Змеёй вползает в сердце ревность, Тяжелой болью бьет в висках. Все чудится твоя неверность, И дрожи не унять в руках.
Осторожно открылась, а затем закрылась дверь. Послышались тихие, неторопливые шаги. Казалось, они боялись нарушить тишину, стоящую в белоснежной палате, даже не нарушаемой работой аппаратуры. Тома поправил халат, который так и норовил соскользнуть с его плеч, и подошел к парню, лежащему на кровати, подключенному к аппаратуре. Икута наклонился, всматриваясь в осунувшееся, неестественно бледное лицо. Щеки, которые всегда радовали окружающих, запали, под глазами залегли темные тени, скулы заострились. Тома тяжело вздохнул, сел на стул, стоящий рядом с кроватью. Он кинул взгляд на приборы, на которых отражалось сердцебиение и пульс Томохисы. Все без изменений. Икута взял прохладную ладонь в свои руки и затем поднес к губам, как будто пытаясь согреть. «Как же я устал! Кто бы только знал. Я живу здесь с тех пор, как Пи попал сюда. Еле-еле отговорил Ямашиту-сан и Рину от постоянного нахождения рядом с ним, сказал, что как что-то изменится, появятся какие-нибудь сдвиги, то обязательно им сообщу. Эх… Томо… Томо… И угораздило же тебя так влипнуть. По-другому даже сказать не могу. Врачи делают все возможное, борются за твою жизнь, но пока так и не сдвинулись с мертвой точки. Все остается без изменений. И никто не знает, придешь в себя или нет. Томо, а все так хорошо начиналось» Ямашита сидел в дальнем, затемненном углу клуба и медленно пил кофе. На его лице играла счастливая, мечтательная улыбка. - Опаздываешь, - крикнул он, когда увидел пробирающегося сквозь толпу парня. - Ничего подобного, - рядом с ним плюхнулся слегка запыхавшийся Икута. – Это ты пришел рано. - Да, неужели? - Ага, - Тома скептически посмотрел на чашку кофе, а потом позвал официанта, так как было лень идти к барной стойке и заказывать пару коктейлей. – Ты чего пьешь кофе? Сейчас не утро. - А мне хочется. - И еще… Томо, ты по какому поводу так светишься, как начищенная до блеска лампочка? - Так заметно? – Пи посмотрел на друга, не переставая улыбаться, да и не смог бы. Он был настолько счастлив, что хотел об этом сообщить всему миру. Икута фыркнул. Он посмотрел на официанта, который расставлял перед ними напитки. Подождав, когда парень исчезнет из виду, Тома взял коктейль и откинулся на спинку диванчика, принимая расслабленную позу: - Ты расскажешь своему лучшему другу, что такого случилось, что даже светишься изнутри? - Ммммм… Для этого я тебя и позвал, - Томо сразу стал серьезным и собранным. - Это настолько важно? - Для меня? Да… Я готов прыгать от счастья и кричать, заявлять всему миру об этом. Но, все же… Я не знаю, как все отреагируют, когда узнают о причине моего поведения. - О чем ты? - Я даже не знаю, как ты отреагируешь на эту новость. - ??? – в воздухе повис невысказанный вопрос. - Понимаешь, Тома, я признался в любви одному человеку, и он ответил мне взаимностью. Погоди, не перебивай, - Ямашита увидел, как Икута хотел вставить свое веское слово в его монолог. Он вздохнул, набрая в грудь побольше воздуха, и выдохнул на одном дыхании, как бы решаясь к прыжку в ледяную воду. – И этот человек Рё, - повисла тишина, но ненадолго. - И что? – Тома приподнял бровь, смотря на Пи, и отпил немного коктейля. - Что и что? Рё – парень. Он мой друг. Лучший друг!!! А также одногруппник и коллега… Как на нашу связь посмотрит общественность? Что будет, если все сплывет наружу? Как отреагируют на это моя мать и сестра, друзья?! Джин не в счет… Он уже давно живет с Каме, наплевав на все. Но… - Так, стоп!!! – Икута смог вклиниться в монолог Пи. – Если твоя семья, друзья тебя любят, а они любят, то примут тебя любого. И какая разница с кем ты спишь, кого любишь? Да, и Джонни-сану тоже все равно. Главное, чтобы это не просочилось в прессу. А так… - Тома увидел, как Пи подался вперед, внимательно его слушая. – Если тебя интересует мое мнение, то спи, с кем хочешь. Главное, чтобы тебе было комфортно, - Икута услышал, как Томо облегченно вздохнул и расслабился. Томе, конечно, было приятно, что друг ему первому рассказал о своем решение, маленьком счастье, но… Внутри что-то ёкнуло и сжалось. Но это чувство быстро прошло, так как невозможно было сидеть, смотреть на такого беззаботного Пи, который шутил, практически не замолкал, и не улыбаться в ответ… Икута поправил одеяло и снова сел на стул, стоящий рядом с кроватью. «Тогда ты был таким счастливым, можно сказать, светился весь. Я видел таким тебя всего лишь два раза. Тогда, когда ты сказал мне о взаимности ваших чувств. И еще…» - Привет. Извини, что опоздал. В театре задержали. Долго ждал? - Нет. Я сам только подошел, - улыбнулся Пи своей самой очаровательной улыбкой. «Врешь, - пронеслась мысль в голове Икуты. – Ты не умеешь врать. Может быть, и кого-то сможешь обвести вокруг пальца, но не меня. Ведь долго ждешь. Около часа. Другой бы на твоем месте давно ушел, но не ты. И не потому, что хочешь сказать мне что-то важное, а просто потому, что мы давно не виделись». – Что будешь заказывать? - Как обычно, - Тома улыбнулся, когда увидел, как Пи делает заказ. «Зараза… Ведь помнит все, что люблю. Даже столик занял тот, за которым раньше сидели». - Как дела? Как театр? Давай рассказывай. Ведь мы так давно не виделись. - Хм… Все как обычно. Съемки в рекламах, фотосессии. Игра в театре отнимает много времени. Но это мне нравится. Ты прекрасно знаешь, что я всегда мечтал посвятить свою жизнь театру. И это практически мне удалось. А забыл еще… гастроли. Пи, ты не представляешь, какое это невероятное чувство, когда каждый раз выходишь на сцену, видишь, как зрители затаили дыхание, и… - Тома говорил и говорил о театре, о том, какое это счастье выступать на сцене, каждый раз проживая чужую жизнь, играя определенную роль. И все это время Пи внимательно слушал, не перебивая, хотя ему не терпелось сказать что-то очень важное. – Ой, извини, я тебя совсем заболтал, - опомнился Икута, отрываясь от своей тарелки с едой. Пи замахал руками, как бы говоря: «да, ты что, продолжай, очень интересно». – Ты же прекрасно знаешь, что я могу говорить о театре вечно… Так о чем ты хотел мне рассказать? – Тома резко изменил тему разговора, что Пи чуть не подавился. – Я жду. Мне очень хочется знать, почему так светишься. - Эмммм… Даже не знаю с чего начать, - растерялся Томо. - А давай с самого основного, без всяких предисловий. - Ну, если без предисловий, то… Я и Рё решили съехаться… мммммм… жить вместе. Тишина. - Прекрасно. Давно пора, - наконец, нарушил тишину Икута. Снова появилось то самое чувство, как и тогда, когда Пи признался, что любит Рё. Только прибавилась тупая, ноющая боль и ощущение, что окончательно потерял что-то важное, и больше это уже нельзя вернуть. – Ну и? - Что и? - Ну, у кого будете жить? - У меня… Ты прекрасно знаешь, что я давно снимаю квартиру, живу отдельно от матери и сестры. - И когда? - Завтра Рё окончательно переедет ко мне. - Ясно. Поздравляю, - Икута солнечно улыбнулся. Он прекрасно знал, что сейчас играет так, чтобы Пи не почувствовал его фальшь. Ну, не говорить же другу, что он не хочет, чтобы они жили вместе. Это полный абсурд… Икуте показалось, что Пи пошевелился, подал признаки жизни, но только показалось. Томо продолжал лежать неподвижно. Приборы поддерживали его жизненные функции, следили за биением сердца, заставляли легкие расправляться, дышать. Тома вздохнул, опустил голову на сложенные руки. Ему казалось, что с каждым мгновением надежда исчезает, ускользает, как песок сквозь пальцы, что Ямашита больше никогда не откроет глаза, никогда не улыбнется и не скажет: «Знаешь, Тома, ты мне как брат. И я люблю тебя. Ты же знаешь об этом?» Икута провел рукой по лицу, как бы пытаясь стереть усталость, навязчивые мысли: «Томо… Томо… Тогда я видел тебя в последний раз таким счастливым. По-настоящему счастливым. Все остальное – фальшь, игра…» Раздался звонок в дверь. Икута выключил плиту и пошел открывать дверь. «Интересно, кого принесло в такое время?» - открыв дверь, Тома застыл на месте от удивления. - Пи? - Можно я зайду? - Конечно, проходи, - Икута посторонился, пропуская внутрь квартиры Ямашиту. – Тебе повезло, что я вернулся домой раньше. Неужели ты не мог мне позвонить и предупредить, что придешь? – он стоял и наблюдал, как Томохиса раздевался. Тома проводил Пи в гостиную: - Есть хочешь? – Пи покачал головой. – Знаю, что хочешь. Посиди здесь. Сейчас все будет готово, - Икута проигнорировал взгляд друга и ушел на кухню, оставив того одного. «Что с ним? Как неживой. А глаза… В них плещутся боль и обида, усталость», - Тома дотушил овощи и убедился, что рис сварился. Слазив в холодильник, Икута достал оттуда грейпфрут и апельсин. Сделав сок и разлив по стаканам, Тома подумал и достал еще сакэ. Он очень надеялся, что алкоголь, наложенный на усталость, развяжет другу язык. Икута начал суетиться, сервируя стол. Он отметил залегшие синяки под глазами друга, его сгорбленную фигуру, складочку между бровями, бледность. Ему даже показалось, что Пи немного истончился, что с его-то фигурой практически было невозможно. - Ешь, давай, а то все остынет, - Икута подвинул к Томо тарелки. Он заметил, как неохотно друг взял палочки, как без аппетита стал есть. – Что случилось? – наконец, не выдержал Тома. - Можно я у тебя сегодня переночую? - Что, Рё уехал в Осаку и оставил тебя одного? Стало одиноко? – тут Икута осекся, когда на него посмотрел Пи так, что захотелось провалиться куда-нибудь, но только не видеть этот взгляд. – Что случилось? – Тома мгновенно стал серьезным, прекратил язвить. Пи отложил палочки, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. - Ты же был таким счастливым, чуть ли не летал на крыльях. Но… Что сейчас изменилось? Неужели Рё бросил тебя? - Нет. - Тогда что? - Постоянные ссоры. Ты же знаешь, как я это терпеть не могу, - Икута кивнул в знак согласия, хотя прекрасно понимал, что Пи этого не видел, так как он сидел с закрытыми глазами. Тома решил пока помолчать, дать другу выговориться. – Понимаешь, Рё ревнует меня к каждому столбу. Я не могу ни на кого посмотреть. Он хочет, чтобы я видел только его. Скоро скажет, чтобы общался только с ним, - Томо невесело усмехнулся. – И знаешь, к кому он ревнует? К Тегоши, Джину, когда с ним по телефону разговариваю или по скайпу, к тебе. Это абсурд. Рё же прекрасно знает, что люблю только его. Но… Иногда с ним невозможно рядом находиться, не то что разговаривать. - И ты решил сбежать? - Только на сегодня. Хочу немного отдохнуть. Иначе сорвусь, чего я не могу себе позволить. Ты понимаешь меня, Тома? Икута ничего не ответил. Он сидел и просто смотрел в глаза цвета обсидиана, которые затягивали. Тома моргнул, и это магнетическое воздействие прошло. Парень встал и, молча, стал убирать со стола. Когда он закончил, ответил: - Конечно, оставайся. Ты же знаешь, что я тебя никуда не выгоню. Только… - Икута сел рядом с Пи. – Томо, почему ты все не прекратишь? Почему не расстанешься с Рё, если он тебя так мучает? – Тома притянул к себе друга и нежно взъерошил его волосы. - Ты ничего не понимаешь, - прошептал Пи. – Я его люблю. - Веский аргумент, ничего не скажешь. Но… Какая эта любовь, если вы мучаете друг друга? Он тебя своей безосновательной ревностью, а ты тем, что не делаешь то, чего он хочет. Пи лег на диван, уложив свою голову на колени Томы, который стал легонько перебирать пряди его волос. Это было для них так обыденно, так привычно, так как давно знали друг друга, понимали без слов. - Я не могу жить без него… Готов простить все на свете. Главное, чтобы он был рядом. - И даже если дойдет до того, что Рё тебя ударит? Даже это простишь? - Да, - тихая обреченность. Тома покачал головой. Он все равно не понимал, как можно простить это, даже когда любишь. Конечно, можно было сказать, что Икута никогда и никого не любил до такой степени. Все это ложь. Самый дорогой человек сейчас лежал на диване с закрытыми глазами и наслаждался покоем и неожиданной лаской. Через какое-то время его дыхание стало спокойным, размеренным и глубоким. Пи заснул. Икута осторожно встал, чтобы не разбудить друга, сходил в свою комнату, откуда вернулся с пледом и подушкой. Уложив его удобнее и накрыв одеялом, Тома, не удержавшись, провел указательным пальцем по полуоткрытым, пухлым губам, но быстро отдернул руку, а затем пошел на кухню, чтобы покурить и подумать. «Прошло уже достаточно много времени с того разговора, но я до сих пор не понимаю, как ты мог терпеть все издевательства Рё. Извини, но по-другому я не могу это назвать. Ревность… Все дело в ней…. Если бы она не выходила за определенные рамки, то с этим еще можно было мириться. Томо, ведь ты тоже ревновал Нишикидо, но всегда держал себя в руках, не устраивал сцены, не переходил границы. Ревность… Все дело в ней… Если бы не она, то ты бы не лежал здесь, подключенный к всевозможным приборам, не боролся за свою жизнь… Томо, ведь в этом я тоже виноват. Если бы я раньше тебе признался в своих чувствах, то, возможно, ничего не было… не было этой трагедии… Я не знаю на чем основывалась ревность Рё: на неуверенности в себе, что он недостоин тебя, не может дать того, что ты заслуживаешь, не может удержать тебя рядом с собой, так как ты для него всегда был скалой, твердой и нерушимой опорой, за которую всегда можно ухватиться в случае чего или… или… как у тебя… пресловутое чувство собственности, чтобы ты был всегда рядом с ним, принадлежал только ему, как какая-то дорогая игрушка… Томо… Томо… Почему это случилось с тобой? Чем ты это заслужил?»Бессилия слепая ярость Захлестывает, как петля. Куда-то испарилась радость. Потери страх накрыл меня.
Икута вбежал на этаж, на котором жил, и застыл, увидев неподвижно сидящего около двери Томохису. Казалось, что парень спит. Но стоило только подойти, как Ямашита поднял голову и посмотрел на Тому. Икута медленно приблизился к другу, наклонился и осторожно провел указательным пальцем по гематоме на скуле. Он не задал Пи ни единого вопроса, так как прекрасно знал, чьих это рук дело. Тома помог ЯмаПи подняться и зайти в квартиру, а потом проводил в свою спальню. Он раздел, отмечая синяки по всему телу, а также гематомы от пальцев рук на шее, и уложил друга на кровать. Икута быстро сходил на кухню, чтобы принести лед. Он даже забыл о том, что хотел приготовить ужин, позвонить Шуну, договориться с ним о встрече и посвятить весь вечер просмотре фильмов. Тома сел рядом с Пи и приложил лед к гематоме на скуле. Он продолжал молчать, так как прекрасно знал, что Томохиса сам прервет молчание, и не ошибся. - Я не понимаю… Раньше было все хорошо… Мы понимали друг друга… Но, что случилось сейчас? Какой повод я дал ему для ревности? – тишина. Эти вопросы и не требовали ответа. Просто были заданы для того, чтобы немного развеять гнетущую тишину. Да и Икута ждал объяснения, к которым Пи никак не мог подойти, не знал, с чего начать. – Рё не верит мне… Он чуть ли не обнюхивает все мои рубашки на запах чужих духов, не осматривает, пытаясь найти следы помады или засосов на моей коже. Ему кажется, когда возвращается домой после меня, что в квартире был кто-то посторонний: мебель стоит не на месте, простыня смята, что на ней остался след чужого человека. А это… - Пи дотронулся до отпечатков пальцев на шее. – как доказательство того, что я принадлежу ему… что он может сделать со мной все, что угодно… И… - Уходи… уходи от него. Томо, это не может больше так продолжаться, - Икута осторожно убрал его руку, наклонился и коснулся губами гематомы на шее. Пи вздрогнул, но не отстранился. Он просто закрыл глаза, позволяя Икуте целовать себя. Ему неосознанно хотелось ласки, нежности, простого понимания и доверия, которых так не хватало, когда находился рядом с Рё. - Не могу… - как только прозвучали эти слова, Икута перестал легонько, едва касаясь, целовать Пи и посмотрел в его обсидиановые глаза. – Понимаешь, не могу… Даже объяснить не получиться, почему так… Я словно привязан невидимой нитью к нему. Когда нахожусь рядом с ним, словно глоток свежего воздуха… Но… - Ты же понимаешь… - Да, но сделать ничего не могу. Это выше моих сил… К тому же… Тома, ведь я не дал ни одного повода к ревности. У меня есть только он… - А я? - Это другое… - Знаю, - Икута не выдержал и снова поцеловал Пи, но на этот раз в губы, страстно, требовательно, и получил отклик. Он осторожно провел рукой по шее, груди, прессу, снимая единственную оставшуюся вещь его гардероба – боксеры, и почувствовал, как откликнулось тело на эту незатейливую ласку, немного подавшись навстречу. Рё, взбешенный тем, что кто-то трогал его любимого, бросил Пи на кровать, стал срывать с него одежду, а также по ходу и с себя самого, чтобы быстрее прикоснуться к обнаженной, горячей, гладкой коже любовника. Томо же был в растерянности. Он так и не понял, за что Нишикидо его ударил, поэтому и не оказывал никакого сопротивления, да и еще краешком сознания понимал, что сделай это сейчас, будет только хуже. Он вслушивался в тихий шепот-рычание Рё, который то и дело повторял: «Мой… мой… ты только мой…». Это было похоже на какое-то безумие. Пи казалось, что все происходит не с ним, а с кем-то другим, что это не его Ниши, а кто-то другой, неизвестный ему человек… Икута легонько целовал Пи, иногда оставлял влажные дорожки языком, рисуя одному ему известные узоры на гладкой, бронзового оттенка коже. Ему нравилось, как Томо реагировал на его прикосновения: участившееся дыхание, тихие стоны, срывающиеся с уст, легкое подрагивание пресса, когда он едва дотрагивался до чувствительных мест. Тома понимал, что сейчас поступает неправильно, что этим дают повод для разжигания нового витка ревности Нишикидо, но сейчас им нужно было это единение. Они это прекрасно осознавали: один не прекращал своих ласк, другой не препятствовал этому. Пи широко открыл глаза, когда Нишикидо коснулся его шеи и стал медленно его душить. Он дернулся, стал вырываться, но хватка только усилилась. Томо попытался разжать ладонь, сжимающуюся на его шее. Кислорода не хватало. Он стал хватать ртом воздух, пытаясь протолкнуть в судорожно сжимающиеся в груди легкие. Но тут Пи почувствовал резкий толчок и тупую, ноющую боль внизу, которая смешивалась с жжением в груди. Он рефлекторно сжался, снова попытался вырваться, оттолкнуть от себя ничего не соображавшего Нишикидо, единственным желанием которого было удовлетворить свою потребность, доказать, что только он имеет право прикасаться к нему. - Никто не имеет права к тебе прикасаться… Ты меня понял? – снова этот шепот. Резкие толчки, рука, все еще сжимающая шею, прерывистое дыхание, рваное биение сердца. – Ты мой… - Снова Пи попытался оттолкнуть от себя Нишикидо. Но руки потихоньку слабели, силы покидали его. Перед глазами начало плыть, стал появляться туман, в который еще немного и можно погрузиться, принося покой. Реальность же приносила только боль не только телу, но и душе. Конечно, все чувства обострились, но, ни о каком наслаждении речи не было. Боль… только боль… - Шшшш… Ты же знаешь, что я не причиню тебе боли… только не тебе… - Икута снова провел указательным пальцем по межъягодичной складке, задержавшись около ануса, слегка проникая внутрь. Он чувствовал, как напрягался Пи, как рефлекторно сжимались мышцы вокруг кончика пальца. Тома уже не знал что сделать, чтобы Томохиса хоть немного расслабился, а не сжимался, готовый принять на себя удар. «Что же Рё с ним сделал? Что Пи теперь боится, не может довериться… Я давно его таким не видел… Только тогда, когда он пришел в агентство, а затем распустили нашу группу и создали новую… Томо, что с тобой происходит?» - эти мысли никак не давали покоя Икуте. Он хотел помочь другу… Нет, не другу, а возлюбленному, которому все никак не мог признаться в своих чувствах, так как знал ответ, да и не хотел, чтобы Пи потом мучился. – Может, все прекратим? – конечно, это была глупость, но Тома больше не знал, что делать. - Нет, - тихий полустон. - Может, поменяемся местами? – такой вариант Икута уже давно прокручивал. Ему было одновременно и любопытно, и страшно, так как все у него происходило впервые. Даже сейчас действовал, исходя из того, что знал, о чем когда-то читал. - Нет, - Тома тяжело вздохнул и легонько поцеловал Ямашиту, стал снова ласкать, пытаясь заставить того расслабиться, отвлечься от мыслей, довериться. Медленно, но у Икуты получилось. Он удобнее устроился между ног Ямашиты и осторожно вошел в него, замер, так как снова почувствовал, как мышцы плотно сжались вокруг его члена. - Шшшш, - снова нежные, легкие поцелуи, которые Тома хаотично оставлял на губах, глазах, бровях, скулах, проводил влажные дорожки кончиком языка, играл с мочкой уха, легонько ее посасывая, покусывая, гладил сильные руки, упругий пресс, перекатывал между пальцами сосок до тех пор, пока он не становился плотным. И снова Икута почувствовал, как Пи выгнулся к нему навстречу, как прикоснулся к его коже своей разгоряченной, как будто просил, умолял о ласке, чтобы друг, а теперь уже любовник, не останавливался, продолжал. Тома начал движение, потихоньку ускоряясь, меняя угол до тех пор, пока Ямашита под ним не выгнулся, не вскрикнул. Парень улыбнулся и продолжил. - Рё, прекрати, - прохрипел Пи, практически теряя сознание. - Молчи, … (цензура), - Нишикидо еще сильнее сдавил шею, наклонился и впился жестким поцелуем в губы Томо. Он еще больше увеличил темп, вбиваясь в Ямашиту резче, причиняя боль. Пи уже плавал на границе сознания, еле-еле удерживаясь, чтобы не сорваться в пропасть. Легкие жгло неимоверно, так как не хватало кислорода, да и этот поцелуй. Он почувствовал пульсацию, а потом как горячая сперма разлилась внутри него, как Рё выгнулся, вскрикнул, а затем упал, придавливая, прижимая к скомканной постели. Что было потом, ЯмаПи не помнил. Икута поцеловал в уголок губ и скатился с Пи, чтобы не придавить того своим весом. Парень итак, когда пришел, уже был измучен, а тут еще ему устроил скачки. - Люблю тебя, - тихо прошептал Тома и прикусил слегка мочку уха. - Я знаю… Только это все равно ничего не меняет, - Икута дернулся после этих слов. На что он надеялся? Ведь знал, что Томо именно так отреагирует на его слова. И то, что они сейчас переспали, не имело никакого значения. Это нужно было им обоим, только… Все равно больно. «То мгновение было моим самым счастливым. Я чувствовал единение с тобой, ощущал тебя живого, безгранично доверяющего мне, так как ты знал, что тебя никогда не придам, не сделаю больно… Хотя ты сам причинял мне боль: своей холодностью, отстраненностью, всем своим видом показывая это … Но я прекрасно понимал, на что шел, понимал, что не могу ни на что рассчитывать… Томо… Ты ведь всегда знал, как сильно я люблю тебя, но молчал…» Икута поцеловал кончики холодных пальцев. Он снова посмотрел на безжизненную маску, ждал, что в это мгновение затрепещут ресницы, откроются глаза, снова сможет увидеть эту обсидиановую бездну. Но нет… Все осталось без изменений. «Я не знаю, почему Рё так поступил. Узнал ли он о твоей маленькой измене… Хотя я изменой-то это не назову, так как понимаю, что той ночью ты был мыслями с ним, а не со мной… Но то, что случилось, это ужасно…»Витает в воздухе измена Незримой дымкой в облаках. Мне оставляет чувство плена И вкус соленый на губах.
Икута стоял и смотрел на приоткрытую дверь. Он хотел было позвонить, но потом решил войти внутрь, так как знал, что Пи его ждёт. Войдя внутрь, он застыл. Казалось, что по прихожей пронесся вихрь, сметая все на своем пути: вешалка опрокинута, стекло разбито, шкафчики вывернуты наружу. «Что здесь произошло?» - Тома стоял и смотрел на царящий хаос, а потом услышал придушенный крик. Только тут он отмер и бросился, не раздеваясь, в гостиную и застыл на пороге. На полу лежал Ямашита, а на нем сидел Рё и заносил над ним окровавленный нож. С дивана сметены подушки, его белая кожа окроплена красными каплями, на стеклянном столе пролегла трещина, а на полу валялся разбитый стакан. Доля секунды, и острие ножа погрузилось в тело, чуть выше сердца, а затем с веселым чмаком вышло из него. Икута пришел в себя и кинулся к ним. Он вырвал нож из занесенной руки и откинул Рё. Нишикидо вскочил и бросился на Тому, повалив его. Они начали кататься по полу. Икута пытался увернуться от хаотичных ударов Нишикидо, что с трудом получалось. Через какое-то время Тома подмял под себя Рё и оглушил его. Дав себе несколько секунд отдыха, он быстро вскочил и подбежал к лежащему Пи. - Боги, - он упал на колени и стал пытаться руками остановить кровь. Он видел, как тень узнавания мелькнула в обсидиановых глазах, как губы прошептали: «Прости». – Ксо! Томо! Только не смей умирать!!! – Икута трясущимися руками набрал номер скорой. – Ножевое ранение плюс один не в себе… По адресу… Быстрее, пожалуйста… Дверь открыта… - Тома стал рвать на себе рубашку на лоскутки, чтобы перетянуть раны, хоть как-то остановить кровотечение. Он практически ничего не соображал, так как видел, что жизнь ускользает из тела любимого, продолжая шептать. – Не умирай, прошу… «Я уже и не помню, что потом произошло… Все мелькало перед глазами. Ты лежал без сознания, неподалеку врачи приводили в себя Рё… Только знаю, что они сказали, будто я успел вовремя, и тебя еще можно попытаться спасти… Вот именно, что попытаться… Никто никаких гарантий не давал… И что теперь? Рё проходит принудительное лечение в психиатрической клинике, а ты лежишь здесь… Ему ведь ничего не будет… Его никто не накажет за то, что он сделал с тобой… Диагноз: бред ревности… А он не излечим. Если все утрясется, то даже не представляю, как вы сможете работать вместе, как сосуществовать… Но… Я не уверен, что ты придешь в себя. Конечно, жизненно важные органы Рё тебе не повредил, но… слишком большая кровопотеря. Врачи поговаривают, что ты впал в кому, называют еще какой-то диагноз, только… Я не верю… просто этому не верю… У меня еще осталась надежда, что ты очнешься, и снова вернешься к нам…» Икута еще сильнее прижал к своим губам руку Томохисы. Потихоньку отчаянье и безысходность овладевали им. - Прошу, не умирай… - прошептал Тома. Он бы так и сидел, грыз себя, что ничего не сделал раньше, ведь предполагал, что что-то такое может произойти, но бездействовал, пока не почувствовал, как ладонь Томо сжалась. Икута поднял голову, сморгнул слезу, которая скатилась по его щеке, так как увидел, что Ямашита смотрит на него своими обсидиановыми глазами, в которых горит огонек жизни. - Томо… - Я не умру… только не плачь... - Придурок, - Икута сильнее сжал ладонь Томо и смотрел на свое сокровище. Он благополучно забыл, что надо позвать врачей, сказать, что Пи пришел в себя, что его состояние изменилось. Сейчас для него существовал только он. Тома прекрасно знал, что тот скажет, признайся сейчас в любви, попроси его остаться с ним, но знал и то, что сделает все возможное, чтобы ЯмаПи забыл весь перенесенный ужас, забыл те чувства, которые испытывал к Рё, чтобы смог жить полноценной жизнью, а также больше не повторит ошибок, которые совершил, не слушая свое сердце.