Каждую ночь умираю с тобой

      Чонгук зевает, вытягивая руки над головой, и шагает бодро вдоль коридора к их номеру. Довольно длинный денёк, да к тому же почти всё время на ногах, ради изучения Токио, ради возможности увидеть и вместить в себя как можно больше за те жалкие три дня. Он готов к их последней ночи здесь, хотя не сказать, что сильно готов к тому, чтобы вернуться домой. Ему хотелось бы остаться в этом месте навечно.       Он проверяет телефон, выясняя, как долго уже отсутствует. Почему-то Чимин настойчиво вытолкал Чонгука в магазин, что находится чуть ниже по улице, чтоб тот купил им немного закусок. На самом деле, не особо понятно, почему, ведь Чимин обычно с удовольствием пользуется такой возможностью, чтобы устроить им с Гуком из прогулки до магазина что-то вроде ночного свидания. Хотя Чонгук не жалуется ни в коем случае. Он не против. Им обоим чертовски нравится вот так вот баловать друг друга, потакая маленьким прихотям.       Тем не менее, Чимин перед чоновским уходом выглядел немного загадочным. И почему он так себя вёл, Чонгук осознаёт в ту самую секунду, как переступает порог их номера.       Заходя в комнату, он обнаруживает старшего, который, полуобнажённый, лежит себе спокойно на животе и залипает на что-то в своём телефоне. Из одежды на нём только задравшееся ближе к талии полотенце, да так высоко задравшееся, что без особого труда можно увидеть нижнюю часть прекрасных ягодиц хёна.       Чонгук молнией заскакивает внутрь и захлопывает дверь, судорожно оглядываясь и надеясь, что в тот самый момент за его спиной никто мимо их номера не проходил. От двери как раз открывается прекрасный вид на Чимина.       — Ты вернулся, — говорит Пак, беззаботно мотая в воздухе скрещенными у лодыжек ногами. Улыбка на его лице прямо-таки грешная, и Чонгук уже чувствует, как поднимается температура его тела. Подобные сюрпризы большая редкость, учитывая постоянное наличие ещё пяти парней дома. Так что выкидывать подобное в общаге не представляется возможным.       — Э, да… — Чонгук кидает на пол, где стоит, пакет с едой, следом стягивая и куртку. От его внимания не ускользает то, как раскраснелась Чиминова кожа, какого она прекрасного, нежно-розового оттенка, не остаётся незамеченным даже странно похотливый взгляд. И тут Чонгук слышит вдруг едва уловимый звук чего-то вибрирующего. Он чувствует внезапно, как мощнейшая волна предвкушения и желания сбегает вниз по его позвоночнику и кипятком ошпаривает в паху.       Пока он широкими шагами пересекает номер, Чимин откидывает телефон и перекатывается на спину, слегка жмурясь и шумно выдыхая. У Чонгука колени подкашиваются от того, как старший на мгновение перестаёт дышать.       — Хотел устроить тебе сюрприз в честь нашей последней ночи здесь, — говорит Чимин, откидываясь назад и заглядывая в лицо Чонгуку, опирается на руки и ноги широко разводит. Под полотенцем весьма очевидно стоит, и младший чувствует, как голодной слюной наполняется его рот.       Чонгук улыбается, останавливаясь перед Чимином, руки которого тянутся тут же к его животу и скользят вверх, задирая попутно футболку. Чон стягивает её уже сам и отбрасывает, не глядя, в сторону.       — Надеюсь, я не заставил ждать слишком долго, — говорит он, наклоняясь, чтобы поймать Чиминовы губы своими, пока ловкие пальцы расстёгивают спешно его джинсы.       — Ты вернулся как раз вовремя, — шепчет Чимин в поцелуй, стягивая мешающуюся вещь вниз, — дай мне немного времени подготовиться для тебя.       Чонгук улавливает каждую нотку и неровность в голосе старшего, так идеально сливающиеся с вибрацией откуда-то снизу.       — Хочу видеть, — отвечает он и скидывает окончательно джинсы со своих ног, следом за которыми летят носки и нижнее бельё. Чимин улыбается просто, прикусывая губу и внимательным взглядом облизывая ладное Чонгуково тело.       Они давно перестали стесняться друг друга, поэтому Пак без колебаний разворачивает своё полотенце, роняя его куда-то на пол, член его стоит крепко, потемневший от возбуждения. У Чонгука пульс резко подскакивает, когда он видит чуть отползшего назад Чимина с широко расставленными ногами. Также не упускает из виду он и конец фиолетовой пробки, что мелькает между двумя сочными ягодицами, идеально растягивая упругие стеночки специально для Чонгука.       Чон сглатывает шумно, проходясь языком по пересохшим губам, смотрит прямо в глаза напротив и улыбается.       — Боже, я чертовски тебя люблю.       Чимин усмехается.       — Я тоже тебя люблю. Но это далеко не всё, что я для тебя приготовил, — говорит он, затем переворачивается и ползёт через всю кровать, виляя аппетитно бёдрами из стороны в сторону и чуть сжимая в пальцах простынь, когда вибрирующая пробка слегка сдвигается внутри, посылая разряды удовольствия по всему телу. — Иди сюда. Ложись.       Чонгук опускается на колени позади Чимина, но вместо того, чтобы лечь, как было сказано, он тянется вперёд, касаясь руками идеальных округлостей чиминовских ягодиц, наклоняется и оставляет едва ощутимый поцелуй на копчике.       Он с упоением ловит сорвавшийся с чужих губ вздох и представляет восхищённо, сколько Чимин просидел вот так вот с такой занимательной игрушкой внутри, дожидаясь возвращения своего бойфренда.       — Дурак, я с-сказал лечь, — говорит Чимин, пока Чонгук мнёт одну ягодицу рукой, а другую легко прикусывает, дразня.       Младший усмехается, целует напоследок напряжённое бедро и укладывается всё же на спину. Он глаз не может оторвать от выгнувшегося Чимина, что-то ищущего в прикроватной тумбочке, потому тянется снова к желанному телу. Мягкость чужой кожи такая манящая, как и, впрочем, литые мышцы, восхитительно-прекрасно перекатывающиеся под этой самой кожей.       Чонгук ловит Чиминову талию и тянет на себя, из-за чего старший, ойкнув удивлённо, приземляется прямо на Чоновы колени, упираясь спиной в чужую твёрдую грудь. Гук усаживает своего парня между ног, из-за чего полувозбуждённый член тут же упирается в паковский копчик, и ведёт руками по торсу старшего. Он оставляет поцелуй за поцелуем на предоставленной шее и улыбается, когда Чимин голову наклоняет вбок и выдыхает судорожно.       — Ч-чонгу, чёрт возьми… — с лёгким смешком говорит Пак, руки его цепляются за простыни, когда тёплая ладонь на животе вырисовывает понятные лишь её хозяину узоры, а пальцы другой руки аккуратно массируют твёрдый сосок, — я п-пытался сделать кое-что особенное для тебя.       Чонгук мычит куда-то в плечо.       — Ты и делаешь, — говорит он, улыбаясь тому, что кожа Чимина вдруг становится горячее солнца там, где она соприкасается с чоновской, что каждый нерв в его теле, кажется, напряжён до предела, а мышцы сокращаются от каждого мягкого прикосновения. — Мне просто очень нужно чувствовать тебя.       Мягкий чиминовский смешок срывается в стон, а затем небольшая ладонь перехватывает руку Чонгука, не позволяя ей спуститься ниже и коснуться стоящего члена.       — О, поверь… своё ты получишь. Только не становись слишком твёрдым пока что, — Чимин поворачивается, и Чонгук видит, что тот держит что-то в своих руках.       Сердце заходится от предвкушения при одном только взгляде на резиновое эрекционное кольцо и баночку смазки в руках старшего. Чимин облизывается грешно-игриво, отодвигаясь немного назад и смазывая кольцо.       Дыхание у Пака всё ещё затруднённое, ноги дрожат слегка, и Чонгук представить даже не может, какой он сейчас, должно быть, чувствительный. Гук тянется вперёд, целуя Чимина, пока тот берёт аккуратно в свою руку его полувозбуждённый член и надевает на него кольцо. Губы их двигаются навстречу друг другу в каком-то ленивом темпе, языки встречаются на полпути.       Чонгук скользит рукой в Чиминовы волосы, сжимая их у корней, когда мягкая ладошка начинает мучительно-медленно дрочить ему по всей длине, большой палец с нажимом проходится по уретре, заставляя дёрнуться всем телом навстречу прикосновению.       — Подожди, — еле выдыхает младший, и Пак отстраняется, обеспокоенно глядя на него. — Можем… можем мы снять на видео это?       Глаза у Чимина становятся шире.       — Ч-что? Типа… секс-видео? — спрашивает он, на что Чон кивает, чувствуя, как румянец стыда обжигает его щёки. Чимин тоже слегка розовеет. — Да. Конечно.       — Ты не будешь чувствовать себя некомфортно, м?       — Нет, — тут же отвечает Чимин, надавливая рукой на чужую грудь, прямо там, где бешено бьётся сердце младшего. — Нет, совсем нет. Я просто удивлён. Я вроде… думаю, мне первому, наверное, стоило это предложить, — улыбается, — хотя я всё равно рад, что ты это сделал. Будем пересматривать каждый раз, находясь вдали друг от друга.       Чонгук внезапно начинает весь словно светиться и тянется скорее к своей камере, которую, к счастью, оставил на тумбочке рядом с кроватью. Он растягивается во весь рост, чтобы достать её, при этом не желая снимать Чимина со своих колен.       Он возится с этим дольше, чем нужно, отчаянно пытаясь не терять голову от того, как Пак начинает потираться о него, одна рука ласкает и гладит оба их возбуждения, скользящих друг по другу, а вторая убирает привычным жестом волосы с лица.       Чонгук поднимает камеру, прикусывая губу от того, с какой скоростью удовольствие разносится по его венам, а несдержанный стон так и застревает где-то в горле. Чонгук с трудом может смотреть на Чимина сквозь линзы фотоаппарата, на его голову, опрокинутую назад, и шальную улыбку, на бёдра, что движутся в каком-то извращённом ритме, помогая ему трахать собственную руку. Всё это заставляет до пульсирующей боли во всём теле желать поскорее оказаться в бархатистой узости Чиминового тела и запечатлеть каждую секунду. Наслаждение на лице старшего, его подобные волнам, разбивающимся о Чонгука, движения — возможность заснять всё это чертовски возбуждает.       Он делает фото, слыша в ответ тихий смешок и получая лёгкий удар по руке от своего парня. Ухмыляется.       — Прости. Не смог удержаться, — бормочет он, переключая фотоаппарат с камеры на видео и устанавливая его на тумбочке — там, где, он уверен, Чимин будет виден во всей своей красе.       Как только он заканчивает, Пак втягивает его снова в поцелуй, жадно скользя по всему его телу руками, а затем сползая вниз. Губы старшего не пропускают ни сантиметра мягкой кожи, оставляя на ней остывающие поцелуи. Устроившись между чужих ног, Чимин обхватывает рукой возбуждённую чоновскую плоть, стреляет горячими взглядами из-под дрожащих ресниц, высовывая язык и касаясь коротко потемневшей головки.       У Чонгука пальцы на ногах поджимаются, а руки в кулаках мнут простыни — своеобразная попытка слегка отвлечься. Член его такой невероятно чувствительный, сильнее намного, чем обычно, возбуждённый, налитый кровью и истекающий предэякулятом. Он твёрже камня в чиминовских руках, дёргается, когда старший дует прохладным воздухом на него, заставляя всего Чонгука вздрогнуть.       — Тебе хорошо, малыш? — спрашивает Пак, и Чон едва заставляет себя кивнуть, потому что голос совершенно отказывается работать, особенно, когда старший сначала целует дразняще головку, а затем растягивает губы в хитрой усмешке. — Кольцо не сильно тугое?       — Всё идеально, — говорит Чонгук, пальцами зарываясь в Чиминовы волосы. Он смотрит внимательно за тем, как язык, наконец, касается его, ведя широко по всем сторонам и на всю длину, а затем останавливается у верхушки и слизывает самым кончиком выступившую смазку.       Он продолжает смотреть на Чонгука, играясь с его членом, пропуская его в рот лишь слегка, затем сразу же отстраняясь, а после укладывается ниже на кровать, чтобы прихватить губами одно яичко, продолжая ласкать возбуждённую плоть рукой.       Чонгук буквально извивается на подушках и вынужденно отводит взгляд; если он продолжит наблюдать за всеми поистине адскими вещами, что творит умелый рот старшего, он просто спустит раньше, чем они успеют начать. Кольцо, к счастью, поможет продержаться гораздо дольше, потому что, чёрт возьми, заканчивать сейчас вот так вот не хочется совсем.       — Гук, — выдыхает Чимин, горячее дыхание резким потоком раскалённой лавы обжигает плоть, заставляя снова стонать разбито. Чонгук переводит взгляд на своего парня, довольно облизывающего свои губы, — ты можешь держать меня за волосы. Знаешь же, я люблю это.       Чонгук стонет, откидывая голову назад, но слушается и ныряет ладонью в шёлк Чиминовых прядочек.       — Чёрт… ты какой-то весь слишком, малыш, — хрипит он, а в ответ слышит лишь смешок, приглушённый собственным членом.       Он кидает короткий взгляд на Чимина, охотно берущего его в рот, на его губы, пухлые и покрасневшие, восхитительно скользящие по всей длине, а ещё Пак стонет так, словно ему едва ли не лучше самого Чонгука.       Продолжает упираться одной рукой в кровать, а другой тянется к талии младшего. Колени его проваливаются в мягкий матрас, втягивает старательно щёки, цепляясь за Чона и опускаясь как можно сильнее ртом на твёрдый член. Чонгук позволяет, наконец, сдерживаемым стонам вырваться наружу, пальцам — сильнее оттянуть мягкие пряди, чтобы услышать в ответ довольный вздох.       Чонгуковские руки сжимаются в кулаки, сильнее сжимая Чимина, но всё ещё достаточно аккуратно, чтобы серьёзно ему не навредить. Он оттягивает чужую голову за волосы назад, заставляя посмотреть прямо в свои глаза, и Пак останавливается. По-прежнему старательно втягивая щёки и туго обхватывая кольцом губ член, он ведёт языком вверх-вниз по всей длине, затем поднимает слегка голову, проходясь кончиком по головке, и только после отстраняется с влажным, звонким звуком.       Он подтягивается вверх, чтобы снова поцеловать Чонгука, позволить языкам встретиться, а рукам жадно исследовать тело напротив. Чимин оттягивает нижнюю губу младшего, отпуская её вскоре с довольной ухмылкой, и тянется затем за чем-то, что в последствие оказывается пультом управления от вибрирующей сейчас в нём анальной пробки. Чиминов умелый рот так отвлёк, что Чон и думать забыл об этой очаровательной вещице.       Вибрации прекращаются, и Чонгук смотрит на нависающего над ним хёна. Тот откидывает пульт в сторону, наклоняясь ближе, чтобы в очередной раз оставить горячий, слегка даже болезненный поцелуй, и Чон позволяет своей руке скользнуть мимо чужой талии к аппетитным ягодицам.       Пока Пак снова потирается о него, пальцы его дразняще проходятся по расселине, легко вытягивая пробку из сжимающейся дырочки, но не вынимая её полностью. А когда всё же вынимает, делает это предельно медленно, чтобы насладиться тем, как покладисто льнёт к нему Чимин, как распахиваются его губы и сыплются безостановочно стоны, стоит только игрушке заскользить вдоль его гладких стеночек внутри.       То, как он вздыхает при этом и упирается лбом в плечо младшего, заставляет сердце последнего разрываться от переполняющих чувств, а кровь мчаться быстрее. Он отбрасывает пробку, и Чимин тянется за смазкой, пока чужие пальцы дразнят его дырочку, мягкую и растянутую благодаря игрушке и всё ещё влажную от смазки.       Чимин осыпает всего Чонгука поцелуями, пока одна из ладошек, немного трясущаяся и невозможно нетерпеливая, смазывает чоновский член.       — Мне так хорошо, когда ты внутри, Гук, — мурчит он, зацелованными губами касаясь покрасневшего ушка младшего. — Такой твёрдый для меня, малыш, такой большой.       Чонгук хватает Чимина за загривок и тянет на себя, вновь захватывая его губы своими, с удовольствием смакуя на кончике языка стоны старшего, когда в того проникают пальцы. Очевидно, пробка его и так достаточно растянула, однако Чонгук не может сопротивляться желанию немного подразнить своего хёна, невероятно нуждаясь в ощущении сжимающихся вокруг его пальцев горячих, приглашающих в свою мягкость и податливость стеночек.       Они сталкиваются лбами, обжигая друг друга горячим дыханием, и Чонгук хватается сильнее за напряжённые бёдра старшего, чувствуя, как болезненно пульсирует собственный член. К счастью, Чимин, кажется, нетерпелив в той же степени.       — Собираюсь как следует тебя объездить, малыш, — говорит Чимин, звуча слегка безумно и очень разбито, и тянется к чоновской давно готовой ко всему плоти. — Хочу хорошенечко обкатать твой большой член… Очень хочу почувствовать тебя внутри.       Чонгук перемещает руки на Чиминовы рёбра, когда тот отстраняется слегка, устраиваясь точно над стояком младшего. Он давит головкой на предвкушающе расслабленную дырочку, направляя прямиком в себя, и Гук смакует вид опускающегося на его член Пака, приоткрытых губ, с которых срываются довольные, мягкие стоны.       Он очень горячий и узкий на Чонгуке, теснее обычного, благодаря кольцу на чоновском члене, которое делает его более твёрдым и толстым, чем обычно, и — вишенка на торте — более чувствительным к каждому малейшему движению. Ощущение, будто нервные окончания находятся в огне, поэтому приходится прикрыть глаза и дышать глубже, чтобы хоть немного успокоиться.       — Нормально? — спрашивает Чимин, голос его такой же дрожащий и срывающийся, как сам Чонгук. — Ты же не чересчур чувствительный?       Чонгук машет головой и едва разлепляет глаза.       — Нет. Всё прекрасно. Ты… прекрасен, — он ведёт руками по паковской спине, спускаясь к его ягодицам и сжимая их, улыбаясь, когда слышит смешок в ответ. — Боже, ты так классно выглядишь сейчас.       У Чимина щёки слегка розовеют от таких слов, а у Чонгука сердце, кажется, останавливается. Приятно знать, что даже с чужим членом в заднице, Чимин до сих пор так мило реагирует на комплименты в свою сторону.       — Ощущения что надо? — спрашивает Чон, и старший в ответ двигает бёдрами. Голос ломается и застревает где-то в горле, когда Чимин привстаёт, а затем так же медленно опускается обратно на чоновский член, издавая при этом самые восхитительные на свете стоны.       — Ч-чёрт, Чонгук… — Чиминовы руки, упираясь в широкие плечи младшего, помогают ему держать равновесие, взгляды неожиданно крепко приковываются друг к другу, — боже… ты такой… — он дышит глубоко, наклоняясь ближе и утыкаясь своим лбом в чоновский, — такой… — очередной звонкий шлепок кожи о кожу на особо глубоком толчке, — большой.       Чонгук ведёт пальцами вдоль позвоночника, оставляя после себя покалывающие ощущения и стайки мурашек, прижимая их тела ближе друг к другу. Чиминовы стеночки тёплые и влажные, каждым своим сантиметром жадно обхватывающие потирающийся о них член, гостеприимно принимающие до невозможного глубоко. Чонгук закусывает губу, наблюдая за тем, как его плоть раз за разом исчезает в старшем.       Чимин намеренно то сжимается, то расслабляется на члене младшего, добавляя новых красок в своё возбуждение, и заставляя самого Чона несдержанно дрожать. Он перемещает широкие ладони на свои ягодицы, заставляя их сильнее сжать, и Чонгук послушно вцепляется в мягкую плоть, широко разводя упругие половинки.       Пак стонет, отстраняясь, чтобы посмотреть на парня под собой, пропуская свои волосы через растопыренные пальцы и на прежней скорости скача на чужих коленях. Свободная рука опускается на широкую грудь младшего, находит один из возбуждённых сосков и дразняще играется с ним, потому что Чонгук так чувствителен к подобным прикосновениям.       Чон откидывает голову на изголовье кровати, крепко зажмуриваясь и открывая рот в немом крике, всё его тело дрожит и резонирует, когда Чимин в очередной раз касается обоих его сосков, потирая до тех пор, пока оба они не становятся возбуждённо-напряжёнными.       Младший лужей под Паком растекается, отдаваясь безвольной марионеткой в чужие руки, но упорно продолжает ловить каждый рваный выдох старшего, когда тот поднимается и опускается на его член восхитительно медленно, снова идеально сжимая свои мягкие стеночки внутри. Он очень любит дразниться вот так, доводя до болезненного края, а после позволяя взять то, что им обоим так нужно.       И Чонгук любит это тоже. Он обожает, когда Чимин прижимает его руки за запястье к стене, соскальзывая с плоти до тех пор, пока только одна головка не остаётся в этой тугой и влажной дырочке.       Способность дышать словно бы забывается, когда Пак смотрит вот так и медленно опускается обратно на крупный член, обхватывая крепко и тесно. Громкость чоновских стонов могла бы быть смущающей, если б ему не было так всё равно на всё, кроме кроющего его с головой удовольствия.       — Ощущения что надо? — игриво чоновской фразой спрашивает Чимин, едва слышно выдыхая слова и опускаясь ниже, скользя ладонями вверх по рукам младшего к его груди и трахая себя в новом темпе.       Чонгук, кажется, забывает, как говорить, язык отказывается слушаться с каждым новым градусом, на который повышается температура его тела, заставляя кожу гореть. Он кивает и чувствует улыбку Чимина, когда целует его жадно.       — Ты такой хороший у меня, — выдыхает Чимин, опаляя своим дыханием лицо младшего. Тот очень хочет держать глаза открытыми, чтобы видеть всё, но парень его вдруг увеличивает скорость, с громкими шлепками опускаясь на плоть по основание, так что чужой пах встречается с его ягодицами, так что Чонгук может лишь беспомощно откинуть голову назад, не прекращая стонать и чувствуя, как от наслаждения поджимаются пальцы на ногах. — Дотронься до меня, малыш.       Чонгук давится собственным дыханием, руки его сразу же находят чиминовские ноги, и его бёдра, и задницу. Они даже добираются до груди, а затем к спине, притягивая старшего ближе, чтобы губы смогли захватить чувственно один из сосков, Чон лижет его коротко, кусает и всасывает, пока он не твердеет. Тело дрожью пробивает от того, как трепещет над ним Чимин, мычит и стонет, прижимает за волосы голову к своей груди, чтобы те самые губы продолжали делать ему всё так же хорошо.       — Т-так чертовски… это так… Гук, — снова стонет Чимин, что заводит Чона сильнее, и он продолжает нежно оттягивать и посасывать твёрдый сосок. Однако Пак отстраняет его голову, встречаясь своими глазами с чоновским взглядом, и целует, шепча прямо в губы, — я такой чертовски… мокрый для тебя прямо сейчас.       Голова кругом идёт из-за слов старшего, которые подталкивают Чонгука опустить руку вниз, чтобы начать дрочить Чимину в темпе движений его бёдер, не без удовольствия замечая, что паковский член уже скользкий невероятно из-за выступившей естественной смазки. Он правда так намок лишь от ощущений Чонгука внутри.       Однако Пак останавливает своего парня, отталкивая его руку и чуть отодвигаясь, чтобы посмотреть на Чона, глядящего в ответ удивлёнными, покрытыми поволокой глазами.       — Не надо, — говорит Чимин, замирая на мгновение, — не там. Хочу кончить без прикосновений, малыш. Хочу показать тебе, какие чудеса со мной творит… один только твой член.       Чонгук сглатывает тяжело и кивает, сжимая ягодицы старшего, когда тот опять начинает двигаться. Он так возбуждён, что даже больно, но они оба знают, что это чувство в любом случае приятно. Им обоим. Они обожают тянуть до самой последней секунды, ждать так долго, как только могут.       Руки Чимина теснее обхватывают шею младшего, обнимая его, прижимая их горящие тела друг к другу; несмотря на то, что проваливается коленками в мягкую кровать, умудряется как-то вертеть тазом, меняя углы и подбирая самый правильный, самый нужный, идеальный. Он скачет на младшем снова, в этот раз сильнее и быстрее, держась за парня, как за спасательный круг.       Ногти царапают кожу на чоновской спине, а громкий стон разносится по всей комнате вместе с резким шлепком ягодиц о бёдра. Член Чонгука раз за разом потирается о простату Чимина, заставляя всё его тело напрягаться. Пак упирается одной рукой в изголовье, сильно сжимая пальцы на нём, и наклоняется ниже за очередным поцелуем, продолжая двигаться так, что твёрдая плоть беспощадно таранит тот самый комочек нервов внутри, заставляя мышцы каменеть, и его собственную плоть дёргаться.       Чонгук послушно приоткрывает рот, встречаясь своим языком с чиминовским, упирается рукой в постель, чтобы иметь возможность подмахивать толчкам Чимина. Он гонится за собственным оргазмом, входя так глубоко в трепещущее нутро, как только может, смакуя пошлые шлепки влажных тел и стоны, гуляющие от его рта к губам Пака.       Старший такой восхитительный, и Чон не теряет возможности сообщить ему об этом в перерывах между поцелуями — тихо и задушено, но всё же бормочет, какой он узкий, какой чертовски любимый, какой до безумия возбуждающий своими выстанываниями чоновского имени и восхитительными движениями на его члене.       Паковская дырочка сжимается снова, член его зажат между двумя напряжёнными телами, потирается о их твёрдые животы и истекает смазкой. Мышцы на бёдрах уже буквально горят, но он продолжает целовать Чонгука. Ногти оставляют после себя красные полосы на взмокшей спине. Чон безумно стонет имя любимого снова и снова.       Чимин кончает на их животы, продолжая двигаться на толстом чоновском члене до тех пор, пока младшего и самого не накрывает оргазм, растраханная дырочка потрясающе сжимается на перевозбуждённой плоти, щедро заполняющей Пака горячей спермой, кажется, до самых краёв.       У Чонгука яркая вспышка перед глазами, когда он кончает, сильнее и интенсивнее, чем когда-либо, пальцы оставляют темнеющие синяки на ягодицах его бойфренда. Чимина над ним трясёт неконтролируемо, дыхание его тяжёлое и затруднённое, руки внезапно теряют всю силу, не в состоянии и дальше держаться за Чона.       Какое-то время ни один из них не двигается, опасаясь, что голова совсем пойдёт кругом, заставляя окончательно потерять ощущение собственного тела. Ощущение, будто они на бешено вертящейся карусели, а в ушах от такой скорости застрял один лишь противный писк. А затем Чимин садится ровно, чтобы посмотреть на Чонгука, едва заметно улыбаясь.       Чон наблюдает с любопытством за тем, как старший берёт свой телефон, отстраняется, чтобы сфокусировать камеру на лице младшего. С широченной улыбкой он делает фото и откидывает устройство в сторону.       — Люблю смотреть на такого тебя, — говорит он и наклоняется, целуя своего парня, — эти розовые щёчки милые невероятно.       Чонгук, не убирая рук с бёдер старшего, следит за тем, как тот приподнимается, вставая с начинающего обмякать члена, как снимает с него аккуратно кольцо, отбрасывая в сторону, и садится обратно, не двигаясь.       Чону требуется время, чтобы насладиться видом Чимина, его гибким, рельефным телом. Он ведёт взглядом по его груди, блестящей из-за выступившего пота, к влажным волосам, торчащим в разные стороны, а затем обратно вниз к бёдрам, украшенным теперь тоненькими линиями белёсой спермы, вытекающей из него. Перед Чонгуком он не стесняется уже, ему нечего скрывать, к тому же, знает, как младший обожает вот так вот смотреть.       — Я люблю тебя, — снова говорит Чон, втягивая в долгий поцелуй. Он использует все оставшиеся силы, чтобы оттолкнуться от кровати, чтобы поменять их местами и прижать старшего к матрасу.       Очень скоро они становятся спутанным клубком из конечностей и двух тел, сплетённым очень туго. Губы их касаются друг друга в очень слабых поцелуях, до невозможного ленивых из-за накатившей усталости.       Кожа их остывает быстро, делая из них сплошной липкий беспорядок, но выпутываться из объятий друг друга не хочется совершенно. Пока нет. Сейчас хочется посмаковать каждую их оставшуюся в Японии минутку.              А когда позже Чонгук вырезает эту часть из остального отснятого во время отпуска материала, чтобы создать их собственное частное видео, он оставляет каждую секунду того, как они долго и тесно обнимаются.       Как и сказал Чимин, когда бы они ни путешествовали друг без друга, у них будет эта запись, и Чонгук определённо хочет иметь подобное напоминание о том, какое это невероятное чувство — держать старшего в своих объятиях.