Когда звёзды падают

      Первая мысль — рвануть вслед уходящему автобусу, догнать, узнать, записать, а там…, но тут Иван останавливает себя. Если бы этот, такой внезапный и переменчивый в настроении парень хотел продолжить их случайное знакомство, он позволил бы довезти себя до дома, как-то проявил заинтересованность в дальнейшем общении. Но нет. Он вёл себя так, словно старался поскорее избавить себя от присутствия другого человека рядом.       Нетипичное поведение. Столько эмоций вначале, а потом, будто кто-то щёлкнул внутри него тумблером — лампочка погасла, механизм отключён.       Ему в одну минуту стало неинтересно, скучно и, возможно, неловко. Как в кино про путешествие по параллельным мирам, когда тебя резко выкидывает из твоей реальности, и ты оказываешься неведомо где.       Вот какое выражение лица у него было.       Измученное, недоумевающее, с таким явственно читающимся вопросом: «Что я тут делаю?»       Волошин нервно стучит пальцами по рулю, обдумывая ситуацию.       Верно, всё верно — наутро многое кажется другим и сверкающие ночью бриллиантовыми искрами принцы в первых лучах солнца превращаются в обычных серых и неприглядных трубочистов.       Так бывает — такие сказки.       Клубный угар рано или поздно уступает место просто жизни, а в просто жизни не бывает ни принцев, ни трубочистов, поэтому Иван после таких знакомств чувствовал себя обманутым, как когда-то давно в детстве, когда он так хотел щенка на день рождения, а отец подарил ему гантели.       Гантели вместо щенка — ну надо же.       Но сегодня, с этим свалившимся на него из ниоткуда мальчиком-звездой — тут Иван, сам не понимая почему, улыбается такому сравнению — с ним было как-то всё по-другому.       Ураган, налетевший внезапно и в одно мгновение разрушивший город. Эмоции на пределе, током по нервам — рассудительный Иван и сам не понимает, что вообще на него нашло, почему он поддался сумасшедшему обаянию совсем незнакомого человека и пошёл с ним — тут рефреном в голове слова Самойленко, кричащего на ухо — «на край света».       Хорошо, как же было хорошо. Очень остро, до боли, до безумия хорошо. И Иван повторил бы… один, два, и ещё, ещё… по кругу, замкнутому в бесконечности.       Только вот повторять не с кем — утро наступило, а звёзды при свете дня гаснут и отказываются радовать тоскующих по ним путников своим сиянием.       — Жаль, что они так быстро гаснут, — задумчиво повторяет Волошин чужие слова и вздрагивает от настойчивого звонка телефона, возмущённо требующего к себе внимания откуда-то из-под его ног.       Тянется, нащупывает рукой — ну конечно, кто же ещё, смотрит на время — ещё нет шести утра. Хмыкает и отвечает на звонок.       — Ва-а-а-ня-я, — доносится до него страдальческий и подвывающий голос Самойленко. — Ты почто меня оставил на произвол судьбы?       — Удивительно, что ты вообще заметил моё отсутствие, — улыбается Иван.       В этом весь Самойленко — натусовавшись от души, подсняв одного-двух-трёх партнёров, как получится, под утро Генка вдруг вспоминал про нерушимые узы дружбы, названивал Ивану и требовал, чтобы его немедленно, вот в эту самую секунду, доставили домой, потому что порядочные принцессы утром должны быть дома и сладко спать в своих пуховых перинках.       — Ва-ня-я, немедленно забери меня отсюда. Тут все пьяные, — капризным голосом выводит Генка и добавляет для веса, — и воняет.       Волошин смеётся:       — Это, конечно, аргумент. Где ты, Золушка? Откуда тебя забрать?       Самойленко диктует адрес и отключается.       Иван вздыхает и трогается с места. Волшебная ночь — одна такая на миллион, а звёзды слишком горячи — слишком раскалённое счастье, больно держать — жалко отпустить.       — У-у-у, какой ты-ы-ы, — тянет взлохмаченный и помятый Самойленко, плюхаясь на переднее сиденье и испытующе вглядываясь в лицо друга. — Не спал всю ночь, да? Трахался, да? С ним, да?       Волошин морщится, не очень хочется сейчас это обсуждать, и пытается перевести разговор на другую тему:       — Ты на себя посмотри, — и кивает на Генкину шею, разукрашенную пятнами засосов. — Кто на этот раз? Ты хоть их знаешь?       — Неа, — крутит головой Самойленко, — но нас свели знакомые люди, так что всё олрайдно было.       Тут Генка плотоядно улыбается и облизывает припухшие губы.       Волошин скептически хмыкает и смотрит на дорогу:       — Ты похотливое животное, Самойленко.       — А то ж, — довольно подтверждает тот и расслабленно откидывается на спинку кресла.       «Твои глаза такие чистые, как небо,       Назад нельзя»…       Генка тихо напевает, прикрыв веки, а Волошина прошивает от кончиков пальцев на ногах до самой макушки электрической дрожью:       — Перестань, — просит он друга, и Самойленко удивлённо открывает глаза:       — Ты чего? — спрашивает он, хмурится и вспоминает. — Так что там у тебя было ночью?       Иван пожимает плечами и молчит, но Генка не отстаёт.       — Зачётный парень, — мечтательно потягивается и подытоживает. — Я бы и сам с таким пошёл. Но только что бы мы с ним делали, раз он выбрал тебя. Был бы в активе — выбрал бы меня.       — Как ты себя любишь и ценишь, — несмотря на поганое настроение, Иван смеётся.       — Я опираюсь на высказывания компетентных и авторитетных людей, — заявляет Генка. — И если люди говорят, что я всех красивей и белее, то так оно и есть. Это только ты не видишь, какой я бесподобный и замечательный.       — Упасите меня от такого соблазна, — уже в открытую хохочет Волошин.       С Самойленко невозможно оставаться в состоянии фрустрации, потому что чушь, что несёт друг, изысканна в своём эгоцентризме.       — И как он? — испытующе спрашивает Генка.       — Лучше всех, — сухо отвечает Иван и поджимает губы.       Самойленко скептически щурится:       — Что-то по твоему виду этого не скажешь. Рассказывай.       — Потрахались и разбежались, что ещё рассказывать, — отмахивается Иван от назойливых расспросов.       — А, ну как всегда, — успокаивается Генка и снова закрывает глаза.       «Потрахались и разбежались»…       Как же.       Почему с этим парнем в обычный, казалось бы, физиологический акт вдруг посмела вмешаться душа?       Как одна короткая встреча смогла так сильно зацепить? Волошин надеется, что это просто откат… тупо откат… потому что не хочет он мучиться и искать в себе причины такого поведения партнёра. Что это он сделал что-то не так, сказал где-то невпопад, отпугнул того, с кем все звёзды мира не выдерживают сравнения — жалкие стекляшки на грязной мостовой.       Вот она, особенность красивых людей — их хочется присвоить, стать единственным обладателем, хочется единолично любоваться ими, гордиться, что это только твоё.       Верх эгоизма.       Волошин морщится.       Это пройдёт.       Просто откат.       Много эмоций.       Сильно.       Ярко.       Остро.       Бывает.       Пройдёт.       Отпустит.        И противореча самому себе, упрямо шепчет:       — Я найду тебя.