Мы солдаты, а уж потом, удивительным и стыдливым образом, еще и люди.
Э.М.Ремарк "На Западном фронте без перемен"
У них было время - долгие годы до появления Эрена и немного после. Целая жизнь, если так поглядеть - безбожно, отвратительно мало, если присмотреться. Самым страшным было то, что Леви даже не на кого было злиться: "надо было проводить с ним каждую минуту" - глупости, они и так это делали при любой возможности. "Надо было везде ездить с ним вместе" - чушь, они руководят людьми, поддаваться эгоистическим порывам - непозволительная роскошь для офицера. Можно, было, конечно все же сломать Эрвину ноги, но это бы не помешало ему поехать. Можно было сделать ему инъекцию, но он был достоин умереть там, с ребятами, которых повел на смерть. Сотни раз крутились разные "можно было" в голове Леви - все они были эгоистичны и бессмысленны, он не имел на них права. Бессильная ярость сжигала изнутри. Он смотрел на Армина и хотел его ненавидеть. Вглядывался в свое отражение и пытался возненавидеть хотя бы себя. Или самого Эрвина, что сейчас лежал в земле, не зная, что не находящая выхода злость бурлит внутри его самого верного подчинённого. Можно обвинять во всем весь чертов мир, пронеслось в голове. Леви усмехнулся: винить всех - то же, что и никого. Казалось бы, он давно привык терять дорогих людей, даже абстрагироваться научился, не видеть призраков в подступающей тьме. Но Эрвин преследовал его в любое время и всюду. Чашка, из которой он пил: "Нет, Леви, не выбрасывай ее, ну и что, что скол! Ты ее купил, мне нравится из нее пить." Его письменный стол (Леви, я сейчас отчёт закончу, посидишь со мной немного?) Платц, на котором они иногда устраивали утреннюю пробежку. Столица, к которой Леви почти ревновал ("почти" - потому что разведка была у Эрвина на первом месте. Работа - потом все остальное. Все равно, что ревновать к тем моментам, когда он спал - к потребностям тела ревновать нельзя, то же и к потребностям духа относилось). Леви постоянно был в экспедициях, Эрвин - в политических игрищах в столице, пытался выбить финансирование. Он там был как рыба в воде, иногда ему даже нравилось (иногда, Леви, мне кажется, что я уже физически не могу не врать. Как ты можешь мне верить?) Ничего из этого более не существовало. Набралось ли за все годы хоть несколько недель вместе? Как они вообще умудрились сойтись и даже подружиться? Какова была вероятность их встречи вообще? Чепуха это все. Если бы да кабы. Некоторым не достается и капли того, что было у них с Эрвином. Ни чувств, ни времени. Им повезло. Эрвин жив, пока Леви помнит о нем. (я послал депешу в Митрас. Насчет твоей последней экспедиции. Тебя повысят и станешь моей правой рукой официально.) Как же жаль, что нельзя передать всего. Ни книгой, ни рассказом. Что-то всегда упускаешь. Что-то просто не выразишь словами, прямо как негу по утрам в чистой постели после очередной вылазки - черт, Эрвин, ты настоящий лось, слезь, а то я задохнусь! - когда солнце только-только задевает лучами светлые волосы, превращая их в огненный ореол. Не объяснишь такое. Да и не сможешь и не захочешь. Это только их. (...давно хотел тебе показать. Внутри стен рассветов не увидишь, слишком высокие они. Зато здесь видишь как красиво. И для нас.) Мало было им отведено, однако было. Леви смотрит на Габи и Фалько, которые, хихикая, слушают радиопостановку. И у них свое будет - дорогу молодым. Другое - Леви, я хочу тебя поцеловать. Если хочешь отказаться, то даю тебе шанс - не такое, свое. Такая глупая вещь - любовь. А стоит всего на свете, ни секунды бы не променял.