Любовь и белый порошок

      Мы долго шли по улице, затем по переходам, в метро и снова по улице. Остановились лишь у крыльца гостиницы.       Дверь открывается, меня пропускают вперед в помещение. Номер с большой двуместной кроватью и большим окном. Горшенев запирает дверь с внутренней стороны и, подойдя к окну, плотно задергивает шторы. Сразу стало как-то темнее, в полутьме видны блестящие глаза Миши, что с жаждой прожигают меня насквозь. Он не скрывал того, что собирается делать. Да в общем то итак понятно. Внутри непонятно с чего нарастает тревога, сердце колотится как сумашедшее. Горшок подходит сзади, осторожно касается рукой моей шеи, убирает мешающие волосы, целует, щекоча бородой. Вторая рука лежит у меня на животе. Я выгибаюсь назад, обхватывая шею Миши. Он скользит губами по моей шее, чуть прикусывает кожу. Тихо выдыхаю. Видимо принимает это за знак, мои руки убирают, резко разворачивают к себе, грубо целует, впечатывая в стену. Приподнимает меня за ягодицы, инстинктивно обхватываю ногами его бедра и вновь свожу руки за шеей, не размыкая поцелуй. Кровать. Меня укладывают на лопатки. Миша сдергивает с себя футболку и нависает сверху. Молниеносным движением снимает с меня одежду и снова припадает к губам, спускается ниже, ведет губами по животу и ниже. Мы ничего не говорим друг другу. Мы наслаждаемся процессом и никто не нужен. Звякает пряжка ремня. Я лежу полностью подчиненная этим человеком. Осторожно входит, с моих губ слетает стон. Наваливается и ускоряется, приводя меня к пику. Я хватаю ртом воздух, но мне его не достаточно, цепляюсь за плечи Горшенева, повинуясь движениям. Перед глазами уже все плывет, но вот шумный выдох. Горшок буквально падает на меня, лежит так несколько минут, приводя дыхание в норму. Тело начинает затекать, ерзаю, показывая, что хватит. Понимает, перекатывается на спину. Я переворачиваюсь набок, улыбаюсь, когда мне на талию падает рука и с силой прижимает к себе. Горячее дыхание опаляет шею. — Где ты была черт возьми? — зарывается носом в мои волосы. — Там же где и всегда. Миш, что ты этим хочешь сказать? Вообще что это было? — переворачиваюсь, встречаясь взглядом с Горшком. — Мне нереально кайфово с тобой. Ты даешь стимул бросить все, с тобой я не чувствую, что мне нужна доза. Блин, будь со мной всю жизнь, а? Нужна мне ты, понимаешь, да? — Миша, — осторожно провожу ладонью по лицу, — я буду с тобой лишь в единственном случае. — Каком? — кажется он нахмурился. — Ты бросишь наркоту. Постараешьсь меньше пить. Я постараюсь помочь тебе, я блин расшибусь в лепешку, но не позволю тебе вновь взять в руки шприц. И если все получится, мы будем вместе. В противном случае… Ты сам знаешь, что может произойти. Он ничего не ответил, но по глазам было видно, что он готов бросить вызов себе, готов пойти на боль. Миша вновь притянул меня к себе, целуя. Гладит по рукам, я прижимаюсь к его груди и проваливаюсь в сон.       Прошло еще две недели. За это время мы с Мишей стали еще ближе друг к другу. После того дня, что он просил меня о помощи действительно все стало менятся, даже в лучшую сторону. Начну по порядку. Отношения у нас складывались удачно, мне было потрясно находится с ним, а ему со мной. Пару раз он даже снимал номер для нас… Но это не та суть. С Андреем, к великому счастью, у нас тоже все сложилось хорошо. Признаюсь, что после того, как я поняла, что влюблена в Мишу, то чувствовала некую вину перед Князевым, ведь он тоже оказывал мне знаки внимания. Я вообще хотела сохранить все в тайне, ну пока что, чтобы не пришлось объясняться, но видимо у Горшка было другое мнение. В общем разговора было не избежать, после того, как этот чудак (речь идет именно о Мишке) поцеловал меня прямо на глазах у парней, а именно Андрея и Шуры. Конечно потом Горшок получил от меня истерику (ну хотя истерикой это назвать нельзя). Я вывела его в коридор и шепотом, шипя «кричала» на него, какого черта он так поступает. На что был дан четкий ответ: «Так, а смысл мне скрывать это, если ты моя? Или мы так и будем шарахаться?», говорилось это с таким взглядом, что-то между «ну ты и дурная» и «еще одно слово и ты нарвешься» (в хорошем смысле конечно). Я конечно сразу опешила от таких слов и даже собиралась возмутиться, но мои губы накрыли еще одним, быстрым, легким поцелуем, а потом слышу шепот: «Все будет так и никак иначе». Как я ни боялась, но Андрей принял все спокойно и искренне порадовался за нас. После этого я разумеется быстро подошла к Князю, так сказать уточнить некоторые моменты, но он мне сказал ровно тоже самое, призывая звонить, если что будет не так. В скором времени это «НЕ ТАК» случилось, но об этом чуть позже.       С зависимостью Горшка было несколько сложнее. За две недели было дня четыре, когда его в буквальном смысле ломало от недостатка дозы. В один из дней пришлось подключать парней, ибо я просто не справлялась. Жалко, конечно было смотреть на привязанного, злобно смотрящего и бранящегося Миху, но только так можно было его удержать. В один из дней он напился, вариант более лучший, он попросту уснул. Ну, а в остальные два дня пришлось провести целиком и полностью с ним и ночь тоже, так как Горшенев попросту не мог уснуть, и оставлять его такого было нельзя. В общем это были тяжелые дни. Но в остальные, когда он чувстовал себя более менее нормально, мы гуляли, ребята репетировали, и вроде все шло неплохо, но…       Одним из дней, мы встретились с Мишей ближе к вечеру, часов в шесть. Долго гуляли, по парку, потом по набережной. Уже стемнело, кое-где виднелись звезды (ах банальная романтика). Вышли уже к другому парку, где устроились на скамейке. Горшенев приобнял меня за плечи (ну или прижал с силой к себе?) и мы наслаждались нахождением друг с другом. Так продолжалось около получаса или может больше, я даже успела задремать под тихое пение Миши, что-то такое: «Ты теперь моя, навсегда моя. Ты молчишь, а я улыбаюсь, Мария»*       Когда я очнулась от дремоты начал задувать прохладный ветер, небо покрылось тучами, которые закрывали звезды. Я почувствовала, что состояние Горшка чуть изменилось за это время, он был напряжен и задумчив. — Миш, сколько времени? — я передернула плечами. Молчание. — Миишаа, — начинаю тыкать его в грудь. — Да, что? Ща идем, — определенно что-то произошло. — У тебя все в порядке? Что ты такой не свой? Я тебя спрашивала время. — Да, все в порядке, — вроде оживился Горшенев, — пол десятого. Небо хмурится, я вызову такси. Я возражать не стала. Вот мы едем, но чем дольше, тем тревога нарастает с большей силой. Мне совершенно не нравится это состояние, обычно интуиция меня не обманывала. Тем более вечер, вокруг темно и главное ни души. Машина резко останавливается. Я выглядываю в окошко: темная улица, старый дом, место зловещее и очень не приятное. — Я сейчас, подожди меня здесь, — Горшок целует меня в висок. — Что, куда, зачем??? — Надо отойти на минуту. — Он выходит из машины и направляется к дому, заворачивает за угол и скрывается из виду. Возвращается спустя минуты 4. — Вот и я. Едем. А вот дальше… Не спрашивайте как, я сама не могу сказать, как я это сделала, я увидела в его кармане джинс небольшой пакетик, который немного торчал. На краях едва заметны были следы порошка. Теперь мне стало все ясно. Вот почему он нервничал, зачем заезжал в этот дом. Ничего не оставалось, как писать Андрею, сама я не могла забрать наркотик. Звонить я тоже не могла, Горшок был рядом, тогда я написала Князеву сообщение примерно такого содержания: «Андрей! Срочно приезжай к моему дому. Я боюсь за него. Миша больше не может держаться по видимому, я заметила у него наркотик, предположительно купленный только что. Я не буду сводить с него глаз, покуда не подъедешь. Проверьте его всего, квартиру». Далее мы подъехали к моему дому. Я и не сомневалась, что Княже примчится сразу же, но вот только не учла тот факт, что он ждать не станет. Как только мы подошли Андрей чуть ли не прижал Мишу к стене: — Ты что творишь? — Андро, ты что? — Горшенев не понимал, почему Андрей на него так наехал. — Карманы выворачивай, вот что! По хорошему. — Что? Ты с дуба рухнул? Маша, скажи ему! — он переводит взгляд на меня. — Делай, что он сказал, иначе это сделаю я, — спокойно, но глядя прямо в глаза ответила я. — Да вы что, совсем ахерели?! — Андрей, держи его, — с этими словами я подошла к ним и стала обшаривать карманы куртки. — Да вы блять что творите а? — Миша дернулся, но Князев крепко держал его. — Не вынуждай, Миша, — в лицо ему проговорила я, — я не хочу драки, пойми ты наконец! Кажется до него стало доходить. — А, это обыск, хм, ну ясно. — Черезчур спокойно. В это время я уже проверяла карманы джинс и, специально, начала именно с тех карманов, где не было пакетика, когда же я начала осматривать карман, в котором, по моему мнению лежал наркотик, Горшенев дернулся, но потом обреченно вздохнул и ударился затылком об стену. — Ну, а что ты теперь ты скажешь на это? — я продемонстрировала ему пакетик с белым порошком. — А что тут говорить. Не могу я блять больше, слышишь, не могу! Хотел чутка ширнуться, чтоб хоть отпустило, а то невыносимо совершенно. — Ну ты и падла, — сквозь зубы проговорил Андрей. — Еще есть? — серьезно спросила я, — не заставляй обшаривать тебя целиком. — Нету, — глухо отозвался Горшок. — Значит так, — я отдала пакетик Князю, — Андрюш (да, специально, чтоб больнее было!), дальше решайте сами, но не месите друг другу морды, ладно, этим не поможешь. А ты, — обращаюсь уже к Мише, — как ты посмел, ты ведь сам просил мать твою о помощи, так какого хрена ты вновь берешься за старое?! Мы все стараемся для тебя, а тебе словно пофиг! — Маш. — Нет, ты дослушаешь! Ты должен решить для себя, что ты хочешь больше, прожить нормальную жизнь, со мной, со своими друзьями и быть великим человеком, быть в группе, творить или скрестить себя с белым порошком и потом окочурится где-нибудь от передоза!!! — меня пробирала злость и обида, хотелось рыдать, задеть посильнее, или даже ударить, но было просто жалко. Я развернулась и ушла к своей парадной, я не могла держать слезы, они буквально лились из глаз, от обиды и бессилия, от того что ничего не могу сделать. — Маша! — слышала я окрик Горшенева, — Маша блин! Но я не могла, просто не могла.       Прошла неделя. С Мишей я не виделась, не разговаривала. Каждый день списывалась или созванивалась с Андреем, и лишь от него узнавала как Горшок. Бессомнения я переживала, сильно. Беспокоилась и не находила себе места, пару раз порывалась приехать к нему на квартиру… Но чисто из принципа не могла. Андрей рассказал, что происходило в ночь на тот день, когда я ушла: Горшенев сначала пытался звать меня, на что я не отреагировала, как вы помните, потом он скатился по стене на корточки и взялся за голову. Он говорил, говорил громче и громче, в конце сорвался на крик. По словам Андрея, называл себя дураком, извинялся передо мной, проклинал гребаный наркотик, обещал, что бросит, покажет всем, что еще не сдался! И все в таком роде. Друг довел его до дома и не оставил одного. Миша пил, не сильно, ведь алкоголя в квартире было чуть чуть, а в магазин Князев его не пустил. В середине недели Горшок хотел прийти ко мне, об этом мне написал Андрей, но я ответила отказом. Пусть подумает еще. Я понимала, что поступаю, возможно, в некоторой степени, не хорошо, но он сам виноват. Я больше не злилась, я переживала, но я ждала. И не напрасно.       Как я и говорила, спустя неделю после инцидента (назовем его так), я отправилась за покупками в магазин, а то все свои запасы на фоне стресса я успела съесть. На улице вечерело, как раз народу не должно быть много и можно будет лечь спать с вкусняшкой во рту. Возвращалась я с нейтральным настроением, но вот я вижу у входа в парадную знакомый силуэт. Да, он пришел. Увидя меня, Миша сделал два шага по направлению ко мне, я же проигнорировала, хотя очень хотелось просто кинуться на шею, ведь я скучала! — Маш, послушай, — начал он, но я быстро забежала в парадную и посчастливилось, что лифт был здесь. Я нажала на кнопку и двери закрылись. Судорожно ищу ключи, буквально выбегаю из лифта и быстро открываю дверь. Уже слышу быстрый топот по ступенькам. Забегаю в квартиру, тяну за собой дверь, но Миша успевает поставить ногу в проем и вот он стоит предо мной. Он защелкивает дверь и делает шаг ко мне. Я отшатываюсь назад. — Да послушай же ты меня наконец! — он чуть повышает голос, — Маш, я знаю, я дебил, я поступил ужасно, не подумал. Прости меня, я не буду больше, чес слово, — виноватый взгляд, ждет моей реакции. — Я тебя уже давно простила, но ты все ломаешь. Жизнь ломаешь. Кажется эти слова он понял как-то по своему, он вновь делает шаг ко мне. — Нет, не подходи, не надо, — выставляю руки вперед. Но похоже у Горшка другое желание. Звучит щелчок выключателя, коридор, хоть еще не стемнело, оказывается в полумраке. Мои глаза еще не успевают сфокусироваться, соответственно мозг не может дать указаний. Меня сильно дергают за руку, тут же припечатывая к стене. Горячее дыхание обдает лицо. Я начинаю колотить руками по плечам Миши. — Отпусти меня! Меня не слушают, руки перехватывают, прижимают у меня над головой к стене. Горшенев буквально вжимает меня в стену. — Ты просила сделать выбор, я его сделал, я хочу быть с тобой, хочу творить, жить хочу в конце концов. Я обещаю бросить. Маш, если бы ты знала, как я провел эту неделю. Какого черта ты отшила меня пару дней назад? — Потому что так поступил! — Я осознал свою ошибку, — это было уже сказано шепотом, его губы скользнули по щеке, переместились на шею. Он знает, что я не буду против, что мне это нравится. И черт возьми, да! Я пару раз дернулась, весьма напрасно, он только сильнее сжал мои руки. — Миш, отпусти! Он не верит. Он чувствует, что я делаю это специально, чувствует, что я хочу продолжать. Мои губы накрывают поцелуем, сразу глубоко, дерзко. Целует с напором, не желая отстранятся даже на секунду, чтобы вдохнуть воздух. Секундная передышка, только успеваю сделать вдох, как его губы вновь оказываются на моих, он сминает, кусает их в кровь. А мне чертовски нравится. Миша ослабил хватку на моих руках, да я итак прижата его телом! Да и не уйду я никуда, как ни крути. Его рука начала судорожно стягивать с меня толстовку. Да отпусти ты руки, я тебе сама помогу! Словно слышит, отпускает, продолжает делать это уже двумя руками. Толстовка летит на пол. Проделываю тоже самое с его футболкой. Горшок отстраняется, смотрит в глаза, в них вся правда, улыбается, — ты уж пойми, если я что решил, то буду следовать этому. Я решил, что буду жить по человечески, и ты будешь со мной, понимаешь, да? — Миш, не надо слов, я понимаю, все понимаю, — обнимаю за шею, вновь сама целую. Меня приподнимают и уволакивают в спальню.       Вокруг нет ничего, лишь два любящих человека, единение души. Тишину разрушает лишь шепот и тихие стоны.       Миша не отпускал всю ночь. Неужели так соскучился за неделю или это на фоне эмоций? Я полностью отдалась его влиянию, его силе, а ему только в кайф. Уснули мы лишь под утро, а когда проснулись на душе было свободно и легко. Я приподнялась и легонько коснулась губ Горшка своими, отпрянув. — Утро доброе, — он приоткрыл глаза. — Доброе, доброе, — давно не было такого хорошего настроения. Встаю дабы пойти приготовить завтрак. — Ээ, куда? — Хочу покушать что-нибудь приготовить или хотя бы чайник поставить. — Только быстро, — подмигивает и вновь закрывает глаза. — Тебя не спросила, — говорю себе под нос, улыбаюсь. Быстренько сделала бутербродики, итак нормально. Возвращаюсь обратно в комнату. — Я сделала нам бутербродики! — заявляю, садясь на кровать. — Ммм, неплохо, но думаю это может подождать. — Что? — Иди сюда. И вновь все повторяется — Миииш, чай остынет, — смеюсь я. — Мы быстро. Любовь зла. Мы справимся. Со всем справимся. Главное этого очень захотеть и все возможно. Всегда.