I ruined you and yourself.

Тэхен был слабым ребенком. Его рождение было жестокой участью его матери, потому что мальчик пришел на этот свет почти что мертвым. Его крик не слышал не один человек, а дышать с первой же секунды стало настолько больно и сложно, что Ким Тэхен сразу возненавидел свое рождение. Ему поставили диагноз на третьей минуте его жизни - сердечная брадикардия. Сердце билось со скоростью 20 ударов в минуту, при норме 60-100, замораживая его грудную клетку. Однако современные технологии нашли решение-специальный аппарат жизнеобеспечения. Тэхена на первом же часе его явления на свет, уже истерически везли в операционную, сбивая с ног всех в холле. Мать что-то орала, бежала следом, плакала, но не собиралась бросать умирающего сына. Так было, по крайней мере, первые 19 лет его жизни. Он умирал 19 лет. Итак, уже 19 лет в его груди торчал провод, провод вел к специальной электрической коробке, переносимой, словно рюкзак. Аппарат сам раскачивал его слабое сердце, заставляя Тэхена делать вид, что в его жизни все замечательно, и, что он не инвалид. Все, что угодно, лишь бы не унывать от невозвратности того, что рано или поздно, у него не окажется сил, проводить свои дни с электрическим проводом на груди, торчащим, словно USB -кабель. И вот несчастный мальчик, повстречал счастливого мальчика, влюбленного в жизнь и людей, что жили во всем мире. Сначала несчастный мальчик, отвернувшийся от общества, отвернулся от счастливого мальчика, он не хотел держать свою больную руку в его здоровой руке, он не хотел делить свою пропитанную в слезах кровать с пропитанным счастьем человеком, он не хотел иметь Пак Чимина так, как Пак Чимин хотел иметь его. Но это случилось. Кровать поделена на двоих, руки держаться друг за друга, а бессмертная любовь, которую они имеют, заставляет с трепетом относится к друг другу, с жаром гладить тела друг друга и с нежностью утирать слезы друг друга. Они научились забывать одиночество, заглядывать в глаза со сладкой тревогой, любить безумно, любить объятиями, любить поцелуями, любить всем, что есть у них в жизнях. Но не смертью. Она не входила в их планы. Они думали о завтраке, о том, какую пижаму сегодня надеть, какой сок купить в магазине, на какой фильм пойти вечером, думали о завтра, о сегодня, о вчера, но не о смерти. Только не об этом, не об этом. Нет, пожалуйста, только не об этом. Но думать все же пришлось. Чимин будет жалеть об этом всю жизнь, он никогда не простит себя, мать Тэхена тоже его никогда не простит. Он не за что не сможет жить дальше, он не сможет смотреть на мир, смотреть на себя в зеркале. Он возненавидит то, что когда-то любил и лелеял. Он не сможет греть ночью собаку, которую Тэхен любил до ужаса, он не сможет обрезать ветки ивы, которую они посадили прошлым летом, не сможет заправлять постель, на которой они спали и целовались. Чимин сделает это случайно. Совершенно случайно, необъяснимо быстро и даже мгновенно. Он просто уронит стакан и, пытаясь его поймать в полете, заденет провод жизнеобеспечения Тэхена. Ступор над его лежащим при смерти телом не позволит Чимину наклониться и вставить провод обратно, а когда он отойдет от шока, то упадет на мягкие колени и будет бить Тэхена по груди, мять его рубашку, гладить по волосам, умолять встать и целовать лицо. Уже мертвое лицо. И ничего не затмит ту боль, которую он испытал в эту минуту. Тяжесть будет настолько горькая, а любовь настолько сильная, что Чимин не продержится и года. Он не сможет так. Он не сможет дышать, зная, что совершенно случайно перекроет дыхание человеку, которого он любил больше жизни. И чьи руки он держал в своих, с кем он делил свою постель и его постель, и кого он имел так больно и трепетно, что мир замирал от того, как сильно Чимин сожалел об этом. Но они никогда не думали о смерти, и это, пожалуй, было лучшее в их жизнях.