hate u love u

      Оджун бьёт больно. Бьёт туда, где никто не увидит синяков, которые разрастутся до небывалых размеров. У Фиата идёт кровь из расцарапанной канцелярским ножом ноги, но он улыбается. — Блять, какой же ты жалкий, бесишь, — Корн хватает Фиата за шею. Хочется придушить, но полиция и родственники не оценят, если его золотце помрёт.       Кожа у Фиата белая — настоящий мрамор и слишком нежная, что от любого грубого касания остаются следы. — Надень завтра толстовку, чтобы Пи’Сингто не увидел. А то чуть не спалился в прошлый раз. Хуёво будет, если узнает, — Оджун хмурится и начинает обрабатывать раны младшего, который шипит от боли, пытаясь отстраниться. — Ранимый ты наш, сиди смирно.       Фиат кивает, пытаясь унять дрожь.       Когда Оджун впервые увидел Фиата Паттадона, то восхитился тому, как он танцует — слишком идеально. А каждое его движение скользило мягкостью и светом, будто настоящий ангел решил почтить своим присутствием жалких людей.       Как же хотелось оторвать этому ангелу крылья и держать около себя.                            может быть, психическое расстройство… но он не опасен для окружающих… опасно для него самого. мы ничего не можем поделать. — Ох, бля, нельзя ни на минуту тебя оставить, а уже умудрился покалечить себя, — Оджун ворчит. — Надо будет тебя наказать, — и губы расплываются в улыбке, когда Фиат пугается, пытаясь отстраниться от его прикосновений.                     Сонгкран — знаменует смену года по древнеиндийскому астрологическому календарю (который базируется не на тропическом, как принято в западных странах, а на сидерическом зодиакальном цикле), когда солнце переходит из созвездия Рыб в созвездие Овна, а также смену времени года. © Вики.                     Оджун выдохся. Праздник получился на славу, а пора идти домой. Он прощается с друзьями, напоследок обливает их водой и уходит. — Бли-и-ин, ещё видосик обработать надо, — вздыхает Корн, вытираясь полотенцем. — Ты скучал, Фиат? — Не очень… — шепчет в ответ парень, пытаясь развязать узел на руках. Чёртов Оджун связал так, чтобы следы быстро исчезли позже — предусмотрительный мудак, за что ему и спасибо. — Хреновое твоё «не очень», — Фиат лежит на полу уже долгое время, но его ни капельки не жалко. Так даже лучше для него самого. — Возбудился же, неужели понравилось? — Корн усмехается и стопой давит на бугорок, а Фиат пытается свести ноги, но из рта вырывается стон.       друзья зовут, но Фиат поджимает губы и отказывается. Сходил со своим другом в кино — хватит. Без Оджуна он не сможет ни дышать, ни жить. Оджун бьёт больно. Бьёт так, что внутри становится хорошо.       Мыслей взяться за нож становилось меньше, но больше становилось мыслей об Оджуне: его редкой улыбке, обращённой к нему и о длинных пальцах, что сжимали бы его горло. — Ты такой жалкий, бесишь, — повторяет раз за разом Оджун, но даёт Фиату то, чего он так желает: проводит рукой по его члену медленно-медленно, сжимает у основания, затем опускает, наблюдая за прекрасными эмоциями на лице. Страх, удовлетворение, радость… какие ещё эмоции способно оно показать?       Фиат шипит, когда пальцы толкаются в него. Невыносимо больно       Фиат кричит, когда член толкается в него, так приятно… — Я так тебя ненавижу, я так тебя ненавижу. Какой же ты жалкий.       Фиат сквозь туман слышит любимый шёпот. так почему же ты плачешь? — Я тебя люблю, Пи'…       И Фиат дышит и живёт, пока рядом с ним его любимый Оджун.