Младшая из богов

Белая галла бежала через лес, ловко перепрыгивая через упавшие деревья, петляя между стволами так быстро, как только могла. Она знала – когда закончится лес, у неё будет преимущество. Она сможет убежать, сможет оставить за спиной преследователя, сможет выжить. Гиланнайн подозревала, что однажды с ней случится что-то подобное. Страсть уходить в мир животных и умение скрывать свой магический потенциал сыграли с ней злую шутку. Законы природы жестоки. И будь ты хоть тысячу раз будущая богиня – берегись лесных хищников, берегись. Волк, мчавшийся за испуганной галлой след в след, не отставал, но и не подавал никаких признаков того, что рядом есть кто-то ещё из его племени. Ни воя, ни рыка. Только ритмичное дыхание и ехидный, зловещий блеск в глазах. Он то приближался, то чуть отходил назад, но ни разу не пробовал напасть, будто получал удовольствие от самой погони, будто галла была не его потенциальным обедом, а временным развлечением. Просвет между деревьями с каждой секундой становился всё шире, граница леса – всё ближе. Но что-то было не так, что-то неуловимо, но навязчиво было не так. Гиланнайн выскочила из леса, отпрыгнула от последних кустов как можно дальше и моментально приняла своё истинное обличье, судорожно стискивая в тонких пальцах деревянный посох. Она понимала, что с ней играют, и в равной степени понимала, что ни один лесной хищник на это не способен. Дикая природа слишком сурова, чтобы животное тратило так много времени и сил на того, кем не собирается ужинать. Вместо волка из леса вышел высокий мужчина с меховой накидкой на одном плече. Его вряд ли можно было с кем-то спутать. Эльфийка сделала осторожный шаг назад, не спуская глаз с преследователя. Он ехидно ухмылялся и медленно шёл к жертве, сцепив руки за спиной. О, как он наслаждался этим моментом! Гиланнайн, любимица Андруил, стоит перед ним, вся такая безумно изящная, щурит свои зелёные глаза, готовится защищаться. А он постепенно вспоминает (хотя, на самом деле, он никогда об этом не забывал), почему дотянуться до этой белоснежной недотроги стало для него так жизненно важно. Охотница желала сделать её эванурисом, последним в своём воображаемом пантеоне. Впрочем, также она просто желала несчастную галлу, во всех смыслах. Желала ли галла Охотницу уже мало кого интересовало. Её весьма скоро окрестили «избранницей Андруил», и на этом прекрасная история должна была бы закончиться их счастливым правлением над всем Народом. Если бы не один Ужасный Волк, успевший положить глаз на белокурую эльфийку немного раньше вездесущей Охотницы. Ему вообще по жизни претило быть на чьей-то определённой стороне, быть правильным или нет. Он слишком хорошо знал, насколько размыты границы этих понятий. И когда он смотрел на бесконечно одинокую Гиланнайн, проводящую больше времени в облике галлы, понимал, насколько похоже они мыслят. Она ведь тоже прекрасно видит все мотивы и Создателей, и Забытых, но у неё нет такого же права находиться между. Андруил, сделав её своей избранницей, выбрала за неё. И пусть Мать Галл бесконечно уважала Охотницу и следовала её Путям, преклонялась пред её мудростью, она не могла простить ей этого. И с тех самых пор, как эльфийка практически без собственного участия стала младшей из богов, Фен'Харел не спускал с неё глаз. И сейчас, когда она стоит перед ним, невероятная в своей хрупкой красоте и проницательности, не загнанная в угол жертва, но мать многих и многих существ в этом мире, уже одной ногой богиня навигации и просто могущественная магичка, он теряет всю злобу, весь гнев, накопленный за многие годы жизни. Ужасный Волк не перестаёт быть ужасным, нет. Его переполняет ехидное любопытство, и он даже не знает, чего хочет больше – подпортить жизнь Охотнице или просто узнать, какая же Мать Галл на самом деле. Никто не говорит ни слова. Они смотрят друг другу в глаза и молчат. Настолько долго, насколько это вообще возможно. Ехидство и опасливость, предательство и преданность, одиночество и одиночество. Фен'Харел с каждым шагом всё ближе. Гиланнайн приходится приподнимать подбородок всё выше, чтобы не разрывать зрительный контакт. Эльф кажется ей невыносимо высоким. Ещё немного и ей придётся совсем запрокинуть голову, ещё немного и единственным, что разделяет их, станет деревянный посох в бледных руках, ещё немного и она уткнётся в мех накидки на плече ужаснейшего из ужаснейших. Обычного волка Мать Галл боялась больше, чем его, хотя следовало бы наоборот. На самом деле, сейчас она ещё почти обычная эльфийка. Она не чувствует в себе никаких сил быть эванурисом, быть богом. Она не хочет править, и ей почему-то кажется, что эти холодные, ехидные глаза напротив понимают это. – Идём со мной, – почти шепчет Фен'Харел, хитро и соблазнительно, словно бы он лис, а не волк. – Идём. Гиланнайн кажется, что этот треклятый бог видит её насквозь, видит все трещинки её сомнений, видит каждый неверный жест, каждый её тихий протест бесконечно тираничной воле других эванурисов. Но он видит только белые, как снег, волосы, прищуренные глаза цвета хвои, видит грацию охотницы и изящество создательницы. Ужасный Волк, которым пугают детей, видит только то, что запало в его чёрную душу. Остальное он просто чувствует – чувствует, что если предложит ей уйти, предложит сейчас, то она не откажется. Звук хлопающих крыльев достигает ушей заворожённой Матери Галл только тогда, когда сова уже садится на навершие посоха и с укором смотрит на эльфийку. Сова – посланница Андруил. И Гиланнайн больше ничего не остаётся, как бросить короткий взгляд на мага перед собой, рывком развернуться и уже через мгновение исчезнуть, растворившись белым пятном на фоне лесной зелени. И жалеть, бесконечно долго и мучительно жалеть об упущенной возможности. Фен'Харел усмехается, сетуя на то, что шалость не удалась, и не признаётся даже самому себе, что внутри него что-то неприятно зашевелилось, что-то давно забытое и потерянное. Он знает, что мог заманить её обманом, что, если бы захотел, он обязательно бы её заполучил. Но, отчего-то, ему хотелось, чтобы она выбрала его сама. И она бы выбрала. Если бы ей только дали ответить. *** Спустя тысячи лет рука мага-отступника – или всё-таки самого Ужасного Волка – дрогнет, когда он увидит те же белоснежные волосы, те же хвойного цвета глаза, ту же стать и изящество в той, чью ладонь перечеркнула Метка. Ведь даже сейчас он не дал ей выбрать.