О чем ты не знал

Стив увидел картину, когда шел из душа после тренировки. Она стояла у камина в гостиной. Рядом лежала раскрытая упаковка и коричневая оберточная бумага — видимо, посылку только доставили. Он едва ли бросил взгляд: Пеппер любила пополнять коллекцию живописи Тони, и часто бесценные работы внезапно появлялись в доме. Впрочем, Пеппер редко оставляла их без присмотра, учитывая то, что в Особняке жили Росомаха и Человек-Паук. У Пеппер был феноменальный нюх на подобные вещи, поэтому Стив не удержался и взглянул — и почувствовал, как сердце замерло в груди. Она была не такой, как он помнил. Цвета будто поблекли, и картину убрали в раму — что-то вычурное и позолоченное, совсем не то, что он сам бы выбрал, будь у него такая возможность. Но он не выбирал… он тогда едва ли был способен платить за квартиру, и все, что оставалось, уходило на еду и лекарства. И еще принадлежности для рисования. Надо же иметь самое необходимое, пусть и дешевое, выпрошенное у других. Наполовину стертые палочки пастели, сломанные кусочки угля, огрызки карандашей. Для кого-то лишь мусор, но ему эти вещи помогали утолить голод, перед которым была бессильна обычная еда. Да, он никогда не вставлял в раму портрет своей матери — тот, который рисовал, когда она умирала. Пришлось поголодать пару недель, чтобы купить грунтовку и подготовить для повторного использования холст, оставшийся после непродолжительного обучения в художественной школе. А после он писал, почти не останавливаясь. Вернулся в мир только через три дня, измученный, дрожащий от количества выпитого кофе, с ощущением странного катарсиса. Баки был рядом, смерил его долгим взглядом и уложил в постель, ничего не сказав о картине. Проснувшись, Стив даже не смог заставить себя взглянуть на портрет. Поставил его в угол, чтобы масляная краска подсохла, и… возможно, он так там и стоял, когда Стив «умер». Он потянулся к полотну, провел пальцами по раме. Совершенно ужасной раме — если бы его мама увидела свой портрет в чем-то подобном, она бы такое лицо состроила — но определенно дорогой. Что бы ни произошло за эти годы, портрет его матери явно кто-то достал из старого места в углу. Тони. Конечно же. Стив припомнил разговор, состоявшийся несколько недель назад. Скорее ничего не значащую болтовню. Джен и Наташа рассматривали его альбом для набросков — обычно он этого не позволял, но в этом еще не было ничего личного, просто полдюжины пейзажей и зарисовок евшей пломбир Дани Кейдж. И они спрашивали про его работы, о том, что ему нравится рисовать. Стив упомянул, что когда отправлялся в Европу, то оставил дома сотни набросков и дюжины картин. И с тоской заметил, что жалеет только о портрете матери, так как у него не осталось ее фотографий. Тони тоже слышал. И это очень в его стиле — сделать что-то такое ради друга. Найти картину, которую никто не видел почти сотню лет — просто потому, что Стива это, возможно, порадует. Стив потер лицо ладонями, глубоко вздохнул. Он чувствовал жар по всему телу, кожу как будто стянуло. Боже, это так похоже на Тони. Чем он только заслужил такого друга? Из кухни раздавались голоса; привычное утреннее ворчание Клинта, бессвязная полусонная болтовня Тони, тихий смех Наташи. Он глубоко вздохнул, потер глаза и бросил на картину еще один долгий взгляд. Кухню заливал солнечный свет, проникающий через окна над раковиной и большие французские двери, которые вели в сад. Стив очень любил это место в доме. Наверное, лишь чуточку меньше, чем собственную комнату, которую Тони отремонтировал, чтобы больше подходила для студии, и гостиную, в которой команда собиралась, чтобы вместе выпить и поиграть в видеоигры. У Стива никогда не было большой семьи. Но сидя между Тони и Тором, слушая, как Клинт и Питер беззлобно ругаются, в то время как Джен и Кэрол критикуют их игру, он думал, что представлял себе семью совсем не так, но эту все равно любил. И если возможность целый вечер быть так близко к Тони вызывала в нем радость с оттенком вины — ну… Тони опирался на стол, сжимая в ладонях дымящуюся чашку. Босоногий, взъерошенный, в джинсах и черной майке. Он явно только что встал. Клинт за столом склонился над тарелкой с хлопьями, и, сонно щурясь на солнце, жевал с сосредоточенностью человека, страдающего сильным похмельем. На Наташе была спортивная одежда, она сидела, положив ноги на соседний стул, пила чай из чашки тонкого китайского фарфора и улыбалась Клинту. — Утро, — радостно поприветствовал Тони. Он одарил Стива такой широкой улыбкой, будто один только факт встречи с ним уже делал день лучше. От этого у Стива всегда порхали в животе бабочки, но в этот раз сжалось сердце. — Я видел картину, — сказал он. — Это ты сделал? Тони потупился, слегка порозовев. — Ага. Я вспомнил твои слова, а найти ее было не так и сложно. Надеюсь, ты не против? — Не против? — У Стива защипало в глазах и пришлось пару раз моргнуть. Он покачал головой. — Не против, Тони? Как ты вообще ее отыскал? — Это правда оказалось не трудно. У отца было… — Тони неопределенно махнул рукой. — Он собирал всякое. Ну, ты знаешь. Стив знал. Памятная коллекция Говарда Старка была немного странной, но Стив не вполне понимал, причиной тому сам Говард или то, что такой мемориал странен сам по себе, кто бы его ни создавал. — В общем, — продолжил Тони. — Он со многими общался. Я поспрашивал и без проблем нашел человека, которому от его отца досталось некоторое количество памятных вещей Кэпа. Тони пожал плечами. — Мне было приятно угодить тебе. Все равно такие вещи должны быть твоими. Это же личное. И в любом случае… — Это было меньшее, что он мог сделать для любви всей своей жизни, — сказал Клинт с набитым ртом, закатывая глаза к потолку. — Серьезно, я же говорил, что он сделает это, как только услышит, а? — Клинт, — одернула его Наташа. Тони замер, распахнув глаза, вскинул голову, чтобы посмотреть на Стива. Слова Клинта словно повисли в воздухе, и какое-то время Стив слышал только свое гулкое сердцебиение. — Мне надо идти, — заявил Тони. Его лицо было бледным, опустошенным, а в чашку он вцепился так крепко, что костяшки пальцев побелели. Он казался неподвижным, почти как статуя. — Тони, — начал Стив, делая шаг в кухню, но Тони дернулся в сторону, чуть не споткнувшись в спешке. — Мне надо собираться, — сказал он, разворачиваясь. Стива внезапно окатил холод. — Я просто… Я пойду. Все нормально. Он произнес это таким голосом, что у Стива сжалось сердце. — Тони, — тихо произнесла Наташа. Она опустила чашку и скинула ноги со стула. — Клинт просто хотел… — Все нормально, — громко повторил Тони. — Но мне надо идти. Поэтому. Просто. Наслаждайся картиной, Стив. Он сделал глубокий рваный вдох и замер у дальней двери — той, которая вела в столовую и к лестнице на второй этаж. — Я правда просто хотел, чтобы она вернулась к тебе. Не глядя на Стива, он как-то очень уязвимо улыбнулся. Покачал головой и ушел. Стив обернулся к столу. Лицо Клинта застыло маской вины, Наташа, плотно сжав губы, смотрела Тони вслед. — Что тут только что произошло? — Прости, Кэп, я не собирался тыкать его в это носом, — Клинт уронил ложку в тарелку. — Дерьмо. Почему мне вообще разрешают что-нибудь говорить? — Тыкать его носом? — повторил Стив. — О чем ты? — О чувствах Тони, — ответила Наташа. — О его огромной пылающей любви к мужчине, — добавил Клинт, глядя на Стива. Тот уставился в ответ, понимая, что с каждой секундой все больше теряется. — Любви к тебе, — уточнил Клинт. — Ко мне? — опешил Стив. Клинт и Наташа обменялись взглядами, очень похожими на те, которые бросали друг на друга члены команды, когда Стив не понимал какой-нибудь отсылки к современной культуре или известному историческому событию. От этого ему одновременно хотелось и заползти в самую дальнюю щель от смущения, и наорать на них. — Рассказывай давай. Наш товарищ по команде только что убежал отсюда, как будто под ним земля горела. Какое это имеет отношение ко мне? — Тони уже долгие годы безумно в тебя влюблен, — пояснил Клинт. — Кэп. Ты же знал это, верно? Все это знают. Стив уставился на него. — Нет, — машинально ответил он. — Этого не может быть. Тони не… Я бы знал. — А ты не знал? — спросила Наташа. — Все, — сакцентировал Клинт. — Кэп, мы думали, что и ты в курсе. — Вы думали, что я знаю, — медленно проговорил Стив, чувствуя, как в желудке появляется камень. — Вы все думали, что я знаю о любви Тони ко мне, и просто… молчали. Клинт поморщился. — Вы думали, что я берегу чувства Тони. Тони думал, что я берегу его чувства. Он думал, что я знаю… — И надо было мне просто взять и кинуть это ему в лицо, — простонал Клинт. — Черт. Скажи ему, что если захочет меня побить, может даже костюм при этом надеть. — Сам скажи, — заявила Наташа. — Стив, ты правда не подозревал? Почти три года они дружили, вместе работали и жили, сражались, играли. Все эти три года пронеслись в голове Стива, и каждое событие выглядело иначе в свете нового знания. Теперь, когда ему на это указали, все казалось болезненно очевидным. То, как Тони льнул к нему, когда они сидели рядом, как иногда пристально на него смотрел, какая улыбка освещала его лицо, но не стирала до конца следы печали. Тони — красивый, щедрый, добрый Тони, делавший для Стива оружие и костюмы, приглашавший его поесть бургеры или поиграть в баскетбол — был в него влюблен. — Как так вышло, что я не знал? — Возможно, увидеть сложнее, когда хранишь такой же секрет, — мягко сказала Наташа. Клинт почти комически распахнул глаза. — Что? Нет! Погодите, — он уставился на Стива. — Правда? Вот дерьмо. Он отпихнул тарелку и упал лицом на стол. — Боже мой. Сколько же денег я теперь должен Роуди. — Мне нужно поговорить с Тони, — заявил Стив. Голова казалась тяжелой, в ушах звенело. Тони был в него влюблен. — И прекращайте уже делать ставки на личную жизнь товарищей по команде. Вы чего, из истории с Люком Кейджем никакого урока не извлекли? — Откуда мне было знать, что тройнички тоже можно? — спросил Клинт. — Серьезно, Кэп. Я виноват. Я скажу Тони потом, но… Не давай все же ему бить меня в костюме, хорошо? — Ничего не могу обещать, — ответил Стив. Тони был в него… он внезапно улыбнулся, чувствуя, как перехватывает дыхание. — Но я замолвлю за тебя словечко, учитывая то, что ты открыл мне глаза. Тони был в него влюблен. Столовая оказалась пуста, и лестница тоже. У Тони было более чем достаточно времени, чтобы подняться. В открытой спальне тоже никого не нашлось. Стив потоптался в коридоре. Тони расстроился, поэтому, возможно, он отправился в мастерскую или… иногда ему нравилось сидеть в библиотеке в восточном крыле, в той, где над камином висел портрет его матери. Это заставило Стива снова вспомнить о картине, которая все еще стояла у камина в гостиной. У Стива закололо пальцы, когда он вспомнил, как прикасался к раме. И возможно, он слишком был захвачен своими чувствами, но ноги сами понесли его через коридор к библиотеке в ту же секунду, как он о ней подумал. Он постучал по дверной раме перед тем, как войти, чтобы не напугать и без того расстроенного Тони. — Эй. Тони был в дальнем конце комнаты. Он кружил перед камином, все еще сжимая в руках чашку. Он выглядел усталым и несчастным, у Стива заныло сердце от того, какими опустошенными казались его глаза. — Тони… — Я хочу побыть один, — ответил Тони коротко и отрывисто. — Слушай, Клинт ничего такого не имел в виду. — Стив вскинул руки, как бы говоря: «Ну, что с ним сделаешь?» — Он просто болтал, не злись на него. Тони смерил его долгим взглядом. Он тяжело дышал, словно он только что пробежал марафон. — Я не злюсь на Клинта. — Ладно. Хорошо. — Стив не стал бы его винить за злость: если Клинт открывал рот, то непременно выдавал что-нибудь такое. Это было его тайной суперспособностью. — Но, наверное, нам стоит поговорить. — Нет, — Тони отчаянно мотнул головой. — Я бы хотел, чтобы ты ушел. — Эй, — тихо произнес Стив. Он пересек комнату, засовывая руки в карманы, чтобы сдержаться и не дотронуться до Тони, пока они все не выяснят. — Я знаю, ты смущен, но… Тони среагировал так резко, что Стив сначала даже ничего не понял. Он развернулся, размахнулся и швырнул почти пустую чашку так сильно, что она врезалась в стену. Во все стороны брызнули осколки керамики и капли любимого кофе Тони из Эфиопии. Стив замер. Тони явно в него не целился, но он определенно расстроился больше, чем Стив думал. Тони ткнул в сторону Стива пальцем. — Выметайся. — Нет. — Стив медленно покачал головой. Он чуть выставил перед собой руки в жесте умиротворения, но не пытался подойти. — Только после того, как ты со мной поговоришь. — Иди. К черту, — выплюнул Тони. Его голос дрожал — и не только от злости. Стив видел Тони злым. Это было что-то похуже. — Просто оставь меня, блядь, одного. — Ты знаешь, что я этого не сделаю. Тони рассмеялся. — Я много чего знал, а? Я знал, что ты не разделяешь моих чувств, но это было нормально. И я был в норме. Я знал, что быть твоим другом, — более чем достаточно. Я знал… — Его голос сорвался. Так и не опущенная рука дрожала. — Я знал, что ты не используешь меня ради денег или того, что я мог для тебя сделать. Я знал, что ты не такой, как все остальные. Он снова рассмеялся — зло и напряженно. — Боже, и что я за гений. Я бы достал ее для тебя, если бы ты просто попросил. Я бы… — его лицо исказилось, и Стив почувствовал, как желудок ухнул вниз от осознания, что Тони готов заплакать. — Я бы достал для тебя что угодно, лишь бы только ты был счастлив. «Серьезно, я же говорил, что он сделает это, как только услышит, а?» — прозвучали в голове Стива слова Клинта — невозможно громко, даже громче шума в ушах. Он сосредоточился на первой части, был полностью захвачен осознанием того, что Тони мог его любить, и даже не подумал, как прозвучит для Тони все остальное. — Клинт говорил с Наташей, — Стиву казалось, что у него онемел язык, он произносил слова невнятно, почти глотал в попытках сделать это как можно быстрее. — Я бы никогда. Я бы никогда не стал использовать тебя, Тони. Богом клянусь, я заговорил о портрете не для того, чтобы принудить тебя купить его для меня. Я даже не знал, что он еще существует. Когда я вошел в комнату и увидел его, это был для меня совершенный шок. Тони снова замер, ошеломленно уставившись на Стива. У того мелькнула мысль, что человеку с больным сердцем вредно так резко бледнеть. — Жизнью своей клянусь, — продолжил Стив. У него возникло ощущение, что он пытается удержать что-то, что после промашки, которую он мог даже не заметить, потеряет навсегда. — Клянусь могилой матери. Я бы никогда так с тобой не поступил. — Не надо. — Покачал головой Тони, с ходу отвергая его слова. — Не надо. Не говори… Не говори то, что на самом деле не думаешь. — Я честно, — ответил Стив. — И буду повторять, пока ты мне не поверишь. Я бы никогда не стал тебе врать или тобой манипулировать. Я бы никогда не воспользовался твоими чувствами, чтобы вынудить тебя что-то купить для меня. Он рискнул сделать шаг в сторону Тони. Поймал себя на мысли, что ведет себя так, словно успокаивает испуганное животное и, нахмурившись, заставил себя опустить руки. — Тони, спасибо тебе большое за портрет. Но лучше бы я никогда больше его не увидел, чем смотреть, как ты расстраиваешься из-за него. — Это же твоя мать, — сказал Тони. — Это портрет моей матери. А ты один из лучших друзей, что у меня когда-либо были. Что для меня, по-твоему, важнее? Какой-то старый холст или живой человек, который мне настолько не безразличен? Тони поморщился и чуть отвернулся. — Слушай, Стив… В его голосе прозвучало что-то, что Стив не мог интерпретировать, но отчетливо понимал: что бы Тони ни собирался сказать, он не хочет это слышать. — Я не знал, что ты влюблен в меня. До сегодняшнего дня. Сначала я решил, что Клинт просто над нами потешается. Мамочка и папочка. Давние женатики команды. Я вообще понятия не имел. Тони замер на полуслове и повернулся, чтобы посмотреть на Стива. Что бы он ни собирался сказать, теперь это было забыто. — Ты не знал. — Понятия не имел, — подтвердил Стив. — Я… Стив, да все знают. Все. — Мне уже сообщили. — Мертвые знают. — Мне не первый раз говорят, что я ничего не понимаю в чувствах. Тони уставился на него, открыв рот. — Логан заметил раньше тебя. — Так нечестно, он чует эмоции. И поэтому выигрывает во всех спорах. Тони прижал ладонь ко рту и отвернулся от Стива, чтобы сделать глубокий вдох. Стив замер, дожидаясь, пока тот соберется. Они еще не во всем разобрались, но сведенные плечи Тони начали расслабляться, и бледность постепенно уходила с его лица. — Ты не знал, — наконец тихо сказал Тони. — Ты не знал и не пытался вынудить меня купить портрет. — Еще раз спасибо тебе огромное, — сказал Стив, вкладывая в эти слова все свои чувства. — Ты не представляешь, как много для меня значит мысль, что ты готов сделать это ради меня. — Я думал, ты обрадуешься возможности снова ее увидеть. — Тони закрыл глаза. — Там в коробке еще эскизы. Бумага старая… многие листы как газетные, очень хрупкие, поэтому я просто оставил их внутри. У Стива сжалось сердце. Эскизы… портрет был несовершенным. Он написал его очень быстро и никогда больше к этой работе не возвращался. Это было скорее впечатление о ней, не более. Но эскизы… он сделал как минимум дюжину, все невероятно детализированные. Не такие, как фотография, но все же. — Я хотел бы, чтобы ты пошел посмотреть их вместе со мной. — Кажется, с меня на сегодня хватит. — Тони казался истощенным. Он улыбнулся, сухо и самоуничижительно. — Кстати, извини меня. — Тебе было больно. — Стив отказывался думать о том, сколько раз Тони вот так манипулировали. Сколько людей использовало его дружбу, чтобы что-то получить. — Не запрещено чувствовать боль, когда думаешь, будто тебя кто-то предал. Тони поморщился. — Я должен был знать, что ты так не сделаешь. Возможно. Стив не собирался притворяться. Ему была невыносима мысль о том, что Тони мог так подумать — пусть и на несколько минут. Но ситуация правда казалась нехорошей, а Стив и сам пару раз делал поспешные выводы. — Я принимаю твои извинения. Пойдем со мной, посмотрим на наброски. Он сделал шаг, потом еще, протянул руку. — Я хочу, чтобы ты их увидел. Для меня будет много значить, если ты будешь со мной, когда их снова увижу я. Тони откровенно сомневался, это было заметно по тому, как он опустил плечи и старательно не встречался со Стивом взглядом. Но все же протянул руку в ответ и принял его ладонь. — Не страшно, если вся эта ситуация с влюбленностью тебя отпугивает. Я могу держаться подальше. Стив сжал его пальцы. — Идем со мной. Наташа и Клинт уже ушли, их вымытые тарелки сохли возле раковины. Весь первый этаж пустовал. Стив подозревал, что кто-то предупредил команду и попросил на время не появляться. Он бы чувствовал себя виноватым за то, что как бы выгнал их из дома с самого утра, но был слишком благодарен за возможность уединиться. Картина стояла на прежнем месте, взглянув на нее, Стив сглотнул вставший в горле ком. Портрет был выполнен преимущественно в синих, белых и серых тонах — цветах, которые он запомнил по полутемной палате и истрепанным простыням. — У нее были голубые глаза, — проговорил Стив. Он отпустил руку Тони и наклонился, чтобы рассмотреть картину. — Ближе к концу она была… бледна. Волосы, кожа. Как будто убивающая ее болезнь стерла все краски, заменив их на увядающий серый. Но глаза оставались голубыми. Я начал с этого. — Ты похож на нее. — Тони говорил тихо, благоговейно. — Я всегда считал, что ты похож на отца. — Он был темноволосым ирландцем. Высоким и крепким, человеком с неукротимым нравом, склонным к поспешным решениям. И упрямым, как баран. — Стив запрокинул голову, печально улыбнулся Тони. — Никакого сходства, да? Тони рассмеялся, на мгновение сжал его плечо. — Не мне судить. — Но внешне похож я был на нее. Особенно тогда. Она была маленькой и худой — как птичка. Ее волосы кудрявились больше, чем мои, но были того же цвета. — Стив обвел пальцем нарисованное плечо, едва касаясь полотна. Тони снова сжал его плечо, и Стив накрыл его руку своей ладонью. — Она всегда заботилась обо всех вокруг. Видит Бог, у нее было полно забот со мной и отцом, но она помогала и соседям тоже. Если мы могли чем-то поделиться, она неизменно знала, кому это отдать. Она всегда пыталась помочь — даже тем, кто нас терпеть не мог за то, что мы ирландцы, или тем, кто жил лучше, чем мы. Если кому-то было плохо, она старалась как-то это исправить. И помогала… и никогда не беспокоилась о том, сколько ради этого придется трудиться. Как это ее выматывало. Она никогда не опускала руки из-за того, что ее не поблагодарили. — Стив был вынужден снова прерваться. Опустил голову, сделал глубокий вдох. — Ты очень напоминаешь мне ее. Та же доброта. Тони резко вдохнул, но ничего не сказал. — Доброта не единственная причина, по которой я тебя люблю, но, наверное, с нее все началось. — Стив сжал руку Тони. — Когда я очнулся, то был сбит с толку и растерян, горевал и чувствовал себя настолько одиноким, что мне казалось — я этого не вынесу. А ты хотел только помочь. С этого все началось. И все, что я узнал о тебе с того времени, каждый поступок, свидетельствующий о твоей щедрости, храбрости и исключительности, — все это только побуждает меня любить тебя сильнее. Тони хрипло произнес: — Стив. Сжал руку в кулак, прихватив рубашку, и потянул. Стив поспешно поднялся на ноги, позволил Тони развернуть себя, чтобы они оказались лицом к лицу. Тони смотрел на него широко распахнутыми глазами, и они сияли — такие яркие, синие, что сердце Стива пропустило удар. — Я никогда не прекращал думать о том, как мне повезет, если ты полюбишь меня в ответ. Тони рассмеялся — от уголков сияющих глаз разбежались лучики. — Как могло быть иначе? — тихо спросил он. Их первый поцелуй вышел мягким и нежным — всего лишь легкое соприкосновение губ. Когда Стив отодвинулся, Тони улыбался ему. С его лица стерлась боль, из плеч ушло напряжение. — Давай, — предложил Стив, скользнув ладонью по руке Тони, переплетая их пальцы. — Покажи мне эскизы, а я расскажу тебе о ней. А потом можешь надеть костюм и побить Клинта.