Здравствуйте, Тодороки-сан.

— Здравствуйте, Тодороки-сан. Стальной и уверенный голос заставил Тодороки Шото оторваться от рабочих документов и встретиться со спокойным взглядом ало-золотистых глаз. — Добрый день, Бакугоу-сан, рад вас видеть. Я пока что посижу в своём кабинете, поэтому можете сегодня начать с восточного крыла. Шото окинул взглядом знакомую девушку, которая, как ему было известно, просто обожает его собственный двухэтажный дом со всеми многочисленными комнатами, коридорами, чердаками и кладовками. — Как скажете, Тодороки-сан. Она с точёной покорностью отдаёт Шото поклон и, развернувшись к двери, выходит из кабинета, напоследок мелькая своими соломенными длинными волосами и подолом чёрного платья с белым бантом от фартука на пояснице. Типичная горничная с нетипичным характером. Сейчас между ними были обычные коммуникативные связи, которые только могут быть между хозяином роскошного особняка и скромной вежливой горничной, долгое время работающей в этом особняке. Но так уж случилось, что месяц назад эти двое в компании друг друга распили пару бутылок шикарного испанского вина, и после этого понеслись откровения, на которые не смогли повлиять какие-либо стопорящие усилия. Тодороки узнал, что Мицуки Бакугоу после неудачного брака стала предпочитать женщин, а Бакугоу узнала, что Тодороки с самого детства любит мужчин. Тодороки узнал, что Бакугоу не может жить без уборки, а именно без уборки в доме Шото, после чего Мицуки тут же услышала, как же Тодороки рад, что у него есть такой перфекционист в сфере домашних услуг. Вообще этот вечер никак не отразился на их дальнейшем взаимоотношении. Мицуки продолжала молча и качественно убираться, а Шото — платить ей за уборку и иногда интересоваться её здоровьем. Но Шото чувствовал, что лично с ним всё было не так гладко. — Тодороки-сан, проснитесь, пожалуйста. Шото, с большим усилием открыв глаза, встретился лицом к лицу с Бакугоу. Она, наклонившись слишком близко, изучающе смотрела на Тодороки, из-за чего Шото тут же почувствовал себя неловко. — Вы снова заснули за своими дурацкими документами. Её светлые брови нахмурены, а губы, которые были накрашены тёмно-алой помадой, сомкнуты в одну линию. Мицуки заметно злилась. Пробудилась нетипичная горничная с типичными женскими замашками. — Это моя работа. Шото устало окинул взглядом пачки бумаг, которые стояли буквально со всех сторон. Это всё напоминало крепость, которая должна была защищать Тодороки от таких людей, как Мицуки. Но на самом деле подобная идея несла за собой одну лишь сплошную бесполезность. — А это ваше здоровье. Горничная отстранилась от Тодороки и поставила на стол что-то маленькое, напоминавшее баночку с лекарством. Но ни названия, ни состава, ни чего-то ещё на упаковке не было. — Вы же ночью плохо спите, верно? Я заметила. Делюсь с вами моими проверенными таблетками. Если поможет, то могу сказать вам название. Мицуки, ещё раз окинув Шото недовольным взглядом, покинула комнату, не сказав больше ни слова. В поле зрения Шото вновь промелькнули чёрный подол и белоснежный бант. На этом всё. Мицуки уходит, и Шото снова остаётся один в этом огромном пустом доме. Недоверчиво покосившись на миниатюрную баночку, Тодороки лишь обречённо вздохнул. — Что ж, может быть, хотя бы наконец-то высплюсь.

***

— Здравствуйте, Тодороки-сан. Стальной голос с заметными нотками раздражения заставил Тодороки Шото оторваться от рабочих документов и встретиться со спокойным взглядом ало-золотистых глаз. — Добрый день, Баку… И дальше Тодороки замолчал, слегка прикусив от недоумения нижнюю губу. Его глаза начинает резать знакомый и в то же время незнакомый образ, из-за которого руки забывают про то, что они должны держать документы, и те само собой успешно падают на пол, разлетаясь в разные стороны. Бумага долетает и до порога комнаты, в котором застыло нечто чрезмерно похожее на Мицуки. Перед Тодороки непонятно откуда возник парень, который только что поздоровался с ним в манере Мицуки. Почти в её манере, если особо не прислушиваться. Перед Тодороки и сейчас продолжает стоять парень, который хрен пойми зачем надел платье горничной, взял её принадлежности для уборки и сейчас без каких-либо эмоций пялится в ответ, облокотившись двумя руками на заниженную ручку швабры. Всё именно так. Те же самые соломенные волосы, только сейчас они короткие, иглообразные и торчащие в разные стороны. Те же ало-золотистые глаза, но только в этих уже зреет ядро раздражения и неуместного смущения, и те же хмурые тонкие брови под цвет волос. Куда же без них. Нет пышной груди, но есть рельефные руки. Нет чёрных чулок, но есть огромные чёрные кожаные ботинки с толстой подошвой и в меру накаченные ноги. Перед Тодороки непонятно откуда возник парень в платье горничной, готовый начать убираться в его кабинете в любой момент, и Тодороки начинает думать о том, что он в край ебанулся. — Грёбаная работа. Мне нужен отпуск. Тодороки наконец-то смог перестать глазеть на парня и, присев на диван, на котором он в последнее время засыпал каждые полчаса, принялся массировать виски, стараясь думать о чём угодно, лишь бы не о том парне. О парне, который сейчас, подойдя к его любимому огромному зеркалу, начал интенсивно мыть его практически чистую поверхность. Тодороки знал это, потому что снова переместил свой взгляд сначала на чёрный подол платья, который сейчас был заметно короче, а после на оголённые бледнокожие бёдра. Мужские оголённые бледнокожие бёдра, которые заметно напряглись из-за того, что парень пытался достать до самого верха зеркала. — Кто ты такой? И в этот же момент к ногам Шото падает бейдж с надписью «Бакугоу». Знакомая фамилия у незнакомого парня в платье, которое обычно носит его тридцатипятилетняя горничная. Всё это происходит в его доме. Всё это может означать только одно: Тодороки точно ебанулся. — Что ты здесь делаешь? Парень резко перестал тянуться к самым верхним несуществующим пятнам на зеркале и, вновь полностью опустившись на пол, развернулся к Тодороки с таким видом, будто считает его самым тупейшим созданием во всём мире. Дерзкие ало-золотистые глаза зациклились только на лице Тодороки, которое на данный момент выражало растерянное недопонимание и искренний интерес. — Я здесь ещё и пяти минут не провёл, а ты…то есть, прошу прощения, вы меня уже заебали. Он, не дожидаясь ответа, скомкал в руке тряпку и выкинул её в сторону порога. Тодороки тут же подумал, что парень сейчас уйдёт, но Бакугоу всего лишь снова отвернулся и, взяв в руки миниатюрную метёлку, принялся смахивать пыль с книжных полок, рабочего стола и прочей мебели, которую Тодороки почему-то видел очень размыто. Шото абсолютно не знал, как дальше продолжать разговор, но даже эта неуверенность не помешала ему встать с дивана и со спины приблизиться к Бакугоу, который уже будто бы и забыл, что находится в комнате не один. Сначала Тодороки молча рассматривал не слишком широкие плечи, которые обвивали белоснежные лямки фартука. После взгляд Шото прошёлся по бледным рукам: акцентируя внимание на розоватых локтях, он плавно перешёл к изучению кистей рук и недлинных пальцев. Когда Бакугоу взялся за швабру, Тодороки решил найти самую дальнюю точку комнаты и рассмотреть всё ещё раз в полном объёме. Забравшись на один из подоконников, Шото, слегка наклонив голову вбок, ещё раз просканировал взглядом Бакугоу от самых ботинок и до макушки волос, а после незаметно даже для самого себя устремил взгляд на заднюю часть платья. Если сейчас он сделает хотя бы один наклон вперёд, то Тодороки начнёт думать об увольнении Мицуки. А если этот наклон будет слишком глубоким, то Тодороки вряд ли сможет и дальше держаться на уровне безучастного равнодушия, который у него и так хило сбалансирован на данный момент. И Бакугоу решает наклониться. Непонятно зачем. Вроде бы ему нужно было вымыть под столом или что-то поднять. Тодороки не думает, что это было сделано специально. Но если это так, то хотя бы у него есть оправдание. Оправдание для всего, что стало происходить после этого наклона. Бесшумно спрыгнув с подоконника и незаметно подойдя к Бакугоу сзади, Тодороки начинает выжидать момент, когда Бакугоу начнёт мыть пол именно в том месте, на котором его задница сама упрётся в Тодороки. Шото рассчитал — это будет прямое попадание в пах. И плевать, что произойдёт дальше. У него уже достаточно стоит в узких брюках для того, чтобы Бакугоу сразу же почувствовал наступление тотального пиздеца. Но всё пошло не по плану Тодороки. Когда до намеченной цели оставалось буквально несколько сантиметров, Бакугоу неожиданно выпрямился и отбросил в сторону швабру. Из-за внезапного шума Тодороки отступил назад, и его мимолётное колебание было сразу же замечено. Бакугоу действовал быстро. Намного быстрее Тодороки, который как раз из-за чрезмерной осторожности самолично провалил свой же план. Он не стал выжидать, когда Шото сдвинется со своего места: крепко схватив его за запястье, Бакугоу ринулся к дивану, который, как показалось Шото, теперь стоял намного ближе к ним. Бакугоу не стал швырять Тодороки на диван, хотя он мог бы это сделать без особых усилий. Он резко остановился, а после, медленно развернувшись к едва соображавшему Шото, опустил свой взгляд ниже чужого пояса. Нахальная ухмылка, и у Шото окончательно слетают все последние тормоза. Ему почему-то очень сильно захотелось дать хлёсткую пощёчину по этой незнакомой, но уже чертовски раздражающей физиономии, но вместо этого Тодороки коснулся ладонью свободной руки чужой щеки и, слегка сжав её пальцами, зафиксировал голову Бакугоу в одном положении. После неожиданного доминирования Тодороки последовало слегка растерянное состояние Бакугоу. Шото, воспользовавшись его замешательством, выдернул собственную руку из чужой хватки и обхватил ею талию Бакугоу, прижимая того к себе. — Попался. Цепко ухватившись одной рукой за белый бант фартука, а другой за скулу Бакугоу, на которой уже ёрзал подвижный желвак, Тодороки, не прерывая зрительного контакта с двумя ало-золотистыми огнями негодования, на пару секунд затаил собственное дыхание, чтобы услышать, как из-за сильного давления на грудную клетку похрипывает Бакугоу. Тодороки, ослабив хватку на талии, тем самым дав Бакугоу немного отстраниться от себя, тут же, приподняв подол платья, ухватил его за ягодицу и, предотвратив очередное недовольное ругательство, накрыл чужие губы своими. Поцелуй вышел болезненным для Тодороки, так как его укусили за нижнюю губу, и опасным для Бакугоу, так как после этого поцелуя Шото нацелился на диван, прихватив за собой и прижатое к себе чужое тело. Бакугоу специально как можно сильнее грохнулся на Тодороки, из-за чего тот мгновенно расслабил руки, дав Бакугоу возможность снова свободно двигаться. — Ты вообще в курсе, что у тебя стоит на меня, ублюдок? — схватив Тодороки правой рукой за щёки и подбородок, Бакугоу посильнее надавил пальцами на челюсть, вызывая чужой сдержанный стон. После этого Бакугоу почувствовал, как с правой стороны подол платья поднимается вверх вместе с чужой рукой, которая сначала приятно прошлась горячей ладонью по бедру и тазовой кости, а после переместилась на резинку обтягивающих боксёров сбоку от паха. Немного оттянув её от тела, Тодороки юрко просунул руку под ткань, начав напористо поглаживать вокруг паха. Следя за реакцией Бакугоу, который за это время лишь тихо выдохнул и ослабил свою хватку, Шото засунул левую руку под подол платья и одновременно с правой дотронулся через ткань боксёров до члена Бакугоу. — А как насчёт тебя? Бакугоу сейчас бы с удовольствием послал бы Шото ко всем чертям собачьим, но вместо привычных ругательств Тодороки получил ответный сдавленный стон. Тодороки понял, что Бакугоу тот ещё хитровыебанный засранец. Но даже если вы хитровыебанный засранец, то всё равно ни за что не сможете защищаться благим матом, когда человек, на которого этот мат должен был вылиться, припустив ваши трусы, начинает дрочить в обе руки, совершенно по-блядски заглядывая в ваши глаза. Тодороки знал, что Бакугоу не сможет. Не сможет дать отпор, но точно после этого даст ему что-то другое. Тодороки рассчитывал, что это будет задница Бакугоу, которая всё это время прячется под чёрным подолом. Наверное, здесь стоит поспорить над тем, кто ещё из них хитровыебанный засранец. Пока Шото продумывал все детали своего нового плана, активно надрачивая уже твёрдый чужой член, Бакугоу разрешил себе расслабиться. Сидя на Тодороки сверху, он даже позволил тому коснуться горячими губами его кадыка и пройтись неуместно нежными поцелуями по обеим ключицам, которые практически полностью выглядывали из-под выреза платья. Тодороки млел от такой доступности, пока Бакугоу начинал ловить первые вибрации оргазма. Тодороки, облокотившись на спинку дивана, уже чувствовал, как у него начинает болезненно ныть собственный пах от такого ахуенного Бакугоу. — Как тебя зовут? Это было тихо. Слишком тихо для того, чтобы приглушить стоны с постепенно разрастающейся громкостью, но, как оказалось, Бакугоу услышал. Он, наклонившись к Тодороки, сам полез за поцелуем. Когда их губы снова вцепились друг в друга, дав волю обоюдному медленному контакту языками, слегка онемевшая правая рука Шото осилила финальные движения. Бакугоу кончил, пачкая подол платья. Он сдержанно простонал в полуоткрытый рот Шото, а после выдохнул на его влажные губы: — Позже скажу, грёбаный ублюдок Тодороки-сан. После этих слов Шото заметил самодовольную ухмылку на чужом лице, которое с каждой секундой теряло свои очертания. Лишь ало-золотистые глаза и эта ухмылка держали сознание Шото, одновременно каким-то образом завладев и его телом. Тодороки смог только на мгновение закрыть глаза, а когда снова их открыл, то зажмурился из-за внезапного яркого солнечного света. Перед Шото было его огромное окно и не было парня с фамилией Бакугоу. В горле пересохло, низ живота болезненно ныл, и, пожалуй, это были единственные следы уходящей ночи. — Тодороки-сан. Шото передёрнуло настолько, что он даже тихо выругался. Заметив чёрное платье и белый фартук, Тодороки смутился ещё больше, пугая своим поведением Мицуки, которая зашла в комнату Шото, потому что тот привлёк её внимание своим достаточно громким сном. — Тодороки-сан, прошу прощения, я думала, что вы здесь с мужчиной, но, не найдя чужой обуви и одежды, я всё-таки решила зайти. Вам приснился кошмар? Шото чувствует, как впервые за последние десять лет начинает краснеть. Кошмар? Если так, то это самый ахуительный кошмар в его жизни. — Вам плохо, Тодороки-сан? Шото понимает, что не может оторвать взгляда от чёрного платья и грёбаного белоснежного фартука. Шото отрицательно мотает головой и, закрыв глаза, считает до десяти. Когда он находит силы для того, чтобы заговорить, Мицуки его перебивает. — Тодороки-сан, я весьма обеспокоена вашим здоровьем, но вижу, что вам удалось поспать ночью. Она едва заметно улыбнулась, наблюдая, как Тодороки зевает в кулак. — Да, спасибо, таблетки помогли. — Я рада, Тодороки-сан, не могли бы вы и мне немного помочь? Тодороки, стараясь не смотреть на горничную, одобрительно кивнул. — Я уезжаю на неделю из города, но вам не стоит переживать из-за состояния дома. Я нашла себе временную замену по точно такой же цене. Горничная подошла к открытой двери и кого-то тихо позвала. Послышалось что-то вроде «Кацу, бегом сюда». Тодороки, который всё это время рассеянно смотрел на одеяло, заметив, что женщина отошла от кровати, приподнял голову и устремил взгляд на порог комнаты. Сначала он увидел большие чёрные ботинки на невероятно толстой подошве. После взгляд зацепился за короткие пальцы рук, виднеющиеся из-под выреза футболки острые ключицы и слишком выпирающий кадык. У Шото снова заныл живот, а Мицуки радостно сообщает: — Тодороки-сан, это мой сын Кацуки Бакугоу, и он будет очень рад поработать у вас во время моего отсутствия. Тодороки устремил свой взгляд в ало-золотистые глаза и перестал видеть что-либо, кроме них и пепельно-блондинистых торчащих во все стороны волос. Шото снова видит непосредственный вызов в диком взгляде и наглую ухмылку. Шото снова слышит этот уже знакомый голос, когда Кацуки, сделав шаг вперёд, оказывается в нескольких сантиметрах от него и с фальшивой вежливостью произносит: — Здравствуйте, Тодороки-сан.