Что ему нравится

«Приходи, когда чему-нибудь научишься». Не то, чтобы Флок не был готов слышать что-то настолько колкое, когда шёл в солдаты. Это было бы дежурной фразой инструктора где-нибудь на плацу. Стиснуть зубы и стерпеть — раз плюнуть. Но услышать такое в постели… чёрт. Блядский Кирштейн. Мог бы и сам научить, если так хорош в этом деле в свои восемнадцать. Но, разумеется, теперь Жан — командир подразделения, и, разумеется, у него нет времени устраивать сослуживцу уроки сексуального воспитания. Однако сдаваться Флок не собирался — только не теперь, когда он так близко подобрался к объекту своих страстей. Вот только где приобрести желаемые навыки или, на худой конец, узнать о них? Вариант с публичным домом первым шёл в голову, но отчего-то приходился Флоку совершенно не по нутру. Но с другой стороны, не писать же с таким к матушке, в самом деле! Наиболее очевидным и простым казалось обратиться за советом к друзьям, только вот на пути этом стояла другая проблема: друзей-то у Флока и не было. То есть, не то, чтобы совсем: были, конечно, и боевые товарищи, и хорошие собеседники. Но таких, с которыми можно заговорить на столь смущающую и личную тему, так и не завелось. Виною тому во многом была его природная прямолинейность, которая, несмотря на открытость Флока в общении, часто приходилось слишком уж не к месту. Из всего Разведотряда лучше всего Флок ладил с теми шестью из отряда Леви, что пережили вместе с ним последний бой в Шиганшине. Но даже несмотря на долгое знакомство, близкой дружбы ни с кем из них у Флока не вышло — по совершенно разным причинам. В случае с Микасой это не было чем-то необычным: Аккерман оставалась закрытой книгой для многих. И хотя она всегда была готова помочь сослуживцам и на тренировках, и в бою, Флок вообразить себе не мог, как и о чём с ней можно заговорить наедине. Вечно опекаемый ею Эрен был, надо сказать, неплохим малым. За решительность и боевой дух Флок готов был ставить его себе в пример, но стоило подвергнуть взгляды Йегера критике, как тот неизменно демонстрировал свой не самый миролюбивый нрав. С Сашей и Конни общаться было куда проще. Однако, несмотря на их серьёзность и собранность в бою, в повседневной жизни излишняя праздность этой бедовой парочки быстро утомляла. Но тяжелее всех Флоку приходилось с Армином. Да и могло ли быть легко с человеком, которому ты однажды сказал, что ему следовало умереть? О сказанном Флок не жалел: его слова были и до сих пор оставались правдой. Он не имел ничего против Армина, говоря их. Более того, Армин был единственным, кто тогда с ним согласился. И всё же после такой правды трудно было притворяться, что всё между ними по-прежнему. По крайней мере, Флок не мог. А вот у Армина получалось. И это…тревожило. Прокатывалось по спине Флока мурашками каждый раз, когда Арлерт здоровался и говорил с ним так же, как со своими близкими товарищами, напрочь игнорируя висящую в воздухе недосказанность. А может, и не было никакой недоказанности. Может, Флок просто не понимал Армина, не мог усвоить, как работает его этот изощрённый мозг. И хотя бы в этом он был не одинок: всякий раз, когда Армин озвучивал очередной рискованный план (который впоследствии оказывался на редкость эффективным), многие раскрывали рты в недоумении. И только Жан, обречённо улыбаясь, качал головой, будто услышал заезженную, но любимую шутку. И эта призрачная улыбка каждый раз задевала Флока. Это необъяснимое единодушие между Армином и Жаном было единственным слепым пятном в образе Кирштейна, который он себе составил. Во всём остальном Флок Жана понимал. Даже тогда, когда их мнения разнились. Но и в таких случаях Кирштейн, несмотря на свой природный вспыльчивый нрав, готов был выслушать его. Выслушать до конца, невзирая на упрямую честность и порой неуместную прямолинейность Флока. Жан ведь и сам обладал теми же качествами, вот только, в отличие от Флока, знал, когда дать им волю, а когда держать в узде. Это искусство Флок всё никак не мог у него перенять, и это чертовски раздражало. Как и то, с какой ловкостью Кирштейн всегда умел поставить Флока на место. А ещё Флок его хотел. И это тоже раздражало. Хотя, может быть, если бы не это раздражение, Флок предпочёл бы забыть неловкую постельную ситуацию между ними и не полез бы в библиотеку. Впрочем, назвать этот небольшой архив библиотекой можно было с натяжкой: всего пара шкафов книг. Остальное занимали личные дела солдат и бесконечные папки с отчётами. Среди тех немногих томов литературы, что здесь всё-таки имелись, вряд ли можно было обнаружить что-то, кроме военной стратегии и медицины. Флок, безусловно, это знал и всё равно разочарованно вздыхал, выудив с верхней полки очередной фолиант по технике безопасности. На самом деле он и сам не ведал, на что рассчитывал: самой подходящей по искомой теме книгой из найденного им оказалось пособие по человеческой анатомии. И всё равно не то. Ожидаемо: в армии секса нет. То есть, он, конечно, есть, но всегда есть вещи поважнее. Не сдохнуть в очередной смертельно опасной экспедиции, например. К слову о смертельно опасном: только под конец своей ревизии Флок заметил, что все книги о титанах в архиве отсутствуют. Не требовалось особого ума, чтобы понять, куда они подевались. Командор Ханджи всегда уделяла особо пристальное внимание изучению природы титанов, а после всех данных, полученных за последние два года, этот её интерес лишь обострился. Комната, в которой часто можно было застать Командора, располагалась прямо под крышей штаб-квартиры. Суета нижних этажей и крики с плаца почти не долетали сюда. Может быть, поэтому Ханджи с Армином и предпочитали работать над стратегиями и научными теориями именно здесь, забывая и про удобный, просторный кабинет Командора, и про зал для совещаний. На самом деле это была простецкая каморка с квадратным деревянным столом да парой покарябанных стульев, которые, кажется, взяли из списанной мебели. На столе валялись пара перьевых ручек, карандаш и стояла потёртая медная чернильница. Все документы и записи, очевидно, были куда-то спрятаны, зато книги… Книг здесь было великое множество. Ровными невысокими стопками они выстроились вдоль стен, оставленные прямо на полу за неимением в каморке тумбочек и стеллажей. Недолго думая, Флок уселся на деревянные половицы и принялся перебирать книги, перекладывая их одну за другой в новую стопку. Сначала у него выходило аккуратно, но сосредоточенность его быстро сменилась раздражением, и вскоре новая стопка развалилась, превратившись в груду хаотично брошенных друг на друга томиков. В голове у Флока царил такой же беспорядок. — Что ты ищешь? А действительно, что он вообще ищет? Пособие «Как удовлетворить Жана Кирштейна в полевых условиях»? Инструкцию по технике безопасности в постели с командиром подразделения? Всерьез задавшись этим вопросом, Флок даже не сразу сообразил, что задан он был, вообще-то, вслух. И вовсе не им самим. А когда сообразил, весь вспыхнул с головы до пят. Как иронично, что носитель самого большого и приметного титана умеет подбираться к людям настолько бесшумно. — Да так, — отмахнулся Флок, зачем-то взяв в руки уже отложенную книгу, — ерунду одну. — Тебе помочь? Помощь бы, конечно, не помешала. Но если бы Флок и решился доверить кому-нибудь свой деликатный вопрос, то Армину Арлерту — в последнюю очередь. Кому угодно, но не ему. Особенно учитывая слухи. — Нет, спасибо. — Я быстрее найду. — Слушай, — вспылил Флок, рассердившись, что его никак не хотят оставить наедине с его занятием, — ты думаешь, я сам не справлюсь с тем, чтобы книжку найти? — Вовсе не думаю, — в голосе Арлерта послышалась примирительная улыбка, — просто я полтора часа потратил на сортировку этих книг по алфавиту. Мне проще найти для тебя нужную, чем всё переделывать. Флок нервно взъерошил свои и без того непослушные волосы и окинул взглядом разбросанные им книги. Возразить Армину он ничего не мог. Можно было бы, конечно, соврать, что он внезапно решил повторить устройство привода пространственного маневрирования или что Командор попросила занести ей какой-нибудь старый отчёт. Вот только Командор уже три дня как уехала в столицу. Но даже если бы дела обстояли иначе, не менялось одно: врать Флок совершенно не умел. Не только не умел, но и не хотел совершенно. Одна мысль о том, чтобы выкручиваться, придумывая неправдоподобную историю, заставляла горечь выступать у него на языке. Но раз ложь исключена, а молчать не получится, почему бы не сказать правду? То, что ещё минуту назад казалось Флоку безумием, сейчас выглядело самым разумным решением. В конце концов, разве не любопытно взглянуть на реакцию Армина? Заодно можно будет наконец понять правдивость всех этих слухов. О том, что Жан Кирштейн спит с Армином Арлертом, Флок слышал давно. Сначала об этом в его присутствии заикнулся один рекрут, потом — через несколько недель — совершенно другой. Тогда это казалось полной ересью: в конце концов, Жан и впрямь хорошо ладил с Армином, а уж из этого придумать можно было что душе угодно. Но однажды, когда они носили вёдра с водой, у Кирштейна съехал в сторону воротник. — Что, опять Армин… — усмехнулся было Конни, но Жан тут же цыкнул на него, не дав договорить, а потом попытался огреть товарища ведром. Их тогда было только трое, поэтому воротник Жан поправлять не стал, и лиловый синяк на его шее качался перед глазами Флока, пока они не дошли до кухни. Это свидетельство чего-то невыразимо приватного было первым. Но вовсе не единственным. Теперь Флок видел их на Жане чаще. А может быть, раньше просто не обращал внимания. Естественно, ведь раньше он не позволял себе пялиться на нагого Кирштейна в общей ванной. Флок был с собой честен: он смотрел на Жана совсем не ради того, чтобы найти чужие засосы на его шее и плечах. Но это не меняло того факта, что он их находил. Вспоминая случайное восклицание Конни, он стал посматривать и на Армина. Но кожа на стройном теле Арлерта оставалась белоснежно-нетронутой. И это утешало. До тех самых пор, пока однажды за обедом до Флока не долетел обрывок разговора с соседнего стола: — Арлерт? Да что ему будет, он же титан! Что сказали дальше, Флок не помнил. Помнил только, как весь похолодел. А ведь и правда. Что Армину будет? Отсеки ему руку, и через час она будет на месте, что уж там какие-то засосы… Кусочки мозаики сложились в голове Флока в чёткую картину. Он мог ошибаться, но слишком уж многое совпадало. С тех пор Флок не мог перестать думать об этом. В каких Жан и Армин отношениях, он не представлял. Но, судя по тому, что Жан без зазрения совести готов был пустить Флока к себе в койку, уже ни в каких. А, может быть, вообще ни в каких и не были. Просто развлекали друг друга. Был лишь один способ узнать наверняка. — Думаю, ты действительно можешь помочь мне в том, что я ищу, — небрежно бросив книгу обратно на пол, Флок поднялся и впервые за всё время беседы посмотрел Армину в глаза. — Ты ведь спал с Кирштейном, правильно? Я хочу знать, что ему нравится. Он ожидал от Армина какой угодно реакции: от улыбки и смеха до недовольства и даже гнева. Не последовало ни одной. Лицо Арлерта отражало не более, чем всё ту же спокойную заинтересованность. Не было на нём, однако, и недоумения. А значит, Армин знал, о чём Флок толкует. Значит, слухи не врали. Так? Пауза затягивалась, подобно петле на шее преступившего военный устав, и Флок даже успел мысленно перебрать несколько оправданий своих слов, но все они разбивались о настоящую причину, по которой он осмелился озвучить свою просьбу. Да и к чему оправдания, если Армин вероятно обо всём уже догадался? В его туманно-голубых глазах Флоку чудилось понимание, пускай лицо его при этом и оставалось нечитаемым. Арлерт нечасто позволял мимике выдавать свои эмоции. А может, у Флока просто не получалось их считывать. Интересно, получилось бы у Жана? — Ты хочешь знать, что ему нравится? Хорошо, я научу тебя, — Армин отодвинул один из стульев и жестом поманил к нему Флока. Когда тот послушно сел, Армин вместо того, чтобы последовать его примеру и занять второй стул, выудил из небольшого ящика пару листов бумаги и положил на стол. — Зачем? — не выдержал Флок. — Тебе лучше будет всё записать. — Я запомню. — Поверь, когда мы закончим, воспроизвести всё по памяти будет трудно. Лучше запиши. Флоку оставалось лишь пожать плечами и окунуть перьевую ручку в любезно предложенную Армином чернильницу. — Меньше всего Жану нравится, когда его отвлекают во время работы. Поэтому если ты видишь, что он занят, не стоит резко прерывать его, — Армин вещает мягко, вкрадчиво и достаточно медленно, чтобы Флок успевал не просто записывать, но выводить каждую букву так, как учили в школе на чистописании. Происходящее и правда становится похоже на урок. Вот только в школе ни на одном уроке Флок так не дрожал. — В описанном мною случае, — продолжает вещать Армин, — тебе лучше всего просто подойти к Жану сзади и проделать следующее. Чернильные линии извиваются на пожелтевшей бумаге, подобно змеям, а Флок, ожидая дальнейших наставлений, до того старательно их вырисовывает, что даже не сразу замечает чужую руку на своей ширинке. А когда замечает, волна жара прокатывается по его телу с ног до головы. Пальцы Арлерта легонько поддевают широкий кожаный пояс и со знанием дела принимаются за застёжку штанов. Чёрная капля срывается с замершей в воздухе ручки и растекается по листу небрежной кляксой. И Армин это, конечно, замечает. — Не отвлекайся, — предупреждает он, и Флок почему-то не может заставить себя ослушаться. Руки у Армина чертовски горячие. Неужели таков эффект его титана, способного испускать раскалённый пар? А может, Флоку так просто кажется оттого, что одна их этих рук обхватывает его самую чувствительную плоть. — Жану нравится, когда ты начинаешь медленно, вот так, — пальцы Армина соскальзывают с головки и неторопливо исследуют отвердевающий под ними ствол, ощупывая выступающие под кожей венки. — Пиши, Флок, пиши. И Флок пишет. Пытается писать. Перо ездит по бумаге вхолостую, и Флок тянется к чернильнице, но попадает в неё лишь с седьмого раза. Тёплая ладонь проходится по его члену до головки, а потом — неожиданно легко и влажно — скользит обратно к основанию. Сидение вдруг кажется слишком жёстким, неудобным, и Флок ёрзает на нём, пытаясь унять сладкую ломоту во внутренней стороне бёдер и в животе. — Спокойно, — говорит Армин так же просто и дежурно-ласково, как говорят врачи в полевых госпиталях перед тем, как начать оперировать без анестезии. Медленная пытка длится, кажется, целую вечность. За эту вечность Флок успевает подумать о том, как ему хочется, чтобы всё поскорее кончилось. Чтобы кто-нибудь вошёл и застал их здесь. Пускай будет невообразимо стыдно, зато его мучения наконец прекратятся. Это так… неправильно. Флок ведь никогда прежде не ненавидел Армина. Не мог понять — да, но не ненавидел. А сейчас ненавидит. Ненавидит за то, что Армин с ним делает. Ненавидит за то, что Армин заставляет его ощущать. Ненавидит за то, как Армин может запросто заставить его чувствовать себя безоружным и ещё более бессильным, чем обычно. — Сначала Жан может попросить тебя прекратить, — полушёпот Армина опаляет Флоку ухо, — но не дай ему себя обмануть. Это — наилучший момент, чтобы начать набирать скорость. Плавные движения руки Арлерта становятся всё быстрее, докрасна натирая пульсирующий пенис, и Флок давится первым стоном. Левая рука его инстинктивно опускается вниз, стараясь поймать Армина за запястье, чтобы то ли помочь, то ли остановить. Но… — Держи руки на столе, — одёргивает Армин, — и не забывай записывать то, что я тебе говорю. В словах Армина не слышно ни капли строгости, но от этого лишь сложнее им не следовать. Впрочем, и следовать им невозможно: ещё одна клякса разъедает написанные строки, а Флок отчаянно кусает рукоять перьевой ручки — что угодно, только бы сдержать стоны. Грёбаный Арлерт! Позволяет себе такое с ним… И, что хуже, позволяет себе такое с Кирштейном. И Кирштейну это нравится. Нравится, когда Армин ласкает его. Неужели Жан каждый раз чувствует с Армином то же самое, что чувствует сейчас Флок? Так же рвано дышит, так же царапает стол, не зная, куда деть руки, так же откидывает голову назад прямо Армину на плечо. Так же задерживает дыхание, боясь упустить тот самый момент, когда чужие прикосновения, кажется, сливаются с его плотью в единый горячий и вязкий поток, а внизу живота будто лопается пузырь с кипятком. Крапинки сплошного удовольствия застилают Флоку глаза и редкими мурашками покалывают его щёки. Перьевая ручка летит на пол с первым же неконтролируемым стоном. Следующий стон глохнет на губах Флока, когда второй ладонью Арлерт крепко зажимает его рот и едва слышно бормочет куда-то ему в затылок: — Тихо… Не шуми… Сердце Флока долго ещё колотится что есть мочи, не в силах вернуться к нормальному темпу. Армин какое-то время молча стоит у него за спиной, позволяя отдышаться, а потом проводит рукой по его плечу: — Удачи с Жаном. Можете звать меня, если снова не будет получаться. Тихие шаги лениво постукивают по дощатому полу и глохнут за скрипом закрывающейся двери. Уже пришедший в себя, Флок так и не находит смелости повернуться и взглянуть Арлерту вслед. Вместо этого он опускает взгляд, смотрит на укатившуюся под стол перьевую ручку, на некогда белые форменные брюки, запятнанные его собственной спермой, на вымазанный чернильными кляксами листок с парой бессвязных фраз на нём. Ещё секунда — и злобно скомканный кусок бумаги летит в разбросанные на полу книги. «Чёрт бы тебя побрал, Арлерт!»