к его груди, Локи решил бы, что такая девушка не способна держать в руках ничего опаснее иглы для золотого шитья. А скрипка всё пела, старательно поддерживая эту иллюзию. Под утро, захмелевшие от бессонной ночи, они вдвоем шли по пустому коридору к её покоям. Локи не хотел показаться дерзким и испросил разрешения проводить ее только до двери, она позволила. Опьянение танцем постепенно выветривалось. Сладость прикосновений — когда она закинула ему руку на плечо, а он обнял ее за талию и почувствовал такой жар, будто по телу прошли чары трансформации, да это и была магия, только совсем иная, доселе неведомая, ведь сегодня они впервые прикасались друг к другу так — истаяла и горчила на губах скорой разлукой. Бледная от усталости, Сиф подняла к нему лицо, с которого постепенно сходило счастливое воодушевление, уступая место печали. — Тебе непременно нужно ехать? — спросила она. — Дела моей семьи требуют этого, — сказал Локи. — Если бы я принадлежал самому себе — остался бы в Асгарде навсегда. — Разве ты не принадлежишь себе? — Лишь отчасти, — почти не солгал он. — Мои младшие братья ожидают моего возвращения, а я и так заставил их ждать дольше всех назначенных сроков… Но я навеки твой слуга. — Это пустые обещания, — возразила она с печалью. Они остановились. Она куталась в его плащ, словно ей было зябко. Локи понял, о чём она думает. — Ночь на исходе, — сказал он тихо, глядя на оплывшие, догорающие факелы. — Вот бы она длилась вечно! — воскликнула Сиф, и на её глазах появились слёзы. — Я расстроил тебя, — сказал он, опуская голову. — Не следовало просить в подарок этот вечер… Это слишком много. — Я ни о чем не жалею, — горячо возразила она и сама взяла его за руку. — До утра еще есть время… Может быть, ты… зайдёшь? Её голос дрогнул. Локи подхватил ее на руки, толкнул дверь и оказался в розовом сумраке ее покоев. — Я сейчас, — шепнул он, опуская ее на постель. Камин в комнате почти прогорел, и ему пришлось украдкой разжечь его с помощью магии. Он обернулся, обеспокоенный, не выдал ли себя — но Сиф уже спала, подложив ладонь под щеку. Ресницы ее слиплись от слёз, но на губах блуждала улыбка. Он опустился на колени возле постели, разглядывая ее умиротворенное лицо. Сложись всё иначе, он мог бы попробовать ее губы на вкус, узнать границы ее податливости, обжечься ее страстностью, показать ей больше звезд, чем загоралось ночами над Асгардом… Но судьба развела их по разным военным лагерям. — Прости меня, — прошептал он, доставая кинжал. Её прекрасные волосы легли ему в ладонь. Одно быстрое движение — и вся тяжелая копна упала на белые простыни. Локи смотрел на эту поруганную красоту, и внутри него поднималось отвращение к самому себе. — Переживёт. В конечном счете, любую рану можно исцелить, надо лишь найти мудрого врачевателя, — снова вмешался внутренний голос. — Лучше молчи, — посоветовал Локи, сворачивая отрезанные волосы и убирая их за пазуху. Это был его третий — и последний — трофей. А под утро Дым замерзнет без огня В опустевшем доме, и Никому-то Нету дела до меня, Разве только кроме… Утгард заносило снегом. Пока Локи пробирался к королевскому дворцу тайной тропой среди скал, поднялась настоящая буря. Он успел забыть, как темно и холодно здесь бывает — за несколько месяцев отсутствия дома ему стало казаться, что на всём свете не может быть ничего иного, кроме вечного лета. Даже используя кратчайшие пути, он все равно успел изрядно продрогнуть. Отец не ждал его и пораженно привстал из своего кресла, когда Локи, озябший и измученный, появился в дверях тронного зала. — Зачем ты пришел? — спросил Лафей глухо. — У меня есть новости, которые я не мог доверить письму, — ответил Локи и, едва кивнув отцу, поскорее направился к камину, чтобы погреться у огня. — Один ждёт нашествия мертвецов, которых поведёт Хела, богиня подземного царства, и ему отчаянно нужны воины. Это наш шанс заключить мир с Асгардом. Дай ему солдат, и потребуй взамен Ларец. — Мир с Асгардом, — повторил Лафей, в голосе его прозвучало столько отвращения, что даже пламя дрогнуло. — Да я скорее съем собственные руки. Значит, нашествие мертвецов, говоришь? Откуда дровишки? — Тор сказал мне в приватной беседе, — ответил Локи сдержанно. — Насколько приватной? — фыркнул Лафей. Локи потупился и поспешно отогнал подальше мысль о том, что Тор едва не стал ему братом. От Лафея не укрылось его смущение. — Я должен знать каждый твой шаг, — сказал он веско. — Судьба нашего народа зависит от тебя, нельзя допустить ни малейшего промаха. Локи вспыхнул от обиды. Он скучал по дому, скучал по Лафею и был обескуражен столь неласковым приёмом и подозрительностью. — Я не скрыл от тебя ничего, достойного упоминания, отец, — заверил он. — Кого ты хочешь обмануть? — рассердился Лафей. — Я же вижу, у тебя на сердце лежит какая-то тайна. Ты хотя бы ещё помнишь, кто ты такой и чей ты сын? Когда я велел тебе стать тенью Тора, я подразумевал шпионить за ним, но никак не петь с его голоса, утратив собственный разум. — Я в точности исполнял все твои указания! — воскликнул Локи, теряя всякую сдержанность и позволяя обиде вырваться наружу. — Неужели? — усмехнулся Лафей. — Если так, прими свой облик, Локи. Повисло молчание. Локи сбросил чары, но Лафей по-прежнему сверлил его пристальным выжидательным взглядом. — Что?.. — начал Локи и недоверчиво взглянул на свои руки — кожа на них по-прежнему была светлой, с легким золотым загаром, который оставило на них асгардское солнце. — Ты не можешь, — произнес Лафей после паузы. Он встал, шагнул навстречу и подцепил подбородок Локи, заставляя поднять голову. В его взгляде была целая гамма чувств, которые Локи не смог расшифровать. — Вся твоя жизнь теперь — нагромождение лжи. — Разве когда-то было иначе? — ответил Локи. Лафей с досадой отвел руку и брезгливо встряхнул пальцами. — Ты выглядишь как ас. Ты пахнешь как ас. Как я могу после этого доверять тебе? — Полагаю, у тебя нет выбора, — ответил Локи с кривой ухмылкой. Отцовские слова глубоко оскорбили его, но он постарался взять себя в руки. — Если мне понадобится посол в Асгарде, я отправлю его туда. Сейчас мне нужен шпион, — подытожил Лафей холодно. — У тебя есть миссия. Выполни ее, а вопросами перемирия займутся те, кто в этом компетентен. Ступай. И поторопись, зима здесь губительна для асов. Локи молча поклонился в ответ и вышел. От ярости у него всё плыло перед глазами, поэтому, не встречаясь ни с кем из слуг и наставников, не заходя даже к братьям, он поспешил покинуть дворец. Несколько раз чудом не сорвавшись в пропасть, он вскарабкался на гору, пробрался через заснеженный лес и с невероятным усилием достиг границы с Асгардом. Обида кипела в нём, гнала вперёд, придавая сил. Но стоило лишь вырваться из царства зимы в вечное лето, как напряжение разом отпустило. На вершине какого-то безымянного холма Локи упал лицом в траву, раскрашенную островками синих и желтых горечавок, зажал уши руками, чтобы ничего не слышать и не видеть, и пролежал так до тех пор, пока не улегся его внутренний ураган. Ледяной комок, застывший в груди после разговора с отцом, растаял. Локи сошёл к ручью, умылся и вышел на дорогу. В чистом небе пели птицы. Вдалеке из-за деревьев сияла золотыми шпилями Вальгалла. Воздух дрожал от зноя. И Локи вдруг почувствовал, как легко ему дышится — он словно вернулся домой. Он уже почти достиг замка, когда на городской стене запела труба. Мгновение спустя к ней присоединилась вторая, третья… А снизу, из долины, ей откликнулся многоголосый гул боевых рогов. Отдалённый тревожный зов вплёлся в ткань дня, как чужеродная нить попадает в полотно по недосмотру пряхи. Эхо разносило звуки по горам. Завернувшись в плащ, Локи поспешил к городским воротам, куда уже стекалась толпа асов в праздничных одеждах, многие несли охапки цветов, женщины украсили волосы розами и лилиями. Рога протрубили в последний раз, звонко и чисто, а затем в ворота въехала дружина. Предводительствовал ею седобородый старик в рогатом шлеме, правый глаз его был закрыт черной повязкой, из-под дорожного плаща сияли золотые доспехи, в левой руке он сжимал тяжелое копье. От его отряда веяло жутью. Локи на миг показалось, что взгляд старика выхватил его из толпы и заглянул в самую душу. Его пробрало холодом до костей, и он ниже надвинул на лицо капюшон. «Всеотец! Всеотец!» — раздалось в толпе, и эти разрозненные возгласы слились в единый гул одобрения и радости. Локи стоял, отделенный ото всех, чувствуя себя одиноким, раздавленным и напуганным. Предстоящая встреча с королём Асгарда лицом к лицу теперь вызывала у него настоящий ужас, — он понял, что готовиться к ней придется куда тщательнее, чем ко всему, что он делал прежде: обмануть Одина смог бы лишь величайший маг, каким Локи себя пока не считал. А что с восходом? Не распятие — кинжал Кровоточит тихо. Нас обходит, темной ветошью шурша, Стороною лихо. Тронный зал гудел от голосов, поскольку в нем собралась добрая половина Асгарда — всем нужен был Один. Локи приготовился было сидеть на ступеньках до утра, ожидая аудиенции, когда один из стражников подозвал его и велел следовать за ним. Его провели потайным коридором, о существовании которого он не догадывался, — судя по всему, тот тянулся вдоль тронного зала и уходил куда-то вглубь дворца, на верхние ярусы. Миновав несколько лестничных пролётов, Локи попал в небольшую круглую комнату, за ее высокими, во всю стену, окнами открывалась панорама города. У стола сидел сам король и в задумчивости потягивал терпкий мёд из кубка. Избавившись от доспеха и плаща, в одной холщовой нательной рубашке Один выглядел по-прежнему величественно. Локи поклонился от двери, и Один сделал ему знак приблизиться. — Как твое имя? — спросил он ласково. — Меня зовут Локи, своего отца я не знаю. Мать перед смертью послала меня в Асгард с напутствием, что ты поможешь мне и дашь какое-нибудь дело, — отчеканил Локи давно заготовленную речь. — Как звали твою мать? — спросил Один. — Наль, — ответил Локи. — Никогда не слышал этого имени. Впрочем, это неважно. Оставайся. И Один, казалось, потерял к нему интерес. Но Локи не спешил уходить. Он дождался, когда король вновь обратит на него пристальный взгляд своего единственного глаза, и тихо сказал: — Всеотец. Возьми меня к себе в ученики. — Чему бы ты хотел у меня научиться? — не скрыл удивления король. — Научи меня колдовству! — собрав всю свою дерзость, произнес Локи. Один нахмурился. — Вижу, слухи бегут вперед меня, — проворчал он. — Но чтобы колдовать, нужны магические способности. Ты обладаешь ими? Локи выдержал нужную паузу и ответил: — Нет. — В таком случае, обучение невозможно. И для чего тебе это? — Я хотел бы быть полезен тебе, Всеотец. Ты дал мне кров. Один задумчиво посмотрел на него. — Если хочешь быть мне полезен — иди ко мне в дружину. Локи не смог скрыть своего удивления. — Возьмешь чужака в свой отряд? — Возьму, — отозвался Один безмятежно. — Мой сын Тор поручился за тебя. Локи показалось, что хитрый старик чего-то не договаривает, но после этих слов он не мог не согласиться. *** Получив военный плащ, Локи перебрался в казармы. Это пришлось ему на руку — жилища воинов располагались недалеко от потайных коридоров замка, составлявших основную цель Локи, и он мог беспрепятственно ходить теперь, где вздумается. Возвращение Одина не слишком изменило уклад жизни в Вальгалле. К пирам и прогулкам добавились лишь тренировки и военные советы. Но состязаниям в военном искусстве Локи предпочитал магию — он просто лежал где-нибудь под деревом на траве, а на полигон отправлял двойника-фантома и со смехом прислушивался к раздосадованным крикам соперников, пытавшихся достать фантома копьем или мечом. На военные советы его пока вовсе не допускали. Сведения, почерпнутые от Тора, были скудными: Всеотец планировал очередной поход, чтобы набрать себе новых воинов. Локи должен был бы радоваться, что сможет продолжать свои поиски без помех — тем более, что они должны были завершиться совсем скоро: он открыл уже более девятисот дверей, а значит, вожделенный Ларец етунов был на расстоянии вытянутой руки… Но, к собственному изумлению, он не испытывал никакого азарта. Напротив, именно теперь к нему пришло осознание, что вместе с его миссией в Асгарде заканчивается и дружба с Тором, к которому он успел привязаться. В Етунхейме у него не было друзей — слишком юный для круга старейшин, слишком взрослый для своих братьев, он всегда чувствовал себя одиноким. Тор заставил его забыть об одиночестве. Может, он был не слишком умён и красноречив, но не был и тем безмозглым громилой, каким его представляли в Етунхейме. А главное, в нем была доброта и бескорыстное стремление покровительствовать слабым. И пусть иногда совесть укоряла Локи за то, что его трудами Огун и Вольстагг несправедливо заперты в темницах, что Сиф не покидает своих покоев, пока не отрастут ее волосы, что Фандрал по-прежнему как одержимый мечется в поисках любовных утех, — он понимал, что, не соверши он всего этого, у него не было бы счастливых дней возле Тора. … Прежняя жизнь незаметно для него самого выцвела, истончилась, как весенний лёд — о ётунском прошлом теперь напоминала лишь мучительная раздвоенность: он всякий раз вступал в конфликт с самим собой, принимаясь за то или иное дело, так, словно каждым своим вздохом совершал преступление против Ётунхейма или против Асгарда. *** Локи возвращался с очередной тайной встречи со слугой Лафея — чтобы не сердить отца, он теперь каждое утро, если не стоял в карауле, посылал в Утгард отчет о проделанной работе. Настроение у него было дрянное, он и сам не знал, куда выведет его тот кривой путь, на который он вступил, когда решился стать шпионом турсов в Асгарде. В этих мрачных мыслях он больше разглядывал носки своих сапог, чем смотрел по сторонам, поэтому едва успел отскочить, когда из-за холма на дорогу прянул конь. Всадник громогласно выругался, натягивая поводья. — Тор! — воскликнул Локи. — Куда ты? — Я как раз ищу тебя! — ответил тот, не спешиваясь, словно за ним гнались. — Отец срочно требует тебя к себе! — Чей отец? — сорвалось у Локи прежде, чем он успел прикусить язык. К счастью, Тор или не расслышал вопроса, или не придал ему значения. — Давай со мной! — предложил он. — Ты лёгкий, мой конь выдержит двоих, — и призывно протянул руку. В этом было что-то сродни магии: едва Локи коснулся его теплых пальцев, как импульс словно подбросил его в воздух, и он одним лёгким движением взлетел в седло. Тор довольно рассмеялся. — Держись крепче! — велел он, пуская коня в галоп. *** Поднимаясь по ступеням главной дворцовой лестницы, Локи мучительно гадал, для чего он мог понадобиться Всеотцу — ведь тот со дня их первой и последней беседы ни разу о нём не вспомнил. Более всего он опасался, что кто-то донёс Одину о его ежеутренних прогулках к западной стене. Но Тор шагал рядом с ним, и от этого было не так страшно. Одина они застали в задумчивости стоящим возле окна. Заложив руки за спину, тот смотрел в небо, над башней кружили двое иссиня-черных воронов. На звук шагов король обернулся. — А, вот и Локи, — сказал он. — Надеюсь, у тебя нет планов на вечер? План у Локи был — согласно рекомендациям Лафея, посвящать все свободное время поискам Ларца. Но об этом он, конечно, умолчал, и лишь учтиво склонил голову. — Видишь ли, — продолжал Всеотец, — я принял решение взять тебя с собой в поход. Будешь сопровождать нас с Тором и наш небольшой отряд в Мидгарде. — Почту за честь! — ответил Локи. — Обычно я не допускаю в поход воинов, не давших присягу, но мы уладим эту формальность по возвращении. Ступай, собери всё необходимое. А ты, Тор, задержись ненадолго. — Вот это удача! — прошептал Тор, подмигивая Локи. — Наконец-то! Я здесь уже просидел дыру на штанах! Поймав суровый взгляд Одина, он примолк, и Локи поспешил уйти. Все вернется, Ночи-бусы без конца На небесной нити… А вдруг найдется В доме твоего отца Для меня обитель? Локи ждал от военного похода разведывательных миссий или стычек с местным населением, но так и не дождался ничего похожего. Они прошли несколько миль по берегу и развернули лагерь. Скалы подпирали свинцовое небо, далеко внизу вилась серой лентой река. Локи взялся развести костёр, Тор ходил рядом без дела. Улучив минуту, когда они останутся наедине, Локи спросил: — Для чего мы все-таки спустились в Мидгард, Тор? — Я и сам точно не знаю, — признался Тор. — По легенде, этот мир выстоит, когда все остальные сгорят в огне. — Это как-то связано с ней?… С Хелой? — понизив голос до шепота, спросил Локи. — Вероятно, — в тон ему ответил Тор. — Но мне показалось, отцу просто нравится здесь. Они обернулись. Один задумчиво стоял поодаль и смотрел куда-то за горизонт, не обращая внимания на царящую вокруг него суету. Спиной почувствовав взгляд, он сделал им знак подойти. — Красиво, не правда ли? — сказал он, когда Тор остановился по правую руку от него, а Локи — по левую. — Вот то, что мне хотелось бы видеть из моих окон. На старости лет я устал от золота… Да и Тор неравнодушен к Мидгарду, — добавил он весело. — Как ты обычно говоришь, Тор? Побывать в Мидгарде и и не увидеть фьорды — преступление? Тор хмыкнул. — Ладно, я же вижу, как скучно тебе сидеть на месте, — продолжал Один. — Ступай, поброди немного, пока опять чего-нибудь не учудил. И Локи можешь взять с собой. Мы простоим тут еще несколько дней. — Однажды я забылся и устроил заварушку, которую пришлось расхлебывать отцу, — пояснил Тор, когда они вдвоем, отыскав тропу среди скал, спускались вниз, к воде. — С тех пор он требует, чтобы я оставлял Мьельнир в лагере, если отправляюсь на прогулку. — А если на нас нападут? — встревожился Локи. — Только не в Мидгарде, — возразил Тор. — Меня здесь любят. *** Волны обнимали прибрежные камни и отступали, неохотно размыкая объятия. Тор устроился на валуне, таком огромном, что даже его внушительная фигура казалась маленькой, ветер трепал его волосы, и Локи с нахлынувшей грустью подумал, что очень скоро будет скучать по этому дню — и по серым валунам, и по ветру в подоле плаща Тора, и по его беззаботной улыбке. И он смотрел во все глаза, запоминал, на случай, если такого больше никогда не будет. Он ведь был магом, и предчувствия редко его обманывали. Ему следовало бы думать: «Зачем мы здесь?», но он думал только: «Этот день как подарок». Они искупались в реке, такой холодной и прозрачной, словно она текла из самого сердца гор, потом ловили рыбу и пекли ее на костре, разведённом здесь же, на берегу. Как будто вместе с молотом Тор оставил в лагере и напускную браваду: он сейчас походил скорее на мальчишку, чем на грозного бога грома. Локи ощутил возле него такую безмятежность и спокойствие, такое желание довериться, словно тот уже был его королём. Ему хотелось путешествовать с Тором по мирам, хотелось строить с ним города, стоять с ним в карауле, сражаться плечом к плечу в жаркой сече. Тор тоже выглядел умиротворенным: рассказывал байки о своих прежних походах, о чужих причудливых обрядах и традициях. — В Свартальвхейме все на одно лицо — и мужчины, и женщины: маленькие, злые, бородатые, — говорил он. — Но это никогда не доставляло им особых хлопот: и те, и другие умеют всё — могут шить, варить, заниматься кузнечным делом. Трудности начинались, когда цверг хотел вступить в брак: иной раз даже самая лучшая сваха не в силах была определить, имеет ли смысл ехать с подарками к отцу избранницы и не окажется ли она мужчиной! Но они нашли решение! — И какое же? — спросил Локи: он знал, что некоторые тёмные альвы умеют превращаться в животных, но в основной массе их магические способности были ничтожны. Впрочем, Тор оказался более предсказуем. — Известно, какое, — хмыкнул он. — Они решили — мужчина ли, женщина, какая разница? И расхохотался. — Это самая нелепая история, что я слышал, — сказал Локи — и не смог сдержать улыбку, слишком уж заразителен был смех Тора. Тор сразу замолчал, пристально глядя ему в лицо. — В чем дело? — забеспокоился Локи. — Ты что, умеешь улыбаться? — спросил Тор. — Серьезно? Только не надевай опять эту маску! — добавил он, поднимая руки, словно демонстрировал, что безоружен. — Какую маску? — повторил Локи напряженно. — Эту, — и Тор начертил перед лицом Локи круг. — Я сегодня в первый раз увидел, как ты улыбаешься… Можно сказать, рассмешил мёртвую царевну! И, как на зло, ни одного свидетеля! Никто ведь не поверит!.. — Что это за история? — спросил Локи терпеливо. — Уже не в первый раз слышу про мёртвую царевну. Снова что-то из области трудностей перевода? — Нет, просто старая сказка, — объяснил Тор, по-прежнему с любопытством глядя на него. — Про заколдованную девушку. На неё навели злые чары, которые могли исчезнуть лишь тогда, когда она засмеётся. Король объявил: кто рассмешит его дочь, возьмёт её в жёны. И одному принцу это удалось. — Он тоже рассказывал глупые шутки про цвергов? — спросил Локи ехидно. Тор покачал головой: — Не знаю, может быть. Но он тоже больше всего на свете хотел видеть на её лице счастливую улыбку. Теперь уже настал черед Локи изумленно смотреть на Тора. В Утгарде его называли «серебряным язычком» за умение выкрутиться из любой ситуации, но сейчас ему как будто рот зашили толстой ниткой — слова не шли на ум от внезапно возникшей неловкости. Тор, одному ему понятным образом истолковав это молчание, сел ближе. — Пожалуйста, — сказал он тихо. — Будь собой, это так к лицу тебе. Перестань прятаться. — Я не прячусь от тебя, Тор, — отозвался Локи. Так вчерашняя ложь, пройдя свою тысячу дверей, стала правдой. *** — Мое знакомство с Мидгардом началось там, куда мы сейчас едем, — говорил Один, слегка оборачиваясь через плечо — конь Локи едва поспевал за восьминогим жилистым жеребцом Всеотца. — В молодости я исходил здесь всё вдоль и поперек, знал каждое плато, каждый уступ… Со временем многое стало забываться… Ты любишь путешествовать? Локи насторожил этот вопрос. — Я почти не видел мир, — ответил он как можно более нейтрально. — Но походная жизнь мне не в тягость. — Вот и хорошо, — одобрил Один. — Мне как раз нужен попутчик, — спокойный, уравновешенный и хладнокровный как ты. — Буду счастлив принести тебе пользу, Всеотец, — сказал Локи то, что следовало, хотя беспокойство охватило его еще сильнее. «Так и до разговоров о родственниках недалеко», — подумал он, мучительно подбирая безопасную тему. Выручил его Тор: томясь той медлительностью, с которой двигался отряд, он нетерпеливо ускакал вперед и возвратился. — Там две тропы через перевал, — сообщил он. — Знаю, — откликнулся Один. — Их проложили военные отряды много лет назад. Я тоже ходил по ним когда-то. Они достигли развилки и остановились, ожидая, пока подтянутся остальные. — Обе выглядят заброшенными, — заметил Тор, нетерпеливо гарцуя на месте. — Нужно отправить разведку. Я поеду по левой, Видар пусть едет по правой, вы оставайтесь здесь. — Не помню, чтобы я назначил тебя командовать отрядом, — нахмурился Один. — Да я в Мидгарде как у себя дома! И потом, этот путь короче, — заявил Тор высокомерно, пускаясь вперед. — Стой! — предупреждающе крикнул Один, но не успел ничего сделать — тропа осыпалась прямо из-под копыт, и лошадь Тора стала соскальзывать вниз. На краткий миг все замерли от ужаса. Локи действовал механически, даже не осознав до конца случившееся, — оттолкнул кого-то из бестолково толпящихся воинов Одина и вытянул руку вперед. Магический луч, сорвавшись с ладони, врезался в скалу пониже тропы, удерживая обвал, сковывая раскрошившиеся камни, возвращая им былую цельность, и в одно мгновение нарос ледяной шапкой. Лошадь перестала заваливаться и поднялась на ноги, Тор выпрямился в седле, но Локи уже не мог остановиться — пережитый ужас накрывал его с головой, и он громоздил ледяную подушку до тех пор, пока не онемели пальцы. Он обессиленно покачнулся, и Один подхватил его, не давая упасть. — Так чему ты, говоришь, хотел у меня научиться? — усмехнулся Всеотец проницательно. — Напомни-ка мне, как звали твою мать? Все лица — Локи сейчас видел только белые пятна — смотрели в его сторону. Он ощущал их изумление, чувствовал его кожей: асы не владели магией, и он слышал их мысли так, как будто они были произнесены вслух: «Ты не один из нас, но кто же ты такой?». Это был провал, с которым не сравнилось бы даже падение Тора в пропасть. Так что Локи пока решил выбрать самый простой выход из ситуации и потерял сознание. *** «Надо бежать». Мысль вспыхнула в сознании, и Локи открыл глаза. Он лежал на постели в большой очень светлой комнате — солнце пробивалось через высокие окна, завешенные белой тканью, но факела еще чадили, догорая. Вдоль стен выстроились в ряд одинаковые кровати, пахло травами. Локи заключил, что он в лазарете. Последнее, что он помнил, было свинцовое небо, опустившееся на землю и придавившее его своей тяжестью. Следом, так, будто он отматывал назад нить, пробираясь по ней ощупью в лабиринте, пришло воспоминание, как Один придерживает его, не давая упасть из седла — неподалеку чернеет утёс, и Тор только что едва не погиб в обвале, а сам он тянет руку вперед, сплетая ледяной наговор… Локи посмотрел на свои руки — кожа была бледной, словно бескровной, пальцы слегка дрожали. Он выдал себя. Выдал как маг, как етун, как шпион… Он поднялся, превозмогая слабость во всём теле. Решеток на окнах не было. Занималось утро, на листьях в саду еще не высохла роса. На скамейке возле постели он обнаружил свою одежду, на столике — поднос, закрытый крышкой. Есть не хотелось, но он из любопытства поднял крышку — и едва не выронил ее от неожиданности: на подносе лежала заледеневшая роза. Быстро облачившись в свой походный костюм и набросив на плечи плащ, Локи перелез через подоконник и, скрываясь за деревьями, побрел к королевскому дворцу. Утренний караул у главного входа зевал и потягивался, ожидая смены. Стражников было всего двое, значит, военное положение в Асгарде не ввели, несмотря на раскрытие его инкогнито. Это озадачивало. Стараясь не шуметь и не привлекать к себе излишнего внимания, он прошел вдоль дворцовой стены к заднему крыльцу, которое обыкновенно вовсе не охранялось. Так было и на этот раз. Локи замер, размышляя. Если это ловушка, то прямо сейчас у него еще был шанс сбежать, добраться до западной стены и уйти тайной тропой в Етунхейм. Но что он скажет отцу, явившись с пустыми руками? Нет, вернуться к Лафею без Ларца он никак не мог. Но добраться до лестницы, ведущей на нижние ярусы, он тоже не успел, привлеченный невидимым глазу светом чужой магии. Луч пробивался из-под одной из дверей и манил к себе, так что Локи пошел, будто завороженный. Он тихо открыл дверь и оказался в комнате, похожей на ту, в которой прожил в Асгарде всё лето. За окнами ее шелестел такой же вечнозеленый сад, а на постели, поверх звериных шкур, раскинув руки в стороны, спал Тор. У Локи дрогнуло сердце. Первым его порывом было выскочить за порог и броситься прочь, но желание в последний раз увидеть принца пересилило страх, и Локи подошел ближе. Тор был целым и невредимым, его магическая сила светилась ровным сильным светом, концентрируясь в районе грудной клетки. Он выглядел умиротворенным, и Локи испытал настоящее облегчение при мысли, что с его другом всё в порядке. «Но я никогда больше его не увижу», — подумал он, мгновенно переходя от радости к отчаянию. Жажда прикоснуться к Тору была так велика, что у Локи снова задрожали кончики пальцев: его магия была как музыка, как дождь над иссушенными зноем садами. Но даже одного мимолетного прикосновения Локи не мог себе позволить. Поэтому он опустил на подушку возле лица Тора ледяную розу. И отчаяние уверило его, что до конца своих дней он не найдет того заклинания, которое вновь соединило бы его разбитое на куски сердце. Он вышел из комнаты и тихонько притворил за собой дверь. — А, ну вот и наш юный маг. Так и знал, что найду тебя здесь, — произнес голос за его спиной. Локи замер, застигнутый врасплох. Всеотец, а это был именно он, приблизился и опустил тяжелую руку ему на плечо. — Разве лекарь позволил тебе вставать? — спросил он почти мягко, но у Локи мороз пошел по коже от этого тона. — Я лишь хотел… — пролепетал он, и Один оборвал его. — Я знаю, чего ты хотел. Ну, что ж, пойдем. Они спустились на нижний ярус, который Локи так упорно и безуспешно исследовал всё это время. Однако теперь вместо золотых стен с комнатами он видел лишь пустой коридор. — Вальгаллу называют домом тысячи дверей. Но на самом деле эти двери — внутри тебя. Пока не откроешь их все, будешь слеп, — сказал Всеотец. Он коснулся стены, и одна из плит со скрежетом ушла внутрь, обнажая скрытый за ней коридор. Всеотец сделал приглашающий жест. Локи переступил порог — коридор был узким и длинным, из глухого чёрного камня, а в конце его на постаменте… — Полагаю, ты за этим пришёл, — сказал Один. Он был в точности таким, как о нем рассказывали легенды — словно самая красивая звезда с их небосклона, заключенная в хрусталь. Он был так красив и так могуществен, что сразу приковывал к себе взгляд. Ларец Утгарда. Локи впервые видел его воочию, но теперь то благоговение, с каким Лафей и мудрецы говорили о нём, стало понятным. Локи оглянулся на Одина, тот стоял поодаль, широко расставив ноги и заложив руки за спину — в той позе, в какой он обыкновенно созерцал движение туч на небе или рябь на поверхности воды. Словно Локи тоже был буруном или облаком. — Ну же, смелее, — подбодрил Один. — Забирай. Как видишь, я безоружен и не стану тебе препятствовать. Локи приблизился к главной реликвии етунов и возложил на нее руки, заявляя тем самым право обладания. Свет внутри камня вспыхнул ярче, и по ладоням будто полоснули кинжалом. Локи, вскрикнув от боли, разжал пальцы: магия Ларца обожгла его. Он недоуменно смотрел на красные, наливающиеся багровым полосы на своих руках и не понимал, что случилось. Один бесшумно приблизился сзади. — Прежде, чем плести мировые заговоры, надо добиться мира с самим собой, — сказал он назидательно. — Ты не сдвинешь его с места, мальчик. Владеть Ларцом может лишь тот, кто знает, чего хочет. Локи медленно обернулся. — Что ты со мной сделаешь? — спросил он. Всеотец пожал плечами. — Ты спас жизнь моему сыну. Я у тебя в долгу. Поэтому притворюсь, что вообще не видел тебя. Даю тебе час форы. Беги. И он ушёл, оставив Локи одного. Так что ты знаешь про меня, Чему ты веришь про меня? Не мне судьбу свою менять. В доме тысячи дверей, В доме тысячи огней, В доме тысячи смертей… Что ты знаешь про меня? Что у нас тут? — Ваше высочество! Король зовёт вас. Локи поднял рассеянный взгляд от книги и уставился на отцовского слугу, старого етуна, который служил еще у его деда — тот почтительно стоял в дверях и ждал, когда юный принц вынырнет из мира своих грёз и обратит на него внимание. Кивнув в знак того, что услышал обращенные к нему слова, Локи закутался в свою меховую накидку и спустился вниз. Лафей ходил взад-вперед по тронному залу, всем своим видом выражая беспокойство. Локи, напротив, замер, как ледяной истукан. С тех пор, как он вернулся из Асгарда, движения его стали скупы и бережливы, а с языка не сорвалось ни единого слова. В тот день он молча продемонстрировал отцу обожженные руки и заперся у себя в башне. Снаружи было темно — день и ночь, незаметные, сменяли друг друга. Снег падал, не переставая, иногда поднимался ветер. Локи смотрел в чёрный проём окна, а перед глазами у него стояли картины садов, купающихся в солнечных лучах, или прозрачные воды безымянной реки, или улыбка Тора. Этот последний образ был самым желанным и самым мучительным, и Локи всегда старался поскорее прогнать его. Он ел то, что ему приносили, не ощущая вкуса, иногда перелистывал книги, не понимая, о чём читает. Он не знал точно, сколько времени прошло, но все эти дни его не покидало чувство собственной никчемности и неотвязно преследовала мысль, что он зря коптит небо. И без того в Утгарде оно закопчённое. Ни Лафей, ни братья не заходили к нему с момента его возвращения, и Локи думал, все стыдятся его — он ведь так и не смог снять чары и по-прежнему выглядел как ас. Он хотел, чтобы Лафей всерьез разозлился, накричал на него, выставил прочь из дома — сделал хоть что-нибудь, что заставило бы их обоих почувствовать себя живыми. Так что он даже обрадовался, когда отец вызвал его к себе — что бы ни стояло за этим вызовом. — Сын мой, — начал Лафей кротко, и Локи с изумлением увидел, что король нервничает. — Возможно, я в последнее время слишком давил на тебя… Я готов даже признать, что взвалил на твои плечи непосильную ношу. Ты дитя, а не мститель и не воин. Надо ли удивляться, что это дало обратный эффект: ты стал считать нас своими врагами. Да и как могло быть иначе, если ты слышал здесь разговоры только о ненависти и мести. Локи по-прежнему молчал, не зная, что ответить. Он внутренне соглашался с отцом, но слышать от Лафея такие речи было ему непривычно. — Все эти годы я не мог думать ни о чём, кроме возвращения нашего оружия, — продолжал Лафей, и в голосе его прозвучало неподдельное страдание. — И не понимал главного: не Ларец, а ты — истинный свет Етунхейма. Ты — мое первое дитя, наследный принц, в твоих руках — будущее нашего народа. Я хочу, чтобы ты нашел собственный путь. Есть такая старая поговорка: каждый должен пройти свою тысячу дверей. И только за последней обретет себя. — Я знаю. Кажется, я… уже открыл девятьсот девяносто девять, — сказал Локи, и голос его был слабым после долгого молчания. Лафей задумчиво улыбнулся. — Что ж, тогда открой последнюю, — произнес он. — Ступай. Тебя там ждут. Локи вопросительно посмотрел на него, и Лафей ободряюще кивнул. — Иди же. Локи толкнул двери и вышел из зала. Длинный коридор оканчивался зимним садом. Локи давно не приходил сюда, но в детстве это место было его любимым. Лафей, зная об этом, приказал развесить по ветвям растущих здесь деревьев фонарики, а с потолка падал волшебный снег — не холодный и мягкий, как цветки хлопка. Локи давно уже вырос, но лампы на ветвях до сих пор зажигали. Заметив среди деревьев движение, Локи направился туда и увидел Тора: одна лампа погасла, и тот пытался починить ее, стуча по стеклу пальцем. Локи беззвучно произнес заклинание огня, фонарь вспыхнул, и Тор обернулся. У Локи сердце билось где-то в горле, и ему стоило больших усилий не выдать охватившего его смятения. Тор улыбался. — Тебе вовсе необязательно это делать, — сказал он. — Ну, выглядеть так… — он развел руками. — Можешь быть етуном, если хочешь. — Не могу, — коротко отозвался Локи. — Я останусь таким, это теперь навсегда. Как ты нашел меня? — Ты оставил мне розу, — легко ответил Тор, будто разгадать эту загадку было парой пустяков. Локи нахмурился. — Это не было приглашением, — сообщил он. На Тора его слова не подействовали. Разумеется. Тор ведь был громилой из Асгарда и славился на все девять миров своей безапелляционностью и отсутствием манер. Поэтому он лишь самодовольно хмыкнул в ответ на это завуалированное предложение убираться восвояси. — Я в последние дни многое о тебе услышал, — сказал он. — Мои друзья очень сердиты на тебя и наговорили мне всякого. Не могу не признать справедливости их упрёков, учитывая, как ты обошёлся с ними… Но это было для них полезным уроком. И есть еще кое-что. Ты спас мне жизнь там, на Троллтинден. Я касался твоего льда, и только тогда узнал, как велика твоя магия и как сильно ты меня… Хладнокровная маска Локи дала трещину. — Тор, остановись, — воскликнул он умоляюще. — Пожалуйста, не надо. — И какой я был идиот, что не понимал этого раньше, — сказал Тор, оставляя фонарь в покое и делая шаг навстречу Локи. — Послушай, — продолжал он мягко. — Мой отец забрал оружие у твоего отца не для того, чтобы причинить вам страдание, а потому, что твой отец с его помощью едва не разрушил Мидгард, самый красивый из девяти миров. Так что я не смогу вернуть вам Ларец… Но я могу снять с Етунхейма проклятие. Пойдем. Мне понадобится открытое пространство. Локи остолбенел, не в силах вымолвить ни слова, но Тору и не нужны были слова — он просто взял Локи за руку, увлекая за собой. На мосту, ведущем к главным дворцовым воротам, Тор остановился и поднял Мьельнир. В небе громыхнуло, молния прошила воздух насквозь, ударилась в землю и взмыла вверх огромным серебристым столбом. Свет растекся по куполу, разбивая его, и вдруг всё небо в один миг очистилось от копоти и просветлело. К королевскому дворцу потянулись тени гор, льды и снега вспыхнули тысячами цветных огней. Казалось, магия пропитала весь воздух, насыщая собой холмы и долины. Под мостом проснулась и запела река. Локи вдохнул знакомый запах, — запах садов Асгарда после дождя, — и засмеялся от счастья. За их спиной послышались голоса — изумленные етуны, большинство из которых никогда не видело солнечного света, высыпали наружу и попеременно указывали пальцами в небо и на Тора. Тор, довольный произведенным эффектом, посмотрел на Локи. — Классика! — воскликнул он. — Всем нравится этот трюк с молнией! — Твой коронный, — согласился Локи. — Даже етуны без ума от тебя. — Мне и одного етуна достаточно, — сказал Тор. — Уедешь со мной в Асгард? — Зачем? — спросил Локи. — Потому что… Нет, я не могу сказать. Ты запретил мне, — Тор хитро улыбнулся. — Когда я тебе что-то запрещал? — удивился Локи. — Давай уже, говори. Он думал, Тор хочет назвать его братом, но Тор обнял его, привлекая к себе, и прошептал другое слово, то, о котором Локи не смел и мечтать. Сверху, прямо из безоблачного неба, падали разноцветные снежинки, и, не достигая земли, таяли. Тор и Локи смотрели друг другу в глаза, и между ними рождалась, сплетаясь из тысячи нитей, самая светлая в мире магия.