миллионы жизней

"If I lived a million lives, I would've felt a million feelings and I still would've fallen a million times for you." -R.M. Drake --- Стайлз беспорядочно хватал ртом воздух, пытаясь успокоиться. Сны не прекращались, путаясь с реальностью. Отличать их было всё сложнее, уже почти невозможно. Но он продолжал цепляться за реальность. Реальность от снов он отличал по-своему: она причиняла боль. Его мама часто говорила, что душа после смерти человека перерождается, проживает бесчисленное количество жизней и в каждой из них ищет своего соулмейта. Говорила, что её соулмейт — его отец. Говорила, что рождаясь в последующих жизнях, будет встречать его снова и снова. Говорила, что их души предназначены друг другу. Кроха-Стайлз спрашивал, есть ли кто-нибудь для него. И, Боги, как же он хотел, чтобы это была Лидия. Идеальная, прекрасная Лидия. Его мама улыбалась, отвечая: «Узнаешь…» «Ты узнаешь его, как только увидишь. Ты можешь вспомнить Его запах или смех, тепло объятий или эйфорию чувств, которые Он вызывает в тебе.» Для мамы это была его улыбка, для отца — её смех. Он желал больше всего на свете — знать, кто его соулмейт. Узнать, найти и любить без оглядки. Но не верил, что это произойдёт. Не с ним. Потому что вся его жизнь буквально вопила об этом: чувство, будто тонешь, захлёбываешься; глубокое отчаяние; моменты слабости и дикое желание сдаться. Но ведь где-то есть Он — человек, предназначенный ему. Ведь есть..? Тот, кто любит его, и кого будет любить он сам. Наверное, это единственное, что ещё удерживало его на краю сумасшествия. Он пытался вспоминать, как каждый раз, просыпаясь, задавался вопросом: где же реальность? где сон? Пытался представить Его. Пытался убедить себя, что Он ищет его, и самому сделать хоть что-то. Но сны и реальность становились всё менее отличимы. — Хэй, с тобой всё нормально? Голос заполнил его голову, позволил вдохнуть, а миру — стать реальным. И как же он хотел сказать, что «да, да, всё просто прекрасно, замечательно, не волнуйтесь», но не мог. А потом поднял взгляд и увидел его. Блондин тянул к нему руку, но так и не коснулся. Наблюдал, с беспокойством в глазах. — Да, всё нормально, — смог, наконец, сказать. — Тебе стоит зайти к медсестре — выглядишь ужасно. Голос окутывал теплом и покоем, и это было такое до боли знакомое ощущение, что мурашки пробежали по коже. Голос был как слабое воспоминание. О чём-то. О ком-то… Но он никак не мог вспомнить и не мог понять, почему голос этого парня, которого он, честное слово, видит впервые, так ему знаком. Стайлз видел Скотта и других учеников за спиной блондина, видел волнение на их лицах. Они будто хотели вмешаться, но никто так и не сделал шаг в их сторону. — Со мной всё будет в порядке, — Стайлз отступал к друзьям, а в груди кольнуло иголкой. Как надвигающаяся паническая атака, но без причины. — Спасибо. Стайлз замер. Обернулся растерянный, непонимающий. — Я хотел поблагодарить тебя. — За что? — зудящее чувство, что нужно вспомнить что-то. Но что? Что? Блондин улыбнулся грустно; глаза блестели, будто плакать собрался. А Стайлзу до одури хотелось его обнять. — За то, что поступил правильно. Громко хлопнула дверца шкафчика. И вернулся сон. По крайней мере, он думал, что то был сон. И этот светловолосый парень был в нём. Его глаза — тёмные безумные отчаянные. И всего лишь три слова, слетающие с его губ. — Ньют, — вырвалось шёпотом. И словно мир вокруг ожил, засветился солнечным светом. Стайлз чувствовал себя настоящим. И целым, не пустым больше. — Привет, Томми, — Он улыбался ласково, а Стайлза бросило вперёд, к Нему: и стискивал, прижимал крепко. — Всегда с таким драматизмом, — усмехнулся Ньют, но ответил объятием не менее пылким. Он чувствовал себя как дома, чувствовал себя в безопасности. Знал, что кошмары не придут больше, не навредят. Потому что теперь у него есть Ньют, и всё будет в порядке. — Ты здесь… Трудно поверить, что вот — его соулмейт, которого он знал всего целиком, от макушки до пяток. Их души знали друг друга. — Я всегда буду с тобой. И в этой жизни, и в следующей. До конца.