пепел по воздуху

Когда команду Широ объявили пропавшей без вести, Кит распарывал небо истошным воплем, не просящим — молящим Широ вернуть. Голосовые связки ныли предательски, кружилась голова, но он глотал воздух, бесконечный воздух, давящий на него весом светил всей вселенной, глотал и задыхался в обрывках молитв, адресованных непонятно кому. С каждым нетерпимым вдохом он плавно нисходил, склонялся, придавленный небом, забравшим Широ, пока в конце концов лбом не уперся во влажную землю. Зарылся им в траву, в скребущем изнутри желании задохнуться. Ночной холод мгновенно поразил его тело и разум, и шестеренки начали крутиться в другом направлении, сменяя картины нынешнего настоящего на настоящее то. Вспомнилось каждое прикосновение, слишком откровенное для них обоих, или просто приятельское, вспомнился вкус его нежной шеи, которую он позволял ласкать, вспомнились его прикосновения к бедрам — нежные, этим и сокрушающие совершенно, вспомнились их вечерние разговоры, после которых он с поцелуем в лоб отправлял спать. Как он, когда было холодно, отдавал свои форменные пальто или пиджак. Как он никогда не скупился на объятия, укрывая руками в синеватых венах ниспадающую в преисподнюю душу, тем самым фактически спасая её от лап мелких демонов, так и норовящих потянуть её вниз. А теперь Широ где-то там, наверняка в каком-то из углов вселенной. Кит не знает, что с ним и как он, но он, почему-то, уверен, что ничего хорошего с ним не происходит. От этого не может быть не больно. От этого разум не может держать ярость в крепкой узде, он отключается сам и вопит страшным воплем, зазывающим тайную силу внутри подняться на поиски, украсть военный корабль, купить на Чёрном рынке прибор для засечения инопланетных кораблей близ Земли, вызвать дьявола — что угодно, но найти его, найти, найти, найти… такого нужного и идеального, потому что душа, подобно металлической трубе, слишком быстро гнется, сгибаясь под тоннами потерь. Пепел его грязной души разлетается по воздуху, пораженный пламенем чудовищной боли, и ему кажется, что если протянуть руку к солнцу, оно тоже его сожжет. Целиком. Разнесет его остатки ветер по всему миру, и останется от него лишь ничто, гуляющее по углам вселенной в поисках Широ. А перед глазами он стоит и их последняя встреча. Со светлой улыбкой, невероятно обнадеживающей, он стоит и смотрит в глаза. Гладит большой ладонью по голове (о да, его ладонь гораздо больше, чем у Кита, — они не раз сравнивали, прикасаясь подушечками пясти с маленькими твердыми мозолями, палец к пальцу, кисть к кисти), гладит и смотрит. И смотрит, и смотрит, и смотрит. Перебирает пальцами волосы торчащей челки и пытается их пригладить, пока Кит пытается сдержать руки от того, чтобы не привязать Широ к себе и не оттрахать вразумить. Сказать, как больно и как сильно бьет в голову предчувствие. — Ты вернешься, — утверждает Кит тихим шепотом под ухом, утыкаясь носом в мочку. — Я вернусь, — отвечает тихо Широ, все так же смотря и не нарушая (!) границ слишком личного пространства. — Вернусь. Вернусь. — Вернешься. — Обязательно, Кит. — Тебе же просто некуда деться, ведь так? — Именно, Кит, — Кит не выдерживает и тянется для поцелуя, и слишком высокий для него Широ решает ему, немного нагнувшись, помочь. Его губы на вкус слишком соленые и горькие. Прежнее тепло не пришло, не помогло ему забыться, не спасло его от этого ада, жар которого он чувствовал взмокшим затылком — не помогло. Не оставило Широ и не вселило уверенности в его возвращение, только поглотило еще больше, оставив только абсолютное отчаяние, сковывающее тепло. — Действительно, — Кит резко отстраняется. — Тебе просто некуда деться с расстояния свыше пяти миллиардов километров от меня. Он медленно идет спиной к двери, постепенно ускоряясь под успокаивающие слова Широ, но в голове зияет огромная дыра, в которой играет на нервах тревожный звук — успокоиться становится невозможным, и даже если к нему подойдет Широ, он, похоже, действительно привяжет его к себе. Кит убегает, потому что для Широ важен этот Кербер, чертов темный объект, своим названием ясно говорящий не соваться. И Кит убегает, встречаясь с прощальным грустным взглядом Широ только когда он поднимется в снаряжении на площадку, окруженный гильдией всевозможных ученых и инструкторов. Он прикроет глаза и отвернется, потому что червь смятения спокойно прогрызает дорогу к его сердцу. Киту в Широ нравится все. Ровные скулы, чуть суженные глаза с забавными ресницами, придающими его лицу тень определённой нежности, тёмные волосы с клочком челки над переносицей, сильная шея, выпирающие ключицы и широкие плечи, узкая талия, упругие накаченные ягодицы и красивые ноги. Его нежность и местами чрезмерная опека, его ответственность и сила духа, способность в, казалось бы, ничем видеть что-то. Весь Широ — без единого изъяна как внутри, так и снаружи, и этим Кит имеет полное право гордиться и помнить, ведь это все — его. Но он предстает перед ним, точит клинки ярости своей нещадной нежностью, толкает всеми силами к бесконечной черной пропасти, явно неизвестной Киту, им неизученной. Кит боится. Кит вспоминает, как Широ останавливал его всякий раз, когда его нога касалась хрупкого края. Как хватал за плечо или нежно трепал по голове: этого достаточно, было достаточно всегда. Так как спасающий может внезапно толкнуть? Так как тот, чья рука была совсем рядом все время, может одернуть ее? Невообразимо и невозможно, думает Кит и отступает прочь. Медленно поднимается с колен, отряхивает челку от земли, слишком глубоко вдыхает свежий воздух и на мгновение теряется под гнетом почти безоблачного неба. Хмыкает прискорбно, последний раз мажет глазами по горизонту, где в свои права уже вступает солнце, и уходит, медленно перебирая ногами и усердно рассматривая бугорки на земле, чтобы не споткнуться. Ведь если он споткнется, он упадет и не встанет. Будет медленно звать его здесь, сквозь вселенные и время. Окутанный его надеждой и лежащий полностью беззащитным в его куртке, пропитанной его запахом.

***

Кит приходит обратно к себе в казармы спустя длительное время, потому что все рвется, рвется, рвется пойти за ним, просто полететь, стащить корабль. И плевать, что только от Земли до Луны за триста тысяч километров, просто плевать. Будет корабль — не нужно больше ничего. Только Широ. Которого на этом корабле не будет. На корабле, бороздящем бесконечный космос с трупом в кабине, потому что Кит не смог. Не смог ни найти, ни выжить — бестолковый мальчишка. Всегда им был и будет. Смотреть на эти стены — невыносимо. Смотреть на траур о потере такого хорошего бойца — невыносимо. Фальшивая грусть и сочувствие — невыносимо. Запах Широ и его призрачное присутствие во всем здании — еще более невыносимей этого всего вместе взятого, потому что стоило, наверное, его привязать. И не отвязывать никогда. Никогда. Никогда.

н и к о г д а

Кит в одну из ночей после пробирается к нему в комнату и забирает футболку, в которой пару раз сам ходил. В голове стучит настойчивое «Широ-Широ-Широ-Широ» под звук пульсации сердца внутри, а он всеми силами пытается не унести с собой еще половину комнаты, начиная с его книг с милыми пометками на полях, заканчивая подушкой, еще хранящей в себе запах его пота и шампуня. Просто все спят, а он не может. Каждую кошмарную ночь Широ тянет руку, а Кит не может ее поймать. Футболка тоже хранит запах. Терпеливо хранила все это время (почти целый месяц), лежа в изуродованной воспоминаниями комнате. Впитала их в себя, а этой ночью, покоясь в руках у Кита, его просто задушит (он надеется изо всех своих крошечных последних сил). Он будет вдыхать эту смесь сквозь холодом разносящиеся по телу кошмары, пока это все будет цепкими клешнями постепенно обхватывать его спокойное, от невероятных мыслей о танце с Широ, чем они баловались как-то раз у Того Самого Места, горло, уже порядком сжатое подступающими слезами.

***

Кит хочет разнести этот сарай вдребезги, хочет избавиться от этого каната, от этой проволоки, надёжно его привязывающей к Широ, находящегося сейчас где-то за гранью этого мира. Но не умершего. Живого, настоящего, такого же теплого, как в самые холодные ночи на крыше, под тайнами звездного неба, окруженного облаками или нет, окрашенного ярким заревом или нет, но определённо их пристанищем на продолжительное тёплое их время. Неоспоримо и так же бесконечно, бескорыстно и безропотно, как само это небо. Их танец. Медленный под звездами и страстный под крышей, — оба с покалываниями в легких и губах от нехватки общего воздуха, сгорающего в пространстве между ними. Сгорающие их тела от трения друг о друга, пусть это даже безобидный вальс, а Киту всего шестнадцать, разносят свой горящий пепел по бескрайнему воздуху, разносят по миру их незаметное некому счастье, потому что они не хотят быть заметными. Их прикосновения только в темных углах бесконечных коридоров и в пустой тьме комнаты Широ, на их «каникулах» в пыльном хламе старого домика, доставшегося Киту от отца. Кит сгибается, приходя туда, Кит сгибается и просит пощады у бескрайнего мира в очередной раз, потому что слишком больно не может никак перестать быть. Его выгнали из кладбища с воспоминаниями о Широ в их мавзолей, построенный на его тонких плечах, готовых сломиться в эту последнюю секунду, когда широта и долгота слишком велики. Крест меридианов сходится на нем. Сходится весь мир. Пока в тихом танце под созвездиями они колышутся, друг за друга держась, с какой-то старой песней на фоне с такой же старой пластинки, а Широ бормочет, склонив голову Киту на плечо, бормочет о том, что где-то уже это слышал.

***

Он ждал год. Ждал год, находя сумасшедшие подсказки, иногда не говорящие ничего нужного, а иногда настолько сумасшедшие, что поверить в них даже попытаться трудно. Он терпеливо ждал год и слишком сильно надеялся, как не мог в ту ночь, он отчаянно поверил во все ему данное, будто сложенное именно для него, и нашел. Нашел дату. Он уверен — Широ придет сейчас. Только тысячи раз думал — как это будет, как он вернется? Накинуться ли все сразу на него, желая отнять? А вспомнит ли он вообще Кита, позволившему себе так грубо выразить протест против его мечты всей жизни? А будет ли он вообще жив? Что с ним сделали? Ведь он пропал не просто так — ничего никогда просто так не происходит. Кит вспоминает про былое желание привязать Широ к себе и синеватыми глазами стреляет в веревку рядом, будто это до сих пор остается возможным. Будто это вообще когда-нибудь было возможным, но Кит так… так… Кит. Я вернусь. Кит тонет в своем отчаянии, но жадно хватается за края вместилища своей души, стонет и подтягивается выше, потому что иного выхода на самом деле нет. Либо Широ есть — есть эта невероятная искра, которую не смогла в свое время сдуть буря, но откинула на огромное расстояние, либо Широ нет — он утерян в миллиардах световых лет и космических миль, утерян и с нежеланием Кита его найти просто сгинул, с щемящей тоской в груди от предательства в последний день.

***

И Широ пришел, как и сказали те загадочные сумасшедшие знаки. Кит готов был растерзать себя за прежнее неверие и сломя голову бросится за ним. Украсть, стащить, привязать его к себе, а лучше приковать титановыми наручниками и съесть ключ от них, как бы глупо это ни звучало. Широ пришел, вернее прилетел на непонятном корабле — Кит знал это, думал об этом и благодарил всех богов, которые человек только успел придумать, за то что так произошло. Он был в отключке. Мягкий пепел цвета украшал его привычную угольную челку, веточки морщин расправились на новых местах, и шрам… на переносице. Это все фактически означает боль. И Кит слишком сильно переживает боль с ним, сидя рядом с диваном и держа его холодную руку, пока эти непонятные дети из Гарнизона выносят ему мозги. В один момент он думает, что его слезы подобно живой воде смогут воззвать Широ из мертвых и просто отключки, или банально из-за недосыпа начинает мельком пускать слезу. Выгоняет всю эту компашку на улицу и прячется во все еще холодной ладони, пока та не начинает двигаться. — Кит?.. А Кит молчит, потому что сказать ему нечего, и сказать он ничего вообще не может. Только все грешит свою слабость. Неспособность. Просто неспособность оказаться чем-то для Широ, догадки о ней, выросшие непонятно откуда. Он хотел молить о помощи и о пощаде. Хотел просить прощение за тот последний день. Хотел убедиться в том, что Широ помнит его. Широ помнит их. А Широ помнит. Широ помнит и сквозь прострацию вытаскивает свою ладонь из его под опешивший вздох и притягивает к себе слишком близко.

***

Чтобы сказать друг другу «я люблю тебя» и чуть ли не порвать друг на друге одежду им нужно на инопланетном корабле дикой эльфийки оторваться от непонятной планеты и улететь далеко в пожирающий всеживое пространство космос. Чтобы остаться друг у друга навсегда им требуется два раза потерять Широ и один раз Кита. Чтобы бросить все это дерьмо нужна ночь. Чтобы собрать пепел воедино хватает только его объятий.